– Ну и скорость! А держаться будут?
– Сколько надо – продержатся.
Лена посмотрела в зеркало, она стала выглядеть старше, бледная, губы тонкие, под глазами как будто мешки набухли, веки покрасневшие, как от слёз. Боря был доволен:
– Вот, Алик, зацени: почти один-в-один.
– Не совсем. Давай очки оставим.
Алик протянул Лене тонированные очки в позолоченной оправе с массивными металлическими дужками.
– В таких очках прыгать в воду! – Возмутилась Лена. – Так же можно глаза повредить.
– Ладно, не кипяшись! Снимешь в последний момент и в карман сунешь. Поехали уже, а то в пробку встанем.
– Стоп, а мой гонорар?
– Гонорар – после работы.
– Нет, половину – сейчас.
Они быстро переглянулись. Лена встревожилась, неужели, хотят обмануть? Что им стоит отснять прыжок и уехать в своем минивэне? Кстати, никаких договоров они не подписывали. Может, они и не из киногруппы, а решили заработать, предложив отснятый материал. А она останется без денег, да еще и без вещей.
– Зачем тебе сейчас, прыгать с ними будешь?
– Для уверенности.
– Ага, как в кино, «когда на дело пойдем, будет сердце греть», – заржал Боря.
– Что, «не захватили»? – С нажимом спросила Лена, готовясь поскандалить.
– Обижаешь, – лениво протянул Алик.
Он нырнул в сумку и вытащил пачку пятитысячных купюр. Целую банковскую пачку!
– По текущему курсу примерно 65 тысяч рублей получается, вот 30 штук – аванс, чтобы не передумала на мосту, – он отсчитал 6 красных банкнот и протянул Лене. – Остальное получишь после. Если с одного дубля получится снять, еще пятерку премии. Ну, можно ехать?
Лена кивнула, и они поехали к мосту. Она успокоилась, что деньги есть, её не собирались кинуть. Ага! Где она их оставит? В этой самой машине? Ну, нет! Лена вынула из пакета маленький полиэтиленовый мешочек из-под чулок, свернула деньги трубочкой, туго завязала и спрятала в лифчик.
Лена, чуть запыхавшись, преодолела лестницу, поднялась на мост и пошла по тротуару. Было уже 11 часов. Солнце припекало хорошо, но светило не прямо в лицо, а в правую скулу, туфли явно натирали пятки, но можно потерпеть. Главное – сделать все точно, как договорились, на мосту, а потом аккуратно войти в воду, строго перпендикулярно, оттянув носки, прижав руки к бедрам. Тогда сила удара о поверхность воды будет минимальной. Шла она, как сказали, понурив голову, не глядя по сторонам. Только изредка поглядывала вправо на мост метро, который был метрах в сорока параллельно коммунальному. Вот и нужное место: висит красный плакат, отмечающий фарватер. Метро-мост почти полностью перекрывал вид на реку, но Лена не собиралась любоваться пейзажем. Она перегнулась через перила и посмотрела на воду. Глубину определить невозможно, но это точно – фарватер. Лена выпрямилась, перелезла через перила, встала на неширокий карниз, скинула надоевшие туфли и стала делать глубокие вдохи и выдохи, вентилируя легкие. «Один, два, три. Сейчас».
Сзади стали сигналить машины, оглянулась мельком, ей машут, кричат, но останавливаться на мосту запрещено правилами движения. Прохожих, к счастью, не было. Вдруг одна машина остановилась, водитель кинулся к ней. Мужчина бежал быстро и тянул руки, чтобы схватить её. Лена заторопилась и шагнула вперед в пустоту. Уже в падении она заметила, что совсем близко, почти под мостом метро буксир тянет баржу вниз по течению. Баржа приближается слишком быстро, и скоро будет прямо под ней. Надо будет спешно убраться с её дороги. Очки забыла! Сдернула правой рукой, зажала крепко. Тело накренилось вправо, юбка парусила… Удар! Вот, черт! Вошла в воду под небольшим углом, приложилась скользом правым боком и локоть ушибла. Лена быстро развела руки, тормозя погружение, и начала работать ногами. «Всё, я смогла, сделала это! Скорей наверх! Вдохнуть полной грудью – и плыть в сторону берега, а то баржа где-то близко уже. Ничего, ушиб небольшой, животом приложиться – вот это опасно».
Вода была холодная, намного холодней, чем в бассейне. Лена открыла глаза, чтобы не прозевать баржу, без подводных очков в заиленной зеленоватой обской воде видно было плохо, но сверху шел свет. Справа внизу возникла смутная фигура, приблизился аквалангист в маске и нагубнике, от которого шел белый шланг к баллону за спиной. Он протянул руки, Лена успела помотать головой, что сама выплывет. Но он схватил её за юбку и потянул вниз. Лена забилась, смогла его оттолкнуть. Свихнулся, что ли? И так время на исходе, в ушах шум, в глазах темнеет. Она почти всплыла, но аквалангист догнал её, поравнялся и вдруг ударил чем-то по голове. Лена в последний миг дернула головой вправо, но все равно от удара чуть не потеряла сознание. «Больно как! Гад, вот я тебя!» Она в ответ ткнула рукой что есть силы в лицо под маской и порвала металлической оправой очков гофрированную трубку. Серебристые пузыри воздуха рванули вверх. Враг хлебнул воды, поперхнулся, глаза под маской вытаращились, светлые голубоватые глаза. Он отшатнулся от Лены, пошел на подъем, энергично работая ластами, и пропал из виду. Лена выскочила, наконец, на поверхность. Судорожно выдохнула воду и глотнула воздух. В ушах звенело, перед глазами плавали круги, но сквозь них картина открылась угрожающая.
Она всплыла совсем не под мостом, течение отнесло уже метров на десять, а прямо в просвете между буксиром и баржей. Её широченный нос надвигался неотвратимо. «Утянет под днище – и конец!» – Лена набрала воздуха, нырнула и отплыла в сторону пару метров. Теперь мимо неё проплывал правый борт опасной громадины. Сильно нагруженная посудина сидела в воде низко, вдоль борта шли низкие перила ограждения, в одном месте в воду свесился конец веревки. «Если влезу на баржу, псих меня не достанет». Лена ухватилась за веревку, непонятно как подтянулась и влезла. Повезло, что узкая юбка лопнула по шву. Веревки стягивали брезент, которым были накрыты штабеля высоких ящиков. Лена проползла под брезент в щель между ящиками и отключилась.
Когда Лена очнулась, она никак не могла понять, где она и что с ней. Отчего так голова болит, левый глаз не разлепляется? Почему она лежит ничком на этом жестком неудобном ложе? Лена с трудом села и огляделась. Крыша, сквозь которую просвечивает солнце, дощатые стены слева и справа. Ящики. Она на барже! Лихорадит, сознание путается. Она на самом деле прыгнула с моста? Её хотел убить аквалангист? Или это ей померещилось? Может, она голову повредила от удара о воду? Нет, тогда бы уже утонула. Да, что с глазом? Ой, это с виска кровь натекла и уже подсохла. И юбка высохла, и блузка. Рваные чулки почти сползли, скинуть их скорее! Белье ещё влажное слегка, холодит тело. Она вспомнила про деньги, они оказались на месте. 30 тысяч! Из-за этой фигни её чуть не убили? И вот – обломайтесь! Она начала хохотать, неожиданно хрипло и неудержимо. Потом заплакала. Потом обессилела и сидела в оцепенении, в каком-то полуобморочном состоянии. А баржа все плыла и плыла вниз по течению Оби…
Вдруг раздался резкий сигнал сирены, буксир сигналил встречному судну. Лена осторожно выглянула наружу и неожиданно узнала проплывающий справа близкий берег. За те часа два, пока она была в отключке, баржа подошла почти к Сосновке. «Здесь же наша дача!» Вот оно, убежище. Братья Новицкие дачу выставили на продажу, но желающих пока не было. Председатель товарищества, которого они подключили к продаже, сказал Лене откровенно: «За такие деньги, да в разгар сезона, никто у них не купит. Можешь спокойно жить всё лето». Лена пробралась на корму, сняла и выбросила дурацкую юбку, а блузкой повязала голову, как банданой, и скользнула в воду.
Поплыла «пляжным брассом», экономя силы, которых почти не осталось. Немного прошла по песчаному берегу, потом вылезла на обрыв по тропинке, знакомой с детства. Сосновые иглы кололи ноги, среди густых кустов показался старенький поседевший забор. Сорняки за ним стояли стеной по пояс. Вообще незаметно, что в мае она здесь что-то копала и сеяла. Два дня убила зря, но мама очень просила. Как просеки, в сорняках остались тропинки, заросшие белым клевером «кашкой». Калитка – со стороны улицы, а ключ у председателя, но Лене не нужна калитка. Здесь есть доска, висящая на одном гвозде, она отодвинула её и пролезла. Соседка, Ольга Петровна, не разгибаясь, трудилась на грядках, Лена не стала её окликать, наоборот, встала на четвереньки и прокралась к крыльцу. Ключи на месте, запасной комплект, на гвоздике под крыльцом. Скорей спрятаться, закрыться и лечь! Уже чувствуя подступающую дурноту и головокружение, схватила какую-то одежду с вешалки и пошла к дивану. Тут всё закружилось и потемнело…
Проснулась в сумерки, еле-еле встала, чтобы добрести до биотуалета. «Надо же, всегда считала, что папа деньги на ветер выбросил». Зазнобило так, что зубы стучали. Закуталась в мамин махровый халат. Не зажигая света, вскипятила чайник, заварила листья малины. «Их мы вместе с мамой собирали, давно, ещё в той жизни». Слабость, наверное, от голода. Открыла банку рыбных консервов, через силу проглотила несколько ложек, запила чаем. Озноб прошел. Но голова болела невыносимо.
Взяла с тумбочки круглое зеркало, подошла к окну на веранде, где за тюлевой шторой еще светлело небо на закате. С левой стороны лица – жуть: на виске короста, щека опухла, глаз почти закрылся, до уха дотронуться невозможно. Вдруг раздался шум мотора, у калитки остановился джип, из него вышли двое крепких мужчин, чуть помешкали, и ловко перескочили через забор. Лена села на пол, где стояла, сжалась от ужаса. Шаги, ближе, мужские голоса, топот на крыльце, дергают дверь.
– Не похоже, чтобы замок на калитке открывали, да и следов нет, травой всё заросло.
– Видно что-нибудь?
– Нет никого, – прямо над её головой за окном с тюлевой шторкой.
Сердце бьется так громко, что его, наверное, сейчас услышат. «А где ключ от двери? Вдруг в замке оставила?» Не поворачивая головы, скосила глаза в сторону двери. Ключ на обычном месте, на крайнем крючке вешалки. Машинально, когда вошла, дверь закрыла и ключ повесила.
– Эй, мужики, а что это вы здесь ищете? – Ольга Петровна подошла к забору. «Дай ей Бог здоровья!»
– А мы – покупатели, объявление увидели.
– Зря сюда приехали, надо было сперва позвонить, председатель мог бы показать. А сегодня ни его нет, ни хозяйки, не приезжал никто.
– Может, спит хозяйка?
– Если бы приехала, прошла по двору, а я весь день в ограде. Вот и калитка на замке. Значит, нечего было вам лазить через забор.
– Да мы – ничо, не поломали же. Посмотрим снаружи, да поедем.
Соседка, судя по всему, уходит к себе в дом. Лена даже, кажется, дышать перестала. Мужики стоят прямо у окна, под которым она сидит. Один тихо говорит:
– Может быть, поджечь и дело с концом?
– Нет, шеф не говорил жечь. И эта баба нас видит. Поедем в город. Скажут, подожжем, только по-тихому.
Лена сидела неподвижно так долго, что не заметила, как уснула прямо на полу.
Она проснулась ранним утром, первые косые лучи солнца пробивались сквози щели в шторах. Она лежала в чистой постели, укрытая одеялом. Голова покоилась на мягкой подушке и болела гораздо меньше, Лена поднесла руку к голове и обнаружила компресс, а на виске пластырь. Кто этот чужой старик у постели?
– Леночка, не вскакивай так резко!
– Вы вообще – кто?! Как в дом попали? Я дверь закрывала.
– А потом открыла.
– Нет.
– Ночью открыла, ты не помнишь. А я – Николай, двоюродный брат твоей мамы. Дядя Коля.
– Какой дядя? Какой брат?
– Да вот же, я на фотографии с вами стою, – он торопливо вынул старомодный телефон, раскрыл обложку, вынул небольшую фотографию и дал в руки Лене. – Здесь, на этой самой даче.
Лена недоверчиво рассматривала снимок на куске плотной бумаги. «Папа, мама, девочка с косичками – я. Мне лет пять, это еще до травмы позвоночника. А рядом – дядька, намного моложе мамы. Но похож, да, это – Николай. Он и молодой был худой, жилистый, а сейчас ещё сильней усох. С мамой они совсем не похожи: темные волосы, глаза карие».
Перевернула, на обороте написано «Сосновка».
– А вы часто к нам приезжали?
– Да случалось.
– А почему я вас не помню?
– Когда я еще школьником был, потом в медучилище учился, тебя не было и в проекте. А позже – совсем редко. Я не хотел надоедать Наташе. Родня из меня не престижная. Был санитаром, ни денег, ни связей. Потом сидел. А когда перебрался на Сахалин, стало трудно ездить. Работал коком на судах, ходил в море. Теперь живу там же, только на берегу.
– Я сейчас почему приехали?
– Приехал, потому что ты одна осталась, без родителей. Подумал, надо помочь, поддержать. У меня остался должок перед Наташей и Михаилом.
– А вы знаете, что я… – у Лены перехватило горло.
– …Приемная дочь? Знаю, конечно, – Николай явно не видел в этом никакой трагедии. – Наташа рассказала, как ты к ним маленькая из леса вышла. Они с Михаилом очень удивились, как такая кроха, годика два всего, одна в лесу оказалась. Давали объявления, искали твоих родных. А потом так полюбили тебя, что удочерили. Свои мальчики у них уже взрослые были, жили отдельно, в Москве учились, а они ещё не старые были, далеко до пенсии, надеялись, что хватит времени тебя вырастить, выучить, на ноги поставить.
– Не успели выучить, – Лена заплакала от жалости к себе и к родителям.
Николай стал аккуратно промокать ей слёзы полотенцем, как опытная сиделка больному. А сам продолжал говорить.
– Ничего, Леночка, не плачь, всё теперь будет хорошо. В моей жизни было такое, что я долго не мог выйти из темного леса. И ты сейчас как будто в лесу, но обязательно выйдешь на солнечный свет. Я тебе помогу. Сейчас позавтракаем и поедем в город в больничку. А пока расскажи, что с тобой стряслось? С кем подралась? Кто тебя обидел?
– Меня убить хотели! – Выкрикнула Лена и добавила упавшим голосом. – Вернее, и сейчас хотят.
– Ну, ни х…хрена себе, заявочки! Ты не бредишь? Отвечай внятно: что, где, когда?
– Отвечаю внятно! – Лена так разозлилась, что села, невзирая на боль в голове. – Меня топил аквалангист под Коммунальным мостом, вчера утром. Но я сбежала на барже. А два мужика хотели сжечь вместе с домом, здесь, вчера вечером. Но их видела соседка. И я не брежу. Вот на лице доказательства – вам мало?
Николай раздумывал не больше секунды.
– Ясно, что ничего не ясно. Но здесь оставаться нельзя. Собирайся, быстро, делаем ноги отсюда!
– А завтрак?
– В машине поешь. И подробно всё расскажешь. Как нам выйти незаметно?
– Через лаз в заборе, вон там, возле леса.
– Годится. В той стороне – моя машина, я её за кустами поставил, совсем рядом.
Лена оказалась в машине через несколько минут в чем была: старый мамин халат, надорванные пыльные шлепки. Николая как будто подменили. Куда-то исчез добрый старенький дяденька. Лицо его стало жестким, как высеченным из камня. Двигался он быстро и почти бесшумно. Когда они, пригибаясь, дошли до дырки в заборе, он ногой отжал вторую доску, даже не приостановился. Казалось, он сейчас и стену бы прошел насквозь.
Лена проснулась от пения птиц. Да, она же в «больничке», в своей отдельной палате, комфортной, как гостиничный номер-люкс. Неделя как она в этом элитном заведении, расположенном в черте города, но в лесу. Вокруг птицы поют и клумбы цветут. Персонал вежливый до невозможности. Врач прописал лечебные салфетки на рану, пилюли, сон. Рана почти не беспокоит, голова тоже. Помимо сна, лекарство оказывает умиротворяющее действие. Лене иногда кажется, что не всё, что она помнит, было на самом деле. Может, никто не топил её, а она о баржу стукнулась? Может и джип не приезжал? Вот дядя Коля – реальность, он навещает её каждый день примерно в 11 часов, приносит фрукты, но телефон не дает. А больше ничего не происходит. Очень скучно только спать и есть, а из палаты выходить не разрешают. Из одежды – больничная пижама, шелковая голубая в цветочках, да в шкафу вещи, в которых приехала: халат, тапки, белье. Все выстирано и поглажено, а в кармане халата – пакетик с деньгами, так дорого доставшимися.
– Доброе утро! – Санитарка в светло-зеленом костюмчике принесла поднос с завтраком. – Вчера вы просили включить телевизор, доктор разрешил, но не долго, по часу утром и вечером. Вот шнур питания и пульт.
Отличная новость! Можно будет скоротать время до приезда дяди Коли. Лена приняла пилюлю, которая «до еды», и принялась за творожную запеканку с фруктами.
«Хорошо здесь кормят. Роскошные условия. Интересно, сколько это стоит? Тридцать тысяч для такого заведения, похоже, совсем пустяк. А еще делали МРТ. Дядя Коля просил не волноваться, он заплатит «без проблем». Странно как-то он появился, совсем внезапно. «Дядя Коля с Сахалина». Определенно, мама ничего о нем не рассказывала, по крайней мере, в последние несколько лет. Никаких писем, сообщений, звонков тоже не было. И вдруг явился, помахал фотографией. Да Алла в «фотошопе» может за полчаса напечатать десяток! Но он же меня спас, поместил в больницу. Вот именно, в больницу. А почему не обратился в полицию? Вёл себя так странно, как в шпионских фильмах. Нет, чего я дергаюсь? Все же хорошо. Сейчас сок допью, пилюльку «после еды» приму и новости посмотрю. Что там, в свободном этом мире, происходит?»
С комфортом устроившись в подушках, Лена принялась щелкать пультом, попадая все время на рекламу. Плазма метр на полтора была настроена всего на 3 канала, через 3 минуты на втором обнаружились новосибирские новости. «А теперь переходим к происшествиям». На экране появилась девушка в темных очках, стоящая у перил моста. Ошеломленная Лена узнала себя. Снимали телефоном из проезжающей машины, сначала против солнца, потом при нормальном освещении. Юбка, черный топик, хвост темных волос на спине, лица не разобрать. И ещё из одной машины, а потом – с противоположной стороны моста. Вот она уже за перилами, проезжавший автобус скрыл её, но снизу с берега снято, как она летит в воду, волосы поднялись веером. Даже издалека видно, что в воду вошла немного криво, брызги фонтаном, чей-то крик. «Фу, позор какой, сейчас объявят, что каскадер для фильма – Елена Новицкая». Диктор ровным голосом с трагической ноткой вещал совсем иное. «До сих пор не найдено тело женщины, бросившейся с Октябрьского моста в прошлую субботу. В полицию поступило заявление от известного бизнесмена, обнаружившего определенное сходство жертвы суицида со своей женой. Женщина пропала в субботу утром, её машина найдена недалеко от моста. Объявлена награда за достоверную информацию о её местонахождении». На экране побежала строчка с номерами телефонов.
«Вот так попала, ты, Леночка, в кино! Что это значит?»
Сердце бешено заколотилось, в висках заломило от боли, Лена напряженно думала.
«Если это не было кино, значит, это… Господи! Жуть какая! Это – убийство. А меня заманили, чтобы изобразить самоубийство. Это не аквалангист был псих, это я – полная дура. Жену бизнесмена раньше утопили, а потом придумали этот трюк, чтобы каскадерша при свидетелях сама с моста спрыгнула. Теперь убитая жена где-то выплывет, а каскадерша, то есть я, выплыть не должна. Они теперь меня ищут, чтобы убить: Алик, Борис, аквалангист, те двое в Сосновке – ужас, их же целая шайка! А дядя Коля? Может, он и не дядя, и не Коля?
– Здравствуй, Леночка! Как дела? Да что ж ты так вздрагиваешь? – Николай вынул пульт из руки Лены и выключил телевизор в момент рекламы майонеза.
– Задумалась. Здравствуйте!
– Не надо много смотреть телек, тебе вредно.
– Что доктор говорит? Меня скоро выпишут?
– Доктор говорит, динамика хорошая, организм крепкий. Я тебе апельсинов принес.
– Ой, не надо, здесь очень хорошо кормят. Ладно, возьму парочку, – Лена опустила глаза, любуясь апельсинами.
«Надо его расспросить незаметно. Я-то ему всё выложила, пока ехали из Сосновки, а он про себя и словечка не проронил».
– Дядя Коля, а как вы меня нашли, как догадались, что я на даче?
– Я прилетел утром, остановился в гостинице и пошел на вашу квартиру на улице Советской. А там – пусто, ремонт идет. Соседка на площадке сказала, что ты и твои братья квартиру продали, поделили, и ты переехала по новому адресу.
– Это какая соседка, старушка?
– Нет, она чуть за сорок.
– Да, я же оставила адрес, вдруг кто искать будет. «Никому я адрес не давала, кроме Аллы».
– А мне она не сказала, странно. Я попросил адвоката знакомого посмотреть регистрацию сделок с недвижимостью. Он нашел эту комнату на улице Мира.
– Да, пришлось переехать в комнату, было очень трудно выбрать, что из мебели перевезти, а что бросить. Жалко было, но круглый стол и мамину любимую горку с хрусталем пришлось продать.
– Ясное дело, вся мебель в одну комнату не вместилась бы. Но все же не без крыши над головой.
«Вот ты и попался, «дядя»! Не было у нас круглого стола, и хрусталь мама не собирала. Спокойно, Лена, вдох-выдох, вдох-выдох, продолжаем разговор».
– Да. Так что дальше, дядь Коль?
– Тебя дома не было, соседка Нина сказала, что ты ищешь работу, но еще не устроилась, что ты ушла рано утром, наверное, скоро вернешься. Предложила подождать. Я ждал до обеда, сначала в квартире, потом на улице. Начал беспокоиться. Куда ещё могла поехать? На дачу. Погода хорошая. Взял машину в прокате и поехал. На выезде пробка была. Только после заката добрался.
– А почему не к калитке подъехал?
– Я проехал мимо, калитка закрыта, замочек висит. И объявление о продаже. Подумал, раз приехал – подожду. Переехал в кусты за огородом. Как раз то место, где ты ребёнком из леса вышла. Ждал долго, совсем стемнело, везде огни погасли. Я решил напоследок постучать, тогда и ехать в город. А ты дверь открытой оставила, а сама лежала на полу.
«Не открывала я дверь! Отмычку подобрал, наверное». Лена опять опустила глаза, чтобы не выдать своих мыслей, а потом и вовсе отвернулась и деланно зевнула, прикрыв рот.
– Что-то я устала…
– Да отдыхай, утомил я тебя разговорами. Всё будет хорошо.
«Не будет ничего хорошего, если я здесь останусь. Отравят или ещё чего. Исчезну бесследно. Бежать немедленно – и сразу в полицию!»
Лена выглянула, коридор пуст, все двери закрыты. После обхода и процедур всегда наступает тишина примерно на час, то ли чай пьют, то ли совещания проводят. Она быстро дошла до входной двери, закрытой на задвижку, но остановилась в нерешительности. Как идти в полицию в этой голубенькой пижаме в цветочек? Она оглянулась. «Комната отдыха медперсонала» – то, что надо. Может, есть одежда приличнее? Никого нет. В шкафчике висит зеленая униформа. Схватила – и на улицу. За воротами на лесной дороге, набросила куртку, широкую и длинную. Но штаны оказались узкими, бросила. Дорога вышла на шоссе к бетонной будочке автобусной остановки. «Ой, а деньги-то!» Деньги остались в кармане старенького халата, лежащего в шкафчике. «И куда я без денег, да еще в такой одежде?» На автобусной остановке стояла очень полная пожилая женщина в летнем комплекте, сиреневом в белых розочках. Лена почувствовала себя уверенней.
– Меня обокрали, мне в полицию надо, как доехать? – Смело обратилась она к незнакомке.
Та разохалась и разахалась, но посоветовала не ждать автобус.
– А идите прямо так до первого поворота, потом вверх по улице и в первом этаже пятиэтажки – полицейский участок.
Через 20 минут ходьбы быстрым шагом, Лена объяснялась с дежурным, сидящим за стеклянной стенкой.
– Сержант Калачёв, стажер, – представился рыжеволосый парнишка.
Он был такой молодой, что у Лены вырвалось:
– А нет кого-нибудь постарше?
– Участковый пошел на обед. Вы по какому вопросу, гражданка?
– Мне, наверное, надо заявление подать.
– Заявление подать можно. У вас есть паспорт? Нет паспорта? Вас что, обокрали?
– Нет, меня убить хотели! – голос у Лены предательски сел, горло сдавили подступающие рыдания. Дальше она только мотала головой.
– Как хотели убить? Где, здесь? В городе? То есть, не на нашем участке? Так что же вы там не заявили? Или по месту жительства. Где живете? Ну, не надо плакать! Вот я сейчас с начальством посоветуюсь. Что-то вы бледная? Выйти? Конечно, подождите снаружи на ветерке.
Лена вышла из душного помещения на улицу, зашла за угол здания в тень. Дурнота отступила. Рядом за открытым окном сержантик говорил по телефону. «…Такая странная, как из психушки. Путается: то обокрали, то убили. Нет, не пьяная. Может, и нюхала что. Да, слегка побитая. Ориентировка есть? Да, подходит: волосы длинные темные, глаза карие, лет 30, рост 170. Куда доставить? Сами приедут? Так точно! До вашего прихода задержу».
Лена побежала, не дожидаясь, когда её «задержат»: дворами вниз по улице, по шоссе направо в противоположную от больницы сторону. Она чувствовала себя загнанным зверем. Машины пролетали мимо, обдавая пыльным бензиновым ветерком. Вдруг одна остановилась, открылась дверца. Дядя Коля схватил её за руку. Сопротивляться не было сил.
– Куда тебя понесло! Что ты устроила?
– Я знаю, что вы никогда не были в нашей квартире на улице Советской. Только адрес знаете. Вы кто вообще, что вам от меня надо? Вы заодно с ними, с моими убийцами?
– Если не веришь мне – иди в полицию.
– Я там была, меня ищут. Про меня есть – как это? – ориентировка.
– Вот дура! Теперь они узнают, что ты жива.
– Недолго мне осталось. Они женщину убили, похожую на меня, и меня убьют. Я сегодня новости видела…
– Лена, я видел эти новости, но не хотел тебя пугать. Но ты все узнала без меня.
– Кроме одного: кто вы такой?
– Кто я? Я – двоюродный брат твоей мамы, Николай Николаевич Таиров. Вот мой паспорт, в нем лежит посадочный талон, я прилетел на самолете с острова Сахалин через Хабаровск. Там все написано. Да, я не был на вашей квартире. Но несколько раз был на даче в Сосновке, первый раз, когда Наташа была беременна первенцем, Димой. Последний раз, когда тебе уже было 5 лет. Помнишь подарки: большую рыбу, ракушки, жемчуг для мамы?
– У мамы было красивое жемчужное ожерелье, но пришлось его продать. И я не помню, откуда оно.
– Ну, хорошо, пусть ты забыла, как я приезжал с Сахалина, как привез жемчуг. Но образок Святой Елены, в честь которой тебя назвали, у тебя сохранился?
– Да. Мама дала.
– Так вот. Этот самый образок Святой Елены был у тебя в кармане, когда тебя нашли Наташа и Михаил. Я его видел, держал в руках, здесь, в этой самой Сосновке. Он вот такой маленький, деревянный, прямоугольный. Портрет святой Елены – поясной, она в золотой короне, под короной – белый платок, платье у неё красное, а в правой руке – большой крест. И где ещё я, по-твоему, мог его видеть?
– Дядя Коля!..
– Вот именно. Ладно, не реви, приехали уже. Отдыхай, здесь надежно, никто ничего не знает.
После того разговора Лена решила для себя, что дядя Коля, если и темнит где-то, зато не стремится её убить, как тот аквалангист в реке, или двое «поджигателей». Бр-р-р! Опять холодок по коже. Значит, дяде Коля надо верить. Стало легче жить, пусть кругом враги, но есть один друг. И голова почти перестала кружиться. Вот только вид в зеркале совсем не радует: на левой щеке пластырь, под глазами мешки, на ухе царапина. Но уже лучше, в первый день ухо было красное и раздутое, как вареник.
– Ага, ты уже у зеркала вертишься! Значит, на поправку пошла наша девушка.
Лена оглянулась, Николай пришел не один. Высокий симпатичный парень, с отличной фигурой одарил её приветливой улыбкой. Как ужасно перед таким красавчиком оказаться в больничной пижаме и с побитым лицом!
– Здравствуйте, Лена!
– Здравствуйте! Дядь Коль, кто это, зачем?
– Лена, не волнуйся, это сын моего лучшего друга, Сергей Викторович Баев. Он человек надежный, как был его отец. Я попросил его помочь тебя спрятать. Немедленно займитесь маскировкой. Смените прическу. Купите одежду модную, но не просто модную, а такую, какую ты сроду бы не надела. И другое имя подберите. Всё, я вас оставляю.
«Где я видела это лицо: открытый взгляд серых глаз, высокие скулы, прямой нос, зачесанные назад пышные темно-русые волосы?»
– Сергей Викторович…
– Да, будет, тебе! Зови меня по имени и на «ты».
– Ладно, Сергей, вы случайно плаванием не занимались?
– Да, было дело, в студентах. А что мы встречались?
– Вроде бы на каких-то соревнованиях, смутно припомнилось.
«Смутно», ничего себе соврала, не краснея! Да от этого Серёжи все девчонки в бассейне были без ума! Сложён, как античный бог, грива темно-русых волос, учился на юриста в престижном ВУЗе. Тогда пять лет разницы в возрасте казались огромным препятствием. Конечно, он и не глядел на школьниц-малолеток.
– Так как к тебе обращаться?
– Не знаю, сами… сам выбери.
– Тамара подойдет? Была такая царица Грузии. А у тебя волосы роскошные!
Все же Лена покраснела от комплимента, но отшутилась.
– Тамара. Царица. Очень приятно познакомиться.
Сергей привез стилиста-визажиста Галину. Это была полненькая женщина лет тридцати небольшим, энергичная и разговорчивая. При ней был объемистый чемодан. Они обсуждали Лену, как неодушевленный предмет. Из разговора выходило, что её надо спрятать на время бракоразводного процесса от мужа, который распускает руки. А Сергей в этом деле – её адвокат.
– Нужна полная инверсия. Никакого театрального грима и париков, это же не на один день. Волосы длинные темные – делаем короткую стрижку и обесцвечивание.
Галина раскрыла чемоданчик, увеличенный вариант косметички, вынула папку, раскрыла и ткнула пальцем в образец:
– Тон «Средний блонд». Носила шишечку на затылке – будет супермодная асимметричная прическа, заодно травмы слева прикроет. Глаза карие – наденем голубые линзы, ресницы и брови сделаем на два тона светлее. Брови можно удалить и сделать татуаж.
– Нет, какой татуаж, у неё рана на виске не зажила!
– Бедняжка! Ну, хорошо. Брови подправлю пинцетом, сделаю узкие выгнутые по верхнему краю. Немножко придется потерпеть. Очки не носила? Обязательно надо подобрать тонированные, модные. Тени или в цвет глаз – голубые, или сиреневые, погуще, с уголком на висок и растушевкой до бровей, я покажу сегодня. Маникюр и педикюр фиолетовый с желтым, два ногтя одного цвета, три – контрастного. Кстати, можно пригласить мастера сюда. Я дам визитку.
– Давай, но мы лучше съездим. Записываться надо?
– Конечно. Но от меня без очереди. Раз в месяц в салоне подновлять можно. А в промежутке, если поцарапается, чуть подмазывать, эмаль на ногти ровно ложится и держится хорошо. Губы…
– Тоже фиолетовые с жёлтым? – Не выдержала Лена.
– Губы красные, от алого до темно-красного, хоть днем, хоть вечером. Мужчины, когда видят такие губы, вообще не замечают лица.
Сергей помог оборудовать место: снял зеркало со стены и поставил на тумбочку, придвинул кресло. Сам вышел в коридор, «на время экзекуции», как подумала про себя Лена. Галина надела фартук, на клиентку набросила пеньюар. Пока Лена вспоминала, сколько лет она не ходила в парикмахерскую, два года или все три, мастер большими ножницами обкорнала ей волосы до шеи. Стало непривычно легко голове и прохладно шее. Процедура заняла полтора часа. Галина разделила волосы пробором на 2 неровные части. Справа и на затылке сделала короткую стрижку, а слева через всю макушку оставила густую длинную гриву, скрывшую не только ухо, но и пол-лица. Галина работала в очень быстром темпе, пока отбеливались волосы, занималась бровями и ресницами, попутно инструктировала, как обращаться с линзами, как делать укладку волос. На тумбочку она выставляла одно за другим косметические средства: шампунь и кондиционер для окрашенных волос, пудру, голубые и сиреневые тени, карандаш-подводку фиолетового цвета, три тюбика губной помады, эмаль для ногтей двух цветов. «Да, ты же убежала, в чем была». Спрей-антиперсперант, туалетная вода, и маникюрный набор дополнили картину. Смывала краску над ванной, приставив кресло спинкой к краю. «Давай, запрокинь голову хорошенько, шейку вытяни». Она даже умудрилась ни разу не капнуть на коросту на щеке, обклеенную бумажкой с вазелином.