Анна Белинская
Хочу от вас ребенка

Глава 1.

Алена

– Доволен? – я раздраженно шибанула по кнопке вызова лифта. – Теперь вот это – твой ежедневный рацион, – кивнула на расхлябанно зажатый в пальцах брата рецептурный бланк, после чего перевела взгляд на цифровое табло, нервно притопнув носком розового «крокса».

 Оба лифта ожесточенно кем-то использовались и не торопились нас подбирать, чем сильнее выводили меня из себя. Я хоть и знала, что старшая медсестра Ада Адамовна прикроет мое временное отсутствие на рабочем месте, но лишний раз злоупотреблять ее расположением не хотелось. Все-таки прозвище «Адовна» она получила не столько и не только за имя-отчество…

– Угу, – равнодушно пробурчал Пашка, не отрываясь от экрана своего гаджета в тот момент, когда лифтовая кабина гостеприимно распахнула перед нами двери.

Наконец-то!

Я облегченно выдохнула и влетела внутрь первая. Следом свою тушу лениво втащил мой брат. Сто восемьдесят с лишним сантиметров моих нервов и семьдесят килограммов придури!

Как только двери лифта сомкнулись, я продолжила свою воспитательную тираду:

– Ну что «угу»? По-твоему, все это шутки? – я снова кивнула на рецептурный бланк, но Пашка снова этого не увидел. Он по-прежнему зависал в телефоне, и ему было откровенно плевать: и на мои воспитательные потуги, и на всю ситуацию в целом. Без шуток, я скоро забуду его лицо, оно постоянно опущено к экрану гаджета.

– А я тебя предупреждала! Предупреждала…

– Ну начинается… – брат закатил глаза и ударил пальцами по кнопке первого этажа. Я вытянула руку и нажала второй для себя. – Давай не будем, а? Ниче же страшного не случилось, – пробасил семнадцатилетний «ребенок».

Я поморщилась.

Вскинув голову, пробежалась глазами по «мужику», в который раз убеждаясь: этот конь – мой брат-одиннадцатиклассник.  Мне стоило бы давно привыкнуть к этому факту, но каждый раз, когда дома за моей спиной басил мужской голос, я вздрагивала. Не удивительно, ведь я подсознательно знала, что кроме меня и младшего брата в квартире никто не проживал, так откуда взялся этот долговяз? Когда тощий и мелкий Павлик успел так вымахать?

Брату семнадцать, нажранные харчи у него пошли в рост. Он красавчик, паршивец и жуткий пофигист!

Мне тридцать пять, я ответственна, находчива и мой рост – без одного сантиметра 160, а вес… пятидесятикилограммовый мешок картошки весит больше, чем я.

Где справедливость? Где равномерное распределение наследственности?

Я с девятого класса балансировала на уровне сорока восьми килограммов, которые однажды упали до критических сорока. Это был не самый лучший период моей жизни, воспоминания о котором тугим болезненным комком оседали в горле.

Сглотнув, я злорадно пригрозила:

– ФГДС покажет.

– Че? – Пашка сдвинул к переносице брови и недоверчиво покосился на меня.

– Кишку глотать пойдешь – вот че. Там и посмотрим, случилось че или нет, – произнесла в его манере, глядя на цифровое табло, отсчитывающее этажи. Ну что же так медленно, когда очень надо?!

– Ну и че? – усмехнулся брат. – Че я, принцесса какая? Ну глотну я твою кишку – нефиг делать. И ниче там не найдут, – гордо расправил плечи и, кажется, стал еще выше.

– Ну-ну, – закивала я и вспомнила слова гастроэнтеролога Ольги, у которой пять минут назад были на приеме.

Помнится она рассказывала, что к категории самых паниковатых и бздатых пациентов, сбегающих прямо со стола перед началом неприятной процедуры, относится как раз-таки «сильный» пол. В обмороки тоже чаще всего сваливались мужчины, и они же проклинали врача-специалиста после процедуры.

– Постригись, что ли, – скривилась, бросив взгляд на торчащие в разные стороны лохмы брата. Вскинула руку, чтобы пригладить, но вовремя вспомнила – не дотянусь.

– Стайл, че… – Пашка медленно провел пятерней по космам и ловко откинул их назад. Ну позер!

– Че! – Передразнила, скорчив лицо. – В армии побреют.

– У меня плоскостопие, – не растерялся в ответ младший Волков.

Он дьявольски мне улыбнулся, а потом вернул свое внимание телефону.

– Ну да, плоскостопие головного мозга, – я не осталась в долгу, выбивая из братца смешок. – Не забудь зайти в аптеку, – выхватила из Пашкиных пальцев рецепт, в который уткнулась глазами.

Балбес малолетний! Семнадцать лет, а уже гастрит!

А все потому, что питаться надо дома и нормальной пищей, а не фастфудом из сетевой забегаловки и чипсами с колой.

Ну разве я такому детине указ? Он и дома пожрет, и с пацанами пищевым шлаком отшлифует, а потом – «сис, дай че от живота».

Хоть бы не язва, Оля вот подозревает…

Тяжело вздохнула, глядя на обойный рулон с назначениями своей коллеги и приходя от этого в ужас.

– Ага, – безучастно пробурчал Пашка в тот момент, когда лифт остановился, очевидно, подбирая попутчиков. Кабина слегка пошатнулась. – Так вы че, будете сегодня Уши поздравлять? – внезапно спросил он, не отрываясь от переписки в своем гаджете.

Резко подняла на него глаза, намереваясь шикнуть на балбеса. Мы, вообще-то, не дома, а у меня на работе, где я приличная сотрудница, а Уши – мой начальник и зав офтальмологическим отделением, в котором работаю около пяти лет.

Но, не донеся эту информацию до брата, мой рот замер в позиции «О», а глаза ненормально распахнулись – в кабинке стало на одного человека больше. Им, по закону вселенской несправедливости, оказался Зайцев Иван Романович. Тот самый Ушастый и заведующий моим отделением, мимо которого незамеченным не пролетит даже комар.

Глава 2.

Алена

Вполне просторный лифт мгновенно сжался до размера спичечной коробки.

В реальности между нами совершенно точно оставался как минимум метр, но у Зайцева от природы была такая подавляющая, осязаемая аура, что ощущалось так, будто он впечатался прямо в меня.

Ни улыбки, ни кивка. Только тяжелый взгляд, демонстративно отсканировавший меня с ног до головы и застывший на моём вспыхнувшем лице. Точнее на губах, которые оставались изумленно приоткрытыми.

Ну да, я не в отделении… И что такого криминального?

Мысленно напомнив себе, что никакой закон я не нарушила, подобралась и расплылась в вежливой, насколько смогла, улыбке, пропев:

– Здравствуйте, Иван Романович!

Но этот чопорный сухарь вместо того, чтобы поприветствовать меня в ответ, сначала выразительно покосился на свои наручные часы, и только потом удостоил вниманием мою фигуру. И сделал это так, будто оказал великую услугу.

Говнюк он и в офтальмологии говнюк!

– Прохлаждаетесь… – вынес вердикт, дёрнув бровью.

– Что? – Вспыхнула я и поспешила опровергнуть: – нет! –  отчеканила, с трудом удерживая на лице улыбку, а пальцы – в кулаке, чтобы не показать ему вверх поднятый средний.

– Ален, ну так че? – неожиданно подал голос мой брат, про которого напрочь успела забыть.

Зайцев тут же покосился на Павла, гадко усмехнулся и заключил:

– Занимаетесь личными вопросами в рабочее время.

Ну и кто просил родственника открывать рот?

Незаметно ткнула его локтем в бок. Пашка вопросительно взглянул на меня, в ответ я стиснула губы так, чтобы ему стало понятно – «поговорим дома, а сейчас лучше помалкивай, бестолочь!». Покачав головой, брат, к своему и моему счастью, нырнул в телефон, а я исподлобья посмотрела на зава, который разглядывал двери лифта.

Попытаться объяснить ему, почему я в данную секунду не в отделении?

Я только успела открыть рот, как в этот момент лифт крякнул, останавливаясь на втором этаже, и мне пришлось переключиться на брата:

– Всё, Паш, давай, – встала на цыпочки, чтобы быстро поцеловать воздух в районе его шеи. Наклониться ко мне, чтобы я достала до его щеки, он не удосужился, но в ответ пробурчал:

– Ага, давай.

– В аптеку не забудь! – напомнила ему, выходя из лифта, который Зайцев успел покинуть вперед меня, но не успел далеко уйти.

– Вы опасно, патологически не дисциплинированы, Алена Алексеевна. Расшатываете мне всё отделение, – повернув ко мне голову, внезапно произнес занудным низким баритоном мой шеф. Сложив руки за спиной, он размашистым шагом двигался в сторону отделения. Я же торопливо семенила за ним и от произнесенных им слов снова вспыхнула, чуть не подвернув ногу.

Как? Как такой внешне красивый мужик может быть таким неприятным? Просто поразительно! Индюк он самодовольный, а не ушастый Заяц. Надо вынести на всеобщее обсуждение более точное прозвище, да!

– Я уже на работе! В больнице! – возмущенно повысила голос, не выдержав. —У брата подозрение на гастрит, надо было проконсультироваться со специалистом, а Ада Адамовна знала, что я на рабочем месте.

На мое объяснение пунктуальный извращенец не реагировал никак. На своих длинных ногах он упрямо несся вперед, и я поспешила добавить:

– Иван Романович, такого больше не повторится, – просипела сквозь зубы.

Зайцев резко тормознул, и я с размаху впечаталась лицом в его каменную спину.

Ошарашенно сделала глубокий вдох, тут же отпрыгнув.

Зря.

Лёгкие обожгло будоражащей смесью чистоты, лекарств и едва уловимого терпко-теплого его личного запаха. Почему-то покраснела от факта, что нашла в том, как пахнет этот деспот, что-то будоражащее… Чтобы смахнуть морок, пару раз энергично моргнула в тот момент, когда Иван Романович повернул голову, смерив меня тяжелым взглядом.

– Вы уж определитесь, Алена Алексеевна, с линией своего поведения. Обещаете, что «больше не повторится» и тут же вываливаете на меня кучу объяснений, которые, по правде говоря, мне совершенно не интересны.

Отчеканив это, он стремительно зашагал вперёд. С силой толкнул пластиковую дверь, в которую успела прошмыгнуть и я.

– А разве одновременно обещать и объясняться нельзя, Иван Романович? – едко спросила.

Боже, ну какой зануда!

– Можно, но это выглядит неубедительно, – направился к посту. Я семенила за ним. – Будто пытаетесь мне понравиться, как и всем тут. И одновременно выбить особое отношение для себя.

Что? А вот это действительно было обидно! Да он в нашей родной офтальмологии всего без года неделю, а меня… меня здесь все любили! В отличии от него я умела общаться с людьми, располагать к себе и быть приветливой!

– Вы думаете, я специально что-то делаю, чтобы людям нравиться? Из какого-то личного, выгодного расчета? – взвизгнула я.  Вот сейчас он меня люто задел! – Я что, не могу быть просто хорошим человеком?! – перешла на высокие частоты.

Зайцев снова резко затормозил и развернулся ко мне всем корпусом. В этот раз я уже была готова к подобному маневру и успела отшатнуться раньше, чем моё лицо расплющилось бы о его грудь.

– Вы можете быть хоть матерью Терезой, Алена Алексеевна, – твердо сообщил Зайцев, въедаясь в меня своими льдисто-голубыми глазами. – На это мне плевать. Мне важно какой вы врач. И только.

От набухающей в груди обиды я почувствовала удушье, с которым хрипло произнесла:

– Намекаете, что я плохой врач?!

Иван Романович поджал губы в тонкую линию, взял паузу в пару секунд, а потом выдал:

– Почему вы не берете сложные случаи?

Он смотрел на меня пытливо. Взглядом водил круги по моему лицу, заставляя покрыться испариной. Под медицинским халатом мое тело задрожало, и я стала учащенно дышать, стараясь успокоиться.

 Самое ужасное в этом было то, что он прав. Я не беру сложные операции…

– У вас достаточная квалификация, – продолжил он. – Или вы способны только на то, чтобы всем в отделении прозвища раздавать?

Меня подбросило как от пощечины. Я буквально задохнулась от подобного обвинения, а когда левее услышала приглушенный «ох», мне захотелось провалиться сквозь землю. Вжав головы в плечи, за нами с любопытством наблюдали притихшие постовые медсестры.  Боже. Какое унижение…

– Будете и дальше опаздывать так демонстративно – уволю. Надеюсь, это послужит для вас мотивацией, и на обход вы явитесь раньше всех, – добил меня контрольным чертов Иван Романович и, убедившись, что я полностью раздавлена, подошел к онемевшим девчонкам на посту, грубо требуя:

– Анализы Рыбаковой и Погосяна уже есть?

Погосяна? Он же мой пациент! То есть… этот Ушастый еще и в моем профессионализме сомневается?

 Зайцев, ну погоди!

Гордо задрав голову (очень надеюсь, что это выглядело именно так), я вытянулась и поторопилась мимо него в ординаторскую.

Глава 3.

Алена

– Аленочка Алексеевна, что там у вас сегодня?  – Андрей кивнул на мой рабочий стол и его глаза жадно блеснули.

Я раскрыла пакет с угощением и заглянула внутрь:

– Какой-то пирог, – пожала плечами. – Кажется, сладкий. Угощайтесь, – продвинула сверток на край стола.

Андрей Сотников, самый молодой на нашем отделении офтальмологии, неженатый и вечно голодный, вскочил с единственного в ординаторской диванчика и в два шага оказался возле моего стола.

– Твои обходы, Волкова, похожи на ежедневный сбор оброка, – заржал Виталя Сосновский, самый женатый в коллективе, но тоже вечно голодный, и мгновенно материализовался у пакета, умыкнув из того приличный кусок презентованного пирога.

В любой другой день я бы оценила шутку коллеги, но не сегодня, когда с утра мое настроение расшатал один несносный Заяц.

– Завидуй молча, – буркнула я и подхватила со стола пакет с пирогом, которого прямо на моих глазах становилось меньше. Завязала тугим узлом сверток и сунула в свою тумбочку.

Шутники нашлись. Как лопать – так первые! Все, лавочка прикрыта, у меня дома ребенок некормленый… Хотя… ему, наверное, теперь такое нельзя…

– Аленочка, ты наша голубушка, – елейно пропел Сосновский и приобнял меня за плечи, – ну как не завидовать? Мы-то, вон, с Андрюхой с обходов с кучей пирогов не возвращаемся.

Пф-ф, о том и речь!

– Эх, и почему нам такие щедрые пациенты не попадаются, а, Андрюх? – сокрушенно продолжил Виталик, когда я, выпутавшись из его объятий, направилась к раковине.

– Не в пациентах дело, Виталий Борисович. Пациенты – они и в гнойной хирургии пациенты, – философски заключил Андрюша. – У нашей Алены Алексеевны глаза красивые.  И добрые. Ну как ее можно не любить?

Я стряхнула мокрые руки и резко обернулась:

– Вот именно! Ты это нашему заву скажи! – Выкрикнула в сердцах.

А то, видите ли, обвинил меня в лицемерии. Понравиться я всем хочу… Меня люди любят безусловно! И пациенты часто одаривают, не без того! Просто я человек хороший! Я к ним с душой, они в ответ с пирогами! Которые всегда беру, никогда не отказываюсь! А зачем? Я не Рокфеллер, моей зарплаты нам с Пашкой хватает не бедствовать, но излишествами мы не избалованы.

Вот и мой пациент, Погосян, сегодня пирогом угостил, ему дети привезли, поздравили с наступающим Днём Защитника Отечества. Ему куда столько? А я взяла, мне надо! Ну и как я могу обидеть своих подопечных отказом?

А Зайцев этот… он… он сухарь и самодур!

– А что случилось, Ален? Опять наш Ушастый лютует? – Виталя заинтересованно выгнул бровь.

Поморщилась, вспомнив последние слова нашего зава о том, что якобы прозвища на работе всем раздаю именно я, и снова жгучая обида сдавила грудь. Потому что, во-первых, это наше коллективное народное творчество, а, во-вторых… откуда он вообще об этом узнал? Кто-то ему стучит или Зайцев случайно услышал?

– Кстати, он знает про «Уши», – решила предупредить коллег. Предупреждён значит вооружен!

– Пф! – хмыкнул Андрюха. – Не удивлен. Мне вообще кажется, что даже сейчас он за нами наблюдает, – и сощурившись огляделся по сторонам, задерживаясь взглядом на встроенной в углу под потолком камере видеонаблюдения.

Мы с Виталей уставились на нее тоже. Никаких признаков жизни она не подавала. Вообще-то, она не рабочая года как два, но неприятный холодок по телу все же пробежал. А кто эти Уши знает? Чем он тут без нас занимается? Вполне возможно, жучками ординаторскую нашпиговал.

Этот может…

Он крайне скрытный и себе на уме. Удивительно, но в коллективе никто не знает, с каких полей он к нам залетел. Даже Адовна, которая работала в отделении с первого дня функционирования клинического центра, и гардеробщица, которая в курсе каждой сплетни. Потому что сама же их и распускала.

Зайцев Иван Романович приступил к обязанностям заведующего отделением сразу после Нового года. До этого его никто ни разу не видел. Единственное, что поговаривают, Зайцев этот – протеже самого шефа! Ну в смысле Олега Альбертовича Гуляева, главврача нашего центра.

 А предыдущего, всеми обожаемого Абрама Германовича, мы неожиданно проводили на пенсию.

Мировой мужик был! Спокойный, справедливый, голос никогда не повышал, даже, если ругал. А ругал он очень редко и всегда за дело. Не то, что… П-ф-ф…

Хотя, Уши тоже не кричал, но его загробный баритон в сочетании с ледяными глазами… Бр-р-р! Ощущение, будто на тебя в рупор орал, даже, если вкрадчиво шептал.

Мысленно продышалась, стараясь выкинуть злосчастного Ивана Романовича из головы, но он нагло там расселся, никак не желая сваливать!

– Ладно, коллеги, с вами хорошо… – хлопнул себя по бедрам Виталя, отлепляя свой зад от края моего стола. Он поправил на себе белый халат и направился к двери, которую для него придерживал Сотников.

– А без нас? – весело спросил Андрей.

– А без вас я хотя бы трезвый, – заржал Сосновский, и оба покинули ординаторскую.

Я не успела моргнуть, как неожиданно дверь снова распахнулась и в проеме показалась голова Виталика.

– Кажется, Ушастый свалил, – прошептал он, на что я пулей рванула к двери и высунулась из нее, дабы убедиться лично.

Действительно, что-то бросив девочкам на посту, Зайцев размашистыми шагами двигался в сторону выхода из отделения, на ходу набрасывая коричневую парку.

Отлично.

Мне это подходило: помимо брата и его предполагаемого гастрита, у меня было запланировано еще одно важное дело, которое я решила не откладывать ни на секунду. Неизвестно куда и насколько наш зав отчалил, а я уже и так сегодня перед ним засветилась.

Выудив из сумки подарочный пакет с «обязательным февральским набором» – носками, мужскими трусами и пеной для бритья, я выскочила из кабинета и юркнула в противоположную от лифтов сторону. На лестницу, ведущую на пятый этаж в отделение гинекологии.

Глава 4.

Алена

«Туманов Илья Валентинович, акушер-гинеколог», – красовалось на табличке, прибитой к двери, перед которой переминалась с ноги на ногу.

Я сделала несколько предупреждающих стуков, прежде чем приоткрыть дверь и просунуть в проем голову.

Илюха важно сидел за рабочим столом, но, увидев меня, расплылся в приветливой улыбке.

– Заходи! – махнул рукой, приглашая внутрь.

Прошмыгнув в кабинет «старого» друга, я с торжественным видом водрузила на его рабочий стол подарочный пакет:

– Я, как обычно, сегодня за жену. Знаю, что твои любовницы тебе такого не подарят. Им же, наверное, выпендриться охота, а о насущных мужских потребностях никто и не подумает, – начала с того, с чего не планировала начинать свою поздравительную речь.

– Это да, Аленыч, что бы я делал без тебя. Как раз последнюю пару твоих носков с прошлого года донашиваю, – Илюха вытащил из-под стола длинную ногу, обутую в резиновый белый крокс, и продемонстрировал не менее белый носок. Следом юркнул в пакет чуть ли не с головой, и методично проверил его содержимое, одобрительно урча. – Переживал, что в этот раз не подаришь… – состроил печальную гримасу.

Охнув, театрально приложила ладонь к груди:

– Как я могу?! Для чего же нужны друзья?!

– Точно, – вынырнув из пакета, Илья философски поднял указательный палец вверх, – настоящие друзья без годового запаса носков человека не оставят.

Я прыснула.

Обожала Тумана. После брата он второй человек, которого я любила всем сердцем.

С Ильей мы познакомились в самом начале первого курса родного меда. Трудно сказать, в какой момент родилась наша дружба. Мы просто оба почувствовали родство. Невидимую прочную нить, порвать которую мы могли бы миллион раз. Например, когда, напиваясь на студенческих вечеринках, оказывались в одной постели… Но даже тогда у нас не возникало желания переспать друг с другом. А если и возникало, мы оба понимали, что, разорвав эту нить, потеряем гораздо больше нежели получим от временного сомнительного удовольствия. Мы потеряем нашу дружбу. То доверие и взаимность между нами, которыми, порой, не могут похвастаться любовники и семейные пары.

– Ну иди ко мне, мой настоящий, – не выдержав патетичности момента, раскинула руки в стороны, приглашая в объятия вскочившего с места друга. – С Наступающим! – расцеловала Илюшу в колючие щеки, когда он ко мне нагнулся. – Будь всегда таким, какой ты есть… Ну и… желаю найти ту, которая сможет тебя поразить! – расхохоталась я.

Илья – перманентный холостяк. Не знаю, возможно, это издержки его профессии, но Туман – настоящий кобель, который, по его же словам, в женщинах видел все и даже больше!

– Тогда у нее должен быть член, Волкова, – весело хмыкнул друг. – Потому что ничем другим меня точно не удивишь! Но спасибо за поздравление, это было мощно!

– Пошляк! – скривилась я. – Я о душе, Туманов, о тонкой душевной организации, а ты вечно все опошлишь, – махнула на него рукой.

Еще пару минут мы потрепались ни о чем, прежде чем, натянув профессиональную озабоченность на лицо, Илья сообщил:

– Утром анализы твои пришли…

И сделал это так, будто вынес смертельный приговор.

– Ну ты знаешь, как испортить момент… – я закатила глаза, падая на стул для пациентов напротив его рабочего стола.

– Что поделать, профессия обязывает. Аffectus obnubilare animus (прим.автора: чувства застилают разум), – пробормотал философски Илья, открывая электронную карту в компьютере. – Та-а-ак… – глядя в монитор, нахмурился до глубокой вертикальной линии в межбровье, отчего я рефлекторно нахмурилась тоже.

Под ложечкой неприятно засосало.

– Что там? – я вытянула шею, пытаясь заглянуть в свои анализы, но Илья резко хлопнул ладонями по столу, переключая моё внимание на себя.

– Так, Алена Алексеевна, а давайте я вас посмотрю, – и криво улыбнулся, кивая на кушетку.

В этот момент по моему позвоночнику пробежал озноб.

– Туманов, ты меня пугаешь…

– Давай-давай, Волкова, снимай трусы, дело-то житейское, – отшутился он, но его взгляд так и остался каким-то задумчивым.

Такой… Очень внимательный врачебный взгляд. До боли знакомый.

– Илья… я переживаю… – сощурилась, глядя на него.

Быть пациентом, когда сама врач, – задача практически невыполнимая. Ты примерно представляешь, какое дерьмо может стоять за сощуренным взглядом, за вверх вздернутой бровью или ободряющей фразой лечащего врача. Ведь ты сама так смотришь, когда у твоего пациента маячит так себе перспектива.

– А чего ты переживаешь? Что я там не видел? – Туман весело мне подмигнул.

Это правда. Между моих разведенных бедер его голова была чаще, чем любого другого мужчины.

– Я не об этом… – насупилась.

– Иди-иди. Я буду нежным! – кивком подбородка друг указал на ширму, за которую я побрела, чтобы раздеться, понимая – пока не посмотрит, он ничего мне не скажет.

Внутри упало всё, улыбка больше не держалась на моих губах. На губах Тумана ее не было тоже.

Ну что за день такой, а?  Боже, хоть бы ничего серьёзного… Пожалуйста!!! Очень прошу…

Погруженная в обрывочные молитвы, я легла на кушетку, застеленной одноразовой пеленкой, и от страха прикусила губу.

 Мой цикл уже полгода как шалил, но на себя, как обычно, не хватало времени. Врачи вообще чаще всего самые необследованные люди. Я в их числе.

– Смотри, личный презерватив на тебя трачу, Волкова. Будешь должна, – натянуто улыбнулся мой друг. Но профессионально отработанные попытки отвлечь меня, пока он вводил вагинальный датчик, только подтверждали – Туманову сильно что-то не нравилось.

От волнения мои руки начали мелко трястись.

«Да говори ты уже!» – мне хотелось кричать, при этом тряся Илью за грудки, но в ответ я лишь отшутилась дрогнувшим голосом:

– Если сегодня из-за этого кто-нибудь от тебя залетит, обещаю на рождение шикарный подарок.

– Сплюнь! – возмущенно сверкнул глазами Туманов, вынимая из меня датчик. – Всё, можешь одеваться. И пошепчемся «девочками», – заговорщицки подмигнул.

Я не сплюнула, решив подгадить лучшему другу, и со страдальческим вздохом встала с кушетки.

Подрагивающими руками натянула одежду, а потом присела напротив Ильи.

 Пока он копался в рабочем компе, принялась крутить головой по сторонам, чтобы не накрутить себя до изжоги. Внутри и так все тарахтело из-за плохого предчувствия.

Стены рабочего кабинета Тумана были обвешаны информационными плакатами: женская нижняя часть тела в разрезах и всевозможных проекциях. Пухлые улыбающиеся младенцы, торчащие вниз головой… Роженица в муках. Ее искаженное выражение лица и женская грудь в разрезе. С каплей вытекающего молока.

Я поморщилась и посмотрела на Туманова. Кажется, я поняла, почему он не хочет иметь ничего личного с женщинами. Ведь все это выглядело ужасно и крайне проблемно. Наводило какое-то тревожное ощущение, и я мысленно порадовалась, что когда-то выбрала офтальмологию.

То ли дело человеческий глаз! Я внезапно хохотнула, вспомнив, как месяц назад из приемного отделения на первом этаже кто-то умыкнул огромный макет органа зрения! Кому он понадобился? Для чего? И как вообще его смогли пронести мимо охраны?

– Так, Волкова, ты мне скажи, – прервав поток моего бессмысленного вспоминания, Илюша почесал щетинистый подбородок и сложил руки домиком, вперив в меня проницательный профессиональный взгляд, – ты рожать собираешься?

Меня пригвоздило к стулу, и я растерянно захлопала глазами.

– Прямо сейчас? – необдуманно ляпнула я и тут же исправилась. – Ну…  когда-нибудь – конечно, но пока не от кого… – пожала плечами.

Он увидел это на экране монитора? Надпись, что мне пора рожать?

– Ну от кого – дело, Ален, десятое. Вопрос сейчас в тебе. Тебе тридцать пять, – вкрадчивым тоном напомнил мне мой «друг», что с его стороны было вообще не по-дружески!

– Намекаешь, что я старая?

– Ты – нет, – заявил твердо. – А вот твоя репродуктивная система, Алёна Алексеевна, стремительно стареет, – тяжко вздохнул Туманов и начал загибать пальцы для убедительности, считая: – постоянный стресс, отсутствие режима, здорового питания, регулярной половой жизни, что тоже очень немаловажно! – Илья выразительно дёрнул бровями, когда на последней фразе мои щеки вспыхнули, и добавил не как врач, а как друг:

– Алён, реально. Хоть бы какого-нибудь плохонького бы завела. Чтобы по-братски… Все ж для здоровья полезно!

– По-братски… – повторила я и скривилась, а потом с опаской покосилась на друга. – Эй, ты же не про себя?!

– Нет! Мне нельзя! – он совершенно искренне от меня отшатнулся. – Влюблюсь ещё. Зачем нам эти проблемы?!

– Правильно, Илья Валентинович, нам с вами совершенно незачем, – удовлетворенно кивнула, вяло улыбнувшись.

– В общем, Алён, – он снова тяжело вздохнул, возвращая нас в русло разговора, – всё это и для среднестатистической, уже рожавшей женщины объективные факторы риска. После тридцати пяти у всех резко снижается количество яйцеклеток в несколько раз. Это факт. Но у тебя, судя по анализам, Алён, этот уровень уже катастрофически низкий, – Илья сделал паузу, смотря мне в глаза.

Несмотря на то, что я выразительно молча ждала продолжения моего распятия, я не могла нормально дышать, а кровь стучала в ушах.

– Ещё щитовидка, Алён… Все гормоны на краю нормы. Это всё можно поправить, конечно, но в комплексе… – неубедительно сказал друг. – Ещё и не рожавший организм. В общем… – Туманов прочистил горло, кашлянув, а я почувствовала, как предательски защипало в носу.

Чёрт… Только не хватало сейчас расплакаться! Я быстро заморгала, беря себя в руки.

Илья сейчас же предложит выход, и всё будет хорошо… Да?!!!

– В общем, варианта два, – Туманов подался ко мне через стол, говоря тоном, каким только врач говорит со своим сложным пациентом, – либо мы сейчас пропиваем гормончики, и ты в ближайшее время решаешься на оплодотворение. Либо тоже пропиваем, и ты замораживаешь оставшиеся яйцеклетки до лучших времен. Но учти, что лучшие времена могут и не наступить никогда. Плюс каждый год в геометрической прогрессии понижает твои шансы на успешную первую беременность. Организм не молодеет, работа у тебя нервная…Хотя и медицина не стоит на месте, но мы исходим из нынешних реалий, да? Так что, Алён, если уж ты намерена рожать, то я, как врач, рекомендовал бы прямо сейчас.

Илья замолчал, ожидая от меня хоть какой-то реакции, когда я просто окаменела. Так и пялилась на него сухими глазами от того, что даже моргнуть не могла.

– Мне надо это переварить… – едва слышно пробормотала.

– Без проблем, – Туманов сделал великодушный жест рукой и улыбнулся. – А вообще, всё не так плохо, Волкова! Ещё поживем! – неуклюже постарался меня приободрить. Как перед смертью…

– Ага…– с трудом выдавила из себя, вставая со стула.