– В какой комнате?
В заброшенном кафе. Он сидел один за столом, а перед ним стояла бутылка и яркая коробка. А потом он покатил в центр.
– А где он теперь?
Ян ходил смотреть, на месте ли седан. Дядя был там, но пьяный.
Надо бы с тем Томашем потолковать.
*
Я отношу кота к Галке.
– Жди меня… – начинаю я, но не помню как дальше.
Мы с Яном выходим на улицу. Так вот как он ходит по городу незамеченным! Наверное, это естественно для подростка ссутулиться и свесить руки плетьми. Он горбится и идет вперёд пьяной походкой. Так он почти не отличается от нас.
Мы доходим до Мариинки, встретив лишь Тимыча с самогонным аппаратом. Он спасает свою ценность.
За углом стоит старенький седан. Я бы его не заметил, а Филя подумал бы перед ним денёк и сказал: «Ну, и хрен с ним!»
В машине сидит человек, но он не только пьян. Я узнаю симптомы. Так и есть. Филя успел таки куснуть его. На запястье следы двух зубов.
– Колись, – говорю я ему, – и твой племянник будет цел.
Томаш тупо глядит и тянет из кармана карту города. На ней поставлен маленький крестик. Это не далеко. Ян остается ждать, когда его дядя протрезвеет, а я направляюсь к Благовещенскому мосту.
К ночи добираюсь до Академии Наук. Вход заколочен. Пытаюсь отодрать одну доску, но она лишь болтается на гвозде и прикрывает щель, в которую посторонний бы не протиснулся, а вот ходячий скелет, вроде меня, – вполне.
Внутри темно. Я слышу рычание, и в ногу вонзаются зубы. Я вспоминаю про зажигалку Фили в кармане. Я щёлкаю, осветив здоровенного ротвейлера с рыжими бровями. Он отпускает меня и садится.
– Эй! Да тебе эта штука знакома! Ты что, псина, нашего Филю знал? – говорю я и, подражая Двузубцу, добавляю, – Ну и хрен с тобой.
Пес виляет хвостом и вываливает язык – розовый, с пенкой слюней. Он живой.
– Как тебя зовут, слюнтяй?