Андрей Воронин
Слепой. Лунное затмение
– Я все время удивляюсь тебе. Ты же сам – человечество.
– Что ты тогда до сих пор делаешь со мной?
– Бабло. Ты знаешь. Ты же все знаешь.
– По крайней мере, честно. Предпочитаю бизнес-отношения всяким идеологическим и психологическим зависимостям. Впрочем, эти овцы пускай зависят. Они нам надолго не нужны, а пока они блеют свое преклонение, мы их успеем обстричь!
– Не сомневайся. Как эта группа? Есть перспективные?
– Не понял пока. Есть один мужик. Он размышляет. Самостоятельно. Это плохо. Потому что вслух. Утомляет меня все время выворачиваться и его козни обращать на пользу делу. Это требует дополнительных мозговых усилий. Хотя, конечно, интересно. И потренироваться полезно.
– Зато не засохнешь, не расслабишься.
– Да, тренировка лишней не бывает. Надо быть всегда начеку. А вот и наш посланец с темной луны.
– Это Оборотень, – представила девушка вошедшего.
– Проходите, – предложил Владислав, дав Игорю возможность по-королевски снисходительно помолчать. – Лена, предложи гостю чего-нибудь. Чай, кофе, выпить.
– Чай? Кофе? Выпить? – переспросила Лена у Оборотня.
В этой комнате она вела себя совершенно бесстрастно и придерживалась деловой манеры общения. Оборотень отказался что-либо пить. Владислав поднялся со своего места, взял стоявший около стены стул и, перевернув его задом наперед, тут же, совсем рядом, уселся на него верхом, как на коня. Вся большая комната осталась отрезанной у него за спиной. Таким образом он вынудил гостя устроиться в кресле рядом с главным и замкнул их круг общения. Разговор предполагался серьезный и доверительный.
– Скажу сразу, – начал Игорь, – нам надо убить человека.
Во время паузы гость бесстрастно смотрел прямо на него. Но его взгляд нельзя было назвать тупым. Не возникало ощущения, что, возможно, он глухой, или не слышит, или не понимает, что с ним не шутят, что не играют. Игорь не выдержал паузу и, сдавшись, продолжил:
– Раз Старший прислал тебя, значит, так будет лучше для дела. Ему я верю, как себе. Значит, ты и есть тот самый сообразительный и творческий, при этом еще и твердый как скала, о котором я просил.
Гость молчал, не двигался и смотрел.
– Тебе Лена нравится? – вдруг довольно зло спросил хозяин кабинета и чуть на какой-то миг прищурился в напряженном внимании, он хотел не упустить ни одной даже микрореакции этого кандидата на исполнение его воли.
Оборотень, повернув голову, прямо посмотрел на девушку. Она сначала приосанилась и чуть наклонила голову в выгодный по ее мнению ракурс, но тут же стрельнула глазом на брата, на Игоря и, расслабившись, отвернулась, занялась какими-то бумагами.
– Ну? – Игорь нетерпеливо поторопил парня.
Оборотень поднял одну бровь и, продолжая нагло рассматривать девушку, сообщил, как будто читал заключение эксперта по экстерьеру коров:
– С точки зрения банального обывателя, у нее хороший экстерьер, она аккуратна, немного эпатажна, но не до такой степени, чтобы напугать даже первого стеснительного скромника, скорее наоборот, она интригует и привлекает внимание. Хочется узнать, насколько эта форма соответствует содержанию, и если соответствует, то можно бы и подумать о том, как доставить себе удовольствие в общении с таким экземпляром.
Владислав уже уткнулся лбом в спинку стула и тихо скисал от желания хохотать во все горло. Он даже не рисковал взглянуть на сестру. Игорь же с удовольствием смотрел на девушку. Удовольствие он получал двойное. Во-первых, ему нравилось то, как точно этот парень понял ее, нравилось находить в Лене подтверждение каждому его слову. Во-вторых, ему нравилось то, как девушка металась и путалась в своих чувствах. На ее лице сталкивались, взрываясь, и благодарность за хорошую оценку и возмущение наглостью, возмущение тем, как он посмел. В глазах и изгибах губ мелькали и негодование оттого, что ее «раздел» совершенно чужой человек, а брат и Игорь это ему позволили, и гордость за саму себя. Еще, кажется, она была немного недовольна совершенно холодными интонациями, будто он говорил о картинке, а не о живом человеке, который слышит, реагирует и может, между прочим, обидеться. Она же не безмозглая корова, в конце концов!
– Впрочем, я думаю, – немного задумчиво подвел итоги гость, – что форма вполне соответствует. По богатству и глубине эмоций, которые сейчас пережил наблюдаемый объект, она – совсем не безмозглая овца.
– Спасибо, что не корова! – взорвалась, не выдержав, Лена. – Это просто… какой-то разгул хамства!
Влад захохотал. Игорь широко улыбнулся и залпом допил свой коньяк. Гость снова сидел, не выражая никаких эмоций. Он спокойно смотрел на главного и терпеливо ждал, когда тот решит закончить разговор и выдаст полное задание.
– Ну ты даешь! Не ожидал! – все еще улыбаясь, похвалил его Игорь. – Ты, парень, не без чувства юмора. Только я так и не услышал ответ на мой вопрос. Тебе она нравится?
И тут Игорь понял, что снаряд наконец зацепил бойца. На какую-то долю секунды парень изменился в лице, его губы чуть сжались, а нижние веки чуть дернулись.
– Ну? – наступал на него Игорь.
– Я думал, – теперь уже Оборотень не поворачивался в сторону Лены, будто ее и не было никогда, а смотрел только на Игоря, – совершенно очевидно то, что мне самому нравится все названное мной как положительные характеристики этой девушки. Но если вам важно, чтобы я сам сделал этот вывод и его озвучил, пожалуйста. Да.
– Сухарь и зануда… – проворчала девушка и резко засунула несколько листов, которые просматривала все это время, в трей.
– Да, дружище, повеселил! – выпрямился наконец Владислав. – Думаю, Ленка тебе этого не простит. Она не любит, когда мужчины к ней вот так вот цинично равнодушны.
– То, что я не показываю эмоций, не значит, что у меня нет души и что я ничего никогда не чувствую.
– Ого. Сестренка, посмотри, похоже, он в тебя все-таки влюбился.
– Я говорил вообще, а не про этот конкретный случай. И Старший мне сказал, что я должен прийти, чтобы помочь вам в каком-то деле, в каком – мне скажут тут. Я не думал, что это дело – баб обсуждать. И тем более быть тут для вас клоуном. Это – неэффективное использование ресурсов, на подготовку которых затрачено много усилий.
– Разговорчивый какой! – фыркнула Лена.
– Мы сами решим, как нам лучше использовать ресурсы, за которые мы же и платим! – рассердился Владислав.
Оборотень сидел в той же позе, так же смотрел на Игоря, не выражая ни досады, ни обиды, ни негодования. Его лицо по-прежнему ничего не выражало.
– Успокойтесь, он дело говорит, – кинул Игорь помощникам, а потом обратился к парню: – Я хотел проверить, насколько и в чем ты уязвим.
И снова тишина. Игорь понял, что нельзя бесконечно испытывать гостя дешевыми психологическими приемами, в конце концов, он предназначен не для того, чтобы думать и беседовать, и, раз он сейчас тут, раз Старший выбрал его, значит, на своем месте он хорош и даже творческую смекалку проявит, если потребуется, что, впрочем, парень только что и доказал.
– Итак, Оборотень, нам надо убить человека. Но эта задача не из тех, что проще простого. В случае «убить проще простого» у нас есть два варианта. Первый. Нам проще простого сделать так, чтобы человек как бы сам решил уйти из жизни. Не только добровольно, но и самостоятельно. Даже с какой-либо мудреной запиской, чтобы следствие еще поинтересовалось, не состоял ли он на учете в психиатрии. Второй. Мы нанимаем тех, кто никак не связан с нами или нашими структурами. Тех, кто появился, взял портрет и адресок, взял задаток и исчез. Мы через время узнаем, что наш клиент скорее мертв, чем жив, переводим остаток оговоренной оплаты за услуги на загрансчет, названный при первой встрече, и забываем о том, что когда-то встречались. Твой случай, точнее, случай, которым придется заниматься тебе, совсем не такой, как обычные, как «проще простого» случаи. Мы клиента потеряли. Совсем. При этом он не просто клиент, он наш еще недавний компаньон. Он знает явки, пароли, тайны и даже один секрет, который нам бы тоже хотелось знать.
Мужчина вдруг замолчал, задумался о чем-то своем, затем резко встал, вышел из доверительного круга на середину комнаты, глянул на какой-то документ у Лены на столе, затем резко вернулся, сел обратно в кресло, но сел на край, как птица на жердочку, и наклонился к Оборотню всем корпусом:
– Понимаешь, солдат, очень нам нужен этот секрет. Черт бы с ним, с самим клиентом. Но секрет…
– Я должен его найти и обеспечить вам к нему доступ, да так, чтобы клиент с радостью выложил вам при встрече этот секрет. Я правильно понимаю задачу?
– Совершенно!
Игорь с облегчением откинулся в кресле. Всегда приятно, когда тебя понимают с полуслова. Правда, часто дальше понимания дело не идет. Увы, все время надо все контролировать.
– И вам он нужен только живой. Если, например, так сложится, что он сольет свой секрет перед смертью, сольет мне, последнему, кого увидит живым?
Игорь снова превратился в натянутую струну.
– Нет! Категорическое «нет»! Ты не должен у него ничего выпытывать. Ты можешь перепутать, неправильно понять и тогда – пиши пропало. Тогда все насмарку. Столько лет работы! Он нужен нам живым. Живым настолько, чтобы мог изложить нам, именно нам, то, что мы спросим…
– По телефону? Поймите, – Оборотень поспешно прервал хозяина кабинета, видя, что тот снова расстраивается и уже близок к негодованию, – я уточняю, чтобы не допустить досадную ошибку. Вы же не хотите, чтобы я ошибся, правильно?
Мужчина, поджав губы, ненадолго задумался, потом снова откинулся в кресле.
– Хорошо. Я готов ответить на все твои вопросы. Спрашивай, что тебе можно будет с ним сделать, что нет. Где он живет, чем увлекается, кого любит и что ненавидит. Скажем все, что знаем. Но сразу имей в виду то, что это – наш бывший компаньон, мы на него очень сердиты, но слить его – значит слить наши секреты. Ты, как верный боец своего отряда, должен понимать, что это значит. Светить нас нельзя. И второе. Мы уже предприняли все очевидные и массу неочевидных способов найти клиента. Бесполезно. Возможно, его уже нет в живых. Но ты достань нам его из-под земли. Я все сказал, что хотел. Теперь спрашивай. Мы готовы отвечать.
* * *
В одном из бараков обнаружился довольно высокий чердак. Оттуда была прекрасно видна вся дорога, вся до самого съезда на шоссе к Москве.
Вечер был зябким, темнота сгущалась, но это не пугало Слепого. Тишина ожидания для него была одним из любимых состояний. Холод поддерживал бодрость и внимание, а в темноте даже лучше видны приближающиеся машины. К тому же Глеб, если не включит фары, сможет убраться незамеченным.
Слепой достал сигарету и зажигалку. Курить ночью на улице, за городом, в спокойной темноте и тишине ему всегда нравилось. Так лучше ощущался вкус дыма. Огонек по сигарете полз размеренно, без спешки, и было хорошо видно, как он вспыхивает с утроенной силой, пропуская через себя воздух в легкие. Прямо над горящим пеплом клубился дым с красно-оранжевыми отблесками. К тому же, когда куришь, не так сильно донимает холод.
Глеб закурил уже третью сигарету, когда наконец с трассы свернула машина и на полном ходу понеслась по бетонке. Учитывая то, что эта дорога кончалась тупиком, в чем агент ФСБ, не доверяя картам, специально убедился лично, стоило полагать, что машина мчит именно к ним.
В три прыжка Глеб спустился с чердака. Приехавший «аутлендер» стоял прямо у ворот, но Сиверов сразу поспешил к ангару, где оставил Лизу. Девочка все еще спала, свернувшись калачиком под пледом, который Глеб принес для нее из своей машины. У него было много полезных вещей – на всякий случай. Через некоторое время черный «митсубиси аутлендер», не включая фар, очевидно чтобы не засветиться, отъехал от ворот и аккуратно спрятался в кустах в сторонке, на боковой гравейке. Глеб Сиверов, даром, что к нему приросла кличка Слепой, прекрасно видел, даже в темноте.
В подкатившем внедорожнике сидели отнюдь не сотрудники отдела спецрасследований Федеральной службы безопасности. Оттуда выпрыгнули двое, один высокий и накачанный, другой – щуплый и пониже. Глеб понял по жестикуляции, что гости, или скорее хозяева, удивлены, что их территория открыта. И действительно, он же не закрыл за собой ворота! Глеб рассчитывал, что сюда едут его почти что коллеги, а им было бы все равно, открыты ворота или нет. А вот эти граждане явно знали, в каком состоянии оставили двор, и явно что-то заподозрили.
Не ожидая, пока хозяева закроют ворота на большой амбарный замок, Глеб выбрался из убежища и направился на встречу с нежданными гостями. Те загнали «мерседес» во двор и вышли закрывать ворота вдвоем, держа в руках по взведенному пистолету. Они оба постоянно озирались по сторонам, готовые отразить любую атаку. Тут-то они и заметили Глеба, который выходил из леса.
В зубах он пожевывал сигарету, его руки были опущены, никакого оружия он не держал и растерянно осматривался по сторонам, словно соображая, где очутился. Его немного пошатывало, будто был он неслабо пьян.
Оба визитера на миг растерялись. Потом, придя в себя, они покрепче сжали свои пушки.
Слепой не стал давать им возможности окончательно опомниться, он предпочел взять инициативу в свои руки.
– Пацаны, а это ваша база, да? Я тут погреться хотел, да думал еды какой найти. Вы простите меня, пацаны. Три дня гуляли девять дней по другу, вместе срок мотали, перо он словил. Так вот, как гуляли, помню, а потом вдруг – бац! В лесу проснулся. Во, беленькая в кармане была.
Глеб неуверенными движениями вытянул из нагрудного кармана куртки початую поллитру водки. Он только что около своей машины отлил чуток из бутылки, чтобы выглядело правдоподобнее. Бутылку он взял из своих фирменных запасов «на всякий случай».
– Будете, мужики? Холодно! – пошатываясь, он протянул бутылку незнакомцам.
Визитеры отказались, ссылаясь на то, что дела и что за рулем.
– Ну, обижаете, мужики! За друга моего. Сами ж не знаете, что ждет. Перо и тюрьма – наша братва, мужики. По пятьдесят, а?
Хозяева заброшенной базы явно уже начали раздражаться его навязчивостью, но зато Глебу удалось снять подозрение и напряжение. Они хотели от него избавиться, но угрозы не чувствовали.
– Вы простите, мужики, что я ворота-то того! Я хотел погреться и поесть. Думал, есть там что…
Глеб рисковал, но делал это сознательно.
– Ты, синий, что, на базу залез? – злобно спросил тот, что поменьше, похоже, он был мозгом этой парочки. – И куда ты там, сволочь, залез?
Тот, что повыше, наверняка мышцы компании, угрожающе пошел на Глеба, явно намереваясь потрясти его за грудки.
– Да куда я залез, вы что! Там двери все закрыты, а я – с голыми руками. Вон, перчаток даже нет, мужики. Подергал впустую, ну, на чердак слазил. Подремал малек. Но там сквозняк.
Громила остановился на полпути к Слепому. Глеб предусмотрительно глотнул из бутылки.
– Ты того, не наступай, а? Я ничего не сделал! У меня друг… Девять дней! Мужики, может, по двадцать, за парня? Он мне как брат был.
Громила сплюнул и начал отступать.
– А я домой по дороге пошел, когда еды не нашел, а фары увидел – испугался. В лес спрятался. А после того, думаю…
Глеб видел, что уже порядком достал этих двоих и они уже заканчивали чинить петли на воротах, готовые вот-вот их закрыть, отрезав путь на территорию как ему, так и группе оперативников, которые вот-вот должны нагрянуть.
– И я подумал, что ребята наверняка свои. Абы кто на брошенную базу ночью не поедет. Подойду, а там как будет. Вы же либо намылитесь обратно, и я с вами попрошусь, либо вы с хавкой приехали – погулять в природе или посторожить чего. Я правильно раскинул, а, мужики? А-а-а! У меня голова, мужики! И я не с пустыми руками, у меня вот, водяра есть. А? Возьмите в компанию. Обещаю сидеть. Тихо. Как мышь. Мне б погреться где малек, а?
– Ну ты достал, синяк! – рыкнул на него мелкий. – Не будем мы тебя никуда брать. Сам выбирайся. А еды нет. Мы ненадолго. Нам не надо хавчик.
– Шнырь, там в багажнике колбаса для этой… – верзила осекся, но мотнуть головой в сторону ангара с Лизой успел, в ответ на что получил прямо-таки простреливающий насквозь злобный взгляд напарника. – Ну, колбаса завалялась, третий день. Для собаки возил. А теперь уже не надо будет. Давай я отдам этому. Все равно испортится, машину завоняет. И пусть валит. Все равно эта… собаке нашей… больше не надо, того…
– Ладно, – согласился Шнырь. – Давай быстро и гони его вон. Я с замком закончу.
Громила нырнул во двор. Там открылась дверь машины. Глеб, изображая пьяное пошатывание, пошел к мелкому.
– Вот спасибо мужики, вот благодарю вас, век не забуду! Если что, обращайтесь, Колька Бурый всегда за вас горой встанет. И ребята мои.
– Э, – воспротивился развитию дружбы Шнырь, – ты отвали, понял? А то пулю в лоб словишь, понял? Эй, Корч, ты там где? Давай быстрее. Недосуг мне этого алкаша развлекать.
– Ну, мужик, Шнырь, да? Ты же нормальный парень, Шнырь! У вас там, кстати, вон в том ангаре, – Глеб показал прямо на дверь, за которой спала Лиза, – кошки, похоже, завелись. Ты знал? И у них того, свадьба, похоже. Там весь день стонало и ныло. Спать мне на чердаке мешало.
Шнырь насторожился. Посмотрел на Глеба, который за время своего рассказа про стоны в ангаре подошел уже совсем близко. Шнырь, загипнотизированный опасностью быть раскрытым, потерял бдительность. Он пытался сейчас сообразить, что делать: нейтрализовать этого болтуна или прикидываться, что ничего странного не происходит, надеясь на «авось пронесет»?
– Ты что, не веришь? Вон в том сарае!
Слепой, поддерживая свои слова, еще раз махнул рукой в сторону двери, и тут Шнырь поддался и повернул голову в указанном Глебом направлении. В следующий момент он получил сильный удар бутылкой по голове и рухнул на подмерзшую к ночи корку снега.
Глеб рванул во двор. Там Корч, уже нашедший обещанную колбасу, озадачился нештатным шумом у ворот. Слепой подскочил к открытому багажнику и, как раз в тот момент, когда громила попытался развернуться в его сторону, с силой хлопнул дверью ему по голове.
Голова оказалась крепкой. Корч не пожелал сразу отключиться. Чуть пошатнувшись, он все же успел широко размахнуться и врезать Глебу что было мочи своим стальным кулаком. Удар пришелся в лоб. Хорошо, что не ниже.
На несколько мгновений у Слепого в глазах потемнело, но он еще до этого успел еще разок – лишнего в подобных случаях не бывает – хлопнуть дверью багажника о голову громилы. На этот раз наконец результативно. Корч отключился и повалился в свой багажник.
– Вот это ты хорошо сделал, правильно. Послушный мальчик!
Глеб пытался запихнуть громадные ноги в машину. Они не складывались. После еще пары тщетных попыток Слепой решил, что это тело и так уже достаточно глубоко лежит и, с учетом его природной тяжести, не вывалится.
Действовать следовало быстро: вот-вот могли появиться люди Потапчука. Сиверов запрыгнул на водительское место, аккуратно, чтобы не вытрясти из открытого багажника и без того полусвешенное наружу тело громилы Корча, выехал за ворота, ввалил на заднее сиденье все еще неподвижное тело Шныря и двинул по проселку. В лес он свернул около своей машины. Остановился, захватил хлороформ и две бутылки водки и проехал еще немного вглубь. Там пришлось подусыпить начинавших приходить в себя громилу и щуплика, а потом оттащить их еще дальше в лес. Глеб решил на ночлег развезти их в разные места, поселить на природе на расстоянии друг от друга. Вдвоем-то им будет легче выбраться и после натворить шуму на базе. Каждому в карман Слепой засунул по бутылке водки – все же они очень замерзнут, пока проснутся, валяясь тут на холодной земле. Машину Слепой отогнал обратно, к своей. Там и оставил.
Как раз тогда, когда Слепой пересаживался из захваченного «гелендвагена», он услышал шум быстро приближавшихся машин, а вскоре и увидел сквозь ветки свет фар. И почти сразу же перед ним промчались в сторону промзоны три автомобиля.
Это были свои. Было что-то родное в том, как они шуршали по асфальту, как покачивались и подпрыгивали. Даже в том, как светили фары. Глеб подошел поближе к дороге, он знал, что его все равно никто не заметит в этой темноте. Провожая оперативников взглядом, он достал сигарету, щелкнул своей любимой «зиппой», пару секунд посмотрел на мягкое пошатывание огня, взял сигарету в рот, поднес к ней зажигалку и втянул густой дым.
Теперь, стоя в пробке, Глеб тоже курил и вспоминал то, что произошло. Наконец он проехал рукав и вплотную приблизился к повороту с третьего кольца на Щелковское шоссе. Дом был уже совсем рядом. На Щелчке пробки не было. Скоро можно будет забыть обо всем и отдохнуть. Если Федор Филиппович не придумает новое срочное развлечение. Ах да! Потапчук! Глеб взял телефон и нажал кнопку вызова два раза.
– Я уже жду тебя. Ты когда будешь?
– Через пятнадцать минут буду дома. Даже десять. Вы сказали зажечь свет на базе, чтобы видно было издали, что там кто-то есть?
– В общем, да. Но…
– Хорошо! – перебил Глеб. – Я вас жду через пятнадцать минут.
– Буду через пятнадцать.
* * *
Оборотень уходил, когда было уже совсем темно. Во время их разговора тот мужчина, которого звали Владиславом, три раза залазил в бар, несмотря на протесты Лены, кажется сестры этого Владислава и помощницы Игоря Леонтьевича. Каждый раз он выуживал оттуда очередную чекушку рома и размеренно ее выпивал. В конце концов он просто заснул в дальнем углу комнаты в совершенно неудобной позе. В каком-то воодушевленном порыве он перенес свой стул на это место и уселся на него верхом, как на лошадь. А потом и заснул, положив голову виском на ребро спинки. Начальник, как определил его Оборотень, делал вид, что ничего ненормального не происходит. Этот человек очень хорошо владел своими чувствами. Оборотень решил, что если поведение Владислава и не находилось в пределах нормы для этой компании, то Игорь Леонтьевич предпочел разобраться с ним потом, без посторонних ушей.
Лена пошла провожать гостя.
– Вызови машину, я скоро уезжаю, – кинул ей начальник. – С этим телом разберешься потом сама.
– Вообще-то, – зачем-то начала извиняться Лена, когда закрыла дверь кабинета и они с Оборотнем остались одни в приемной, – он малопьющий. Просто у нас в последнее время дела расклеились, брат все время в напряжении, от Игоря одни упреки и нарекания. Он считает будто это Влад виноват в том, что Димон сорвался и потянул за собой документы. А я думаю, что Игорь и виноват. Он слишком увлекся своим воображаемым могуществом…
– Почему у вас в приемной нет секретарши? – вдруг перебил ее Оборотень, резко меняя тему. – Диваны есть, значит, вы предполагаете посетителей, а секретарши нет.
– Хм. Когда есть посетители, я ими занимаюсь. Впрочем, они у нас очень честные, боятся Игоря. К нему приходят только те, кто уже готов склонить перед ним и колени, и головы, и все свое богатство. А почему ты решил тему поменять?
– Я не обсуждаю тех, кто дает мне задания. Я не обсуждаю задания. Я их просто выполняю.
– А меня, значит, обсуждать ты считаешь возможным, да?
– Это было задание.
– Это был вопрос для ответа в форме «да» или «нет». Ты неточно исполняешь задания. Ты плохой мальчик.
Они уже давно стояли около двери в коридор. Оборотень всем своим видом демонстрировал намерение поскорее выйти, для чего Лена должна была отпереть дверь, но девушка не спешила, она увлеченно болтала, покручивая ключ на пальце.
– Это было испытание. Ты – женщина, нормальная женщина. Но именно это мешает тебе понимать то, что иногда происходит между мужчинами.
– Да ничего сверхъестественного между вами не происходит. Вы прямые, как жерди в заборе.
– Ты не учла действительного желания твоего босса в тот момент.
– Ой! Ты его знаешь лучше, чем я?
– Тебя он натренировал выполнять его прямые команды. Мужчине так проще общаться с женщиной. А меня учили тому, что любая ситуация – это как болезнь. Чтобы ее развести, надо понять, в чем корень. Суть. Твой хозяин…
– Он не хозяин, а шеф. Я – не рабыня ему.
– Твой шеф, – даже не подумал извиниться Оборотень, – хотел вывести меня из состояния, наблюдать которое ему было некомфортно. Он не понимал, что я думаю, как я думаю. Ему не было интересно узнать мое настоящее мнение. Он остро нуждался в том, чтобы изменить мое поведение. Если бы я ответил «да» или «нет», я бы ничего не изменил. Я бы начал его раздражать, и он бы не стал со мной работать. А отряд в лице Старшего получил бы выговор. Я – какое-то наказание. Так что я выполнил задание твоего… шефа. Я вышел из состояния максимального внимания. Я удивил его и позволил ему расслабиться, убедившись, что рассуждать я могу. Судя по всему, ему понравилась моя манера и мысленные способности.
– Так «да» или «нет»?
Оборотень молча уставился на девушку. Они смотрели в глаза друг другу, каждый желал победить и не сдаться, додержаться на своем до тех пор, пока сопернику не надоест, пока другой первым не отведет взгляд.
– «Да» или «нет»? Без подвохов и разных планов. Женщине так проще общаться с мужчиной.
– Коллекционируешь «да»?
– Значит, «да». Ты полагаешь, что я привыкла к тому, что мне все говорят «да», что я не боюсь услышать «нет». И тебе жалко меня обидеть. Значит, все же «да!».
– Да. И что? Ты сейчас откроешь дверь, и я заберу это «да» с собой навсегда. Мы больше не увидимся. Тебе пора идти. К тому же ты забыла вызвать машину. Открой дверь.
Вдруг Лена взялась ладонью за тыльную сторону его широкой шеи и потянула парня к себе. Она поднялась на носочках навстречу и впилась губами ему в губы. От ее кожи приятно пахло. Губы были уютные, нежные и отзывчивые. Оборотень сдерживался только пару секунд, а потом подумал: «Почему бы и нет?» – и вкусил ее поцелуй.
– Это тебе довесок к твоему «да», – сказала девушка, когда удовлетворила свое любопытство и коварство, – чтобы крепче помнил и лучше хранил. И не зарекайся ни в чем: может быть, еще и увидимся.
– Вряд ли, – отрезал Оборотень таким холодным, равнодушным тоном, что у Лены глаза стали еще шире от удивления.
– И это после того, что было между нами?! – наигранно воскликнула она, но голос дрогнул, предательски рассказав, что она не ожидала снова равнодушия, удивлена и обижена.
Оборотень взял ключ у нее из рук, сам отпер дверь и, выходя, не глядя коротко сказал:
– До свидания.
– Скала, а не человек, – улыбаясь, крикнула Лена ему вслед. – Как тебя хоть зовут, Оборотень? Я хочу повторять по ночам твое имя!
– Стас, – сказал парень негромко.
– Стас… – тихо повторила Лена, набирая номер водителя шефа. – Хорошо, Оборотень, я запомню. Алло? Петрович? Да, это я. Приезжай, Игорь ждет.
Оборотень раскрутил один заворот шапки и натянул ее глубже на уши.
– Что-то я замерз, – буркнул он сам себе, поднял воротник, втянул голову в плечи и шагнул в мелкую ледяную морось мартовского вечера.
Он шел на Белорусский вокзал, откуда электричка за двадцать минут довезет его до казармы, которая стала его домом. Сзади остался ореол светящегося, как хрустальный замок Золушки, входа в библиотеку, где обустроился главный офис общественной организации «2012, начало». Они, как поговаривали товарищи Оборотня в отряде «Лунное затмение», на правах какого-то партнерства имели тут комнаты для так называемой приемной и директорского кабинета, а еще несколько раз в неделю им давали время использовать актовый зал для проведения лекций.
Пацаны судачили, что существует еще несколько отрядов наподобие «Лунного затмения», но те ставят перед собой другие задачи. А их положение было особым, им поручали особые, самые ответственные задачи. По сути, Оборотень оказался в рядах боевой элиты этой сложной сети с не совсем понятными для него целями и идеями. Другие отряды выполняли различные мелкие текущие работы. Например, группа «Апокалипсис» несла регулярную охранную службу на каких-то базах, где вроде как жили так называемые адепты общества. Это были люди, отказавшиеся из-за своих религиозных или философских взглядов от дальнейшего общения со смертным человечеством. Они жили замкнуто, никогда не покидали территорию, говорят, даже не разговаривали друг с другом. Вроде они даже ничем не занимались. Еду им покупали и готовили специально обученные люди из отряда «Фатум». Причем там не было лиц женского пола. Только парни. Из «Фатума» можно было со временем перейти в охранный «Апокалипсис», это считалось карьерным ростом. Несколько человек из «Апокалипсиса» были переведены в «Лунное затмение». И никогда нельзя было попасть из «Фатума» напрямую в отряд, где имел честь числиться Оборотень. Причем он сам не проходил закалку ни в одном, ни в другом. Он попал сразу в «Лунное затмение». Более того, каким-то образом в отряде установилась странная иерархия: те, кто попали сюда напрямую, котировались как бы рангом выше, считались «белой костью», а те, кто прошел чистку «Фатумом» и «Апокалипсисом», навсегда оставались второсортными. Оборотень не стремился поддерживать это негласное правило, но так сложилось, и временами казалось, что «пацаны с историей», как их назвали в «Затмении», сами подстраивались под порядок особого почитания «прямых избранных», как назвали подобных Оборотню везунчиков во всех отрядах сети «2012, начало».
Само же предназначение всей сети в целом формулировалось как «Спасение страждущих от мук грядущего конца света». Это приходилось хором повторять на утренних и вечерних построениях, потому вбилось в память. Но не в сознание Оборотня. Он относился ко всему этому как к своей работе, где неплохо платят, вкусно и регулярно кормят да еще и уважают. Уважение, выбитое им же самим: жесткими ломками собственной гордыни, тренировками до крови на мозолях, терпением чужих притязаний и смелыми отпорами непотребной наглости отрядных выскочек, – он ценил больше всего. Потому что, когда он был маленьким, он этого не имел. Когда он был маленьким, он только мечтал ответить силой на силу, унижением на унижение. Он мечтал быть сильнее всех. Теперь, кажется, у него это получилось. И вот он получил первое свое задание, в котором уже он будет командир, он сам или с отобранными им же помощниками будет управлять процессом. Он будет главным. Все будут выполнять его задания, а он – не будет. Он явно сумел построить свою жизнь.
Задание, правда, казалось парню довольно мутным. Начали они с того, что надо просто ухлопать кого-то. Потом оказалось, что прикончить его как раз нельзя ни при каких условиях.
«Интересно, – вдруг подумал Оборотень, – в каких отношениях эта Лена с ее шефом? И почему меня это вообще заинтересовало? Меня это не касается, поэтому мне это неинтересно».
Но образ Лены, ворвавшись, нагло устроился в самых первых рядах его сознания и ни под какими пинками со стороны его силы воли не соглашался уйти. Казалось даже, что чем больше он его выпихивает вон, тем ближе к экрану он оказывается, тем крупнее делается Ленино лицо, тем больше становятся ее глаза, тем глубже они смотрят в него.
