Андрей Ворфоломеев
Агент поневоле
© Ворфоломеев А.А., 2020
© ООО «Издательство «Вече», 2020
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
Маме моей Марии Яковлевне Ворфоломеевой – ребенку военной поры
Ретроспектива № 1
В провинциальном городке моего детства ветераны Великой Отечественной войны ещё не воспринимались, как нечто исключительное. Было их много, парадные колонны на 9 мая и 7 ноября ходили большие. Однако жил с нами по соседству ветеран, который всё же выделялся на общем фоне. Сколько я себя помню, звали его все «дядя Саша». Недаром же говорится в народе, что «маленькая собачка – до старости щенок». Так и дядя Саша. Ни у кого и мысли не приходило, чтобы назвать его Александром Ивановичем. Маленький, улыбчивый, вечно приветливый и дружелюбный.
Была и ещё одна деталь, отличавшая его от остальных участников войны. Но об этом я догадался чуть позже, когда подрос и научился разбираться в наградах. Различать боевые и юбилейные, и так далее. Разумеется, наиболее почетной считалась «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Несколько награждённых ей имелось и в нашем районе, однако лично мне не довелось с ними встречаться. Не помню также кавалеров орденов Славы и Красного Знамени. Зато доподлинно знаю, что из более младших по статусу наград фронтовиками особенно ценились орден «Красной Звезды» и медаль «За отвагу».
В этом плане ничем исключительным дядя Саша похвастаться не мог. На левой стороне его потертого чёрного пиджачка, в верхнем ряду, красовались всего пять боевых наград. Первая, по счету, и третья были всем известными медалями «За боевые заслуги» и «За победу над Германией». А вот между ними, на матерчатой пурпурно-золотой ленте висела никем прежде не виданная бронзовая шестиконечная звезда, каждый луч которой оканчивался завитком взвихренного металлического пламени. На лицевой стороне по кругу шла отчеканенная надпись: «De geest overwint». Ни у кого в городе больше таких не было.
И вот, как-то раз, набравшись смелости, я обратился к ветерану с вопросом:
– Дядя Саша, а что это за награда? Очень необычная.
– Эта-то? – хитро прищурился старичок. – Это голландская «Звезда Сопротивления за Восточную Азию в 1942–1945 гг.»!
– Ничего себе!!! А за что вам её дали?
– О-о-о! Это долгая история.
– А расскажете?
– Отчего нет? Если время будет, то захаживай. Чайку попьём, побеседуем. Мне всё равно особо делать нечего. Скучно-то вечерами. Да и пережитым поделиться охота. Только, смотри, потом не морщься. Мы, старики, знаешь ли, болтливы…
Так я стал частым гостем у дяди Саши. И ничуть о том не пожалел. История его жизни оказалась настоль необычна, что и впрямь напоминала сюжет настоящего авантюрного романа. Причем, как некогда было модно замечать, «рассказанного им самим».
Глава 1
Саша Ли ехал на войну. Эшелон дробно постукивал на стыках рельс, а за приоткрытой дверью теплушки всё проносился и проносился унылый осенний пейзаж, перечёркнутый косой сеткой дождя. Голые, сбросившие листву перелески, крытые соломой домишки маленьких деревенек, раскисшие стога сена, нахохлившиеся грачи и снова степь, степь, степь.
Саша, зябко передёрнув плечами, натянул посильнее на остриженную под машинку голову пилотку, заботливо укутал ноги длинной полой шинели и в очередной раз бросил взгляд в глубь вагона. Разве мог он ещё совсем недавно помышлять о подобной судьбе? Невольно в памяти всплыли яркие, но уже словно подёрнутые патиной, картинки выпускного вечера и той роковой ночи, самой короткой в году. Одуряющий запах черёмухи, дружные песни над привольно раскинувшимся Доном, сияющие глаза нарядных девчонок. Каким прекрасным казалось тогда будущее! Однако судьба приготовила им совсем иные университеты.
Остальные солдаты дремали, стараясь с максимальной пользой для себя использовать каждую минутку свободного времени. Не спал лишь сидевший неподалёку старшина Брагин – высокий, сорокапятилетний мужчина, с аккуратно подстриженными и залихватски подкрученными кверху усами. Отворив сизо-серую дверцу буржуйки, он подбросил в рдяно алевшее нутро печки пару чурок, после чего удовлетворённо хмыкнул, потёр свои костистые, мозолистые ладони друг о друга и принялся обстоятельно сворачивать цигарку.
Вообще со старшиной им повезло. Призванный из запаса и хлебнувший солдатского лиха ещё на фронтах империалистической войны, Брагин оказался лёгким, весёлым и неистощимым на шутки и любые выдумки человеком. И мастером на все руки, к тому же.
Улыбнувшись, Саша вспомнил, как старшина учил его в первый раз мотать обмотки. Заметив растерянное лицо новобранца, Брагин взял в руки узкую матерчатую ленту и сказал, усмехаясь в усы:
– Что, сынок, не ведаешь как энти голенища примерить?
– Да, знаете, раньше не приходилось с ними сталкиваться.
– Не робей! Вмиг научим! Только, чур, уговор такой – показываю один раз. Поэтому, советую ворон не считать. Портянки-то, хоть, умеешь мотать?
– С этим проблем нет!
– Уже лучше. Значится, процесс такой. Первым делом, мотаешь на ногу портянку. Затем обуваешь ботинок. И что мы имеем в итоге?
Рассказывая, старшина ловко проделал все вышеупомянутые операции, так что теперь его вопрос не пропал втуне.
– А имеем мы весьма неприглядную картину. Видишь, насколько портянка из ботинка торчит? И, тем самым, на корню губит облик сознательного бойца Красной армии! Вот для недопущения подобного безобразия нам и требуется обмотка. Берёшь её, родимую, в руку и начинаешь мотать, так, чтобы первый виток прихватил край ботинка. И неторопливо, но уверенно поднимаешься вверх. Сначала витков пять затяни потуже, остальное мотай послабше. Смотри, не переусердствуй, а то голень передавишь. Ну и в конце прихвати обмотку тесёмочкой и готово!
Действительно, наука оказалась нехитрой. А скольким иным, казалось бы незначительным, но оттого не менее необходимым мелочам солдатского быта обучил Брагин вчерашнего школьника! И всё с неизменными прибаутками и дружеским похлопыванием по плечу. Вот и сейчас, перехватив взгляд молодого солдата, старшина подмигнул и поинтересовался:
– Ну что, Санька, привык к военной жизни?
– Так мы ж ещё не воевали!
– И, слава богу. Успеешь пороху нюхнуть. Какие вы молодые – горячие. Всё подвиг норовите совершить. Чай, со школы в Испанию убегал? Или в Шанхай? Тебе небось по духу ближе, а?
Брагин умел, что называется, заглянуть в корень. Действительно, Саша Ли был китайцем. Правда, к Китаю никакого отношения не имевшим. Давным-давно предки его переселились в Россию и осели в окрестностях Ростова. Но если бывшие крестьяне провинции Сычуань думали обрести на новом месте землю обетованную, то они жестоко ошиблись. Рисовые поля сменились на делянки с луком, а в остальном всё осталось по-прежнему. Тот же изнурительный труд от рассвета до заката, полнейшее бесправие, беспросветная нужда.
Вот почему отец Александра с радостью приветствовал большевистскую революцию и без малейших колебаний вступил в ряды Красной армии. Ему хотелось подарить своим детям надежду на новое, светлое будущее. Саше, который тогда ещё не родился, повезло. Отец вернулся с войны целым и невредимым. И, что самое главное, – победителем. Разыскав семью, старший Ли перевёз всех в Батайск, в выделенную новой властью отдельную квартирку. Для влачивших прежде полунищенское существование китайцев она показалась поистине небесным дворцом. Там, в 1923 году, Саша и появился на свет.
Он был уже человеком новой эпохи. Искренне любил свою родину – великий и могучий Советский Союз. Взрослея, вместе с тысячами таких же ребятишек, ходил сначала в детский сад, потом – в школу. Летом отдыхал в пионерских лагерях. И нигде не чувствовал себя белой вороной.
Особенно нравилось маленькому Саше посещать спортивные секции при городском «Дворце пионеров». Хотя поначалу особых успехов на поприще физкультуры мальчик и не проявлял. Как и большинство китайцев, будучи щуплым и невысоким, он чрезвычайно невыгодно смотрелся на фоне рослых и крепко сложенных сверстников. В коллективных играх был на вторых, а то и третьих ролях, о секции бокса не мог даже и мечтать.
Так продолжалось до тех пор, пока на мальчишку не обратил внимание руководитель кружка японской борьбы Пётр Николаевич Извольский. Бывший поручик царской армии, он сражался ещё на сопках Манчжурии, где был ранен и попал в японский плен. В неволе Петру Николаевичу довелось провести почти целый год. Тогда с пленными обращались сравнительно неплохо. Так что у русского поручика было предостаточно времени для того, чтобы заинтересоваться и познакомиться с азами японской аристократической борьбы джиу-джитсу.
Вернувшись домой, Извольский не оставил своего увлечения. Он регулярно встречался с такими же бывшими военнопленными, интересовавшимися восточными единоборствами, читал специальную литературу, беседовал с изредка приезжавшими в Россию мастерами джиу-джитсу. Особенно в годы Первой мировой войны, когда недавние враги стали неожиданными союзниками. Впрочем, продлился этот альянс весьма недолго. Разразившаяся вскоре иная война – Гражданская вновь разметала Японию и Россию (теперь уже – советскую) по разные стороны баррикад. С тех пор конфронтация никогда не ослабевала.
Сам же Пётр Николаевич не только уцелел в лихую годину, но и закончил войну в роли военспеца Второй конной армии. Выйдя в отставку по состоянию здоровья, он поселился в Батайске и поступил на работу в местный «Дворец пионеров», создав при нём кружок японской борьбы. Именно Извольский рассмотрел в маленьком китайском мальчике будущий талант и привлёк его к своим занятиям. С тех пор Саша Ли стал одним из самых лучших учеников. К сожалению, самому Петру Николаевичу не довелось долго радоваться его успехам. В 1938 году бывший поручик скоропостижно скончался – дало о себе знать давнее отравление газами на германском фронте.
После смерти учителя кружок распался. Однако Саша джиу-джитсу не бросил, продолжая в свободное время заниматься по оставшимся от Извольского рукописным конспектам. И кто знает, каких бы он высот ещё достиг, если бы не начавшаяся война.
Подобно многим призывникам из Северо-Кавказского военного округа, Саша Ли попал в формировавшуюся из местных ресурсов 302-ю горнострелковую дивизию. От обычных стрелковых она выгодно отличалась по целому ряду причин. Во-первых, дивизия была расширенного, четырёхполкового состава, а во-вторых, численность её насчитывала без малого четырнадцать тысяч человек. Единственным недостатком, пожалуй, можно считать только полное отсутствие боевого опыта. Но подобные минусы в то время быстро исправлялись.
В конце октября 1941 года 302-я горная была переброшена на Таманский полуостров, где занялась устройством оборонительных сооружений, а если по-простому – рытьём окопов на побережье. Вскоре одному из её полков – 825-му, довелось принять боевое крещение. Произошло это при следующих обстоятельствах.
Для советских войск, оборонявшихся в Крыму, сложилась исключительно неблагоприятная обстановка. 51-я армия, разваливающаяся под ударами дивизий Манштейна, стремительно откатывалась к Керчи. 12 ноября в город прибыл представитель Ставки ВГК маршал Григорий Иванович Кулик. С ходу вникнув в обстановку, он с горечью убедился, что немцев остановить нечем. Остатки 51-й армии деморализованы, других войск в окрестностях Керчи нет. Для предотвращения неминуемой катастрофы следовало подумать о спешной эвакуации. Нельзя сказать, чтобы это решение далось маршалу легко. Но он его принял под свою личную ответственность.
После чего Кулик распорядился снять с Таманского полуострова 302-ю горную и перебросить под Керчь с целью надёжного прикрытия готовившейся переправы. Вот тогда и довелось шедшему в авангарде дивизии 825-му полку вступить у горы Митридат во встречный бой с прорвавшимися немецкими частями. Дрались новоиспечённые горные стрелки хорошо. Во многом благодаря их мужеству эвакуация остатков личного состава и тяжёлого вооружения 51-й армии прошла успешно.
Саша Ли принять участие в этих событиях не успел. Вместе с очередным пополнением, он влился в ряды другого, 827-го полка дивизии только в конце ноября. К тому времени на фронте наконец наступил долгожданный перелом. Советские войска перешли в контрнаступление под Москвой, Тихвином и Ростовом. Впервые, с начала войны, немцы получили поистине сокрушительный удар. Повсеместно среди наших бойцов царил небывалый энтузиазм. Дождались!
Были охвачены всеобщим подъёмом и солдаты 302-й горнострелковой. Особенно молодые новобранцы, подобные Саше Ли. «Когда ж и нас в бой введут? Сколько можно тут куковать»? – раздавались в раскисших окопах нетерпеливые голоса. И невдомёк им было, что судьба дивизии уже решена в высоких кабинетах.
С середины ноября командование Закавказского фронта, следуя указаниям Ставки, начало разрабатывать план десантной операции на Крымский полуостров. Приоритетными задачами первого этапа были освобождение Керчи и Феодосии войсками 51-й и 44-й армий. В состав десантных подразделений попала и 302-я горнострелковая дивизия. Машина подготовки к наступлению завертелась на полных оборотах.
Вернувшись с совещания в штабе дивизии, командир 827-го полка майор Шариппа ознакомил с планом операции батальонного комиссара Шагиняна и сразу же вызвал на КП капитана Чубарова. Тот не заставил себя ждать.
– Значит, так, капитан, – начал Шариппа, после обмена приветствиями. – Из штаба армии получена директива силами дивизии произвести десант в Керчь. Более того, наш полк пойдёт в первом эшелоне. Однако из-за недостатка переправочных средств высаживаться придётся по частям. На фоне этого особое значение приобретает отряд первого броска, которому предстоит захватывать плацдарм. Соответственно, сумеет он закрепиться на вражеском берегу – тогда и полк, а за ним и дивизию переправим. Не сумеет – сам понимаешь. Короче говоря, мы тут, с комиссаром, посовещались и решили, что на роль командира передового отряда лучшей кандидатуры, чем ты, не найти.
– Служу Советскому Союзу! – козырнув, отчеканил Чубаров.
– Вольно. Бойцов в отряд отберёшь лично.
– Сколько человек?
– Около трёхсот.
– При выборе людей опирайся, прежде всего, на добровольцев, – вставил реплику комиссар.
– Да, – кивнул майор. – И смотри, чтоб были физически развитые и не очень пожилые. Следующее. На вооружение отряда возьмёшь все имеющиеся в полку автоматы. Их, правда, у нас кот наплакал, но кое-что есть. Остальным выдадим автоматические винтовки Токарева.
– СВТ? – разочарованно протянул Чубаров.
– Они самые. А чем это тебя не устраивает?
– Да я СВТ ещё со времён финской недолюбливаю. Очень уж сильно они нас тогда подводили. На морозе выстрелить больше одного раза невозможно. Потом сплошные осечки идут. Затвор обледеневает.
– Слышал про такую болезнь полуавтоматов. Но ты, капитан, не переживай. В Крыму тридцатиградусных морозов не предвидится. А при более высокой температуре СВТ работают безотказно. Сам проверял. Впрочем, если хочешь, можешь наряду с Токаревскими винтовками, вооружить солдат карабинами системы 1938 года. Да, и гранат с собой возьмите побольше. Остальное – на твоё усмотрение. Задача ясна?
– Так точно. Разрешите идти?
– Ступай…
Майор Шариппа не ошибся в своём выборе. Капитан сразу же развил бурную деятельность. В числе прочих в состав штурмового отряда он отобрал и Сашу Ли.
– Первый бой? – придирчиво осмотрев новобранца, спросил Чубаров.
– Так точно, товарищ капитан!
– Тогда возьми ты, пожалуй, вот что.
И Чубаров, ловко подцепив из пирамиды кавалерийский карабин системы Мосина 1891/1938, вручил его Саше.
– Только, чур, без обид, – пояснил он. – Автомат или СВТ для новичка штука коварная. Ещё в горячке боя забудешь на одиночные выстрелы поставить, нажмёшь на курок и тр-р-р – магазин пуст. Хорошо, если запасной есть. А с карабином мороки меньше. Выстрелил – подумал, подумал – выстрелил. Никакой враг тебя врасплох не застанет!
Вот так, с шутками и прибаутками, капитан проинструктировал всех бойцов своего отряда. Первоначально, десантирование было назначено на 21 декабря. Однако, из-за предпринятого немцами второго наступления на Севастополь, сроки эти передвинули на четыре дня. И вот, наконец, «Час Ч» пробил!
Глава 2
25 декабря, в четыре часа дня, в порту Тамани началась погрузка 827-го горнострелкового полка на суда Керченской военно-морской базы – восемь торпедных катеров, два сторожевика и двадцать рыболовецких сейнеров. Совершенно некстати полил холодный проливной дождь. Осторожно шагая по скользким деревянным сходням, Саша Ли старался не думать о том, что ждёт его впереди. Отвратительная погода окончательно испортила настроение напряжённым до предела солдатам. Дождевые капли с шумом барабанили по каскам, тонкими струйками стекая на плечи стёганых ватников, выданных взамен привычных долгополых шинелей.
– Этак мы совсем промокнем! – сказал Саше Виктор Леонов – широкоплечий крепыш, с простым и открытым лицом. – А если ещё и мороз ударит?
– Не горюй, – усмехнулся Ли. – На берегу, пожалуй, жарко будет!
– Наверное, – кивнул Леонов, переводя разговор на другую, по-видимому, горячо интересовавшую его тему. – Слушай, Сань, а ты боишься?
– Не знаю, – пожал плечами тот. – Я отчего-то верю, что нас не убьют.
– Тьфу на вас, окаянные! О чём разговор затеяли! – в сердцах выругался устроившийся по соседству солдат, в котором Саша, с радостным недоумением, сразу узнал Брагина.
– Товарищ старшина! А вы какими судьбами здесь? Ведь в первый эшелон, пожилых, говорили, не брать.
– Должен же кто-то за вами, мокрохлюстами, приглядывать! Для меня, может, товарищ капитан лично исключение сделал. «Дозволяю, потому как ты, мол, Брагин, сурьёзный и ответственный боец»! И машинку, вон, какую выдал. Не чета вашим «трёхлинейкам»!
И старшина с гордостью продемонстрировал Саше и Виктору висевший на груди новенький ППД.
– Ну, отец, – заговорщицки ухмыльнулся Леонов. – С такой артиллерией ты просто обязан сам Керчь взять!
– Вы у меня зубы не скальте! – шутливо погрозил пальцем Брагин. – А лучше и впрямь под боком держитесь. Авось не пропадёте. Я, чай, с четырнадцатого года в окопах вшей колочу!
Наконец погрузка была окончена. Разместившиеся на крохотных судёнышках солдаты терпеливо ждали наступления темноты. Разносившиеся то тут, то там разговоры постепенно затихли, словно притушенные льющимися с небес потоками воды. Ближе к вечеру, по распоряжению политрука Бурцева – комиссара первого отряда, разнесли сухой паёк – хлеб и банки консервов. К еде практически никто не притронулся, а вот прилагавшиеся к ней фляги со спиртом вызвали среди иззябших десантников радостное оживление. Любая возможность согреться шла сейчас в дело.
Тем временем промозглый ветер усилился и, в придачу к проливному дождю начали срываться снежные заряды. Видя серьёзное ухудшение погоды, старший лейтенант Керченской ВМБ Литошенко решил не ждать другие отряды, которые ещё не закончили погрузку, а немедленно выходить в море. В полной темноте флотилия катеров и сейнеров покидала Тамань.
Азовское море встретило их самым настоящим штормом. Ревел ураганный северо-западный ветер, крутые волны заливали палубы. Вдобавок ко всем этим напастям многих пехотинцев стала одолевать морская болезнь. Те, у кого уже не было никаких сил терпеть, рвали прямо себе под ноги. Благо дело, перехлёстывающие через планшир волны смывали всё начисто.
К побережью Керченского полуострова отряд Литошенко добрался ранним утром следующего дня. Поскольку торпедные катера, сбросившие флотский десант у Старого Карантина, попали под жесточайший обстрел немцев, то старший лейтенант приказал идти к резервному пункту высадки – Камыш-Бурунской косе. Первыми, к её пологим берегам устремились четыре сейнера со штурмовой группой капитана Чубарова. Однако вплотную приткнуться к берегу они не смогли.
– За мной, ребята! – выдернув из кобуры угловатый «маузер», закричал командир и, показывая личный пример, первым прыгнул за борт, погрузившись по пояс в кипящую воду. – За Родину!
– Ур-р-ра!!! – взревели солдаты и с винтовками наперевес посыпались с сейнеров.
Немцы пока огня не открывали. Крепко сжимая карабин в обеих руках, Саша Ли выскочил на пляж, в горячке не обращая внимания на промокшие ноги. Под подошвами ботинок с хрустом ломалась ледяная корка, сковавшая прибрежный песок. В ушах частыми толчками гулко стучала кровь. Пробежав несколько десятков метров, Саша упал за дюну, поросшую камышом, и огляделся. Рядом, вздымая тучи песка, бухнулся Леонов. По разгорячённому лицу его стекали струйки пота.
– Ну вот, я же говорил, что жарко будет! – отдышавшись, пошутил Саша.
Витька открыл было рот, но тут же закрыл его, поскольку откуда-то спереди донёсся голос Чубарова:
– Давай, давай! Нужно захватить пристань, пока они не опомнились!
Подстёгнутые этой командой, молодые бойцы вскочили на ноги.
– Подождите, хлопчики! Не бегите так шибко! А то я за вами не поспеваю! – рысью подбежал к ним запыхавшийся Брагин.
– Скорей, батя! – подмигнул Саше Леонов. – А то Керчь без твоей пушки возьмём!
Операция развивалась успешно. Воспользовавшись растерянностью противника, штурмовой отряд сумел быстро занять пристань судоремонтного завода. По сигналу капитана Чубарова – красной ракете – прямо к ней подошли суда с основными силами 827-го горнострелкового полка. Плацдарм на берегу расширялся. Только тут немцы опомнились (а может – подтянули резервы) и открыли шквальный огонь из пушек и миномётов.
С пронзительным, леденящим душу свистом, первые снаряды начали рваться на берегу, взмётывая к небу фонтаны перемешанного с чёрным дымом песка. Как Саша ни ждал этого момента, он невольно замер на месте, завороженно глядя на страшную симфонию смерти.
– Чего рот раззявил? Пригнись! – сердито стукнул Ли кулаком по каске Брагин.
Очнувшись от наваждения, Саша кубарем скатился в заблаговременно отрытый окопчик.
– Перезаряди, – посоветовал старшина. – Сейчас они попрут.
Усиление активности немцев не ускользнуло от нашего командования. Следуя указаниям своих корректировщиков, с берегов Тамани открыл огонь корпусный артполк. Со стороны моря коротко затакали орудия наших сторожевиков. Тем не менее немецкая пехота пошла в атаку.
Заметив приближающиеся короткими перебежками фигуры в серых шинелях, Саша лихорадочно припал к прицелу.
– Не торопись! – осадил его старшина. – Нехай они поближе подойдут.
Больше он ничего не успел сказать, потому что пулемётная очередь, прошившая бруствер окопчика, заставила обоих инстинктивно припасть к земле.
– Тьфу, сволочи! Все очи запорошили! Давай, Санька, зададим им жару!
Остальные слова старшины потонули в какофонии боя. Испытывая странный мандраж, Саша ловил на мушку перебегавших немцев и механически жал на курок. Рядом, скупыми очередями огрызался автомат старшины. Чуть поодаль нестерпимо грохотал наш ПД. Вокруг продолжали рваться немецкие мины и снаряды, истошно орали раненые, кто-то звал санитара.
Оборону на плацдарме возглавил майор Шариппа. Но не успел он прийти в передовые окопы, как пуля немецкого снайпера сразила отважного майора. Командование принял комиссар Шагинян.
– Соедини меня с комдивом, – приказал он связисту.
– Здравия желаю, товарищ полковник. У аппарата – батальонный комиссар Шагинян. Командир полка убит. Обстановка напряжённая, но, думаю, выстоим. Ждать ли ещё сегодня подкреплений?
– Держись, комиссар! – сквозь треск помех донёсся голос полковника Зубкова. – Без подмоги не останетесь. Основные силы дивизии планируем переправить завтра, а пока к вашему плацдарму направляем третий десантный отряд. Ждите, морячки обещали скоро управиться!
Корабли третьего десантного отряда подошли к Камыш-Буруну под непрерывной бомбёжкой самолётов противника, около часа дня. Ставившие дымовые завесы юркие торпедные катера оказались бессильны. От прямого попадания авиабомбы одна из барж затонула, а орущие люди оказались в ледяной воде. Те из них, у кого ещё были силы, поплыли к берегу. Всего, с третьим отрядом, на плацдарм прибыли немногим более пятисот десантников. Но и они сумели внести свою лепту в оборону.
К концу дня Шагинян подвёл предварительные итоги. С учётом трёх волн десанта под его командованием оказались две тысячи сто семьдесят пять человек. Практически все они были из 827-го полка.
На следующее утро шторм настолько усилился, что ни о какой отправке подкреплений не могло быть и речи. Однако и немцы, несмотря на постоянные атаки, сбросить десант в море не могли. Основная их группировка находилась у Севастополя, а на Керченском полуострове помимо плацдарма у Камыш-Буруна советские войска высадились ещё и у мысов Зюк, Тархан и Хрони.
Для Саши Ли весь день 27 декабря спрессовался в сплошной звеняще-лязгающе-грохочущий клубок. Он бежал, стрелял, бросал гранаты, пел, матерился. Столкнувшись в одном окопе с Леоновым, они поначалу не узнали друг друга и от неожиданности рассмеялись. Оба чумазые, закопчённые, полуоглохшие. У Витьки на скуле багровела запёкшаяся царапина – след от осколка. Саша был пока цел и невредим. Лишь однажды вражеская пуля вырвала клок ватника у него на плече да близким разрывом бомбы откинуло в сторону.
Другим везло не так сильно. Хуже всего приходилось тяжелораненым. Их попросту некуда было эвакуировать. Легкораненые после перевязки сами становились в строй. Люди прекрасно понимали, что если некому будет держать оружие, то их попросту сметут.
Помимо вражеского огня десантники страдали от холода и невозможности обсушиться. На простреливаемом насквозь плацдарме негде было развести огонь, не привлекая внимания противника. Другим врагом, хотя и не таким серьёзным, был песок. Казалось, он проникал повсюду – сыпался в голенища, попадал за шиворот, хрустел на зубах. Но солдаты держались.
Помогала им в этом и погода. Бушевавший весь день шторм, к вечеру утих. Сразу же в портах Тамани закипела лихорадочная работа по подготовке очередных подкреплений. К утру 28 декабря корабли Керченской военно-морской базы сумели доставить к Камыш-Буруну основные силы 302-й горнострелковой дивизии. Теперь власть на плацдарме крепко взял в свои руки полковник Зубков – громогласный, розовощёкий здоровяк.
– Молодец, комиссар! – пророкотал он, крепко обнимая измученного Шагиняна. – Хвалю! Завтра же пошлю на тебя представление в штаб армии. Да и люди твои – герои. Приготовь списки отличившихся. Спасибо за удержанный плацдарм! Ну а мы, пожалуй, попробуем наступать!
Основания для подобного оптимизма у полковника были. Число бойцов, сконцентрировавшихся под его командованием, уже превысило одиннадцать тысяч человек. И это, не считая тяжёлого вооружения! Ощутимая сила. Кроме того, в течение дня Зубков получил совершенно неожиданное подспорье.
В ночь с 28 на 29 декабря к пристани Камыш-Буруна подошли корабли Черноморского флота и начали высадку солдат 105-го отдельного горнострелкового полка. По первоначальному плану операции они должны были действовать на самостоятельном плацдарме в районе горы Опук. Однако из-за ухудшения погоды и несогласованности действий командования десантироваться там не удалось. В конце концов, многострадальный отряд был перенаправлен на плацдарм 302-й горнострелковой дивизии. Полковник Зубков сразу подчинил вновьприбывшие части себе.
– Так мы же из другой армии! – вяло оправдывались командиры десантников.
– Что?! – крутнулся на каблуках полковник. – Это у горы Опук вы были бы из сорок четвёртой армии, а здесь – из нашей, пятьдесят первой!
На следующий день, дивизия начала наступление в направлении деревни Султановки. Сопротивление немцев значительно ослабло, а потом и вовсе прекратилось. По всему фронту противник откатывался с полуострова. Вовремя установив это, Михаил Константинович Зубков организовал энергичное преследование и 30 декабря 302-я горнострелковая вступила в освобождённую Керчь.
На первых порах Саша Ли даже не осознал значительности момента. Вместе с Витькой Леоновым и старшиной Брагиным они устало брели, в походной колонне по разбитому снегу, когда впереди показались зияющие чёрными бельмами окон полуразрушенные городские дома. На улицу высыпала радостно гомонящая толпа местных жителей, а на одном из зданий горделиво полоскался ярко-алый стяг.
– Санька! – протерев глаза, во весь голос заорал Леонов. – Керчь наша!!! Ура!
Сильным толчком он сшиб Ли в придорожный сугроб и сел на него сверху. Извернувшись, тот ловко перебросил Леонова через голову, и оба принялись, в обнимку, кататься по земле, восторженно крича и обсыпая друг друга пригоршнями снега. Взглянув на молодёжь, Брагин улыбнулся и украдкой смахнул набежавшую слезу. То тут, то там солдаты палили из всех стволов в воздух.
Наступление продолжалось.