Дул легкий ветерок. На бездонном голубом небе не было ни облачка. Жаркое августовское солнце, стоявшее в зените, нещадно палило, выжигая и без того изрядно истосковавшуюся по дождю землю.
Раскаленный воздух дрожал над лентой дороги, словно над гигантской перегретой плитой. Если долго не отрываясь смотреть на асфальт впереди, то создавалось впечатление, что едешь по какой-то пустыне. Однако стоило лишь отвести глаза в сторону и взглянуть за окно, как с удивлением заметишь, что вокруг не барханы и измученные жаждой верблюды, а березовые рощи да зеленые луга с мирно пасущимися на них коровами. И удивление будет до того сильным, что невольно возникнут сомнения: не галлюцинации ли это?
Даже самый равнодушный и безучастный ко всему происходящему человек задумывался: к чему приведет тянущаяся без малого уже три недели жара и полное отсутствие дождей? В одном можно было не сомневаться: ничего хорошего это не принесет.
К такому же мнению склонялся и Станислав Шилов. И хотя кондиционер работал на полную мощность, а сквозь тонированные стекла не проникали палящие лучи, он с болью и тоской взирал на родные просторы. Всосавшиеся давным-давно с молоком матери чувства, правда за сорок пять лет жизни просыпавшиеся всего пару раз, неожиданно снова дали о себе знать. Как-никак он был русский!
– Не к добру такая жара, – задумчиво произнес он.
Гарик, сидевший на переднем сиденье, взглянул за окно и, помолчав некоторое время, кивнул:
– Раньше такого не было.
Сидевший за рулем мужчина, повернув голову к боссу, заметил:
– Говорят, конец света скоро.
Три черные машины с огромной скоростью неслись по шоссе в направлении города Кузнецка. В первой, «мерседесе», удобно развалившись на заднем сиденье, ехал сам Стас Шилов. В следовавших сзади двух джипах находилась «группа поддержки» – старая гвардия Шилова в составе восьми головорезов. Проверенные в деле, матерые, как тамбовские волки, каждый из которых стоил пятерых. Шилов это знал, знали и другие, поэтому в любом месте, в любой ситуации Шилов был уверен в своих силах. Без них он просто вор, а с ними – личность, с которой вынуждены были считаться даже в столице.
Имея столь мощную поддержку, он, не опасаясь за свою жизнь, гастролировал по стране и всегда чувствовал себя как дома. Даже теперь, направляясь в незнакомый город, на чужую территорию, он ничуть не беспокоился.
В Кузнецке Шилов раньше никогда не был, но уже заранее испытывал к нему предубеждение. Город заочно ему не нравился, представлялся затхлым захолустным районным центром с кривыми убогими улочками, с неровным, еще послевоенной укладки, асфальтом и пестрым набором всевозможных домов и домиков: от пятиэтажек до дореволюционных хибар с полуподвальными этажами. Все унылое и однообразное. Возможно, такое настроение было связано с тем, что в Кузнецке проживал старый знакомый Станислава Шилова. Это был бывший уголовник, а теперь «добропорядочный» бизнесмен Шура Горбунов по прозвищу Лысый. Их связывало старое дело почти двадцатилетней давности. Дело, которое один из них хотел бы навсегда забыть, а другой – никогда не совершать.
Шилов знал, что его визит особого энтузиазма у Лысого не вызовет, скорее, наоборот. Но это не в счет. Главное, все время быть начеку и не давать слабины.
В город прибыли под вечер.
Как и ожидалось, городишко производил тягостное впечатление. Постройки, которых едва коснулась рука западной цивилизации со всеми ее благами и достижениями, и сама атмосфера, царившая вокруг, навевали тоскливые воспоминания о тяжелых восьмидесятых и неспокойном начале девяностых годов. В те времена борьба за место под солнцем была особенно отчаянной и кровавой. Сначала – преследования милиции, затем – непрерывные войны с конкурентами и беспредельщиками. Он не любил вспоминать о тех временах. На самом деле они были совсем не такими, как показывают в кино и пишут в книгах. Все было намного сложнее и запутаннее. Было больше хаоса.
Жара немного спала, но за день все так раскалилось, что каждый чувствовал себя словно в духовке.
К великому облегчению, в здании железнодорожного вокзала царила прохлада. Старое железобетонное строение с мрачными помещениями и обшарпанным залом ожидания так же долго нагревалось, так и медленно остывало. Назойливое солнце с трудом проникало внутрь сквозь грязные стекла окон. А допотопные вентиляторы, которые в случае своей исправности могли разогнать прохладный воздух, к счастью, не работали.
Станислав Шилов в сопровождении Гарика и трех своих ребят прямиком направился к камерам хранения, ютившимся в дальнем конце зала ожидания за рядами деревянных скамеек. Остальных своих людей он отослал в гостиницу – подготовить номер, и к Лысому – сообщить о прибытии. При себе оставил лишь несколько человек, самых надежных.
Проходя между немногочисленными пассажирами, то сидя, то лежа расположившимися на скамьях, он поймал себя на мысли, что волнуется. Но это было приятное волнение. Никакого беспокойства, только предвкушение богатства, денег. Он уже представлял, как держит в руках бесценное полотно, ощущал под своими пальцами шероховатость древнего холста и красок, чувствовал их запах. И запах денег. Денег, которые он получит за эту дрянную тряпку. Кучу долларов! Целое состояние! И все за какой-то полинявший, потрескавшийся от времени портретик. Воистину, люди глупы! Как можно такую безделицу променять на деньги? Нет! Он этого никогда не понимал и, наверное, никогда не поймет. Деньги! Вот главное, вот смысл жизни! У кого есть деньги, много денег – тот живет. У кого их нет – тот существует. А он, Стас Шилов, привык жить!
К его огромному удивлению, камеры хранения оказались совершенно новыми и современными. Они никак не вписывались в интерьер вокзала, но Шилов обрадовался: тем меньше возможность случайного ограбления.
Кивком головы Шилов приказал своим людям рассредоточиться по залу, чтобы не привлекать внимания. Оно им было сейчас ни к чему.
– Ты чувствуешь? – он шумно втянул ноздрями воздух. – Чувствуешь?
Гарик озабоченно сдвинул брови. Его взгляд выражал полное непонимание.
– Что?
– Запах.
– Какой запах?
Гарик осторожно понюхал воздух. Кроме вони, исходившей от мусорки, стоявшей рядом, и застоявшегося воздуха самого помещения, он больше ничего не мог уловить.
Глаза Шилова загорелись диким, необузданным огнем, что свойственно только безумным и одержимым натурам.
– Запах денег, Гарик. Разве ты не чувствуешь, как они пахнут? Сладкий пьянящий аромат. Он идет отсюда, – Шилов приблизился к ящику, на котором стоял номер двадцать, и любовно провел по нему рукой. – Здесь, за этой маленькой дверкой, лежит то, что источает этот ни с чем не сравнимый запах. Запах денег. Самый приятный аромат на свете.
Гарик пожал плечами.
– По-моему, тут воняет только мусорной урной, – флегматично бросил он.
К периодическим заскокам своего босса он привык давно, и то, что постороннего человека привело бы в замешательство, его оставляло равнодушным. У каждого свои странности, рассуждал он, пусть у Шилова их больше, но это его проблемы. Лишь бы не мешало делу. Если босс перегибал палку, он его останавливал, служа, таким образом, своеобразной уздой. В состоянии подобного рода припадков Шилов не контролировал себя, и от него можно было ждать чего угодно. Однако Гарик относился к редкой категории людей, напрочь лишенных страха и жалости. Поэтому смотрел на все спокойно и действовал рассудительно.
Стаса Шилова он уважал, и не без основания. Безумие всегда граничит с гениальностью, в чем ему доводилось не раз убеждаться. С тех пор как он присоединился к банде Шила, жизнь стала лучше. Все дела выгорали, отпала проблема с ментами и другими группировками, появились бабки. Шило все улаживал, все предусматривал, все прочитывал наперед. Для своих людей он был как заботливый папаша. А его маленькие слабости? Что ж, черт с ними!..
– Какая черствая у тебя душа, Гарик, – вздохнул Шилов. – У тебя нет ни капельки романтизма. Ну да ладно. Приступим!
Склонившись над ячейкой камеры хранения, он принялся не спеша набирать код замка.
Б. Двадцать три. Один. Восемь. – проговаривал он вслух цифры. Послышался легкий щелчок – и замок открылся.
– Есть!
Шилов потянул на себя дверцу сейфа и заглянул в него. Его пальцы тряслись от волнения. Внутри все дрожало и пело от нетерпения, как у охотника, который после долгой и изнурительной охоты загнал лису в нору и теперь, зная, что оттуда она никуда не денется, методично выкуривает ее.
Волнение передалось и Гарику. Сохраняя на лице безразличное выражение, он через плечо заглянул внутрь камеры.
– Вот она, – прошептал Шилов, извлекая наружу черный цилиндрический футляр, какие используют для хранения чертежей.
Его длинные пальцы бережно пробежались по пыльному пластику, поглаживая и лаская его, как бесценное сокровище. Затем он осторожно снял крышку.
Их взору предстали потрепанные, пожелтевшие края полотна, свернутого в трубку. И хотя самого изображения не было видно, никто не сомневался, что перед ними та самая картина.
– Он не обманул тебя, – вынужден был признать Гарик.
– Я в этом не сомневался.
– А я-то думал, мы зря притащились.
Уже в который раз Гарик убеждался, что тягаться с шиловской интуицией, когда речь заходит о деньгах, бесполезно. Он, как компас, всегда указывал правильное направление.
Шилов закрыл футляр и протянул его помощнику.
– Доставишь в гостиницу и охраняй до моего приезда.
– А ты куда?
– Загляну к Лысому, – Шилов пригладил и без того аккуратно уложенные гелем волосы. – Есть разговор. Хочу узнать, где найти Гвоздя, и намекну, чтобы не совался в наши дела.
Произнося слово «намекну», он презрительно усмехнулся. Было понятно, что намекать он ничего не будет. Просто поставит в известность и заодно посмотрит, как устроился его старый знакомый.
Посадив Гарика в ждавший у входа джип, Шилов наклонился к открытому окну машины и произнес:
– Возможно, уже сегодня вечером у тебя будет работенка. Приготовься. Когда вернусь, объясню.
– Не волнуйся, я всегда готов, – заверил Гарик. – Все произойдет, словно это несчастный случай.
Шилов кивнул.
– Езжай! – скомандовал он и хлопнул по крыше кабины ладонью.
Подходя к дому, где жил Гвоздь, Гарик снова сверился с планом, предоставленным Шиловым после возвращения от Лысого. Вот продовольственный магазин, за ним поворот направо в переулок. Теперь нужно отыскать дом номер семь, что напротив автобусной остановки. Гарик вгляделся в детали рисунка. Все сходилось. Город был небольшой, и поэтому даже в кромешной темноте сориентироваться не составляло труда.
Несмотря на столь позднее время – была полночь, – в некоторых окнах еще горел свет. Местами он падал на тротуар, освещая безрадостную картину людской бесхозяйственности: на тротуаре многие плиты были вывернуты, сломаны, другие отсутствовали вовсе, вместо них зияли глубокие ямы. Немудрено было подвернуть ногу. В планы Гарика это не входило. Поэтому передвигался он с особой осторожностью, несмотря на то что начинал отставать от графика.
Фонари, торчавшие вдоль дороги, как и следовало ожидать, не работали. То ли из-за постоянных неплатежей за электроэнергию, то ли потому, что украли или повыбивали лампочки. А может, еще по какой-нибудь причине. Поразмыслив, не стоило большого труда привести еще с десяток не менее правдоподобных объяснений.
Темнота не особенно беспокоила Гарика. Глаза к ней быстро привыкли, и он бесшумно, как кошка, приближался к намеченной цели – четырехэтажному кирпичному дому.
Остановившись у подъезда, он еще раз проверил оружие: удавка в кармане куртки, короткий обоюдоострый нож в кожаном чехле за поясом. Затем достал из наплечной кобуры свой неразлучный «ТТ» и навинтил на ствол глушитель, проверил обойму. Осталось натянуть тонкие хирургические перчатки.
Боря Коробков, больше известный своим друзьям под прозвищем Гвоздь, жил с матерью, Ольгой Сергеевной Коробковой в двухкомнатной квартире на четвертом этаже. Но сейчас Ольга Сергеевна находилась на дежурстве в больнице, и Боря ночевал один. Его мать – честная женщина и образцовая медсестра – даже не могла предположить, что ее единственный, горячо любимый сынок – профессиональный взломщик.
На лестнице было пусто.
Гарик поднимался не спеша, как к себе домой. Его шаги гулко отдавались в замкнутом пространстве и казались неимоверно громкими.
Вот и четвертый этаж, квартира номер одиннадцать.
Прислушавшись и удостоверившись, что все спокойно, Гарик нажал на кнопку звонка. Конечно, он мог покопаться в замке отмычкой, рискуя нарваться на соседей, но предпочел другой, более простой вариант – действовать открыто и нагло.
Через несколько минут за дверью послышались тяжелые шаги, и сонный голос недовольно произнес:
– Ну, кто там еще? Уже двенадцать ночи!
– Капитан Семенов. Дорожная инспекция, – придав голосу сухую официальность, хрипловато объявил Гарик. – Здесь проживала Коробкова Ольга Сергеевна?
За дверью воцарилась тишина. Видимо, шло обдумывание услышанного.
– Милиция? Капитан Семенов? – в голосе послышалось удивление. – Проживала? Почему проживала? Что случилось?
Придав голосу трагические нотки, Гарик продолжил:
– Около больницы она переходила дорогу. Ее сбила машина. Вы должны поехать со мной для опознания трупа.
Послышалось бряканье ключей, дверь открывали.
Из своего богатого жизненного опыта Гарик знал, как наверняка затронуть самые болезненные и чувствительные струнки человеческой души. На этот раз он тоже не ошибся.
Дверь распахнулась. В образовавшемся проеме показался одетый в одну майку и плавки худой длинный парень.
– Входите. – торопливо произнес он, отступая назад, но слова тут же застыли на его губах.
Раскрыв от изумления рот и выпучив глаза, он с ужасом уставился на невысокого коренастого мужчину в темной ветровке, стоявшего за дверью. Он узнал его! Он узнал это невыразительное лицо, впалые глаза, жесткие тонкие губы. На пороге его квартиры стоял киллер Шилова, которого он собирался шантажировать.
В следующий момент парень опомнился, отскочил назад и попытался захлопнуть дверь. Но Гарик оказался проворнее. Он сунул ногу в образовавшуюся щель, не дав двери закрыться. Затем ударом плеча распахнул ее. Под его напором дверь раскрылась, а парень отлетел назад и рухнул спиной на пол. Не обращая внимания на боль во всем теле, Гвоздь, отпихивая Гарика руками и ногами, попятился по коридору, пытаясь укрыться от наступающего киллера за следующей дверью.
– Значит, признал, – удовлетворенно заключил Гарик после того, как закрыл на защелку дверь. Он подошел к парню вплотную и склонился над ним.
– А теперь без глупостей. Знаешь, что это? – спросил он, вынув из кобуры пистолет и сунув ствол глушителя под нос несчастному.
Уперевшись спиной в стену и продолжая судорожно отталкиваться ногами от пола, парень замотал головой.
– Нет. Нет. Не надо. Пожалуйста! Не убивай меня! Я сделаю все, как ты скажешь. Я дам тебе деньги. Я заплачу! – сидя на полу, умолял он.
– Да?
– Да! Не думай, у меня много денег! Я накопил! Я все отдам!
– Меня не интересуют деньги, Гвоздь.
Гарик презрительно скривил губы. Жалкое зрелище. Он терпеть не мог, когда клянчат и унижаются. Настоящий мужчина, уж если обстоятельства так сложились, должен умереть стоя, а не ползать в своем дерьме и соплях. Он бы до такого никогда не опустился.
– А-а-а. Я знаю, что тебе нужно! – парень попытался подняться, но несильный пинок коленом не позволил ему этого сделать. – Тебе нужна картина!.. Да? Ведь правда? – заскулил он.
– Нет.
– Ну не тебе, так твоему боссу. Ты же тут из-за нее? – парень нервно хихикнул. – Да. Картина у меня. И она стоит огромных бабок. Тебе такие и не снились, – он с надеждой взглянул на Гарика и продолжил: – Я поделюсь с тобой! Ты отпустишь меня, а я отдам тебе четвертую часть! Двадцать пять процентов – это около трехсот штук баксов! Будешь обеспечен до самой старости. Ну?
Лицо убийцы оставалось бесстрастным, словно он не слышал предложения.
– Тебе мало? Ладно. Тогда тридцать процентов – третья часть! – по-своему расценил молчание Гарика Гвоздь. – Нет? Тогда бери половину! Пятьдесят на пятьдесят. Полмиллиона долларов – огромные деньги! Соглашайся!
Он безрезультатно пытался отыскать хоть какой-нибудь огонек заинтересованности в пустом взгляде киллера. Но его старания были напрасны. Ни единый мускул, ни одна жилка не дрогнули на лице Гарика.
– Бери восемьдесят процентов. Забирай все! Только не убивай! – в отчаянии воскликнул парень. Нервы его сдали.
– Заткнись, падла, картина уже у Шила.
Услышав новость, парень тут же умолк и мгновенно сник. Это известие окончательно сломило его. Он понял, что никаких шансов больше не осталось.
– Не вздумай сопротивляться, – на всякий случай пригрозил пистолетом Гарик. – Умрешь быстро и без боли. Ты меня знаешь.
Гвоздь устало кивнул. Он был наслышан о репутации человека, стоявшего перед ним. Умереть можно по-разному. А этот знал толк в смерти.
Несмотря на духоту, Гвоздь поежился. Его начал бить озноб. Сидя на коленях на полу, он обхватил голые костлявые плечи руками и принялся раскачиваться взад-вперед, будто убаюкивая себя. Казалось, он полностью покорился судьбе.
Спрятав ключ от входной двери в карман брюк, Гарик извлек пузырек со снотворным. Сходив на кухню и набрав чашку воды, протянул ее вместе со снотворным Гвоздю.
– Пей, – потребовал он.
Парень даже не шелохнулся. Тогда Гарик пояснил:
– От снотворного ты боли не почувствуешь. Просто заснешь, – затем добавил: – Шило хотел, чтобы ты кончился не сразу, а мучился долго перед смертью. Я нарушаю приказ. Ты меня понимаешь?
Раскачивание прекратилось. Гвоздь поднял голову, молча взял таблетки, высыпал их себе в ладонь и отправил в рот. Затем запил одним глотком. Давясь, он проглотил снотворное и вернул чашку.
– Теперь раздевайся, – взглянув на часы, приказал Гарик.
Он засек время. Через пять минут снотворное начнет действовать. Теперь нужно было торопиться, чтобы все подготовить и представить дело как несчастный случай.
Пройдя в ванную, он включил воду на полный напор. Затем привел вялого, пошатывающегося Гвоздя и усадил в ванну. Ванна быстро наполнялась. Парень начал засыпать. Взгляд его затуманивался, веки смыкались. Ему осталось жить совсем недолго.
Когда ванна наполнилась, Гарик выключил воду. Выпрямившись, он наблюдал, как спящее тело медленно съезжало вниз. Он видел, как голова скрылась под водой, как судорожно открылся рот. Гарик не испытывал ни жалости, ни сожаления, ни угрызений совести. Он вообще не испытывал никаких чувств. Это была его работа. А кроме того, Гвоздь был паразитом, не достойным жить.
Через несколько мгновений с парнем было покончено. Теперь сыскарям долго придется ломать голову над тем, убийство это или самоубийство, и зачем человеку лезть в ванну топиться, выпив смертельную дозу снотворного. Пусть думают. Улик он им, как всегда, не оставит, и потому сойдутся они скорее всего на самоубийстве и закроют дело. Так проще.
Еще раз осмотрев место преступления, Гарик удовлетворенно кивнул. Сработано чисто.
Выключив свет, он вышел из ванной и не спеша осмотрел пол. На всякий случай протер его, хотя не сомневался, что отпечатки его ботинок, даже если они и останутся, будут стерты и затоптаны задолго до приезда криминалистов. Но перестраховаться лишний раз не мешает никогда.
Когда со следами было покончено и Гарик спрятал носовой платок обратно в карман, в дверь квартиры неожиданно зазвонили. Долгий настырный звонок, пронзительно разорвавший тишину, заставил его встрепенуться. После коротких раздумий он подкрался к глазку и осторожно в него взглянул.
На лестничной площадке стояла молоденькая симпатичная девушка с белокурыми кудрявыми волосами и пухленьким личиком. Ее глаза были полны слез, а во взгляде читалась решимость во что бы то ни стало пробраться в квартиру.
Инстинктивно бросив взгляд на замок – заперт ли он, Гарик призадумался. Ситуация оборачивалась неожиданным образом. Она начинала выходить из-под контроля. Если девушку не утихомирить, она разбудит полдома. Но что предпринять? Выключить свет и ждать, когда она уйдет, или же открыть дверь, впустить ее, а там.
Но выбирать не пришлось: девушка, продолжая упрямо жать на кнопку звонка, в довершение ко всему громко захныкала:
– Боря, открывай! Открывай! Ну, открывай же. Ты же дома! Я знаю, что ты дома. Я видела свет.
Девушка громко всхлипнула и, вытерев рукавом слезы, пригрозила:
– Борька, скотина, открывай дверь! Открывай немедленно, не то все узнают, какая ты сволочь! Ну пожалуйста. Я должна тебе что-то сказать. Я беременна. – последние слова она произнесла почти шепотом, но Гарик их расслышал.
Его рука, потянувшаяся к замку, замерла на полпути. На какой-то миг он растерялся. В груди, там, где должно было быть сердце, что-то дрогнуло. Девушка. Молодая. Красивая. И внутри нее ребенок. Две жизни. Совсем невинные. Гарик засомневался. должен ли он? Одно дело, когда освобождаешь мир от вонючих хорьков вроде Гвоздя, а другое – невинное существо. Он никогда раньше не убивал беременных.
– Открывай, иначе я всем расскажу, что ты со мной сделал! – раздался за дверью истеричный крик.
Повинуясь инстинкту самосохранения, рука Гарика повернула ключ в замочной скважине. Затем он потянул дверь на себя и отошел в сторону, прячась за ней.
Не дожидаясь приглашения, девушка уверенно шагнула внутрь. Она собиралась с ходу наброситься на своего парня, но, не встретив его, раздосадованно обернулась. Ее пухленький ротик уже приоткрылся, готовясь выплеснуть наружу всю обиду, все негодование, накопившиеся внутри. Однако произнести она ничего не смогла. От изумления девушка лишилась дара речи. Перед ней стоял чужой незнакомый мужчина с пугающей внешностью.
Воспользовавшись замешательством жертвы, Гарик тут же нанес точный сильный удар правой рукой в подбородок. Удар оказался нокаутирующим. Не проронив ни слова, она свалилась на пол. Сильные руки подхватили ее и отнесли в ванную.
Гарик невольно залюбовался чистыми нежными чертами лица, на которое ниспадали растрепавшиеся белоснежные кудри. Она была словно ребенок, уснувший светлым, беззаботным сном. Однако из-за злосчастного стечения обстоятельств этому ребенку не суждено было проснуться. Никогда.
Явись она на пять минут позже, все сложилось бы иначе.
Держа на руках тело девушки, Гарик на мгновение задумался. В его четко продуманный план не входило двойное убийство. Значит, придется вносить коррективы. Новая версия созрела сама собой. Девушка приходит сообщить своему любовнику, что беременна, но находит того мертвым. Пребывая в крайне возбужденном состоянии, она сводит счеты с жизнью рядом с трупом любимого. Звучит вполне правдоподобно. Сойдет за бытовуху.
Остается вопрос: кто открыл дверь? Соседи слышали шум и подтвердят, что ее сначала не пускали, а потом дверь открылась.
Хотя и это не проблема. Вероятно, дверь была не заперта, а девушка, будучи на взводе, не догадалась сразу дернуть за ручку. Или возможно, она нашла свой ключ. А может. Ну да ладно, остальные версии придумает милиция. Им за это деньги платят. Теперь нужно было торопиться.
Придерживая тело прислоненным к ванне, Гарик извлек из чехла нож и, сунув его под воду, точными надрезами вскрыл вены на обеих руках девушки. Теплая вода притупила боль, так что та даже не очнулась. Как и ее друг, она умерла, не приходя в сознание, не испытывая мучений и страха. Последним, что она увидела на этом свете, было угрюмое лицо с безжалостным взглядом.
По мере того как кровь сочилась из ран, вода в ванне становилась все ярче.
Встав с края ванны, где он терпеливо ждал, когда жертва дойдет окончательно, Гарик достал из воды ее руки и поочередно вложил в каждую рукоять своего ножа, оставляя на ней отпечатки пальцев, после чего положил оружие на пол и отпустил тело. Оно как сноп рухнуло на плиточный пол. Кудрявая головка с хлюпающим глухим звуком ударилась о колено умывальника, проломив висок. Из ран на запястьях продолжала сочиться кровь.
Еще раз проверив напоследок квартиру и убедившись, что не оставил следов своего пребывания, Гарик направился к выходу. Дверь за собой запирать он не стал, а свет оставил включенным: все должно выглядеть правдоподобно.
Быстро спустившись по лестнице, он вышел из дома, свернул за угол и сел в ожидающий его там автомобиль.
– Чего так долго возился? – поинтересовался водитель.
– Теперь все в порядке.
Однако на самом деле это было не так. Матерый убийца и уголовник, без всякой жалости и сострадания перерезавший глотку десяткам людей, убил беременную девушку. И хотя он даже не сомневался, что, окажись еще раз в подобной ситуации, поступил бы точно так же, на душе было неспокойно. Впервые Гарик почувствовал раскаяние за содеянное.