Анжелика Нилова
День памяти меня
Он обратил на меня внимание одними глазами. Чуточку поразмыслил и только потом чинно двинулся ко мне. Ох, что-то совсем непростительное я сотворила! Прилюдно прихватила Ларика и умотала? Или начала прямо там то, что так и не произошло? Как объяснить демону, хоть и на четверть, что ничего не было? Голова разрывалась от количества вопросов, на которые ответа просто не могло быть!
– Если ты снова пришла лечить, что мы с Лорой не пара, иди к чёрту, – зло зашипел Самуил.
Я только и успела, что открыть рот, а глаза мои, должно быть, стали размером с блюдца. Что-что, простите? Лора? Не пара? И где ж я так согрешила? От обрушившейся боли я даже вдохнуть нормально не могла. Ком, что должен был подкатить к горлу, встал поперёк груди и самым острым краем уперся в бедное сердце.
Я бросилась к выходу. Ступеньки будто трескались под ногами. Вот-вот я могла провалиться на какой-то круг ада, который с удовольствием прожуёт меня и никогда не выплюнет. Я вылетела за пределы двора и остановилась только у набережной, до которой обычно гуляла не меньше получаса.
Запыхавшаяся, с горящим лицом и подкашивающимися ногами, я рухнула на ближайшую лавочку. Достала телефон дрожащими руками и замерла, когда разблокировала. На меня с экрана смотрела я, счастливая и безмятежная, обнимающая мужчину, на спину которого запрыгнула. Он же подхватил меня под ноги, чуть наклонившись вперёд, улыбаясь во весь свой дурацкий рот. Илларион. Что за шутки?!
Я забыла, как дышать, споткнувшись взглядом о дату. Три года! Так ночь, когда я вылила на голову Самуилу пиво, случилась три года назад? О, великая Кали, Богиня чистого сознания и смерти, дарующая нам свою благодать… Какого чёрта?!
***
В голове уже не осталось мыслей, а в сердце – чувств. Меня выжали до последней капли. Прибежище принадлежало новой жрице, мама была в сотом путешествии, призванном даровать очередное просветление. Подруг у меня сроду не имелось. Постоянные разбирательства, кто прав, кто виноват, периодические ареопаги, где я неизменно принимала взвешенное решение, карающие мероприятия для тех, кто никак не хотел принять волю Кали… И попойки с Самуилом, заканчивающиеся понятно чем.
Что ещё было у меня? Даже самой себя не было. Ни богини, ни любви. Только извращённое, искорёженное время. И бар. Я остановилась, не заметив, как добрела до того самого бара, где три года назад… который построил Джек, а это пшеница, которая в чёрном чулане хранится… Схожу с ума. Не благодарите. Хотя бы для первых полос больше не гожусь. Даже не знаю, расстраивает ли меня это.
Я зашла в бар. Поразмыслив, заказала виски с колой. По отдельности. Пиво слишком легкомысленно для такого «восхитительного» вечера. Праздновать, так серьёзно! Даже сарказм свой излить некому. Вот и буду травиться им изнутри, а сверху заливать крепеньким. Фу-х! Где там тумблер выключения сознания? Ах да, виски…
После второго стакана я решила прекращать истерику и начинать думать. О чём мы там говорили с отголоском? О рыцарях и изменщиках? Нет, не так… про сволочей и рыцарей. Хоть убей, не помню, почему рыцари хуже были! Ах да. Лора.
Рыцарь-изменщик… Мой неверный Ланселот! А что там про благородную сволочь пелось?
– Опять я повинен в твоём пьянстве, – раздалось рядом снисходительно.
Я дрогнула и заморгала, будто только проснулась. На меня смотрел Ларик. Он улыбался как-то… не так, как обычно. Чего-то не хватало его до жути искренней улыбке. Накрутить гонора? Пожалуй, а ещё нахальства! Вот оно – фирменное от инженерика. Я глубоко вдохнула, упорно отгоняя вставшую перед глазами заставку телефона. Что изменилось за три года, что я так отупела и решилась на это сумасбродное фото? Или проспорила кому-то? Да, определённо. Чуйка подвела, и я пала жертвой чьей-то бурной фантазии.
– Мне того же, друг, – весело окликнул бармена Ларик, усаживаясь рядом за стойку.
Отменить грусть! Теперь нужно держать марку. И вызнать побольше. Ох уж эти руки в облегающей серой футболке! Не они ли стали причиной помутнения сознания? Чувствуя пьяную дымку, я с трудом перевела взгляд на его лицо.
Бармен поставил перед моим нежеланным собутыльником стакан виски. Ларик отсалютовал.
– За новую жрицу и твою свободу?
Нет, за такое пить я не согласна. Если только не чокаясь. Надеюсь, мой взгляд оказался достаточно испепеляющим, хоть и окосевшим. Нахал же, пожав плечами, опрокинул виски. Он уставился перед собой. Отчасти я была благодарна, что он молчит. Другая же моя часть безумно хотела поболтать о невзгодах жизни. За неимением лучшего, знаете ли…
– Мне всего… – я запнулась, нехотя плюсуя три года, – тридцать. Почему они отказались от меня?
Вопрос прозвучал негодующе. Так, наверное, звучат голоса тех, кому вонзили нож в спину самые близкие. Ларик же глянул, будто неожиданно кикимору увидел. Я фыркнула.
– Ты… сама хотела, – выдохнул он.
Теперь я вытаращилась на него. Что могло произойти, чтобы я отказалась от великой Кали? Травма головы? Этой самой головой я неверяще замотала и очень кстати вспомнила, что он знал всё, о чём я могла только гадать. Я попыталась заставить пьяный мозг сформулировать хоть какое-то подобие вопроса, что не вызовет подозрений, но он совершенно отказался думать. И виной тому стал не алкоголь.
Терпкий аромат окутал, заставил затаить дыхание и закрыть глаза. Я хотела бы сбежать сейчас! Гордо оттолкнуть его, топнуть ногой и покинуть бар. Но нет, не хотела. Горячее дыхание Ларика обожгло ухо вместе с тем, как запах его кожи коснулся обоняния.
– Ты самое восхитительное, что со мной случалось, – он скользнул кончиком носа по моей щеке, его губы замерли в миллиметре от моих, я ощущала его дыхание, каждое слово отпечатывалось на коже, когда он продолжил: – Я понимаю, что тебе нужно время привыкнуть к тому, что ты человек…
Я отпрянула, широко распахнув глаза. Замотала головой, чтобы стряхнуть его очарование. Человек? Я вскочила и бросилась прочь, не реагируя на тоскливое «Оливия!» вслед.
«Человек», – билось в голове, пока я бежала так быстро, как могла. Куда? Куда мне бежать? Ноги сами привели к храму Кали. На краю города, под открытым небом, стояла огромная величественная статуя в дающем жесте протянувшая мне руку. Я рухнула на колени, не в силах больше удерживаться на гудящих конечностях.
– Великая Кали, – зашептала я так, будто от этого зависела вся жизнь. А она зависела. – Богиня чистого сознания и смерти, дарующая свою благодать. Ты хранишь баланс света и тьмы с сотворения нашей эпохи… Ответь!
Последнее слово звонко разлетелось в темноте и потонуло в ней. Слёзы хлынули, я согнулась пополам, но сквозь рыдания продолжала выдавливать:
– Почему Ты… отказалась… от меня? Почему отвергла свою жрицу, утвердившую Твою волю?
Грудь рвало от боли.
– Как могла я потерять всё? Ради чего?
Воздуха не хватало.
– Какое отчаяние загнало меня в постель человека? Что сотворила я, что сама теперь человек? Чем провинилась черед Самуилом, что стала его недостойна?
Ответа не было. Тишина, мучительная, раздирающая, пронзала, как меч, который я вонзала в демонов, убивающих не смотря ни на что. Она не испепеляла, а была невыносимо острой. Да разве заслужила я карающего огня?
– Как исправить то, что я вижу сейчас?
Я взмолилась из последних сих. Отчаяние захлестнуло настолько, что сдавило внутренности.
