Солнце немилосердно припекало. Правая рука, попавшая под тяжелое тело, затекла и отказывалась подчиняться. Где-то на самом краю сознания непрерывным гулом гудели голоса.
Шрулик лениво потянулся и осторожно приоткрыл глаза. Как и следовало ожидать, ничего хорошего он не увидел. И поэтому попытался снова погрузиться в сон.
Но увы – опоздал. По своему опыту Шрулик знал, что спасительный сон больше не будет ему дарован.
Голоса тем временем обретали мощь и визгливость. Шрулику казалось: кто-то открыл его черепную коробку и кричит прямо туда – будто в канализационный люк.
– Валяется тут всякая пьянь, мать твою! – жаловалась одна бабушка другой.
– И не говори, Марь Сергеевна! Развелось тут их столько, что проходу не дают. Никакого житья от этих алкашей.
– И куда, скажите мне, милиция смотрит! Нас за семки вон как гоняют, а эти творят что хотят.
– Вон, посмотри, молодой еще парень! А работать, поди, не желает!
– Да зачем ему работать-то! Пусть старушки работают. А он у мамки пенсию отберет, глотку зальет – и доволен!
Шрулик снова потянулся. Двигаться ему очень не хотелось. Но громкость голосов увеличивалась. Бабушки постепенно входили в раж. Значит, их нужно было срочно успокоить.
Он вскочил на ноги и сложил татуированные пальцы в кулак величиной с дыню.
– Эй, старые мандавошки, а ну канай отсюда! – негромко, но вполне отчетливо произнес Шрулик.
Бабушки даже не пытались вступать в полемику. Испуганные таким поворотом событий, они похватали свои кошелки с семенами подсолнечника и сделали ноги. Добежав до угла, одна из них обернулась, пропищала что-то обидное и тут же была такова.
Шрулик огляделся. Ничего неожиданного он не увидел, и увиденное его отнюдь не обрадовало.
Рядом стояла заплеванная скамейка. Судя по всему, именно в этом месте городского скверика Шрулик провел последнюю ночь – или, во всяком случае, большую ее часть.
Керчь уже вовсю жила своей провинциальной жизнью. По узкой улочке одна за другой проносились добитые тачки. Отдыхающие возвращались с пляжа на обед, искоса поглядывая на Шрулика.
Голова страшно болела. Температура во рту была не меньшей, чем в кратере вулкана. По лицу струились тонкие струйки пота.
Он попытался восстановить в памяти события вчерашнего дня.
Все началось как обычно. Часов в двенадцать дня позвонил Пулька, через час они встретились возле гастронома. Денег хватило только на одну бутылку, и тогда друзья отправились к еврейчику, которому иногда оказывали полезные услуги.
Увидев эту парочку на пороге своего респектабельного особняка, Семен Исаакович настолько переволновался, что сразу отвалил им пятьсот гривен. Затем они с Пулькой заставили его еще поволноваться и добавить штуку.
Потом был какой-то шалман на побережье, какие-то относительно недорогие девицы, любовные утехи в ближайших кустах…
Потом какие-то колдыри сломали Пульке ногу…
Шрулик так и не вспомнил, из-за чего разгорелся конфликт. Но судя по тому, что костяшки его пальцев сильно болели, тем колдырям тоже немало досталось.
Потом, кажется, были какие-то менты… И чего они, спрашивается, хотели? Денег, наверное, опять же денег. А потом он снова бухал с каким-то солдатиком… Нет, этого Шрулик уже почти не помнил.
Когда он дрых себе на скамейке в скверике, жизнь казалась ему раем. Но теперь, после пробуждения, она повернулась к нему спиной – или, вернее, задом.
Зад, кстати, сильно болел. На груди отпечатались вмятины от острых брусьев скамейки. Но голова… голова болела еще больше.
Шрулик принялся рыскать по карманам своего трико. Разумеется, никаких денег он там не обнаружил.
– Это уже хуже, – сказал он себе. – Ладно, пойду поищу пионеров.
На другом конце скверика парни пэтэушного вида разгонялись пивком. Шрулик медленно приблизился к ним, поигрывая своими мастями. Парни окинули его недоброжелательным взглядом.
«Такие могут и грызло набить, – опасливо подумал он. – Эх, что за молодежь пошла, нету для них авторитетов».
Надо было срочно придумать схему добывания денег. Но Шрулику было не впервой.
– Здоров, брателлы! Есть к вам базар! – поприветствовал он собравшихся.
Те отнеслись к нему явно настороженно.
– Допьем, тогда отдадим, – сказал один из них, приняв Шрулика за сборщика стеклотары.
– Вы Лешего знаете? Ну, смотрящий за этим сквериком… – Шрулик их как будто не услышал.
Никакого Лешего парни, разумеется, не знали (да и Шрулик тоже). Но сразу заинтересовались. Слово «смотрящий» произвело на них впечатление.
– Он откинулся вчера. Так мы всей братвой ему баблос собираем, чисто чтобы встретить как парня. Сегодня гулять будем в «Домино», так что и вы подходите. Вся братва будет, реальный сходняк.
Хобзайцы замялись. Такая перспектива им явно не улыбалась. Сходняк – это ведь не дискач какой-то.
– Ой, а у меня… мама больная, я не могу, извините, – промямлил один из них.
Второй полез в карман за деньгами. И тоже очень извинялся за то, что не воспользуется приглашением.
Денег было совсем не много – гривен семьдесят. Что с них, салаг, взять? Но даже этой суммы Шрулику хватало на первоочередные нужды.
В магазинчике у кассы образовалась небольшая очередь. Юная девушка с двумя йогуртами в корзинке брезгливо поморщила носик, когда Шрулик пристроился тут же за ней.
– Че, малая, может, раздавим флянец? – ради шутки предложил он. – Тут кусты неподалеку высокие.
Девушка ничего не ответила, но сильно испугалась. Шрулик улыбнулся. И тут же помрачнел.
Он понимал, что эта красавица – не для него. Это раньше, в безвозвратно ушедшей молодости, можно было бы предложить ей прогуляться по набережной, сходить в кино, посидеть в хорошей кафешке… И она, возможно, и не отказала бы – Шрулик был парнем хоть куда, и его мускулы, выпиравшие из тельняги, всегда привлекали внимание противоположного пола.
Но сейчас их маршруты с этой красавицей, увы, разошлись. И, опять же, увы, – навсегда.
Девушка расплатилась за свои йогурты и бодро зацокала острыми каблучками по мостовой. Шрулик долго смотрел ей вслед.
Всадив в себя одним махом полбутылки портяги, он тут же почувствовал облегчение. Мир уже не казался ему таким злым и мрачным. На сердце потеплело. А где-то заиграла его любимая песня Стаса Михайлова.
Через пару минут он, наконец, понял, что песня играет прямо в кармане его трико. Видавший виды мобильник давно уже надрывался.
– Твою мать, и кому я, нах, понадобился! – выругался Шрулик. – Отдохнуть не дадут, изверги.
Он вытащил трубку и взглянул на номер. Желание ругаться сразу пропало.
Это был не кто иной, как Ося Баль. Жучок средней величины, который вот уже который год был для Шрулика единственным источником пропитания.
Шрулик был нужен Осе как дешевая рабсила. Чаще всего его нанимали в качестве грузчика, но иногда бывала работенка и поинтереснее – скажем, прессануть какую-нибудь тлю, которая зажала пару штук баксов. Платили неплохо, с надбавкой за риск. С особо крупных партий контрабанды Шрулик требовал премиальные.
– Алло, я с-слушаю, – он попытался как-то выровнять свой голос, но, увы, неудачно.
– Опять нажрался, да? – вместо приветствия зарядил Ося.
– Да н-не, п-просто… устал.
– Знаю я, отчего ты устаешь. И не дозвониться к тебе было с вечера.
– Н-не знаю, может, с моблом чего не того…
– Это с тобой не того. Ладно, короче. Сегодня в час ночи у столика. Усек, да?
– Усек. А что там? Много?
– До фига и больше. Заказ серьезный. Так что не тупи.
– И сколько?
– Пять.
«Ни хрена себе!» – подумал Шрулик. Таких денег за один раз он еще никогда не отгребал. Обычно гонорары были раза в три меньше.
– Но будешь бухой, тогда и штуки не получишь, понял, да? – продолжил Ося.
– Не боись, шеф, протрезвею, – бодро ответил Шрулик.
– Ну и лады. Все, иди спать.
Шрулик тут же воспользовался его советом и отправился в свою берлогу. Даже взял мотор за последние бабки – в преддверии такого выгодного дельца можно было не экономить.
– Груз уже в пути, – сказал усатый водитель «Лады», повернувшись к собеседнику.
К тому времени машина черепашьим ходом выползла на Кутузовский проспект. И тут же стала, упершись в очередную пробку.
– Кто займется его отправкой по морю? – спросил Кистофф со своим ужасным акцентом.
– Вопрос уже улажен, не волнуйтесь.
– Нет, я есть волноваться! Я же вам сказать: нам эти… intercessors не нужны.
– Посредников и не будет. То есть их не будет уже этой ночью. Сразу после выполнения работы.
«Ну и мудак!» – подумал про себя водитель. Он ведь прекрасно знает, что партия товара весит полторы тонны. И для того, чтобы быстро погрузить ее на катер, нужны не две руки, а как минимум шесть. А если не вписаться в полчаса, то есть риск нарваться на пограничный патруль. Да и катер тоже надо найти в порту, и желательно местный. Иначе вся конспирация – в трубу.
Обо всем этом американскому партнеру было известно. Во всяком случае, должно было быть. Но, тем не менее, он продолжал тупить.
– Кто есть этот люди? – настаивал Джон. – Мне нужно понять.
– Мы связались с местными контрабандистами. Контрабанда, понимаете? Люди возят по морю мелкие партии товара, им предложили деньги, и они согласились нам помочь.
– И они знать, что будут везти?
– Конечно же, нет! – усач успокаивал его как ребенка. – Им и дела никакого нет до этого. Они получат деньги… а потом еще и пулю. Так, для профилактики.
– Что есть профилактика?
– Ну, на всякий случай. Агент уберет их, сразу после того как закончится погрузка. И сам поведет катер.
Американец призадумался. Для того чтобы осмыслить сказанное, ему потребовалось минут пять. За это время машина вырвалась, наконец, из пробки, доехала почти до окраины Москвы и свернула на развязку.
– Это есть плохо! – наконец изрек Кистофф. – Murder, убийство, есть расследование. Полиция будет иметь интерес к тому, что было. Это есть плохо и нечисто!
– Вы знаете такое слово – «глухарь»? – спросил водитель.
– Нет, а что это?
– Нераскрытое преступление, следственное дело по которому со временем сдается в архив. Что-то похожее будет и в нашем случае.
– А почему глухарь? – полюбопытствовал Джон.
– Потому что глухо. Наш агент справится со своей задачей на отлично, его квалификация позволяет на это надеяться. Следов не будет.
Американец снова призадумался.
– А вообще, глухарь – это птица, – добавил водитель. – Не помню, как она будет по-английски.
– Но нам не нужен такой птица! – парировал Кистофф. – Мы не нужно привлекать внимание к этой операция. Глухарь, не глухарь – не важно. Это все равно есть внимание полиции.
– Знаете, сколько таких глухарей в Керчи?
– Мне не есть важно. Это не есть вариант! – резюмировал Джон.
Теперь был черед водителя немного призадуматься. И он вскоре пришел к выводу, что этот клятый янки в чем-то, все-таки, прав.
Живет себе в Керчи обычный парень Вася Помойкин, возит он из Турции шубы да памперсы. И вдруг его находят в море с аккуратной дырочкой на виске, сделанной из пистолета системы «Беретта»… Это ли не повод призадуматься? Если и не для местных ментов – им-то, как раз, все пофиг, – то, по крайней мере, для людей повыше да поумнее.
Так что дотошность этого америкоса имеет свои основания.
– Они могут пропасть без вести, – наконец изрек водила.
– Это тоже не есть вариант! – ответил Кистофф. – Их могут найти. У них есть мать, гэлфрэнд, сестра.
Водила снова призадумался. И снова признал, что Джон был абсолютно прав.
– Ну тогда… Знаете, что такое «бытовуха»?
– Нет, этот русский жаргон я не знать.
– Это когда парни пошли в бар, выпили там, подрались. Ну, и один другого ножичком пырнул. Так, чисто случайно.
Он тут же полуобернулся к своему собеседнику, чтобы увидеть его реакцию. Но каменное лицо мистера Кистоффа решительно ничего не выражало. И не предвещало ничего хорошего.
– А это есть вариант! – вдруг радостно воскликнул он. – Если думать, то есть идея, да? Пусть ваш агент так работать! Чтобы один парень ножиком второго парня…
– Все ясно! – отреагировал усач. – Я свяжусь с ним и дам нужные инструкции.
«А все-таки сложно работать с этими америкосами!» – пронеслось у него в голове. Но ничего не поделаешь, приходится притираться.
Тем временем машина уже вернулась в центр города. Кистофф попросил высадить его возле уютного ресторанчика с русской кухней. Ведь переговоры переговорами, а обед – по расписанию.
Добравшись к себе домой на Пролетарскую, Глеб обнаружил, что он голоден как собака. В холодильнике, как всегда, гулял ветер. Хорошо еще, сохранились какие-то пельмени двухнедельной давности. И – главное! – на кухне стояла большая бадья с питьевой водой.
Глеб включил электрочайник и отправился в ванную. Струи прохладной воды мигом вернули его к жизни.
В своей последней командировке Сиверов был лишен возможности пользоваться этими благами цивилизации. И теперь мог оценить их по достоинству.
Да и пельмени показались ему необычайно вкусными – он уже успел от них отвыкнуть. Тем более, позавтракать сегодня он так и не успел.
В городе жара отбивала всякий аппетит. Другое дело – здесь, дома, где исправно работает кондиционер.
– Интересно, а как там Филиппович? – вспомнил Глеб о проблемах своего шефа. И улыбнулся.
Закончив с едой, он решил немного вздремнуть. Сна в последние дни хронически не хватало, а теперь вот выдался редкий для него, бедного, свободный денек.
«Как писал Сервантес, сон – это лучшее время жизни человека, – подумал Глеб. – Или это не он так писал, или вообще не так? Но в любом случае… Это – правда!»
Он тут же рухнул на свежую простыню и накрылся второй. Глаза сомкнулись сами собой.
Через пару минут Сиверов уже видел генерала Потапчука, который рекламировал кондиционеры фирмы «Бош». Причем шеф даже придумал свой рекламный слоган, который произнес с обычной для себя улыбочкой: «Бери «Бош» – и ибошь». Все это время генерал находился в окружении очаровательных юных японочек в розовых кимоно…
Когда телефонный звонок оторвал Глеба от этого легкого и приятного бреда, он чуть было не выругался.
– А вот и шеф! – вздохнул Сиверов, глянув на табло. – Только, видно, уже без японочек…
– Ну, как отдыхается? – поинтересовался Потапчук. И Слепой тут же уловил в его голосе ехидные нотки.
– Отлично, Федор Филиппович! – грустно ответил он.
– Хорошо, да недолго! Ну ничего, друг, служба такая…
– А в чем дело? – Глеб строил из себя дурачка.
– Надеюсь, у тебя нет планов на вечер?
– А если есть?
– Придется их изменить. Свою личную жизнь, дорогой, будешь устраивать в следующий раз.
– А в этот раз что?
– У тебя вылет через два с половиной часа. Такси в аэропорт я уже заказал. Будет через двенадцать минут, так что еще успеешь почистить зубы.
Потапчук действовал в своем стиле. Он любил преподносить сюрпризы и делал так всегда. Но, несмотря на это, Сиверов еще не разучился удивляться очередным перипетиям своей судьбы.
Глеб думал было спросить, с чем связан этот очередной форс-мажор, но… Генерал его опередил:
– Все инструкции получишь позже. А пока собирайся. Полетишь к морю, в те места, где нет никакого смога. И поэтому я тебе очень завидую, сидя здесь, в своем вонючем московском кабинете.
Из этих слов Сиверов сделал вывод, что кондиционер так и не починили.
Подъем по Митридату дался Шрулику с большим трудом. На одном из каменных грифонов, расположенных по бокам знаменитой лестницы, резвились дети. Рядом точили лясы их туристического вида мамаши.
Когда Шрулик спустил штаны и справил нужду у подножия мифической птицы, они тут же брезгливо ретировались.
Солнце припекало уже не на шутку – наступила самая жаркая часть дня. Шрулик еле передвигал ноги, волочась по пыльной улочке из покосившихся деревянных домов. Дошел до конца и остановился у хибары, выделявшейся своей заброшенностью даже на этой убогой улице. Весь двор зарос почти метровой травой – в этом году его еще никто не косил.
У крылечка за небольшим столиком что-то стряпала его мать. На ее морщинах застряли какие-то капли – может быть, даже слезы.
– Явился, не запылился, – грустно промолвила она. – Думала уже, сдох ты где под забором…
– Мать, ну че ты ноешь, а? – повысил голос Шрулик.
Пожилая женщина встала из-за стола и подошла к нему вплотную. Шрулик знал, что сейчас произойдет. Опять начнутся все эти причитания. Мол, когда ты за ум, наконец, возьмешься, когда на работу устроишься… Да ты ж у меня единственный, надежда ты моя… И все такое.
Но вместо этого мама лишь молча глянула в глаза сыну – прямо в глаза. И с трудом сдержала слезы.
Шрулик и сам был готов расплакаться. Тем более, он помнил те времена, когда мать гордилась своим сына. Он с отличием окончил мореходку и в первом же плавании получил благодарность за отличную службу.
Шрулика тогда звали Пашей, и он мечтал о карьере морского офицера. Мать мечтала об этом не меньше него. Ведь и ее муж – отец Паши – тоже был моряком – правда, военным. Пока не пропал без вести во время боевого дежурства на подлодке К-129.
Паша часто примерял китель отца. Мама считала, что форма ему очень к лицу.
Но потом… потом его жизнь пошла по наклонной. Однажды, вернувшись из очередного плаванья, он случайно повстречал на улице друга детства Пульку. Позвонил маме и сказал, что задержится на пару часов. И вернулся домой только через два дня – с синяком под глазом и жутким запахом перегара изо рта.
Друг детства зашел в гости уже на следующее утро. Мама накормила его завтраком и одолжила денег на билет до Киева. Разумеется, они были потрачены в ближайшем магазине.
В следующее плавание Паша уже не вышел. Его уволили по статье, без выходного пособия.
Вот так и началась его шалопутная жизнь. Философия была очень простой: с утра выпил – весь день свободен.
Мама поначалу попыталась как-то повлиять на сына: уговаривала, ругала. А потом… потом просто махнула рукой.
Паша все это понимал. И мать ему было очень жалко – чисто по-человечески. Но… ничего поделать с собой не мог.
– Ладно, алкаш, иди есть, – сказала она взгрустнувшему у крыльца Шрулику. – Только руки помыть не забудь.
По телеку показывали какую-то муть. Сначала – сериал про ментов с переводом на украинский, потом – новости… Шрулик переключил на музыкальный канал, по которому круглые сутки транслировали загоревшие в солярии длинные ножки. На их стареньком «Горизонте» они приобретали трупный оттенок.
Мама вязала в соседней комнате. Потом отправилась к соседке пить чай.
Шрулику тоже очень хотелось выпить, но совсем не чаю. Бутылки портвейна ему было недостаточно для качественного похмелона. Но он сильно боялся, что вдруг увлечется – как это всегда и бывало. И тогда плакали его денежки.
– Ладно, сделаем дело, а потом и в ночник зайдем, – решил он. – Сделал дело – бухай смело.
Он поставил будильник на полночь и попытался заснуть. Но не тут-то было! Похмелье перешло в такую стадию, когда сон стал невозможен.
И мысли лезли какие-то идиотские. Как будто сквозь пелену, ему мерещилось лицо Гали. Девушки с соседней улицы, которая была влюблена в него до беспамятства.
Одно время ему казалось, что Галя – это хорошо, но мало. Душа жаждала приключений и донжуанских побед. К тому же, они случались. А быть примерным мужем и стирать закаканные пеленки Павлу было неинтересно.
Галя долго плакала и… наконец вышла замуж. Разумеется, не за Шрулика. Она по-прежнему живет здесь, и иногда они встречаются. Шрулик, пошатываясь, тащится из магазина с флянцем водки, а Галя ведет из садика своих смеющихся детей – мальчика и девочку.
В этот вечер Шрулику подумалось, что это могли бы быть его дети. Если бы в жизни сложилось иначе…
– Ладно, хватит ныть, – успокоил он себя. – Нарубим сегодня капусты, накатим стакан-другой – и все тогда сразу наладится.
…Без пяти полночь он вышел из своей комнаты и, стараясь не шуметь, стал обувать кроссовки.
В соседней комнате горел свет. Значит, мать еще не спала. Сквозь маленькую щелочку в двери доносился ее негромкий голос:
– Настави, Господи, неразумного раба твоего, дабы не погиб он от искушений дьявольских…
Мама молилась. Молилась за спасение своего заблудшего сынка.
Завязав шнурки, Шрулик осторожно оттянул щеколду замка. Он почти уже выбрался на свободу, но… дверь в сени предательски скрипнула. Как-никак ее пружины давно уже никто не смазывал.
– Ты куда собрался? – тут же услышал он взволнованный голос. – Тебе что, вчерашнего было мало?
– Мам, ну я же не пить иду! – начал оправдываться Шрулик. – Щас к Димке на пару сек заскочу, он мне как раз диск обещал.
Легенду приходилось выдумывать сходу – заготовок у него не было. Да и мама уже успела хорошо изучить все эти немудреные хитрости.
– Какой Дима в двенадцать часов ночи, что ты чепуху мелешь? – она окинула его строгим взглядом.
– Да кореш мой один, он на соседней улице живет, – неправдоподобно лгал Шрулик.
– Знаю я твоего кореша! Постыдился бы хоть врать.
Не найдя, что ответить, Шрулик попытался было молча открыть входную дверь, но перед ним выросла фигура матери.
– Не пущу! – надрываясь от плача, крикнула она. – Не пущу и все! Только через мой труп.
– Мама, я ненадолго. У меня здесь дело одно… и пить я не буду, честное слово!
Но мать оставалась непреклонной. А время шло. Шрулику пришлось оттащить ее силой.
Она не сопротивлялась. И когда входная дверь захлопнулась, села на пол, обхватила колени руками и забилась в тихих рыданиях.
Как раз к часу ночи над морем взошла луна. Она освещала не только легкую рябь на воде, но и уродливые железобетонные конструкции на берегу. Заброшенная махина величиной в десятиэтажный дом издалека была похожа на монстра, прилетевшего с Марса для захвата нашей планеты. Особенно в загадочном лилово-желтом свете луны.
Когда-то здесь был крупный сталелитейный комбинат. Его построили в Керчи специально для того, чтобы часть продукции можно было отгружать по морю. Но в эпоху смены эпох он обанкротился и опустел. Все, что можно было украсть, давно было украдено и пропито местными жителями.
Это место в последние годы имело дурную славу. Ночью здесь творились какие-то малопонятные делишки. Поэтому добропорядочные граждане старались обходить его стороной.
Делишки были темными, но не такими уж и страшными. Заброшенный причал облюбовали мелкие контрабандисты наподобие Оси Баля. Здесь они грузили на катера и моторки партии товара (водки, сигарет или другой мелочевки), доставляли их на стоявшие на рейде корабли и принимали от матросов тюки с меховыми изделиями или косметикой, доставленные из заморских стран мимо таможни.
Шрулик знал эти места очень хорошо. И не боялся ни волков, ни привидений.
Он смело свернул с темного шоссе на заросшую травой дорогу, ведущую к заводу. Неподалеку от проходной среди ржавых мусорных контейнеров примостился старенький «бумер».
– Ага, Ося уже на месте, – решил Шрулик. – Но и я, похоже, не опоздал.
Действительно, у него оставалось еще целых три минуты. Как раз достаточно для того, чтобы добежать – или нет, даже дойти – до места встречи.
Неподалеку от пирса находился массивный железный стол, над которым еще сохранилась табличка «Пункт контроля».
Кого или что тут контролировали, никто уже не помнил. Но в силу того, что ножки стола были наглухо вмонтированы в бетон, его так никто и не сподобился утащить. Стол стал излюбленным местом встреч специфической публики.
– Ну че, морячок, мозги свои еще не совсем отпил? – радушно поприветствовал его Ося.
Шрулик взглянул на него недобрым взглядом. Будь это не Ося, а кто другой, он тут же двинул бы ему кулаком между глаз. Но в данном случае приходилось терпеть. Как-никак шеф и работодатель.
– Да уж, с тобой не разгуляешься, – ответил бедняга, все еще мучимый бодуном.
– Ничего, брателла, работы сегодня у нас ненадолго. А потом можешь и гульнуть как следует.
– А что за работа? Опять решил паленую водяру чуркам спихнуть?
– Да нет, я тут ни при чем. Это кент какой-то объявился, ему помощь нужна в перевозке грузов. А че за грузы, я даже и не знаю. Да мне, в общем, и пофиг.
– Но башляет он нехило, да?
– Очень нехреново! Явно серьезняк какой-то. Может, камушки или еще что?
При слове «серьезняк» Шрулик поежился. У него почему-то появились недобрые предчувствия. Но он тут же списал их на тот же абстинентный синдром.
Разговор как-то запнулся. Тем временем начинало холодать. С моря тянуло прохладой. Ося выкурил сигарету и отправился к своему катеру, пришвартованному неподалеку. На всякий случай проверил мотор – исключительно от нечего делать.
– А где этот корешок-то твой? – спросил Шрулик через десять минут ожидания.
– Опаздывает, мать его! Взял у меня микробус мой, за товаром поехал – и сник! Хотя… Вон, кажись, и он!
По засыпанной мусором дороге медленно прокладывал себе путь грузовой микроавтобус. Было видно, что водила нездешний, и поэтому он действовал очень осторожно.
– Да, странная это тема… – промямлил Шрулик.
Ося тем временем отправился навстречу машине, чтобы дать ЦУ – на правах хозяина этого места. Вскоре «бусик» уже развернулся своим проржавленным задом по направлению к морю.
– Эй, Шрулик, поехали! – бодро скомандовал Ося. – У нас на все про все полчаса.
Они вдвоем подхватывали довольно тяжелые ящики, обтянутые драпировкой, и спускали их к катеру. Груз им подавал какой-то странный мужчина. На вид он был похож на обычного местного колдыря – потертые треники, застиранная майка, китайская кепочка «Чикаго Буллс», двухдневная щетина… Но лицо… лицо его было каким-то очень непростым и неместным.
«Ладно, хрен с ним, – пронеслось в голове у Шрулика. – Нам-то дело какое? Баблос свой получим – и баста».
– Эй ты, балбес, осторожно! – завопил вдруг Ося. – Держи, держи…
Но было уже поздно. Ося случайно оступился, ящик выскользнул у него из рук и грохнулся оземь.
К счастью, груз остался цел и невредим. Разве, что драпировка на нем пострадала. В открывшуюся дырку Шрулик увидел выкрашенное в камуфляжный цвет железо и обрывок какого-то номера.
Он тут же вспомнил, что когда-то ему уже приходилось встречать такие ящики. Это было во время службы в военном флоте. И в них тогда находились боеприпасы для РПГ-27 «Таволга».
– Эй, мудилы, вы что, совсем охренели? – тут же заревел на них странный мужичок в кепочке. – Этак мне весь груз перепортите.
– Извини, шеф, из рук выскользнуло, – оправдывался Ося. – И этот дятел не подхватил вовремя.
Шрулик сильно обиделся. Он ведь был совсем ни при чем. И какого этот Ося, спрашивается, его так подставил?
О содержимом этих странных ящиков он больше не думал. Было недосуг.
В багажном отделении их оказалось совсем не много – всего девять. И спустя пару минут дело уже было сделано.
– Ну все, мужики, спасибо за помощь, – сказал незнакомец, доставая из кармана ровную пачку стогривенных купюр. – Вот вам на двоих, как договаривались.
Он тут же забрался в катер и завел мотор. Перегруженная посудина с трудом сдвинулась с места, но постепенно набрала скорость. Ося и Шрулик смотрели ей вслед. Затем, не сговариваясь, пошли в сторону города.
– Ну что, корефан, давай бабки делить, – предложил Шрулик, когда они уже подходили к громадине заброшенного завода.
Он и сам не верил, что такое с ним могло случиться. Что всего за полчаса можно заработать баблоса на месяц вперед. И поэтому очень боялся, что этот жук Ося его в последний момент наколет.
– Не кипеши, фраерок, никто тебя не кинет, будут тебе твои бабки, – спокойно ответил Ося. Видно, ему было по кайфу действовать своему компаньону на нервы.
– А чего ж не сейчас? Давай поделим, и…
– Ладно, уговорил, – Ося остановился посреди дороги. – Посвети тогда. Есть фонарик?
Шрулик уже достал мобильник, а его шеф вынул из кармана пачку гривен, когда неподалеку от них вдруг послышался странный шум. Они вмиг подняли головы.
Прямо на них по дороге бежал трусцой странный мужчина в шортах и кроссовках. По виду он был похож на обычного физкультурника. И, видимо, им являлся.
Они посторонились. Мужчина пробежал мимо, даже не обратив на них никакого внимания. Он дышал громко и размеренно, стараясь не сбиться с ритма.
«М-да, странные места этот кент выбрал для своих пробежек», – подумал Шрулик.
Тем временем Ося отсчитал полагавшиеся ему пять тысяч. И засунул в карман рубашки оставшуюся часть пачки – большую часть.
Шрулик аккуратно сложил деньги в задний карман трико. На радостях он даже решил купить маме небольшой подарок. Например, электромясорубку. А то старая, механическая, уже совсем разболталась.
– Ну что, подкинуть тебя до центра? – спросил Ося, когда они уже подходили к его «бумеру».
– Если не западло, то давай.
– Западло, но подкину. Только вот… мать твою, что за херня!
Прямо на капоте машины сидела парочка пацанов лет по восемнадцать. Еще один копался в багажнике.
Шрулик тут же инстинктивно сжал кулаки. А Ося заметно стушевался. Ведь по жизни он был не боец.
Товарищи медленно приближались к машине. Гопники не обращали на них никакого внимания. Они курили и потягивали пивко.
Ося сосчитал противников. Всего трое, и на вид довольно хилые. И на что они, интересно, рассчитывают?
– Эй, сосунки, вы че, совсем охренели? – стал перед ними во весь рост осмелевший Ося.
– Дя-дя, а ты че пришел? – спросил один из гопарей, окинув его мутным взглядом.
«Видно, под клеем» – подумал Ося. Здесь такие часто встречаются.
– Ща я тебе покажу, пидор сраный! Ну, Шрулик, давай им покажем.
Шрулик тут же попытался схватить одного из пацанов за грудки. Тот увернулся – слишком проворно для любителя клея.
И в этот момент в близстоящей заброшенной сторожке, обросшей со всех сторон кустарником и почти метровой травой, вдруг послышалось шевеление.
Ося сразу понял, что произошло. Они попали в засаду. Как самые последние лохи.
Он подумал, что надо бы попытаться договориться с этими малолетками. Предложить им бабки. Но было уже поздно.
Десяток гопников рванул в атаку. В руке у каждого из них был прут арматуры.
– Эй, чуваки, вы чего? – Ося примирительно поднял руки вверх. – Да подождите вы…
И тут же получил удар прутом по голове. Потом еще несколько. Он покачнулся и осел на асфальт.
– Дай я в глаз эту суку, чисто в глаз хочу! – прицелился один из гопарей.
И попал. Заточенный прут насквозь пробил глазное яблоко Оси и почти достиг мозга. От боли он чуть не потерял сознание. Но все еще был жив.
– Э-э, так добить надо ж этого мудака, – сказал кто-то, увидев, что Ося еще шевелится, и превратил его голову в кровавое месиво.
Тем временем Шрулик отчаянно сражался сразу с пятью гопарями. Он был бойцом куда лучшим, чем Ося. И еще со времен мореходки помнил, как нужно отбиваться от превосходящего противника. Главный принцип – не трусить и не терять голову.
Первое время ему даже сопутствовал успех. Улучив момент и встретив одного из нападавших мощным хуком в челюсть, он ухитрился выхватить у него из рук железный дрын. И теперь угрожающе махал им перед собой.