Андрей Владимирович Фаниев
Экстренный розыскъ

Полная версия

– Так точно! В хате изъята бутылка с отпечатками, пригодными для идентификации, со стены сделаны соскобы крови для определения группы, это новый метод, позволяющий определить принадлежность, и зафиксирован размер отпечатка ладони. На основании, которого, собственно, и было сделано заключение о причастности Тихона Макухина. На дороге вся территория места происшествия была затоптана казачьим разъездом. При осмотре обочин нашли место засады и приема пищи. Но предметов, представляющих интерес для следственных действий, обнаружено не было.

Слегка помявшись, Викентий добавил:

–Хотел изъять огрызок огурца, следы зубов четко были видны, но он завял и рисунок стерся.

–Очень грамотно и интересно рассуждаете, – сказал Пришельцев и, вновь закурив, спросил: – Как вы думаете, почему он не выколол глаза у женщины? Ведь она тоже их видела

–Мы с коллегой думали об этом, – признался Викентий Леонтьевич, тоже закуривая. – Убив Дарью, они хотели, как можно быстрее покинуть место преступления. Жертва активно сопротивлялась и не могла сфокусировать взгляд на лице убийцы. Ребенка же душили спереди, во время агонии глаза у него были широко раскрыты и смотрели в лицо преступнику. Я консультировался по этому поводу с врачом, кстати, весьма грамотным специалистом.

–Я думаю, вы совершенно правы, коллега, полагаю, это единственно правильное объяснение.

–Благодарю вас, но эта версия вряд ли поможет розыску.

–Зато мы знаем, что убийца –жестокий, хладнокровный и циничный мерзавец, – неожиданно сказал Ермаков, довольно долго хранивший молчание.

–Абсолютно с вами согласен, – совершенно серьезно сказал Александр Петрович и, рассмеявшись, добавил: – Прошу прошения за вульгаризм, но хочу напомнить одну поговорку старых сыщиков: «Розыск вести – не гузном трясти». В нашем деле, господа, мелочей не бывает, а благодаря этим самым мелочам и раскрываются самые сложные преступления. Но… вы где остановись?

–В Центральной, – солидно ответил Лавр.

Пришельцев хмыкнул в густые усы:

–Хорошо, но дороговато.

–Мы максимум на четверо суток. Решили сделать себе маленький вояж. Когда еще в столицу выберемся, кто знает? – широко улыбнулся Викентий Леонтьевич, вставая со стула.

–Я всегда рад общению с коллегами из уездов, особенно с такими профессионалами, как вы. Держите меня в курсе, вдруг что-нибудь дополнительно накопаете. В свою очередь, обязуюсь вам первым сообщить о задержании.

Они тепло распрощались и расстались очень довольные друг другом.

***

Прапрадед Николая Сергеевича Шатского по отцовской линии во время русско-турецкой войны отличился в битве под Фокшанами⁹². Командуя разведывательным отрядом, у реки Путна он столкнулся с турецким дозором, значительно превосходившим их численностью и двигавшимся впереди основных сил. Умелое командование и личная храбрость командира привели к победе. Враг был разбит и понёс большие потери, что в какой-то мере и предопределило победу. Илларион Шатский был отмечен лично Суворовым, и награжден Военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Ему было пожаловано потомственное дворянство и небольшая деревушка в триста душ, на окраине Тульской губернии, которую дед Николая Сергеевича успешно проиграл в карты знакомому кирасиру.

Материнская ветвь вела свою родословную от мелкопоместных румынских дворян, которые искренне верили, что являются потомками древнеримского императора Нерона.

Где и как встретились два представителя славных, но бедных родов, и как они оказались в Екатеринодаре, история умалчивает, но встреча завершилось венчанием и последующим рождением маленького Николая.

Отец целыми днями пропадал в земельном комитете, где служил письмоводителем. Мать давала частные уроки музыки, и его воспитание целиком легло на плечи бабушки, которая показывала ему орден героического предка, а потом, гордо подняв высохший подбородок с бородавкой, из которой торчали четыре жестких, как проволока, волоса, напоминала ему о том, что он потомок римского императора.

В гимназии Коля учился хорошо, но в пятом классе, когда проходили историю древнего Рима, он имел неосторожность рассказать о своем «родстве с Нероном». Невинное желание поведать о своих корнях сыграло с ним злую шутку. В классе начался гомерический хохот, который не смог остановить преподаватель, смеявшийся вместе с гимназистами. На шум вошли директор и председатель попечительского совета, случайно проходившие по коридору. Выслушав сбивчивые объяснения учителя, прерываемые истерическими всхлипываниями, они присоединились к общему веселью.

К мальчику накрепко прикрепилась кличка «Нерон», и только ленивый не издевался над ним. Иногда шутки приобретали жестокий характер. Второгодник Егор, сын присяжного поверенного, принес из дома простыню и с такими же великовозрастными оболтусами завернул в нее мальчика. На голову надели венок из колючек и натерли лицо мелом. Придав вид античной статуи, его привязали в туалете, где он простоял, обливаясь слезами, три урока. От страха и позора он обмочился, что стало новым поводом для жестоких шуток. После этого случая руководство поняло, что все зашло слишком далеко и, по согласованию с родителями, его перевели в другую гимназию, где он благополучно доучился.

В седьмом классе Николай увлекся детективной литературой. Он прочел всего Конан Дойла, знал наизусть все приключения Ника Картера и Пинкертона. Криминальное чтиво определило жизненный путь, он поступил на юридический факультет и успешно его закончил. После, определившись в жандармское управление простым клерком, за несколько лет дослужился до заместителя начальника канцелярии.

Коллективная травля и глумление над славной историей рода, которая с рождения внушались маленькому Коле, имели страшные последствия. Он стал всех презирать и ненавидеть: успешных – за успехи, неудачников – за неудачи, красивых – за красоту, уродливых – за уродство, а всех вместе – за то, что они есть. Эта ненависть носила патологический характер и усиленно скрывалась от окружающих. Он был уверен в своей неординарности и полагал, что его недооценивают и всячески препятствуют карьерному росту. Похоронив отца с матерью, Николай Сергеевич остался один. У него появился новый порок: он стал пить. Он не напивался допьяна и не буянил, но, чуть-чуть выпив, он казался себе ловким, прозорливым и отважным.

Однажды в кабаке, со случайным знакомым, в пьяном угаре его занесло и, рассказывая своей значимости и незаменимости в сыскном отделе, он рассказал о планируемой проверке городских притонов и гордо добавил, что все рапорта о результатах работы лягут к нему на стол. Пившие пиво за соседним столиком Антон Полюндра и бандит по кличке Карась услышали и переглянулись.

– Карасик, собирай шпану, пускай все малины обегут, народ предупредят, а я этого попасу.

На притонах полиция ничего не обнаружила, а на следующий день Антон, встретив Шатского на улице, уважительно поздоровался и пригласил в ресторан, чтобы поговорить по интересующему вопросу, представляющему взаимный интерес.

Когда он понял, кто перед ним и что от него хотят, по его спине побежала холодная струйка пота. Антон, хороший психолог, не пугал, а, напротив, говорил уважительно, но сообщил, что в случае отказа на стол начальника областного жандармского управления ляжет подробное письмо с указанием причин провала общегородской операции, а при взаимном соглашении материальные проблемы будут решены.

Николай Сергеевич выпил рюмку водки, закусил пирожком и согласился.

– Но никаких расписок, это необходимое условие, – твердо сказал он.

– Каких расписок? – хорошо изобразив удивление произнес Антон.– Мы спросили – вы ответили, мы дали – вы взяли… Дел больше нет, как бумагу марать. А про себя Антон добавил: «Ты, главное, один раз возьми, а там я тебя и без расписок к ногтю прижму».

Вербовка произошла удивительно быстро. В управлении полиции появился крот, а у бандитов – свой, хорошо информированный, источник.

***

– Какой прекрасный человек! – восхищенно произнес Лавр, когда они вышли на улицу.

– Да, у меня осталось очень хорошее впечатление от общения, – ответил Викентий.– Ты обратил внимание, как он сразу вник в ситуацию?

– Конечно, профессионал до мозга костей!

Переговариваясь и делясь впечатлениями, друзья незаметно дошли до центра города, и увидев небольшое кафе, решили зайти, выпить по чашке кофе.

– Ты сильно голоден? – спросил Викентий, отхлебывая ароматный напиток.

– Не особенно, – ответил Лавр.

– Сейчас четыре часа пополудни, давай часа два передохнем, а в семь встретимся в ресторане и хорошо поужинаем. А завтра займемся делами.

– Очень грамотное решение, я только за! – с улыбкой ответил Лавр и добавил: – Может и скво с подругой случайно там окажется.

– Не надейся, дамам без мужчин в обществе, тем более в ресторане, появляться неприлично.

– М-да? – усомнился Лавр. – А мне они показались довольно эмансипированными особами.

– Знаешь ли, эмансипация – эмансипацией, а правил приличия даже для них никто не отменял. Мы сегодня приглядимся и приценимся, а завтра с утра ангажируем их на вечер.

– Действительно, прицениться надо, вдруг там цены сумасшедшие, – озабочено согласился Лавр.

– Вот вечером и узнаем,– Викентий, щелкнув пальцами, подозвал официанта, рассчитался, и они направились к гостинице.

***

Вечер еще не начался, и в ресторане было относительно мало народу: две семейные пары, три кавалерийских офицера и двое смуглых мужчин в дорогих черкесках с золочеными газырями.

Метрдотель, высокий осанистый мужчина со скобелевской раздвоенной бородой, внешне больше похожий на генерала, чем сам Скобелев, густым басом произнес:

– Добрый вечер, господа, милости просим. Куда прикажете проводить? В зал-с или отдельный кабинет-с?

– В зал, – ответил Викентий и улыбнулся. – Будем поближе к народу. Они заняли удобное место, откуда просматривался весь зал и эстрада.

Шустрым вьюном подскочил официант, почтительно изогнувшись, подал каждому меню и тактично отошел в сторону.

Уха ершовая съ расстегаями…….. .– р. 75 к.

Борщ с дьябками ………………… – р. 60 к.

Консоме с пирожками …………… . – р. 40 к.

Омар свежий, соус провансаль…….3р. –

Стерлядь по-русски……………… 3 р. –

Форель гатчинская «О-бле»………. – р. 50 к.

Тюрбо отварное, соус голландский.. 2 р. 50 к.

Филе «соль-фрит»................................ 2 р. 50 к.

Майонез из лососины………………1 р. 50 к.

Мясо холодное с дичью…………….1 р. 25 к.

Поросенок холодный натурель…….1 р. 25 к.

Филе соте с шампиньонами………1 р. 25 к.

Котлета Пожарская ……………. 2 р. 25 к.

Внимательно, с каменным лицом, Ермаков читал ресторанное меню, как сводку с театра военных действий

Рябчик тушенный в сметане,

с брусничным вареньем………………………. 1р.50.

Стерлядь, припущенная в шампанском………..2р. 50.

Хмыкнув, он перевернул страницу и продолжил вслух:

Шарлот-глясе из фисташкового мороженного….– р. 75 к.

– Это уже десерт,–уточнил Викентий Леонтьевич. – Ну, что? Определился с выбором?

– Думаю, – озабочено ответил Лавр, в этот момент он был похож на Кутузова, принимавшего решения о сдаче Москвы французам.

Подумав еще несколько мгновений, Лавр закрыл меню и решительно сказал:

– Я верю, что ты грамотно оценишь ситуацию и сделаешь правильный выбор. Заказывай!

– Значит так, милейший! – плотоядно потирая руки, произнес Викентий. – Спроворь-ка нам бутылочку Смирновской, непременно со льда, икорки паюсной, только смотри, чтоб осетровой. Рокфора тарелочку, маслин, ну и хлеба, разумеется. Далее…. Сначала борщка с дьябками,– он повернулся к Лавру. – Ты рыбу или мясо?

– Мясо, – сдержанно ответил Лавр.

– Отлично… я тоже! Тогда по Пожарской котлетке, к ней спаржу и провансаль. По расстегайчику обязательно, и пару зельтерской, на твое усмотрение, но лучше «Ром-Ваниль». Пачку Зефира⁹³.

– Имеем-с замечательный «Спотыкач» от Шустова, рекомендую-с.

Викентий оглянулся на Лавра и, с его молчаливого одобрения, кивнул.

– Хорошо! «Спотыкач». Борщок подать через тридцать минут, остальное через час. Спиртное, папиросы, воду и закуски – незамедлительно!

Лавр укоризненно произнес:

– Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Не переживай, за два часа до убытия на вокзал я получил депешу, что в Новониколаевске скончалась моя двоюродная бабушка Елизавета Николаевна. Я и брат – единственные наследники. Не знаю, какая сумма в наличности, но там неплохая недвижимость. Думаю, рассчитаться за обед хватит.

– Соболезную и одновременно поздравляю! – искренне произнёс Лавр, он действительно был рад за товарища. – Но, наверное, твое присутствие необходимо там?

– В принципе да, но туда выехал брат, он адвокат и утрясет все вопросы.

Появился официант и сноровисто расставил на столе тарелки с закуской, бутылку на красивой, в виде пушечного лафета, подставке и пачку папирос. Поставив ними по небольшой пепельнице, он наполнил рюмки и удалился.

– Помянем рабу божью вновь представленную Елизавету Николаевну, да будет земля ей пухом, – сказал Лавр.

– Да… хороший она была человек, жаль, своих детей бог не дал, на меня с братом всю душу и положила. Жила достойно и ушла в почтенном возрасте. На 85-ом году уйти, знаешь, не каждому дано.

Они выпили, не чокаясь.

Зал постепенно заполнялся разномастной публикой, в основном купеческого сословия. На пороге, резко распахнув дверь, появился крупный, одетый в хорошую пиджачную пару мужчина с эффектной блондинкой. Остановившись на пороге, он оглядел зал налитыми кровью глазами и рявкнул:

– Я смотрю, меня здесь не ждут!

Официант и метрдотель подскочили одновременно:

– Как не ждут? С самого открытия ожидаем,– сказал метр.

– Да-да, точно так-с! И мне наказали, как Владислав Владимирович придет, уделить первостепенное внимание, – льстиво подтвердил официант.

– Ой, брешешь, Семка! – нарочито сурово проговорил Владислав Владимирович.

– Упаси бог вам сбрехать! Сам себе никогда не прощу, – ответил официант. – Вот и место ваше. Вас ждет не дождется, – и повел их к свободному столику по соседству. Владислав Владимирович оттолкнул протянутое меню.

– Наизусть знаю, что в твоем поминальнике написано! – он обернулся спутнице: – А чего у нас Кларочка желать изволит?

– Шампанского… и сладенького, – томно протянула дама.

– Слыхал? – Повернулся к официанту Владислав Владимирович. – Дюжину Абрашки⁹⁴ледяного тащи. Меньше не приемлем-с! И фруктов с шоколадами и пирожными всякими давай. Ну, а мне поросенка с хреном, икорки и водки большой штоф, само собой!

Семка исчез, а Владислав Владимирович повернулся к спутнице и начал что-то оживленно рассказывать.

Подали горячее.

– Это и есть дьябки? – спросил Лавр, глядя на небольшое блюдо с поджаренными кусочками хлеба.

– Да. Пробуй, тебе понравится, – ответил Викентий, и, наполняя рюмки, добавил: – Это острые гренки, с чесноком и перцем, к борщу они очень хороши.

– Действительно, очень недурственно! –кивнул Лавр, откусывая небольшой кусочек. – Весьма пикантно!

Вдруг у Викентия, в очередной раз наполнявшего рюмки, дрогнула рука, и несколько капель замечательного напитка пролилось на белоснежную крахмальную скатерть. Лавр проследил за его взглядом и увидел стоящего в дверях Александра Петровича, внимательно оглядывающего зал. Увидев их, он подошел к столику и, пряча улыбку в пушистые усы, доброжелательно произнес:

– Приятного аппетита, господа! Вы позволите?

– Да-да… конечно, будем очень рады! – Несколько напряженно произнес Лавр, а Викентий подозвал официанта и жестом попросил принести третий прибор.

– Прошу, господа, не расценивать мой визит, как вторжение в вашу приватность. Мы условились обмениваться информацией, и буквально через четверть часа после вашего ухода мне принесли интереснейшую телеграмму. Зная, где вы разместились, я совершенно правильно, как видите, предположил, где вы будете ужинать, и зная живой интерес, проявляемый вами, не удержался от ответного посещения.

– И… что…? – с придыханием спросил Лавр.

Викентий, поняв, что Пришельцев пришел с самыми добрыми намерениями, уже взял себя в руки и произнес, обращаясь к Лавру:

– Александр Петрович после трудового дня, я полагаю, что будет разумно сначала сделать заказ. А пока его будут исполнять, под наличествующие холодные закуски он начнет рассказывать более обстоятельно, – и, повернувшись к Пришельцеву, он передал ему меню.

– Вы не только хороший следователь, но и прекрасный психоаналитик! – рассмеялся Александр Петрович. – Я, действительно, чертовски голоден!

– Тогда, прошу вас, господа! – сказал Викентий, и уверенно наполнил рюмки.

– Так вот. После получения циркуляра о розыске, нашим ведомством был направлен запрос в Главное тюремное управление в отношении ваших фигурантов. По Макухину информацией они не располагают, а вот про Мокрецова сообщили много интересного. – Викентий и Лавр подались вперед, но Пришельцев, не торопясь, прикурил папиросу и, сделав несколько затяжек, продолжил: – Мокрецов был осужден на 10 лет каторжных работ за участие в вооруженном грабеже. В этой банде, полагаю им же и сформированной, он играл роль первой скрипки. В силу природной сметки ему удалось запутать следствие и всю вину переложить на двух участников, один из которых был убит, а второй тяжело ранен при задержании и, соответственно, не мог быть допрошен соответствующим образом. После суда Мокрецов был направлен в Иркутск, на нашу главную перевалочную базу этапного пути по Восточной Сибири, а оттуда за Байкал, на Нерченские казенные заводы и рудники. В Иркутске, находясь в Александровском пересыльном централе, за буйное поведение был подвергнут 30 ударам розгами. Тюремная администрация характеризует его как жестокую и агрессивную личность, но с высокими организаторскими способностями. На этапе он занимал лидирующее положение. В камере его койка находилась рядом с Антоном Полюндрой, приговоренным к 20 годам каторги. Отсидев три года, они совершили побег, к сожалению, удачный.

– Этого не может быть! – вдруг покраснев, сказал Лавр.

Пришельцев и Викентий с удивлением посмотрели на него.

– Обо всех случаях побега уведомляются становые приставы, которые, в свою очередь, доводят информацию до околоточных для установления наблюдения по месту жительства. Ко мне такой циркуляр не приходил. Я шесть лет в должности и, смею вас заверить, что очень серьезно отношусь к ведению документации, особенно такого свойства и требую такого же от подчиненных. До меня эту должность занимал человек, также крайне щепетильно подходивший к этим вопросам.

– Милейший Лавр Павлович! Смею заверить, что вашей вины, а тем более вашего предшественника, здесь нет. Во всем повинна наша российская расхлябанность. Я затребовал все циркуляры о побегах за этот период: Полюндру я нашел, а Мокрецова… увы, нет.

Лицо Лавра постепенно приняло привычный цвет, Он смущенно улыбнулся и сделал неопределенный жест пальцами, который был верно расценен Викентием, вновь наполнившим рюмки. Но Лавр вдруг опять нахмурился:

– Они совершили побег вместе, и их фамилии обязательно должны были быть в одном циркуляре. Как могло случиться, что Мокрецова не вписали?

– Причин тысяча! Когда сотрудник готовил документ, его могли совершенно случайно отвлечь: пригласить выпить чаю, рассказать свежий анекдот, вызвать к начальнику. Элементарное разгильдяйство, – с улыбкой ответил Александр Петрович и уже серьезно добавил: – Небрежность неведомого нам сибирского крючкотвора привела к тому, что беглый каторжник, не таясь, разгуливает на свободе. Но самое неприятное то, что Полюндра родом из Екатеринодара, и есть информация, что его здесь видели. Вполне вероятно, что Мокрецов попытается его найти.

За соседним столиком Владислав Владимирович шумно требовал ведро, чтобы напоить шампанским кобылу, запряженную в ожидавший их фаэтон.

– Бедный купчишка, к утру без денег останется, – сказал Пришельцев.

– Вы полагаете, что он в состоянии пропить состояние? – скаламбурил Викентий.

Александр Петрович оценил шутку, рассмеялся и пояснил:

– Его спутница– известная в северной столице хипесница⁹⁵ Ирина Кирилловна Богословская. Мы получили уведомление из Санкт-Петербургского сыска. Когда они поднимутся в нумера, в самый пикантный момент появится оскорбленный ревнивый муж или брат, готовый вступиться за честь сестры, и начнут вымогать деньги. Купец наверняка женат и панически боится огласки.

– Так давайте незамедлительно примем меры, – сказал Лавр, расправляя плечи.

– А какие меры ты собираешься принять? – с улыбкой поинтересовался Викентий. – Женщина отдыхает с мужчиной, за это ее не привлечешь. Заявления, я так понимаю, не будет. Вот если бы она его опоила, и он утром прибежал бы в участок, тогда все было бы ясно и понятно, а так… пока нет состава⁹⁶, ничего ты не сделаешь.

Пришельцев одобрительно посмотрел на Викентия.

– Мы не будем дожидаться кульминации, а спрофилактируем это преступное деяние и спасем честное имя, в котором я глубоко сомневаюсь, этого заблудшего отца семейства.

– Как спрофилактируем? – спросил Лавр, от возбуждения раздувая ноздри, как спаниель при виде подранка.

Пришельцев подозвал официанта.

– Скажи, пожалуйста, Семен Васильич, кто это за соседним столиком с голубоглазой блондэ?

Не меняя позы, Семка ответил:

– Владислав Владимирович Синицын, купец первой гильдии, мануфактурные товары. «Торговый дом Синицын и сыновья». Из Саратовской губернии. Имеет интерес к Чарачеву⁹⁷.

– Сейчас поменяешь пепельницы, в ней будет записка, передашь ее спутнице, когда выйдет в дамскую комнату.

Пришельцев написал записку и положил ее в пепельницу, Семен мгновенно произвел замену, а через некоторое время вышел за женщиной в вестибюль. Все трое внимательно следили за входом.

– Лавр Павлович, не лорнируйте даму, сейчас она будет искать автора, – широко улыбнувшись, сказал Пришельцев.

Ирина на мгновение остановилась и быстрым взглядом окинула зал. Встретившись взглядом с двумя респектабельными мужчинами, сидевшими в дальнем углу, она поправила прическу и три раза повела головой в разные стороны, как будто оглядываясь.

– Ну, вот… господин Синицын может спать спокойно. Во всяком случае сегодня он сохранит репутацию примерного семьянина. Видите тех двоих? Это ее напарники, судя по возрасту, возмущенные братья. Она дала им сигнал отбоя.

– Коты⁹⁸? – блеснул знанием сленга Викентий.

– Ну, что вы господа, право слово! Ирина свет Кирилловна– ни какая-нибудь желтобилетница⁹⁹ с Нового рынка. Это дама высшего света, хотя не исключено, что с кем-то из них у нее отношения.

– Что вы написали в записке? – заикаясь от волнения, спросил Лавр.

– Весьма лаконично и доходчиво! «Милейшая госпожа Богословская! Убедительно прошу оградить моего друга, г-на Синицына от ваших спутников. Продолжить приятное времяпровождение при обоюдном согласии не возбраняется. С уважением и преисполненный к вам почтения. И неразборчивая подпись». Напиши я записку с применением уголовного жаргона, – добавил он, – они начали бы искать, кто им помешал, по принципу «Мы первые подсекли этого карася», а так … чем непонятнее, тем в данной ситуации весомее. Она посчитала, что на него имеют виды преступники более высокого полета. Тем более я специально назвал ее настоящим именем и дал понять, что ее знаю. Пусть поломает голову!

– А откуда вы знаете официанта? – спросил Викентий.

– Здесь все ещё проще. Полгода назад, сажая в экипаж подвыпившего клиента, Сеня слямзил у него серебряный портсигар. Приехав домой и обнаружив пропажу, тот прибежал в полицию, на его счастье там находился я. Приехав с ним к ресторану, оставил его в экипаже, а сам вызвал Семена, показал через окно его жертву и сказал: «Или возвращаешь ворованное и остаемся друзьями или приглашаю его, делаю обыск … дальше сам знаешь». Семен отдал краденое, а на следующий день я вызвал его себе. После короткой, но теплой беседы я предложил ему сотрудничество, и он согласился. Конечно, скрыл преступление, но приобрел ценнейшего информатора.

– Вы очень уважительно разговаривали с ним, – заметил Лавр.

– Лавр Павлович, это азы работы с агентурой. Чем больше проявляешь к нему уважения, тем больше от него отдача. При таком отношении он чувствует себя незаменимым винтиком сыскной машины и зачастую даже забывает о вознаграждении.

– Александр Петрович, в коридоре городовой ожидает, сюда входить я не посоветовал, сказал, что сам вас приглашу, – сказал незаметно появившийся Семен.

– Спасибо, Семен Васильич. Сей секунд выйду, – и, повернувшись к друзьям сказал: – Одну секунду, господа, сейчас вернусь.

Когда он вышел, Лавр восхищенно произнес:

– Ну, как тебе?

– Так же, как и тебе. Здорово! – ответил Викентий, наполняя рюмки. – Сейчас он вернется и выпьем!

Пришельцев вернулся быстро. Едва взглянув на него, они почувствовали что-то неладное.

– Прошу простить, господа, но вынужден вас покинуть. Убедительно прошу продолжить вечер, Семен переправит мне счет, – и предупреждая возмущение, добавил: – У нас есть неподотчет на опернужды, хоть это и против правил, но вы – гости, и приятные во всех отношениях люди. Мне хочется, чтоб вы хорошо отдохнули и не портили себе вечер.

– А что, собственно, произошло? – спросил Викентий Павлович.

– Убиты лавочник и работник. Туда выехал помощник полицмейстера Журавель¹⁰⁰, опытнейший сотрудник, но мое присутствие, как начальника сыскного, там необходимо. Честь имею откланяться, – сказал он и вдруг увидел умоляющий взгляд станового пристава.

– А хотите, поехали вместе, может быть, поучимся друг у друга, – вдруг неожиданно для самого себя сказал Пришельцев.

Лавр Павлович зарделся, как гимназистка, впервые взявшая в руки анатомический атлас, и с придыханием произнес: – Конечно, хочу!

– Тогда стременную, а то уже налито, и вперед! – сказал Пришельцев и, подозвав Семена, сказал: – счет завтра к обеду пришлешь в сыскное.

Когда они выходили, Лавр краем глаза заметил Ирину Кирилловну, печально ковыряющую ложечкой светло-зеленую массу. – Наверное, это и есть тот самый «шарлот-гляссе», которое я так и не попробовал,– мимолетно подумал он.

***

У пролетки стоял городовой, который, увидев Александра Петровича, взял под козырек. Кивнув в ответ, он поинтересовался:

– Ехать далеко?

– Никак нет, вашвысбродь, по Гоголевской до Базовской, там второй дом от угла.

Несмотря на драматичность ситуации и возбуждение, Лавра не покидала мысль, как Митрич узнал, что его фамилия отсутствует в розыскном формуляре и почему он безбоязненно появился в станице?

Он стоил невероятные версии, но предположить, что было на самом деле, конечно, не мог.

Когда Митрич с Полюндрой пробрались в Екатеринодар, они около полугода жили у знакомых бандитов, вместе с ними совершили несколько преступлений и завоевали непререкаемый авторитет. Ореол беглых каторжников и знание уголовной среды сделали их, лидеров по натуре, неофициальными главарями. Однажды Костя Кувшин, главарь «de jure», во время совместного застолья, опрокинув очередную стопку водки, вдруг побагровел, выгнулся, захрипел и, засучив ногами, опрокинулся навзничь. В суете никто не обратил внимания, что перед смертью, он обвел всех мутными глазами, отрыгнул желтую с прозеленью пену, и, остановив взгляд на стоящем чуть в стороне Митриче, деревенеющими губами прошептал: «С-сука…», после чего благополучно отдал Богу душу. Все единодушно сочли это апоплексическим ударом, а, может, не хотели проводить никому не нужного разбора. Помянули и забыли, «Умер Максим, ну, и хрен с ним».

По молчаливому сговору Антон стал главарем. Как-то раз он, когда они вдвоем шли мимо кладбища, неожиданно спросил:

– Митрич, ты помог Кувшину представиться?

Митрич помолчав, ответил:

– Я тебе помог главарем стать. Никчемный человечишка был… до водки слишком жадный.

Больше этот вопрос не обсуждался, Костя Кувшин был благополучно забыт, и его имя осталось только в архивах полицейских сводок.

Через два месяца произошло знакомство с Николаем Сергеевичем Шатским, успешно завербованым Полюндрой. Первое задание, которое он получил: – узнать активность полиции в поиске беглых каторжников.

Когда Антон узнал, что ищут только его, он искренне удивился:

– Как так? Вроде вместе бежали, а про него забыли! Вот повезло, аж завидно!

Шатский пожал плечами:

– Не знаю, но факт налицо… Ваш друг в циркуляре не упомянут, А вот по вам ситуация серьезная, ваши приметы переданы всем филерам и околоточным.

Когда Митрич узнал об этом, он призадумался. С одной стороны, появилась возможность забрать свою долю, довольно-таки приличную для станицы сумму, и начать жизнь с чистого листа. С другой стороны, он понимал, что жить, как все, он не сумеет, да и не хочет, а с третьей – ему опасно было идти в одной упряжке с Антоном, которого усиленно искали. «Куда ни кинь, везде клин», – озабоченно размышлял он.

Подумав, Митрич решил выждать время, прекрасно понимая, что со временем розыскной циркуляр сотрется из памяти полицейских, затурканных ежедневными проблемами. «Этих бумажек они никак десятками получают, чай, не мы одни с каторги тягу дали», – думал он. Не откладывая в долгий ящик, на очередной попойке, пустив для правдоподобности слезу, поведал о тоске по родной матери, тактично умолчав, что даже не знает, где ее могила. В один из последующих дней Митрич собрался, попрощался с честным народом и уехал. Но сразу добраться до дома у него не получилось. На вокзале он украл бумажник, и, когда решил отметить удачу, в кабаке встретил Сидора, своего старого знакомого.

Сидор предложил прокатиться в Усть-Лабинск и потрясти одного богатея, у которого, как тот выразился, денег куры не клюют. «Все равно по дороге», – решил Митрич и согласился. После того, как они ограбили лавочника, утром их арестовали прямо в кроватях. Они полагали, что все сделали чисто, но не учли того, что кинологическая служба на Кубани набирала обороты, и полицейский пес Джек, лихо помахивая хвостом, привел жандармов прямо к хате, где их и арестовали. По дороге Митрич бежал, и напарник, уверенный в его гибели, рассказал об этом в пересыльной тюрьме. Так по цыганской почте информация дошла до Антона, который искренне огорчился.

***

Через пятнадцать минут пролётка подъехала к двухэтажному дому, где уже стояли две брички. К ним подошел городовой, жестом указал на дверь и, приоткрыв ее, произнес:

– Прошу вас, господа.

Лавру сразу бросились в глаза два трупа, бесформенными кулями лежащие у стены.

– Позвольте представить, господа, наши коллеги из Кавказского уезда. Полагаю, могут быть нам полезны, – произнес Пришельцев.

После краткого знакомства он спросил:

– Ну, что скажете, Григорий Спиридонович? Ваше мнение?

– Преступников было несколько, предположительно, четверо, на что явно указывают следы ног. Полагаю, было так: сначала вошли двое, оглушили приказчика и начали бить хозяина, пытаясь выяснить, где деньги. Ничего не узнав, они убили обоих, причем, убивал один, и потом попарно разошлись в разные стороны.