Анжелика Нилова
Рождение бурной реки
Она бросила разъярённый взгляд на виновника пожара. Границы размылись, в глазах помутнело. Солнечное сплетение как будто пробил камень и стало светло. Слишком светло и громко. Марина открыла глаза и непонимающе огляделась. Полосатка рядом лениво махала хвостом. Комнату заливал солнечный свет. В дверь стучали.
– Марина! – глухо взывал отец.
– Я скоро, – ответила девушка раздражённо.
– Ты проспала ритуал рассвета. Ещё немного – и проспишь обед.
– Да встаю!!
Она резко села и голова закружилась. Девушка сжала её ладонями, пытаясь остановить бешеный хоровод. Так тошнило лишь однажды, когда в четырнадцать она встречала рассвет с другими подростками деревни. Они раздобыли бутылку креплённого вина, но пить решились только двое: она и сын приезжего мага. Тогда Марина очень хорошо усвоила, что бутылки на двоих слишком много.
– Твою же!..
Глаза девушки распахнулись. Игнорируя тошноту и головную боль, едва держа равновесие, она подскочила к столу. И облегчённо выдохнула. Огонь подпалил лишь некоторые листы. Но… как? Не мог же он просто передумать и перестать гореть.
– Что произошло? – спросила Марина Полосатку, будто та могла ответить.
И… взгляд лёг на бумагу в центре. Она была мелко исписана ровным почерком. Её, Марины, ровным и аккуратным почерком. Таким, каким она не писала с тех пор, как решила пожертвовать ради некромантии сном. Было только одно «но». Впрочем, Марине было всё равно, что она не помнит, как писала это. Она нашла то, что искала. Поняла, чего жаждет, куда ведёт путь. Она читала и перечитывала казавшийся таким простым ответ.
– Марина! – снова раздался грозный голос отца. – Сколько ты ещё собралась сидеть в комнате?
– Отстань от меня! – вспылила девушка и осела, поражённая громкостью своего разъяренного голоса.
По ту сторону двери наступила тишина, а спустя секунду послышались удаляющиеся шаги. Когда шаги стихли, Марина прижала лист бумаги к груди, где бешено колотилось сердце. Она наскоро приняла душ, даже в ванной не расставшись с сокровенным знанием: она завернула бумагу в одежду, которую сняла.
Наскоро переодевшись, она вылетела из дома мимо возмущённого отца и ворвалась в дом ведуньи. Она тяжело дышала, голова горела изнутри, измученные бегом лёгкие сопротивлялись каждому вдоху. Ведунья медленно поднялась, откладывая кусочек хлеба, что жевала. Она настороженно смотрела на Марину.
– Я хочу быть жрицей, – благоговейно проговорила та.
– Жрицей… чего? – запнулась ведунья.
– Жрицей в храме магии смерти.
Ведунья села обратно. Жизнь схлынула с её лица.
– Как же далеко ты зашла, девочка моя, – почти беззвучно прошептала вмиг постаревшая женщина.
– Но ты же дала мне эту книгу! – вспыхнула Марина, а тело обдало мерзким жаром.
– Не для того, ох, не для того! – воскликнула ведунья с невидящим взглядом. – Я просто показывала тебе направление, дала то, что сдержит твоих демонов. Не думала я, что ты настроишь связь со служителями смерти, решишь пойти по их стопам.
– Что? Так ты… я думала, ты меня…
Марина резко вдохнула, лишь бы не произнести предательски крошащих всё внутри слов. Как она могла подумать, что кто-то может её полюбить вот такой, с огромной тьмой внутри? С той самой тьмой, что служит маяком для адских отголосков. Да она же живое свидетельство, что ад есть! Она его видит, чувствует, пропускает сквозь себя.
– Бог, Вселенная… – забормотала девушка, когда оказалась на улице. – Или кто там мне покровительствует? Дьявол? Да плевать. Просто укажи путь. Тот путь, что не приведёт ни к отцу, ни к ведунье, ни к кому, для кого я проклята. Укажи мне истинно мой путь!
Совсем рядом что-то сверкнуло. Будто случайный солнечный зайчик. Марина повернулась. На крыльце у дома ведуньи лежала книга с поблёскивающей на одной стороне глянцевой картинкой. На другой был текст.
Марина знала, что эти блики не просто физическое явление. Вся вселенная сотворена физикой не просто так, и сейчас та же сила творит и её судьбу. Она коснулась страницы. Девушка слишком хорошо знала эту книгу. Рождение их деревни. Их личный миф, которым гордился каждый житель. Неизвестно, сколько правды было в книге, но легенда о том, как ад покорился людям, звучала грандиозно.
