Андрей Зорин
В погоне за вечностью
– Нет, силы в руках достаточно. Не забывай: мне, технически, – тридцать один год, – грустно сказал Штольц и поставил куб обратно в кресло. – Репликатор великолепно работает, и мой организм не стареет. Вот только кто же знал, что мозг не будет способен на такую нагрузку?
– Да уж, это знание нам досталось слишком дорогой ценой… – протянул Иван. – А ведь я предлагал ему свой вариант.
– Машина ещё не была готова, – Штольц вернулся в кресло, – да ты и сам прекрасно знаешь об этом. В то время твои эксперименты были далеки от завершения, поэтому он и пришёл ко мне.
Иван кивнул:
– У него просто не оставалось времени.
∞
Кромов-старший действительно не стал складывать все яйца в одну корзину. Он разделил ребят, арендовав им лаборатории в разных частях света. Штольцу досталась небольшая, отлично оборудованная лаборатория, надёжно спрятанная в бесконечных хитросплетениях британского аэропорта Хитроу. Поначалу Гюнтера раздражал непрерывный гул самолетов и сотни людей вокруг, но через пару лет, когда его эксперименты вышли за пределы чашки петри, мыши в качестве подопытных уже не годились и ему понадобились люди, он оценил предусмотрительность Николая Кромова. Молчаливые помощники олигарха привозили Гюнтеру «добровольцев», и никто не обращал внимания на то, что несколько человек вошли и не вышли в один из многочисленных терминалов воздушной гавани.
Штольц откинулся в кресле:
– Наконец-то! Есть твёрдый, устойчивый результат! – он ещё раз пробежался глазами по экрану. Да, его репликатор теломеразы работает. Он сумел преодолеть ограничения, заложенные природой, и обмануть старость. Надо позвонить Ивану и Марике, встретиться с ними и отпраздновать победу. При мысли о Марике, сердце забилось чаще. Они не виделись больше двух лет, лишь изредка переписывались, уделяя всё своё время работе. Он потянулся за телефоном, мысленно уже представив, как друзья будут восхищаться его результатами. «Интересно, что там у Ивана с его работой? Тоже, вроде, были перспективы…», – мелькнула мысль.
– Прошу вас, не торопитесь! – в кабинет вошла пара крупных молодых людей. Перед собой они толкали инвалидную коляску, в которой, укрытый пледом, сидел Кромов-старший. – Я думаю, что я, как главный спонсор всей вашей работы, имею право первым получить все сливки.
– Здравствуйте… – Гюнтер вскочил со стула. – Почему вы не предупредили о том, что лично приедете? – было видно, что он растерялся. – Я и не думал ничего скрывать от вас. Просто устойчивый результат я получил лишь недавно, и только сегодня он подтвердился. Нужны ещё исследования. Слишком мало времени прошло…
Николай поморщился:
– Слова, слова… Ты же видишь, у меня нет времени ждать, – он перевёл взгляд на инвалидное кресло. – У Ивана нет хороших новостей, мадам Рамирес ваша – вообще блуждает где-то в экзистенциальной физике. Так что, Гюнтер, ты – моя единственная надежда.
– Но… – Штольц замялся. – По сути, вы хотите нарушить все протоколы… Испытания…
– Давай не будем о протоколах. Мои люди привезли тебе сюда достаточное количество «добровольцев» для опытов, и вывезли достаточное количество безымянных тел, не задавая вопросов. Так что, если кто-то и должен стать первым бессмертным, так это точно я.
– Конечно, я с вами не спорю, – Гюнтер прошёлся по кабинету. – Вы хотите получить вакцину прямо сейчас?
Кромов улыбнулся:
– Я слишком долго ждал. И сегодня я хочу сделать шаг в вечность.
∞
– Отец умирал мучительно, – изображение на экране Ивана сменилось. Теперь он находился в старой лондонской лаборатории Штольца. В центре рабочего кабинета Гюнтера стояла койка, на которой, опутанный проводами и шлангами системы жизнеобеспечения, лежал старший Кромов. Иван прошёлся по виртуальному кабинету и остановился у изголовья кровати.
– Неконтролируемое многократное деление клеток тяжелобольного человека. Это, должно быть, похоже на фильм ужасов… язвы и опухоли, растущие за несколько минут…
Гюнтер кивнул. Иван на экране подошёл к невидимой черте, отделяющей их друг от друга, и посмотрел Гюнтеру прямо в глаза:
– В то время я винил тебя. Ты должен был сказать мне… или отказать отцу. В крайнем случае, хотя бы позвонить и сказать, что эксперимент не удался, и он умирает.
Гюнтер Штольц встал и вытянул руки вперёд. Кончики пальцев сотрясала мелкая дрожь.
– Видишь? Нервная дегенерация!
Кромов на экране поморщился:
– Я в курсе, ты сто раз говорил об этом.
– Твоего отца убило не это, тогда мы не знали… – Гюнтер посмотрел на экран и поправился, – …я не знал, что, репликатор корректно работает лишь на молодых людях. Предел возраста, пригодного для остановки старения, – тридцать лет. Твоему отцу было шестьдесят восемь, – Штольц снова сел в кресло и налил себе вина. – Если честно, в тот момент я просто побоялся сказать тебе.
– Сказать, что мой отец стремительно умирает в твоей лаборатории?
– Сказать тебе…что я его убил!..
Они проходили этот разговор каждый год. Много веков подряд Штольц иногда задумывался, пленники ли они своих ритуалов или просто выжившие из ума старики? При желании, он мог написать программку для их встречи, словно для спектакля, рассчитанного на единственного зрителя. Он прикрыл глаза и попытался вызвать в памяти образ Марики – единственного зрителя, для которого они и давали каждый год это представление. Загорелые ноги, смех, обрывки разговоров и жгучие карие глаза… больше он ничего не помнил. Штольц открыл глаза и глубоко, по-старчески, вздохнул. Надо продолжать.
– В то время мы вообще мало знали. Вспомни хотя бы «второй принцип вечности». Через сколько времени ты его вывел на рынок? Я уже запамятовал? Года через два?
– Почти через двенадцать, – Иван усмехнулся, показывая, что тоже помнит, зачем они здесь сегодня собрались. За пять лет до всемирного билля о «Посмертном существовании» и за несколько лет до происшествия с Марикой.
– «Происшествия»… – протянул Гюнтер. – Никогда не был сторонником такого определения того случая. «Эксперимента» – может быть. Даже – «убийства», как мне иногда кажется. Но не – «происшествия».
