Читайте захватывающие романы Анны Антоновой
в серии «Мир нерассказанных историй»:
ОСЕНЬ ЛОКИ
Цикл «Новые истории о Царевичах»:
СОН ЦАРЕВИЧА
ОМУТ ЦАРЕВНЫ
МОЙ ПРЕКРАСНЫЙ КНЯЗЬ
© Антонова А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Сына она назвала Ярославом. Если повезло родиться Царевичем, доступно немного вариантов, которые будут хорошо сочетаться с фамилией. Дмитрий или Алексей, к примеру, сразу отпадают. Зачем ребенку с самого рождения такие печальные ассоциации? Одного совсем маленьким в Угличе зарезали, а другого расстреляли в подвале екатеринбургского дома…
Иван по понятным причинам тоже отпадает. Иванушка-дурачок, младший сынок, ага. Но у нее он единственный.
И про отчество нельзя забывать – Елисеевич, подумать только! Долго выбирала, даже списки имен изучала, пока в самом конце не наткнулась на «Ярослава». Ради этого стоило запастись терпением и добраться до последней буквы алфавита.
Имя сразу понравилось ей и в полной версии, и в уменьшительных – Яр, Ярик… «Слава» не очень вдохновлял, но это не проблема – можно и самой так не называть, и остальных попросить. Не самый очевидный вариант для «Ярослава»: если слышишь «Слава», в первую очередь приходит в голову «Вячеслав» или «Владислав». Значение имени, конечно, подкачало: «слава ярости». Почему ярости слава, спрашивается? Имелась, правда, и другая расшифровка – «яркая слава». Вот это гораздо больше подходит. На том и остановимся…
С отцом ребенка Василиса советоваться не собиралась. Она пережила беременность и вытерпела роды, а что сделал он? Если бы женился на ней, еще можно было бы подумать, а так – и говорить не о чем. Просто поставила перед фактом, и возражать он не посмел. Спасибо, что фамилию свою дать не отказался. Послушно сходил вместе с ней в загс и зарегистрировал сына на свое имя.
– Вы отец ребенка и желаете подтвердить это документально? – церемонно обратилась к нему сотрудница, узнав, что брак не заключен.
Фраза прозвучала неуместно торжественно – видимо, стены обязывали, – и Василиса слегка смутилась. Что ж, если не было свадьбы, остается довольствоваться этим…
– Да, – неловко согласился Елисей.
Девушка невозмутимо кивнула и отправила его оплачивать пошлину. Тем временем положила перед ней лист бумаги и велела написать фамилию, имя и отчество ребенка.
«Ярослав Елисеевич Царевич», – вывела Василиса и подивилась, как сказочно это выглядит. До сих пор воспринимала сочетание исключительно на слух и не подозревала, как оно будет смотреться в письменном виде. Выходило весьма неплохо!
Вернулся Елисей с чеком. В результате она обзавелась сразу двумя документами: в придачу к свидетельству о рождении получила еще и «свидетельство об установлении отцовства». В нем значилось, что гражданин Царевич Елисей Глебович является отцом ребенка, родившегося у гражданки Загорской Василисы Андреевны…
Да, у нее тоже красивая фамилия, но с Царевичем, конечно, не сравнить. Жаль, ей самой не довелось Царевной стать. То есть Царевич. В женском варианте подобные фамилии не склоняются.
Впрочем, «Василиса Царевич» смотрелось бы куда более странно, чем Елисей или Ярослав. Лучше она Загорской останется. Не придется привыкать к чужой фамилии и менять кучу документов…
Они вышли на крыльцо и остановились. Василиса грустно усмехнулась: все-таки сходили в загс, хоть и совсем по другому поводу.
Стоял холодный осенний день, она была в плотных джинсах – не надевала их с прошлого года и с утра порадовалась, что легко влезла. Но у нее даже во время беременности фигура не сильно изменилась, что уж говорить про после.
Василиса молча ждала, что он скажет. С ребенком мама осталась, можно не торопиться.
– Ладно тогда, – замялся Елисей. – Пойду я. Звони, если что…
Хлопнула входная дверь, и Василиса очнулась от воспоминаний. Теперь важно правильно рассчитать момент. Появиться в прихожей, когда он разденется, чтобы это не выглядело, будто она караулила под дверью, но до того, как нырнет в свою комнату и до него уже не достучишься.
Шуршит куртка, пристроенная на вешалку. Со стуком падают на пол кроссовки – никогда не ставит их аккуратно на коврик, вечно потом лужи вытирать приходится. Вжикает молния рюкзака… Кажется, пора!
– Привет.
Хмурый взгляд исподлобья, но все же снисходит до ответа:
– Привет.
– Как дела? – Не придумала ничего лучше этого банального вопроса, а ведь времени было более чем достаточно.
Снова насупленный взгляд. Василиса чувствовала его нетерпение, раздражение и желание как можно скорее скрыться у себя. Но формального повода нагрубить пока не было, поэтому он так же сухо отозвался:
– Все нормально.
– Есть будешь?
– Нет.
– Где-то ел?
– Просто не хочется.
– Ярик, так нельзя…
– Сколько раз просил не называть меня так! – скривился он.
Василиса прекрасно знала, но все равно употребила именно этот уменьшительный вариант, чтобы вывести сына хоть на какие-то эмоции. Пусть лучше орет, чем отделывается односложными ответами и безвылазно сидит у себя, запершись. И как соседи на них до сих пор в полицию не заявили…
– И как же тебя называть?
Пока она оставалась спокойной, но чувствовала, что тоже закипает и скоро сорвется.
– Яр, – подумав, сообщил он. – Или просто Ярослав.
– Может, еще и по отчеству?
– Нет, по отчеству не надо! – наконец взорвался он. – Хватит с меня Царевича!
– А что не так с Царевичем? – нарочито удивилась она.
– Да все не так! Сама ты почему-то не Царевич! Не могла мне свою фамилию дать? Все равно с отцом не живете.
Запал спорить прошел внезапно, как и появился. Василиса устало заметила:
– Тогда казалось, что так будет лучше.
– Для кого?
– Для всех.
– Для всех, кроме меня.
– В чем же дело? Исполнится восемнадцать, и меняй фамилию на здоровье, – в сердцах предложила она.
Действительно – зачем им цепляться за этого Царевича? Надо иногда уступать и поддерживать ребенка в полезных начинаниях. Правда, Василиса знала его нежелание таскаться по инстанциям, поэтому не рассчитывала всерьез, что сын воспользуется ее щедрым предложением.
Так и вышло. Едва дело дошло до конкретики, его пыл сразу угас.
– Я подумаю, – хмуро пообещал он без всякого энтузиазма в голосе.
– Иди ужинать, – заявила Василиса тоном, не предполагающим возражений.
– Ладно, – пробурчал он, направляясь в свою комнату.
Теперь это ее не пугало – она внутренне ликовала. Маленькая, но победа! Сын уже не закроется у себя и не станет держать глухую оборону. Переоденется в домашнюю футболку и шорты, помоет руки и нарисуется на кухне как миленький. И тогда, возможно, получится у него что-нибудь выведать…
Разогревая ужин, Василиса почему-то снова вспоминала тот хмурый осенний день и их с Елисеем единственный поход в загс. «Звони, если что»… Вот как заговорил! Куда все делось? Страсть, дрожащие руки, плещущееся в глазах желание… Дня без нее не мог прожить, даже в ее квартирку перебрался, чтобы всегда быть рядом.
Ничего этого теперь нет, начиная с квартиры. Пришлось отказаться от съемной и перебраться обратно к маме – там хотя бы две комнаты, а одной ей с ребенком было точно не справиться. Потом все же пришлось разъехаться, когда сын немного подрос. Стало тесновато, и ему тоже потребовалось личное пространство…
Не было ни выяснения отношений, ни серьезного разговора, ни душераздирающей сцены. Все решилось само собой – не приводить же туда Елисея! А он воссоединиться не предложил… Да и где – в доме его родителей? На это Василиса никогда бы не согласилась, учитывая, как они относились к ней самой и заочно к ребенку [1]. А снимать квартиру и содержать ее в декрете мальчик бы не потянул, он же только в университете восстановился. Или жениться и работать, или учиться… Конечно, Елисей выбрал второе: учебу ему родители оплачивали, а на остальное он бы никаких средств от них не дождался.
Ребенок, да еще и мальчик! Ничего подобного Василиса не планировала, не ждала и не готовилась. Все получилось почти случайно, будто по велению свыше. На самом деле никакой мистики, разумеется, просто так совпало. Она и не надеялась, что Елисей на ней женится, – вообще не представляла их дальнейшие отношения и тем более совместную жизнь.
Он тогда в армии был – посетило парня странное желание отправиться служить в восемнадцать лет, бросив университет на первом курсе. Не совсем бросил, конечно, – взял академический отпуск и спустя год благополучно восстановился примерно в то же время, когда они ходили в загс свидетельство об отцовстве оформлять. Ничего особенно не потерял, как оказалось, просто удовлетворил неискоренимую потребность всех мальчишек поиграть в войну и съездил покататься годик на своих любимых танках. Елисей – «танкист» со стажем, но видел их до этого только на мониторе в компьютерной игре. А вот в части довелось управлять настоящим – оставило сильнейшие впечатления, как он успел ей рассказать…
Благодаря службе Елисей пропустил всю ее беременность, да и роды тоже – очень удачно получилось. Василиса не ерничала, а искренне так считала: не хотелось, чтобы он видел ее изменившуюся фигуру, был в курсе осмотров и обследований. Хотя ничего катастрофичного с ней не произошло: лицо пятнами не покрылось, веса набрала немного, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, не бродила – всегда строго следила за походкой. Да и животик до последнего был вполне компактный, совсем небольшой – повезло с типом фигуры.
О том, чтобы Елисей присутствовал при родах, Василиса и помыслить не могла – сдалось ей такое счастье! Она категорически не понимала женщин, которые тянули своих мужей на это неподходящее с эстетической точки зрения мероприятие. Пришлось бы заботиться не только о том, чтобы все прошло благополучно, но и о своем внешнем виде, а это бы отвлекало и дополнительно выматывало.
Имелась у нее сомнительная суперспособность – постоянно видеть и оценивать себя со стороны, глазами других людей. Временами приходилось тяжело, зато это позволяло ставить себя на их место – тоже частенько пригождалось.
Вот и сейчас она легко считывала настроение сына, улавливая момент, когда с ним можно поговорить по душам, а когда лучше не трогать. Сегодня, наверное, не надо – поздно уже, да и он явно не готов откровенничать. Стоит перекинуться парой фраз на незначительные темы, но лучше пусть просто поест и ложится спать. А завтра утром…
Как раз выходной, можно полежать в постели подольше и никуда не торопиться. Он выспится, позавтракает и, если сразу никуда не убежит, она попробует к нему подступиться. Впрочем, обычно он уходит по вечерам. Дорого бы она дала, чтобы узнать, куда, к кому и зачем…
Куда девается любовь? Ладно бы еще это происходило плавно – с трудом, но можно понять. Чувства постепенно угасают и все такое. А если внезапно, буквально в одночасье: вчера сердце колотилось как бешеное при виде этого человека, а сегодня смотришь и не понимаешь – что в нем раньше было удивительного и волшебного? Такой же, как все…
Вспоминаешь свои недавние эмоции и поражаешься: что со мной было? Как это происходит – определенный гормон перестает вырабатываться? Тот, который за влюбленность отвечает. Как же он называется… Дофамин, окситоцин?
Но объяснять все банальной физиологией скучно. Получается, человек в этом плане ничем не отличается от оленя в брачный период. А как же сознание, разум, интеллект? Или к влюбленности они не имеют отношения?
Если подумать об этом всерьез, становится страшно. От тебя самого ничего не зависит. Понравится ли кто-нибудь, решает вовсе не мозг и даже не сердце – просто насос, исправно перекачивающий по организму кровь. Неправильно в песне поется про «мотор» – это как раз скорее мозг…
Сердце начинает учащенно колотиться при виде объекта симпатии, вот ему и приписывают некие душевные свойства. Конечно, оно ничего не подсказывает и не вещает. У человека для этого есть другие органы…
Телефон зазвонил, когда Ярик поел и ушел спать. Или не спать – кто знает, чем он там занимается по ночам? Не станешь же заглядывать и проверять. Ничего особенного он ей не рассказал, хотя Василиса несколько раз подбиралась с разных сторон, проявляя чудеса дипломатичности. Общение с подростками – как ходьба по минному полю: одно неверное слово, даже интонация, и взрыв неизбежен. Ярик… Про себя-то она имеет право называть его так, как ей хочется?
Василиса не лукавила, говоря, что не против смены фамилии. Хватит с нее Царевичей! Сначала огорчалась, что самой не довелось примкнуть к их славному племени, а теперь была довольна. И дело даже не в замене документов. Каково лишиться фамилии, если привыкла к ней с рождения? А ведь другие женщины запросто проделывают это, и даже не один раз. Легко ли приспособиться и начать откликаться на фамилию, которая тебе никогда не принадлежала? Сколько должно пройти лет, чтобы воспринимать ее своей? Нет уж, хватит того, что она Василиса…
Вспомнишь черта, он и появится: зазвонил телефон, и на экране высветилось «Елисей». Она поморщилась, но ответила, раз все равно не спит. В свое время так и не хватило духу переименовать контакт в «Царевича» – почему-то это казалось более личным и интимным, да и с сыном связывало, а ей не хотелось лишних напоминаний.
– Привет, – как ни в чем не бывало поздоровался он.
– Привет, что случилось? – нейтрально поинтересовалась Василиса.
– Почему сразу «случилось»?
Елисей невежливо ответил вопросом на вопрос, но она великодушно не стала указывать ему на нарушение речевого этикета.
– Звонишь в такое время без веской причины?
– Какое «такое»?
Она медленно начинала закипать, но пока еще держалась:
– Позднее.
– Ну извини, не знал, что вы рано ложитесь.
– А ты многого о нас не знаешь.
– Вот и звоню, чтобы узнать, – он с готовностью ухватился за подсказку. – Как у вас дела?
– Нормально.
– Как Ярик?
– Учится, – коротко проинформировала Василиса и не удержалась от шпильки: – Помнишь хотя бы, в каком классе?
Елисей не стал отвечать тем же.
– В каком же?
– Все-таки забыл?
– Ничего я не забыл.
– А ты в курсе, что он не любит, когда его называют Яриком?
Он, казалось, не удивился.
– Как же его теперь называть?
– Ярослав или Яр.
– Буду знать. Спасибо, что предупредила.
– Не за что.
Повисла пауза. Кажется, разговор зашел в тупик, но Василиса не собиралась прерывать неловкое молчание – не сама же позвонила.
– Вам деньги нужны? – наконец спросил Елисей.
– Нет.
– Вам никогда не нужны, – с досадой бросил он.
– Лес, а что ты хочешь? – не выдержала она. – Появляешься, когда тебе вздумается, звонишь посреди ночи и спрашиваешь, нужны ли нам деньги!
– Разве сейчас ночь?
– А вдруг я бы уже спала?
– Не спишь же.
Вспышка раздражения мгновенно угасла. Василиса поняла, что случайно назвала его давно забытым прозвищем, и мысленно взмолилась, чтобы он ничего не заметил.
– Лис, думаешь, я не помню, во сколько ты обычно ложишься?
Не прокатило. Не только не пропустил мимо ушей, но и сам обратился к ней так, как называл в их лучшие времена. Ненадолго их хватило… Не хотела, но почему-то поддержала скользкую тему.
– А зачем тебе это помнить?
– Никак не забывается.
Разговор принимал опасный оборот, и ей это совершенно не нравилось. Лучше уж о деньгах, но как теперь вернуться к приземленным материям?
– Так сколько вам перевести? – буднично поинтересовался Елисей.
Кажется, он еще не разучился читать ее мысли.
– Сколько сочтешь нужным.
– Лис, ну прекрати!
Второй раз – точно не случайность. Зачем он это делает? У нее даже сердце защемило от внезапно накатившей тоски.
– Я же не знаю, сколько ты можешь себе позволить.
– Перестань говорить загадками.
– Ну посчитай, во сколько содержание подростка обходится. Тебя в поисковике не забанили?
– Вот же ты язва!
– С кем поведешься.
– А с кем ты сейчас водишься?
Снова непонятный вопрос с сомнительным подтекстом. Если не знаешь, что ответить, стоит воспользоваться его собственной тактикой.
– А ты?
Елисей, кажется, разгадал ее маневр.
– Ладно, я тебя понял. – Он помолчал и неуверенно добавил: – Тогда пока?
Василиса удивилась. А какие варианты он собирается предложить – секс по телефону? Устыдившись собственных мыслей, она спешно перевела тему:
– Лучше скажи, когда появишься. Ребенок скоро забудет, как ты выглядишь.
– Ну, если забудет, пусть в зеркало посмотрит, – усмехнулся Елисей, ничего не ответив по существу.
Что правда, то правда – парень у нее на одно лицо с отцом. И хотела бы забыть Царевича, да не получается – его точная копия постоянно мелькает перед глазами. Притом сын сейчас именно в том возрасте, в каком был Елисей, когда они познакомились… Нет-нет-нет, нельзя об этом вспоминать! Иначе опять станет слишком больно.
– Спокойной ночи, Елисей, – вежливо пожелала она.
– Споки, – пробормотал он и отключился так поспешно, словно боялся услышать что-то лишнее.
Почти сразу телефон завибрировал, принимая уведомление о банковском переводе. Она взглянула на экран – сумма была весьма внушительная, гораздо больше обычной. Что это с ним? Впрочем, разве ей не все равно?
Василиса и правда собиралась идти спать, но теперь понимала, что долго не уснет. Надо же было ему позвонить на ночь глядя! Разговор против воли взволновал ее. А ведь, казалось, все давно осталось в прошлом. Прозвучали в голосе Елисея прежние интонации: те, которые сводили ее с ума, заставляли сердце бешено колотиться, лоб – пылать, а кончики пальцев, наоборот, леденеть. Руки у него всегда были холодные, но постепенно согревались, стоило ей…
Так, стоп! Куда ее понесло? Похоже, он специально позвонил так поздно, чтобы застать врасплох и вывести из душевного равновесия. Только зачем? Чтобы согласилась принять деньги? Но она никогда не отказывалась, не на себя же – на ребенка. Ярик заслуживает лучшего, он ведь такой талантливый! Но ему еще учиться и учиться, а одна она точно не потянет…
«Яр, нам надо поговорить…»
Нет, не то. Такой фразой можно только настроить против себя, заставить закрыться. Когда Ярик был помладше, откровенно признавался: очень боялся этих слов. Особенно если она закрывала дверь, чтобы бабушка не услышала… Василиса всегда думала, что слишком мягкая и добрая, сын из нее веревки вьет. А она, оказывается, пугала ребенка. Впрочем, по нему было совершенно незаметно – терпеливо выслушивал ее, но поступал по-своему.
«Послушай, сынок…»
Тоже мимо. Никогда его так не называла – это казалось странным, нелепым и неестественным. Если ни с того ни с сего вдруг начнет, он точно насторожится.
«Ярослав, какие у тебя планы…»
– Доброе утро, – он нарисовался в дверном проеме так неожиданно, что Василиса вздрогнула.
Она взглянула на сына и невольно залюбовалась: какой все-таки красивый! И это объективный взгляд, а не просто родительское умиление – типа для матери ее ребенок всегда прекрасен…
Вспомнилось, как она сама примерно в этом возрасте спрашивала у мамы: «Я красивая?» Та прямо отвечала: «Симпатичная, но красавицей тебя не назовешь». Столько времени прошло, а до сих пор обидно! Чего стоило маме чуть-чуть польстить и сказать то, что она мечтала услышать? Даже если это оказалось бы не совсем правдой. Не могла мама не знать, что у нее и так большие проблемы с самооценкой. Вот и поддержала бы, вселив немного уверенности…
Вероятно, мама хотела, чтобы она адекватно оценивала собственную внешность и вела себя соответственно, не строила иллюзий и знала свое место… Звучит просто отвратительно! Внутри все противно задрожало – а ведь когда это было. Похоже, по внутренним ощущениям ей до сих пор лет семнадцать. Это в лучшем случае: возможно, всего пятнадцать… Ужас, она чувствует себя младше собственного сына! У нее и правда иногда складывалось впечатление, что он старше, умнее и опытнее. А она собирается его чему-то учить…
– Доброе утро, – улыбнулась Василиса, поглубже загнав тревожные мысли и неуместные воспоминания. – Садись завтракать.
– Сейчас, только умоюсь.
Ярик удалился в ванную, а она спохватилась – какое «садись», если ничего не готово! Сегодня выходной – есть повод забыть о привычной овсяной каше, которую он ест каждое утро, как и его папаша. Может, конечно, уже и не ест, откуда она знает, чем его жена кормит или кто там у него сейчас. Хотя с кашей Елисей сам отлично справлялся – она же в свое время и научила…
Надо же, Ярик никогда не жил с отцом, а привычки передались. Или она сама приучила его с детства, неосознанно устанавливая незримую связь даже в таких мелочах? Пока будет умываться, она вполне успеет сделать омлет – сын его тоже любит. Они позавтракают вместе, как в старые добрые времена. А потом спокойно поговорят, ведь важные беседы на серьезные темы ни в коем случае нельзя вести за едой, как ее когда-то научила бабушка…
– Ярослав, какие у тебя планы?
– Да никаких. Вечером, может, с Игорем пересечемся…
– Я не имею в виду сегодня, – уточнила Василиса, чувствуя, как предательски ускоряется пульс.
– А когда? – Сын, кажется, понял, к чему она клонит, но пока старательно прикидывался. – Завтра? На следующей неделе?
– Вообще, – с трудом выговорила она. – В жизни.
– Ну ты загнула! – ухмыльнулся он. – Никто не знает, что будет завтра, а ты – в жизни!
– Кирпич на голову упадет?
– Ага.
– А если все-таки не упадет?
Ярик пожал плечами:
– Тогда стандартно. Закончу школу…
– Окончу, – машинально поправила Василиса.
Он моментально вскинулся:
– Я так и сказал!
Она едва не откусила себе язык и торопливо продолжала:
– Хорошо, а дальше что? Выбрал, какие экзамены будешь сдавать?
– Русский и математику.
– Все будут сдавать русский и математику. А еще?
– Ну, выберу какие-нибудь…
– Надо сейчас решать! Потом поздно будет.
Василиса произносила эти правильные, но пустые слова и чувствовала, что все бесполезно. Не доходят они до него, хоть тресни! Какие нужны другие, она не знала, но остановиться уже не могла.
– Все еще в начале десятого класса знали, куда собираются поступать и какие предметы будут сдавать! Прошло больше года, а ты до сих пор не определился…
– Может, я и не собираюсь никуда поступать.
Василиса вдруг испытала странное облегчение. Вот он и сказал открытым текстом то, что она ожидала, но боялась услышать. Теперь, по крайней мере, появилась ясность. Когда точно знаешь, с чем имеешь дело, можно начинать бороться…
– А чем заниматься собираешься? – нарочито спокойным тоном поинтересовалась она.
– Пока не знаю, там видно будет.
– Это Игорь тебя надоумил? Сам-то он куда пойдет?
– При чем тут Игорь? У меня своя голова есть!
– Да что-то не похоже…
Ярик вскочил из-за стола, задев чашку с недопитым кофе, и вылетел из кухни. Хлопнула дверь в его комнату, но вскоре шаги протопали в обратном направлении и щелкнул замок входной. Василиса бессильно вздохнула, глядя на растекающийся кофе и не спеша за губкой, хотя лужа достигла края стола, закапало на пол. Вот и поговорили…
Легко сказать: не парься, не принимай близко к сердцу. А если не можешь иначе? У каждого свой уровень эмоциональной восприимчивости. Одному все по барабану, а другой бесконечно прокручивает в голове незначительный эпизод, даже если ничего нельзя изменить и сделать вывод на будущее не получится…
Только один: не ввязываться в такие ситуации. И если это зависит не от тебя? Можно заставить себя промолчать или отойти в сторонку, когда есть выбор, но когда его нет…
Внутренние тормоза внезапно отключаются, и тебя несет. Позже, когда все закончилось, спохватываешься и ужасаешься: что же я натворил? Теперь не будет покоя, эта история останется со мной надолго, станет угнетать и мучить, возвращаясь в самый неподходящий момент…
Нет способа перестать. Ты другой и не можешь иначе.
«Не принимай близко к сердцу» – циничный и бесполезный совет. При всем желании нереально ему последовать. Если бы мог, изначально не принимал бы…
Просто мы разные. Парадокс в том, что поставить себя на место другого в состоянии лишь тот, кто накручивает, парится и принимает все близко к сердцу. Именно он обладает эмпатией – способностью воспринимать чужие чувства, как свои. Психопаты ее лишены – для них существуют только собственные эмоции. Делайте выводы…