Андрей Эдуардович Бронников
Сон
Арефьев открыл дверь в чулан, где у него хранилось рыболовно-охотничье снаряжение, достал маскировочный армейский комбинезон и резиновые сапоги. Одевшись, неспешно стал перекладывать карманные вещи. Покрутил в руках ключи от машины и бросил их на кровать. Затем долго смаковал вторую чашку.
Уже в прихожей автоматически похлопал по карманам – содержимое, закурил на ходу и вышел из квартиры. Ему и самому было странно, почему он вдруг решил посетить то место, куда он сейчас направлялся.
На улице обнаружилось, что утро уже давно наступило, хотя оно было хмурым и неприветливым. Вполне возможно, что именно сегодня вступит в свои права и зима, избавив людей от тоскливой, изматывающей сырости поздней осени.
В маршрутном автобусе было пусто. Одиночество Арефьева нарушала лишь пожилая женщина с рюкзаком да сердитый водитель. Большую часть пути они ехали в том же составе. Почти за городом, на конечной остановке, немногочисленные огородники, вооруженные соответствующим инвентарем, цепочкой тянулись вдоль шоссе в сторону дачных участков, надеясь успеть завершить сельскохозяйственные работы до снега.
Мокрые тряпки туч нависали низко над головой, и начавшийся дождь не стал неожиданностью. Дмитрий свернул с обочины и прямо через заросли пробирался к цели своего путешествия. Он не был здесь три десятилетия. В отрочестве лужайка перед старым и заброшенным кладбищем была идеальным местом для тренировок спортсменов. Дмитрий занимался тогда футболом, был полон честолюбивых помыслов и чаяний. Не случилось…
Хмурая погода подавляла светлые воспоминания, и Арефьев понуро бродил среди старинных могил, с трудом узнавая знакомые места. Постоял несколько минут на заросшей поляне, затем, повинуясь внутреннему зову, пошёл вглубь кладбища. По пути мужчина с интересом разглядывал древние кресты и покосившиеся памятники.
Дмитрию всегда нравилось бродить по кладбищу. Бывая за границей, он стремился посетить местное кладбище, будь то знаменитое Арлингтонское в Вашингтоне или маленькое в заштатном городке.
В таком печальном месте не было будущего, только вечное прошлое. Оставленные радости, прошедшие горести, дни, месяцы, годы встречались здесь, формируясь в скорбные даты, и больше не расставались никогда. Здесь же встречались и люди, никогда не знавшие друг друга и, уже перестав ими быть, оставались рядом, один подле другого навечно.
Пошёл снег. Он становился всё гуще и плотнее, закрывая своей пеленой весь мир. Дмитрий вытянул вперёд руку и пытался нащупать ближайшее дерево, но больно ударился о ствол. Отчаянное чувство одиночества усилилось и, чтобы хоть как-то справится с нарастающей паникой, Арефьев сделал ещё несколько шагов.
Снежинки были крупные и мохнатые, а масса падающего снега – настолько густой, что, казалось, не оставляла места для воздуха и затрудняла дыхание. Постепенно дышать становилось легче, но не потому, что снегопад ослабевал, скорее снежинки становились мелкими и твёрдыми.
Едва различимые корявые ветви деревьев и вмиг потемневший на фоне белоснежного покрова дикий кустарник делали местность зловещей и вызывали щемящую тревогу. Но даже такое плотное безмолвие не могло уберечь зимнюю природу от пристального взгляда невидимого наблюдателя. Сквозь снежную пелену женские глаза, излучающие тепло и любовь, смотрели с сожалением и детским укором. Кроме глаз ничего не было видно, но редеющий снег, казалось, вот-вот, уже через мгновенье, сделает доступным взору образ их обладательницы…
