Долг – внутренне принимаемое (добровольное) обязательство, «обязанность человека, освящённая его совестью».
(Источник: Интернет, сайт Википедия)
Есть такой фильм, «Куда приводят мечты».
С моими явно что-то не так, раз я здесь.
В гараже темно и душно. Пахнет машинным маслом и резиной.
Со стоном запрокидываю голову назад, уронив копну грязных каштановых волос на голую, потную спину. Затем медленно наклонилась вперёд, пытаясь размять затёкшие мышцы шеи и плеч. Стиснула зубы, взвыв от пронзительной боли. Лучше вообще не двигаться!
Сколько времени человек может провисеть на крюке на вытянутых руках?..
Кожа на запястьях, обтянутая эластичными бинтами и связанная верёвкой, нестерпимо горит, как если бы её обварили кипятком. Пальцы на руках онемели и не двигаются.
Страшно представить, что было бы, если бы он не использовал бинты. Под тяжестью собственного веса я давно ободрала бы кожу до мяса.
Думала, не выдержу и двух минут, но по ощущениям прошло уже много часов.
Пару раз теряла сознание и возвращалась вновь. Жаль, что не могу отключиться насовсем. Исчезнуть из этой разрушительной реальности навсегда.
Моя попытка убить Кирилла и сбежать обернулась сущим кошмаром. Наказание оказалось крайне жестоким.
Но быть подвешенной на крюке, будучи голой и измученной жаждой всё равно намного лучше, чем безропотно смириться с тем, что я теперь законная жена этого безумца.
Почувствовала, что идёт мучитель, ещё задолго до того, как послышались шаги.
Услышав лязг засова, вздрогнула и вскинула голову. Зажмурилась от ослепительной вспышки дневного света. Моя реакция на свет и звук стала невероятно острой, болезненной. Голова словно в тумане.
Он приближается.
Затрепыхалась, болтаясь в воздухе, предпринимая нелепые попытки освободиться.
Страх сильнее боли. Он как ласковый любовник, нежно окутывает всё тело, двигаясь снизу вверх. Вдоль позвоночника, выше. Крадётся не спеша, оставляя после себя мерзкий холод на коже. Добравшись до сердца, проникает в него, парализует, отравляя смертельным ядом.
– Тише, детка, это всего лишь я.
Он закрывает за собой железную дверь гаража, подходит ко мне, по пути включая свет. Осматривает меня. Приподнимает пальцами мой подбородок, обеспокоенно заглядывая в глаза: «Как ты? Я принёс тебе воды».
Еле сдерживаюсь, чтобы промолчать. Чтобы не плюнуть ему в лицо или не ударить его ногами. Волшебное слово «воды» делает из меня послушную куклу.
Позволяю ему короткое поглаживание по волосам, терплю, хотя всё тело сотрясает мелкая дрожь отвращения.
– Ну прости. Я должен был наказать тебя. Посмотри, что ты натворила. – Он почти ласков со мной. Вытягивает шею, показывая следы от зубчиков вилки.
Затем довольно улыбается, словно ему нравится моя агрессия, – хоть какие-то эмоции в его адрес. Грёбаный псих!
Подносит к моему рту открытую бутылку с питьевой водой. Жадно пью. Часть воды проливаю, она течёт по подбородку вниз, на голую грудь.
Он смотрит туда и его взгляд опасно темнеет. Мне хорошо знаком этот взгляд. Он часто смотрит на меня так, думая, что я не вижу.
Отнимает бутылку, отшвыривает её в сторону. Обеими руками обхватывает мою грудь, больно сжимая, размазывая по коже влагу. Шумно втягивает воздух сквозь сцепленные зубы. Весь дрожит от вожделения.
– Нет, Кирилл! Ты обещал!! – кричу я, напоминая о данном мне слове больше никогда не брать меня силой.
Второго раза я не переживу, и никакие транквилизаторы не спасут.
– Знаю! Но ты меня с ума сводишь. Не могу ни о чём думать, кроме как трахнуть тебя. Ты такая красивая… Почему ты не хочешь меня, скажи? Что мне сделать? – бормочет сдавленным голосом, морщась, словно от боли.
– Сдохнуть! – выплёвываю ему в лицо.
Его руки замирают. Затем он резко перемещает их на мою шею и с силой сдавливает кольцом длинных пальцев: «Сука! Ненавижу! Я так тебя ненавижу, и так люблю!».
Душит, глаза бешеные:
– Ещё надеешься, что он придёт за тобой? Бережёшь себя для него, да? Знай, что я лучше убью тебя, чем снова позволю забрать у меня, поняла?!
Дёргаюсь, защищаясь, отчаянно пинаю его связанными ногами. Нечем дышать! Хриплю, ловя ртом воздух, пытаясь сделать вдох.
Внезапно отпускает. Отворачивается, переводит дух.
Сердце стучит, как ненормальное. Часто дышу, чётко осознавая, что рано или поздно я убью его, и рука не дрогнет. Или же он убьёт меня раньше. В любом случае, чья-то смерть неизбежна.
Прошло несколько секунд прежде, чем он успокоился, повернулся и произнёс ровным тоном:
– Я прекратил давать тебе колёса и не выпущу отсюда, пока ты не перестанешь упрямиться. Через несколько часов у тебя начнётся ломка. Я хорошо знаю, какого это! Ты будешь умолять трахнуть тебя, лишь бы получить дозу и облегчить страдания! Поверь мне, любовь моя.
Он уходит, а я изо всех сил сжимаю губы, чтобы не поддаться страху и не окликнуть его, умоляя о пощаде. Всё равно не сможет сломать меня! Ему это не под силу. Есть только один человек на земле, кто обладает этой властью.
г. Одинцово Моск. обл., несколькими месяцами ранее
Так… спокойно, дыши. Думай.
Может это вовсе не за мной едут, просто по пути.
Делаю глубокий вдох, но воздуха всё равно не хватает. Паника накрывает волнами, одна сильнее другой, отдавая в виски бешеным пульсом и туманя сознание.
Ускоряю шаг, почти бегу. Ксеноновые фары автомобиля неустанно следуют за мной, подсвечивая дорогу, рисуя мою тень на асфальте.
Плоские каблуки заношенных туфель звонко стучат, эхом разносясь по пустынной улице ночного города. Надо быть полной дурой, чтобы пойти ночью по этому району одной! Или просто быть Полиной Пахомовой.
Зацепила одной ногой большой пустой пакет из-под чипсов, брошенный кем-то прямо на тротуар. Запуталась, едва не упала. Сбросила с ноги. Задыхаюсь от страха, но продолжаю бежать вперёд.
Светлые длинные волосы, убранные в хвост, подпрыгивают на лету, больно хлеща по спине, словно кнут, подгоняя вперёд. Надо укрыться, спрятаться! Но куда?!
На улице безлюдно, около здания из красного кирпича светит одинокий фонарь. Единственный на всю улицу. Июньское небо сплошь затянуто тёмно-серой пеленой дождевых туч, скрывая Луну и звёзды.
Глянцевая иномарка уверенно следует за мной, повторяя все повороты. Уже ясно, что это не попутчики.
Это он. Этот псих, Кирилл! Он наверняка знал, что я опоздала на служебную развозку – специально выжидал, я уверена. До слёз обидно, что так глупо подставилась.
Ну почему я?!
Я ничем его не провоцировала! Ни кокетничала. Отказывала в свиданиях. Безжалостно утилизировала охапки роз, которые он передавал через курьеров. Ненавижу розы! Возвращала ему баснословные чаевые, что он оставлял для меня после каждого своего визита в наш бар, несмотря на недовольный взгляд начальника.
– Он очень уважаемый человек, Полина. Ты себе даже не представляешь, кто его отец. Сибирский – слышала эту фамилию? Я не прошу тебя спать с ним, но можно быть немного повежливей! – умасливал босс.
Кирилл, бесспорно, был завидным женихом. Холёный, с наглым взглядом, взъерошенными каштановыми волосами с рыжиной, в дизайнерских шмотках, с аккуратной бородкой, выстриженной по последней моде. Всегда приезжал на дорогих машинах в сопровождении как минимум двух охранников. Но, вопреки уговорам, я наотрез отказывалась принимать навящевые ухаживания поклонника. Было что-то ненормальное в карих тёмных глазах; решимость, вседозволенность, одержимость …
Он нравился многим моим коллегам. Девчонки-официантки глупо улыбались и всячески расшаркивались перед ним, стоило мажору появиться в стенах нашего второсортного заведения.
Но смотрел он только на меня, при чём так, что кровь стыла в жилах! Часто я специально задерживалась в подсобке, лишь бы не выходить в зал, под его пристальный взгляд.
Сейчас он застал меня врасплох, выбрал самый удачный момент, когда я оказалась одна, без свидетелей, без защиты…
Решаю забежать в первый попавшийся двор, позвонить в первую же дверь и попросить помощи.
Сворачиваю в переулок. Жутко воняет мочой. Понимаю, что загоняю себя в ловушку, и всё равно бегу. Так быстро, как могу. Тело будто ватное, ноги не слушаются!
В нескольких метрах жилой подъезд.
Машина легко догоняет меня, делая крутой поворот. Слышу позади резкий визг тормозов, хлопает дверца, стучат тяжёлые шаги. Коротко оборачиваюсь. С ним двое мужчин. Крупные, в чёрной одежде, отчего кажутся ещё более зловещими.
– Помогите!! – ору изо всех сил, раздирая горло.
Железная дверь подъезда передо мной закрыта. Жму трясущимися пальцами на все подряд кнопки домофона, который громко, возмущённо пиликает.
Внезапно сзади мою талию обвивает крепкая мужская рука. Дёргает к себе, второй рукой закрывает рот, заглушая мой крик. Роняю сумку, цепляюсь за его ладонь, пытаясь оторвать её от себя.
Сквозь пелену ужаса, густой дымкой обволакивающую сознание, слышу: «В машину её, быстро!», а затем тихое, почти интимное – «Вот ты и попалась, недотрога…»
Меня волокут по земле и грубо заталкивают в машину, кидают на заднее сидение. Кирилл залезает следом, захлопывая дверцу, отгораживая от меня привычный мир навсегда.
Мозг отключается, работают лишь инстинкты. Выжить. Бороться. Это мой последний шанс что-то изменить в жутком сценарии предстоящей катастрофы.
Захлёбываясь паникой, стараюсь укусить, поцарапать, ударить!
Кирилл на это лишь смеётся, распаляясь ещё сильнее от активного сопротивления. Прижимает меня к сиденью, наваливаясь сверху, зажимает рот ладонью. От его рук пахнет удушающе-сладким парфюмом, провоцируя тошноту.
Вижу прямо перед собой обезумевшие, мутные от похоти тёмные глаза с расширенными зрачками: «Нравится играть со мной в догонялки, да? Любишь подразнить? Я раскусил тебя, недотрога».
Речь сбивчивая, словно он пьян. Но запаха алкоголя нет. Возможно, одурманен наркотиками или чем там балуются богатые мальчики?
Задирает мою кофту, затем дёргает бюстгальтер, легко разрывая тонкую хлопковую ткань надвое. На миг замирает и весь дрожит от безудержной похоти при виде полной, обнажённой груди. Шумно выдыхает, приоткрыв рот. Облизывает губы.
Автомобиль тем временем плавно выруливает на дорогу и движется вперёд по пустынной улице. Двое мужчин на передних креслах делают вид, что ничего особенного не происходит. Даже музыку включили, чтобы заглушить мои вопли.
Осознаю, что никто мне не поможет.
Где-то на краю сознания теплится разумная мысль, что лучше не сопротивляться – нас учили этому ещё в школе, на ОБЖ. Так избежишь многочисленных травм. Но я борюсь до последнего, как сумасшедшая, понимая, что там, за чертой – моя личная точка невозврата.
Несмотря на худощавое телосложение, он сильный. Очень. Ему удаётся удерживать меня, отражая сопротивление, и одновременно раздевать.
Приспустив мои штаны и трусы, стал расстёгивать ширинку на своих брюках. Смотрит прямо в глаза, наслаждаясь моей паникой. Безумный, возбуждённый, опьянённый властью.
Чувствую, как по позвоночнику когтями скребёт колючий, липкий страх.
Вот и всё.
Замираю, сжимаясь в комок, приготовившись к худшему.
– Тебе понравится, детка! – хрипит он и резким движением входит в сухую, неподготовленную плоть.
От шока темнеет в глазах. Боль. Обжигающая, острая, разрывающая на части.
Проваливаюсь и лечу, в самый эпицентр женского ада! Туда, где самоуважение крошится в пыль, где привлекательность становится приговором, где главенствует похоть и в выигрыше тот, кто физически сильнее. Из этого ада нет выхода, нет пути назад.
Глухо мычу в его руку от боли, как раненый зверь, молясь лишь о том, чтобы отключиться. Невольно бьюсь затылком о закрытую дверцу автомобиля, сотрясаясь от его сумасшедших толчков. Между ног всё горит, словно заклеймили раскалённым металлом!
Он разрывает меня на части, а я не могу даже помочь себе и хоть немного расслабиться, чтобы было не так больно. Организм сам собой брезгливо зажимается, протестуя против нежеланного вторжения.
Содрогаюсь от нестерпимой боли, зажмурившись и взвыв в голос.
– Ты охуенная, такая узкая! Наконец-то ты моя! Да, вот так, детка.
Дальше голос глохнет, становится всё тише и вдруг вовсе исчезает…
…Неохотно возвращаюсь в реальность. Не хочу. Там, в забвении, так хорошо и спокойно. А здесь всё не по-моему. Здесь плохо. И больно.
Слышу издалека женский голос: «Приходит в себя. У вас пять минут, не больше». И мужской голос в ответ: «Спасибо».
Ужасно кружится голова. Сознание пытается вынырнуть из глубокой чёрной ямы, в которой барахталось несколько часов, дав организму спасительную передышку.
Чувствую острую, саднящую боль внизу живота и промежности. Ноет всё тело, мышцы звенят, словно после длительной тренировки.
Я в постели, на мне безразмерная хлопковая сорочка, больше ничего. Укрыта одеялом, которое пахнет дешёвым стиральным порошком. Ноздри щекочет от едкого запаха хлорки и спирта… Больница.
Ненавижу больницы. После смерти мамы – это самое ненавистное место на земле.
С трудом разлепляю веки. Жмурюсь от яркого, холодного света, падающего из коридора через открытую широкую дверь прямо на мою постель.
Вижу удаляющуюся медсестру.
Дверь закрывается вслед за ней и раздражающий свет исчезает, остаётся лишь тусклое освещение от ночника у кровати. Мой взгляд фокусируется на мужчине в сером брючном костюме.
На вид лет 30, худощавый, тёмно-русые волосы, усталые прозрачные голубые глаза, повидавшие если не всё, то явно многое. Стоит у моей кровати и деловито смотрит на меня. В руках держит блокнот и ручку.
– Старший лейтенант юстиции Захаров. Я буду заниматься вашим делом. Как вы себя чувствуете? – будничным тоном осведомился мужчина.
Ему абсолютно плевать, как я себя чувствую. Это настолько очевидно, как и то, что он мечтает оказаться дома, а не торчать здесь посреди ночи.
Вместо ответа я повернула голову и осмотрелась. Трёхместная палата. Чисто, но как-то уныло и обезличенно. Из мебели только кровати и тумбочки. Стены выкрашены в спокойный мятный цвет. Крайняя постель у окна пустует, а на соседней спит какая-то женщина, укрывшись одеялом чуть ли не с головой.
Видимо, её потревожили, когда привезли меня.
За окном без штор непроглядная темень. Круглые часы на стене показывают четыре пятнадцать ночи.
Смутно помню произошедшее.
Здание из красного кирпича. Фонарь. Блестящая иномарка с тонированными стёклами. Кирилл… Дальше – пустота.
Сознание окутано приятным, сладким дурманом. Снова хочется уснуть. Скорее всего, мне вкололи что-то седативное…
Резкий мужской голос неприятно полоснул по нервам: «Полина Алексеевна, мы изъяли ваши вещи для медэкспертизы. Вам необходимо будет написать заявление по факту случившегося и пройти более подробное мед. освидетельствование. Могу задать вам несколько вопросов? Вы знали нападавшего?».
Я закрыла глаза, тихо ответив: «Давно я здесь?». Голос глухой и чужой, сама испугалась.
– Вас обнаружил патруль ДПС на автобусной остановке в районе Одинцово около двух часов назад. Вы были без сознания. На данный момент у вас разрыв стенок влагалища и сотрясение мозга лёгкой степени тяжести. Когда мы с вами сможем побеседовать более обстоятельно?
– Позже. Пожалуйста. – У меня действительно не было сил. Голова гудела, я пыталась ухватиться хоть за одну мысль и начать думать. Мешала физическая боль, сонливость и этот звонкий мужской голос, раскалывающий мой череп надвое.
Слышу раздражённый выдох: «Я понимаю. Хорошо», а затем его удаляющиеся шаги.
Наконец долгожданная тишина.
Наедине со мной – лишь тиканье часов и размеренное посапывание соседки. Где-то далеко, в глубине больничного коридора слышны приглушённые голоса медсестёр.
Как спокойно. Даже странно. Не плачу, не бьюсь в истерике. Будто это всё не со мной произошло.
Хорошо, что отец живёт далеко отсюда и ничего не узнает. Иначе запьёт ещё сильней.
Засыпаю.
Напоследок вижу лицо тёти Тани и слышу её напутственные слова: «Зря ты в эту Москву собралась. Чтоб там выжить, нужно сволочью быть. А ты не умеешь. Не пройдёт и полгода – прибежишь обратно в родное село, поджав хвост».
Накаркала тётка. Сбежать домой очень хочется, и давно. Гордость не позволяет. Упёртая с детства. А как мамы не стало – пришлось быстро повзрослеть и стать сильной. Выбора не было. И сейчас нет.
Всё непременно образуется! Насильника посадят и всё закончится. Забудется, словно это был дурной сон.
Как может быть иначе?
Утром меня попросили написать заявление для возбуждения уголовного дела об изнасиловании, а также дать показания, максимально вспомнив все детали произошедшего. Я остановилась на моменте «затащили в машину». Дальше стена.
Какие бы вопросы не задавал мне следователь Захаров, ответ был один – я не помню. Его успокаивающий, размеренный тон не способствовал беседе, а только раздражал.
Хочу, чтобы они все оставили меня в покое!
Мне с трудом удаётся смотреть ему в глаза просто потому, что он мужчина, а о том, чтобы «рассказать подробности» и речи быть не может!
В один миг я поймала на себе его сочувствующий взгляд. Это было после того, как он спросил о родных, и я честно ответила, что у меня только отец, который живёт в посёлке, в другой области.
– Не нужно меня жалеть. – Метнув в него предупредительный взгляд, ощетинилась я.
Гордость, наверно. Осталось пол грамма. Не хочу ничьей жалости. По-моему, это ещё унизительнее, чем пережить насилие.
Виталий Дмитриевич примирительно улыбнулся: «Я и не собирался». Он сменил рубашку на свободный джемпер, побрился и стал выглядеть свежее и моложе, чем показался мне ночью.
Если бы не абсурдность данной мысли, решила бы, что этой тёплой улыбкой и пристальным взглядом он флиртует со мной.
Сейчас, конечно, самое время.
После допроса медсестра проводила меня на освидетельствование.
Двое женщин в белых халатах скрупулёзно ковырялись внутри, пока я сидела на гинекологическом кресле, корчившись от боли. Брали мазки, затем проверяли кожу на наличие синяков и ссадин, проверили даже ногти, зачем-то сделав соскоб из-под них. До осмотра мне запретили мыть руки и чистить зубы, а я больше всего на свете мечтала хорошенько отмыться!
Но самым гадким было не физическое унижение, а вопросы после него, заданные сухим, официальным тоном. Многочисленные, откровенные вопросы…
Был только вагинальный секс? Один партнёр или несколько? Как долго длился половой акт? Кончал внутрь?
Унизительно, мерзко. Сложилось ощущение, словно преступник – это я. Будто я сама виновата в том, что со мной случилось.
Пока отвечала, вспомнила абсолютно всё. Тошнотворный приторный запах его парфюма и цвет обивки салона его автомобиля, которую исцарапала ногтями…
Неожиданно потерялась. Чувствую, как оседаю на пол, не ощущая собственного тела. Кровь отхлынула от лица, кожа стала липкой и холодной.
Зажала виски руками, попросила воды.
Врач озадаченно посмотрела на меня, будто вспомнив, что я человек. И мне может быть больно не только снаружи.
Она помогла мне сесть на кушетку, придерживая за плечо: «Так, спокойно… Дышим ровно, считаем: на четыре – вдох, на восемь – выдох. Таня, нашатырь дай…быстро!».
Честно стараюсь придерживаться счёта, но помогает хреново!
Руки трясутся. Постепенно начинает колотить всё тело. Изнутри поднимается ураган отчаяния, разносящий в щепки моё ночное спокойствие. Жгучий стыд, вина, паника, страх. Рвут душу на куски, перемалывая в фарш, как в мясорубке!
Только сейчас происходит осознание произошедшего со мной. В этот миг рушится мой мир. Душевная боль – как маленькая смерть. Мне с ней не справиться. Вязну в ней, как в топком болоте.
Отстранённо слежу, как женщины суетятся вокруг. В меня вливают воду с какими-то каплями, к носу подносят ватку с нашатырём. Инстинктивно бью врача по руке, отворачиваясь, – от этой вони только сильнее тошнит!
Внезапно начинаю реветь. В голос. И не могу остановиться. Словно ударной волной прорвало хрупкую плотину.
Слышу со стороны собственный вой:
– Зачем я пошла ночью одна? Могла вызвать такси, могла остаться ночевать на работе!! Почему именно я?! Не ровня ему, – не модель, не актриса! Официантка! Обычная серая мышь…
«Обычная серая мышь! Взгляни, Игнат! И ради неё этот полудурок готов рискнуть свободой?!» – гремел Аркадий Борисович Сибирский, тряся перед своим помощником цветной фотографией с молодой девушкой на снимке. Панорамные окна просторного офиса на 63 этаже башни Москва – Сити жалобно дребезжали под натиском его гнева.
Внушительных размеров мужчина с бритой головой безучастно посмотрел на блондинку с фото, – овальное лицо, выразительные, честные синие глаза, небольшой аккуратный нос, средней полноты губы. В целом симпатичная, но без лоска. Для любителей милых домашних самочек. Блёклая, невнятная. Не в его вкусе.
Молча выжидал, пока утихнет буря.
За много лет совместной работы он знал, что его шеф так же быстро остывает, как загорается. Интеллект побеждает над необузданным нравом. Жаль, что у Сибирского-младшего всё наоборот.
– Девчонка жива? – уже спокойнее спросил Аркадий, ослабляя галстук у ворота. Не глядя на помощника, он прошёл к своему столу и опустился в кожаное кресло. Нажал на кнопку вызова секретаря, коротко рявкнул: «Оля, чай чёрный с коньяком».
– Жива. В больнице.
– Заявление на Кирилла написала?
– Да.
– Блять!!
Аркадий ударил ладонью по столу, заводясь с новой силой: «У меня выборы через несколько месяцев!! Ну, Кира, сукин сын! Чего не хватает?! Квартира, машина, девочки! Что ещё ему надо, Игнат?!».
– Может в том и проблема. Привык легко получать всё, что хочет и не терпит отказа.
– Ты говоришь, как Богдан, слово в слово. – Буркнул Аркадий.
Вошла молоденькая секретарша со стильным каре на тёмных волосах, в кипенно-белой блузке и обтягивающей чёрной юбке-карандаш. Соблазнительно улыбнулась высокому, накаченному Игнату, вспомнив о жаркой совместной ночи два дня назад.
Она готова ложиться под него сколь угодно, лишь бы выудить нужную информацию для Богдана…
Игнат и бровью не повёл. На работе – никакого флирта, тем более, когда Аркадий не в духе.
Наткнувшись на его мрачный взгляд, Оля быстро оценила обстановку. Поставила чай на стол начальника и поспешила убраться.
Когда за ней закрылась дверь, Аркадий хмуро посмотрел на Игната: «Что узнал о ней?».
– Ребята досье собрали, – там ничего особенного. Родилась в Тольятти. Закончила пед.колледж, приехала в Москву на заработки два года назад. Проработала в школе три месяца, уволилась, устроилась официанткой в один кабак на отшибе. Живёт одна, снимает комнату на окраине Москвы. Отец живёт в посёлке Самарской области, бухает. Больше родни нет.
– Золушка, ясно! Предложи ей деньги, много денег, пусть квартиру купят, корову, или сельский ДК построят, – похрен, что! Она должна забрать заявление! Иначе вся моя предвыборная компания пойдёт по п…е! Ты сам знаешь, какие люди за мной стоят! Могу бизнеса лишиться, Игнат, – это не шутки, блять! Узнай, кто следователь по её делу, под кем ходит, можно ли прижать.
Игнат коротко кивнул. Развернулся в сторону двери, но у самого выхода был остановлен фразой: «И ещё! Найди Кирилла, возьми за шкирятник и привези его ко мне».
– Всё сделаю, Аркадий Борисович.