А. В. Шульга
Жила Жизни
Маше было стыдно отказывать, она решила уважить убитым горем новоявленного друга.
– Ладно я выпью, но только больше не буду.
Брючков согласился. Они выпили, Маша открыла рот, замахала руками, у нее перехватило дыхание, Брючков подал ей кружку с водой и помог ей выпить. Через несколько секунд девушка пришла в себя, отдышавшись сказала:
– Я думала, что умру.
Брючков протянул ей кусочек шоколада.
– На, закуси.
Маша закусила шоколадом, по телу пробежало приятное тепло, в голове появилось легкое головокружение. Маша первый раз в жизни испытала опьяняющее состояние: ей захотелось говарить о чем – нибудь, она не понимая почему стала улыбаться, Брючков отвечал ей тем же. Она рассмеялась, спросила, ей хотелось как – то пошутить над Брючковым, она уже забыла по какому поводу находится здесь.
– А скажите, Леонид Гердович, зачем вас не любит народ?
В шутливой форме Брючков пригрозил:
– Эй, эй, милая Машенька, вы затрагиваете политику.
Маша еще раз рассмеялась, Брючков воспользавшись этим выпил еще пол стакана спирта, закусил бутербродом. Маша настаивала.
– Ну правда, скажите , или вы об этом не знаете?
– О чем ?
– Как о чем ? Вы не знаете зачем вас не любят в народе ?
Брючков начал с ней играть, сделался наивным, на самом деле его профессия научила его не брезгать самой, на вид, глупой информацией.
– В смысле не любит меня народ ?
Маша махнула рукой.
– Вы разыгрываете меня ? Вы же понимаете, что я имею в виду вас, всех чекистов.
Брючков задумался, девочка затрагивала серьезную тему.
– Откуда вы знаете, Маша, что народ не любит нас, преданных Родине чекистов? Ведь вы это не придумали ? Вам об этом кто – то сказал ?
Ничего не подозревая, наивная деревенская девочка выложила все напрямую, как из печки пирога.
– Мой деда Пантелей так говорит.
В лицо Брючкова ударила краска злости, но он нашел в себе силы сдержаться. У него был свой план, но сказанное – взял на заметку. Он решил перейти к делу, положил на руку Маше свою руку. Хоть Маша и была под хмельными порами, все же сообразила, что Брючков замыслил неладное. Она поднялась со своего места, накинула на плечи свою шубу, одела шапку, проговорила:
– Извините, Леонид Гердович, мне пора , извините, я наверное такую глупость вам наговорила, вы обиделись?
Брючков резко поднялся, взглянул на нее глазами голодного, похотливого хищника..
– Может и обиделся, Машенька, но ты сможешь сгладить это.
Брючков схватил ее за плечи. У Маши от испуга широко раскрылись глаза, Брючков своим большим ртом обхватил губы молодой девушки и начал с жадностью сосать их, проталкивая в ее рот свой толстый язык. Маша, ни разу до этого не целованная девушка, начала задыхаться от этого поцелуя, грубые мужские руки стали похабно, до боли хапать ее за груди. Маша застонала, и изо всех сил укусила язык Брючкову, она чуть было не откусила ему язык, он грубо отшвырнул ее на постель, Маша с жадностью глотала воздух. Он опять двинулся на нее и накинулся сверху, сплюнув с языка сгусток крови, прорычал:
– Распрягайся , волчица ! Я тебя сейчас научу как нужно ублажать натуральных чекистов.
Брючков придавил всем своим телом девушку к кровати, она закричала, он ударил ладошкой по ее лицу, девушку затрясло, она извивалась под ним, боясь закричать, чтобы не получить следующую пощечину. Когда его руки уже грубо залезли ей между ног, в дверь сильно постучали. Но Брючков не как не отреагировал на этот стук, ведь он был почти у цели. Но когда за дверями раздался грубый мужской голос, он отреагировал:
– Товарищ капитан ! Товарищ капитан!
Недовольно Брючков крикнул, прикрыв девушке рот ладонью:
– Какого черта ! Кто там ?
– Это я, товарищ Капитан !
– Кто я, болван ?
– Я – старшина Спиридонов, меня к вам Шляхтин прислал.
– Что случилось ?
– Не знаю, но он требует, чтобы вы немедленно прибыли в штаб.
Брючков выругался:
– Вот сука, спокойно бабу трахнуть нельзя.
Выкрикнул:
– Передай, сейчас буду.
За дверью послышались торопливые удаляющиеся шаги. Нехотя, и еще глубоко дыша от возбуждения, Брючков встал на ноги, торопливо застегивая свою ширинку. Маша вскочила с постели и пулей бросилась к двери. Пока она дрожащими от волнения руками искала на двери шпингалет, Брючков проговорил.
– Сама приползешь, на коленях просить меня будешь, чтобы я из тебя сделал бабу.
Маша выскочила за дверь и через несколько секунд оказалась на морозе за углом барака. Здесь она отдышалась, но от того, что она вспомнила как толстый язык Брючкова залез ей в рот, от этого ее стошнило.
ГЛАВА 6
Дед Пантелей проснулся как всегда первым, разбудил братьев Демидовых, они спали на мягких пихтовых ветках, которые они сделали в виде лежака возле костра, было морозно, и еще только рассветало. Подкидывая в костер толстие сухие ветки сосны дед Пантелей спросил:
– Не околели, чертята ?
Разгибая отекшие за ночь ноги отозвался Кузьма:
– Вроде нормально, дед Пантелей .
Митрофан смачно зевнул.
– Если бы не ты, дед Пантелей, мы бы точно околели, я видел как ты ночью подкидывал дров в костер. И когда ты спишь,старый ?
– А нам старикам хватает пару часов, да к тому же в тайге ночью кто – то должен следить за костром, тем более зимой. Нынче волков много.
Охотники на скорую руку позавтракали черствым хлебом, запили горячей водой, которую вскипятили в котелке, положив туда снега, тронулись в путь. Через час рассвело и они наткнулись на стоянку беглецов. Дед Пантелей предупредил братьев взмахом руки , что впереди стоянка. Он был опытным охотником и сразу его нос уловил присутствие впереди беглых людей. Прячась за деревьями охотники приблизились к небольшой поляне. Среди вековых толстых сосен на поляне было множество человеческих следов, в середине поляны еще дымился костер, а возле него был примят снег и повсюду разбросаны сосновые ветки. Людей на поляне не было. Братья спрятались за деревьями, дед Пантелей вышел на поляну один, подошел на лыжах к еще дымившемуся костру, дулом ружья откинул рядом с костром груду сосновых веток, было слышно как он матерно выругался, взмахом руки пригласил братьев Демидовых к себе. Братья, озираясь по сторонам, приблизились к деду Пантелею. Он кивком головы указал на груду веток, по телу обоих братьев пробежала неприятная дрожь от увиденного: под ветками лежало полуобнаженное тело мужчины, он был весь в крови, ягодицы и ляжки были у бедняги вырезаны. Дед Пантелей проговорил:
– Такого вы еще не видели, сынки.
Кузьма поинтересовался:
– Что это с ним, деда ?
Дед Пантелей перекрестился.
– Этого бедолагу прихватили с собой на продукты, у него не было лыж, поэтому они его так быстро разделали.
Митрофан протянул:
– А я смотрю, раны не похожи на те, что получаешь от зверей.
Дед Пантелей нагнулся к окровавленному телу заключенного и перевернул его на спину, проговорив:
– Люди бывают хуже зверей, я в своей жизни насмотрелся на беглых, эти то торопились, поэтому отрезали только мясистые места тела, обычно мы находили полностью разделанные трупы.
На удивление охотников бедняга застонал, он был еще жив. Дед Пантелей обтер ему снегом окровавленное лицо, бедняга открыл глаза, слабо простонал, проговорил :
– Помогите пожайлуста, люди. Ой, мама, больно ! Я Жить хочу, люди …..
Кузьма снял из за спины солдатский вещевой мешок, достал из него небольшую рогожу, служившую ему подстилкой на охоте, прикрыл бедняге обнаженные ноги. В этот момент в далеке прозвучали три выстрела, дед Пантелей выпрямился во весь рост, сказал:
– Калистрат стреляет, его карабин , где – то около реки, видать настигли беглых.
Дед Пантелей повернулся к Кузьме, приказал:
– Кузька, оставайся с раненным, разожги огня, подтащи его поближе, околеет еще, хотя и так не жилец наверное, уж больно жалобно просил помочь, негоже так просто дать околеть, не по христиански это. Мы с Митрофаном к реке двинем, может, помощь нужна.
Дед Пантелей с Митрофаном скрылись в лесу, Кузьма профессионально разжег уже потухающий костер, сделал из веток подстилку, переложил на него раненного заключенного, прикрыл его рогожей. Раненный от боли в ранах, не обращал внимания на лютый мороз, конечности его рук были уже черными и Кузьма не без удивления подумал – и как еще этот человек жив, такие страшные раны, обмороженные руки, любой зверь бы уже помер. Из глаз раненного потекли слезы, он смотрел на Кузьму жалостливыми глазами, слабо с надеждой в голосе, проговорил :
– Я ведь тебя в деревне видел, парень, ты за нашими складами с какой –то девчонкой всегда встречался по вечерам, когда в клубе мусора для ваших баб танцы устраивали. Скажи мне, братишка, я жить буду ?
Кузьма покосился на раненного. Ответил с надеждой в голосе:
– Конечно, выживешь, не переживай. Как звать – то тебя ?
– Иваном, браток, но я слыхал вы ведь охотники нас в плен не берете, на месте стреляете.
Кузьме стало неприятно от этого прямого заявления, он потупил взгляд, ответил:
– Правду говорят, не врут, но тебе повезло, что ты к нам попал, а не Калистрату с его старой гвардией дружков, те долго не церемоняться, выстрелы небось слыхал , видать Калистрат твоих сотоварищей достал. Ты мне вот что, Ваньша, скажи, зачем бежал – то ?
Зэка, жалобно вздохнул, ответил:
– Лохматый и Рог золото обещали.
Кузьма усмехнулся.
– Они же такие, как ты, откуда у них золото, чудак ты человек.
– Лохматый снюхался с кем – то из местных ваших, те ему и сказали, что у вас здесь можно золото мыть.
Кузьма хотел еще поподробнее расспросить Ивана, но не стал, так как из леса на поляну выехали на лыжах все охотники вместе с дедом Пантелеем и Митрофаном. Дед Калистрат еще с края поляны выкрикнул:
– Ну что , Кузьма, жив еще беглый ?
– Жив, деда Калистрат, в деревню его надо, не ровен час, помрет.
Охотники приблизились к костру, Калистрат , не задумываясь , вскинул карабин и выстрелил беглому в голову. Калистрат не целился и поэтому пуля вошла в голову бедняги как – то с боку, он дернулся от боли, его мозг еще работал и перед тем как ему испустить дух, беглый проговорил:
– А ты , парень, говорил, что выживу.
Кузьму охватила ярость, он выхватил нож, сбросил с себя лыжи и кинулся на Калистрата, выкрикнув:
– За что дед ?
Дед Калистрат хоть и был стар, все-же в нем была сила и реакция старого охотника была отменной. Он вскинул свой карабин и успел дулом ткнуть в грудь кинувшегося на него молодого парня, уверенно грубо проговорил:
– Остуди пыл,сынок ! Пристрелю не задумываясь.
Вмешался дед Пантелей:
– Не надо , Кузьма, ничего сейчас не изменишь, что поделаешь , если Калистрат – дрянь человек, о матери подумай, навлекешь беду на всю семью.
В подтверждение последним словам Пантелея, Калистрат добавил:
– Вот именно, упрячут в каталажку самого, тогда узнаешь.
Слова деда Пантелея возымели на Кузьму должный эффект, он беспомощно опустил руки. Калистрат проговорил:
– То-то же, забыл что начальство приказало, чтобы всех кончали, опер. Брючков не любит, чтобы его ослушались.
Калистрат повернулся ко всем остальным охотникам, приказал:
– Пошли, мужики, мы свое дело сделали.
Калистрат сорвал с мертвого беглого бирку, пришитую к тонкой каторжанной тужурке и первым двинулся в тайгу. Дед Пантелей обнял за плечи Кузьму, проговорил:
– Не огорчайся , сынок.
С униженным самолюбием Кузьма ответил:
– Я ведь ему обещал, что он выживет.
Понимаю, Кузьма, видать, такова его участь, прими Господи его душу. Пошли, надо возвращаться.
К Кузьме подъехал брат Митрофан, протянул ему его ружье, улыбаясь подковырнул брата:
– Не плачь по этой твари, он и так бы умер.
Митрофан двинулся в лес за дедом Пантелеем. Кузьма закинул за спину вещмешок и карабин, виновато покосился на труп Ивана, проговорил:
– Извини.
И пошел догонять охотников. Через несколько минут он нагнал деда Пантелея, у того было задумчивое лицо, Кузьма подумал, что дед тоже переживает этот скверный случай, поэтому сказал:
– Спасибо тебе, дед Пантелей.
– За что , Кузьма ?
– За то , что поддержал меня. Я ведь вижу , ты тоже переживаешь о случившемся.
Дед Пантелей усмехнулся.
– Сынок, я об этом даже не думаю, на мне таких грехов больше , чем предостаточно, лагерное начальство нас использует в качестве собак ищеек не один десяток лет, мы в этом деле незаменимы. Просто у меня есть еще совесть и я считаю, что зэки – тоже люди и у них есть такие же права на жизнь, как и у нас, ты не представляешь, Кузьма, сколько у нас люду сидят в лагерях за не понюх табаку. Просто я думаю о другом.
Кузьма поинтересовался:
– О чем, деда ?
– Ты, Кузьма, человек с душой, поэтому тебе скажу.
– Могила, никому не проболтаюсь.
Дед Пантелей горестно, загадочно выдохнул:
– Калистрат ведь не пришил тех двоих.
Кузьма удивился:
– Как это ?
– А вот так , сынок, я ведь трупов не видел и Митрофан их не видел. Калистрат сказал, что они трупы в реку скинули в полынью. И крови на снегу не было, даже лыжи куда-то пропали. Усек ,Кузьма?
– Да ведь лыжи для охотника у нас зимой на вес золота.
– То-то и оно , сынок, не чисто здесь, не чисто.
Ночевать в лесу охотники не стали и вернулись в деревню в два часа ночи следующего дня. Все разбрелись по домам, решив утром доложить начальству лагеря о выполненной работе. Дед Пантелей зайдя во двор своего дома и сняв лыжи, сразу заметил что – то неладное, его не встречал как всегда, верный пес по прозвищу отважный. Пантелей приставил свои лыжи к поленнице, плохое настроение сменилось тревогой. На всякий случай он передернул затвор на своем карабине, в деревне кое – где лаяли собаки, значит кто – то где то не спал. Дед Пантелей, подходя к собачьей конуре, позвал пса:
– Отважный, дорогой , я вернулся.
Собак охотники в погоню не брали по причине того,чтобы преследуемые всегда были застигнуты врасплох . Пес не отзывался, дед нагнулся и, в свете луны увидел, что его пес лежит в конуре, а его лохматая, большая голова разворочена пулевым ранением, сама лицевая сторона конуры также имела три пулевых отверстия. Дед Пантелей вслух проговорил:
– Значит, стреляли из автомата.
На его голос отозвались с крыльца дома:
– Правильно , Пантелей, я лично пришил его как врага народа и тебя пристрелю, если карабин не откинешь в сторону.
В свете луны Пантелей рассмотрел говорившего, это был старшина Спиридонов, в руках у него был автомат. Пантелей не мог понять, что происходит, хотел спросить Спиридонова в чем дело, но услышал за спиной как хрустит снег под чьими-то ногами, он обернулся, увидел пятерых солдат с винтовками. Спиридонов еще раз предупредил:
Бросай карабин, не доводи до греха.
Дед Пантелей спросил :
– Что с семьей ?
– Живы здоровы, пошли , тебя Брючков ожидает.
Пантелей положил карабин возле конуры, в этот момент на него налетели солдаты и начали его избивать прикладами. На шум выскочили его старая жена и внучка Маша с невесткой, Спиридонов на них прикрикнул.
– Назад , выблядки врага народа, всех порешу !
Вся деревня огласилась собачьим лаем и уже через час вся деревня знала, что всеми любимый дед Пантелей арестован, как враг народа и пособник фашисткой Германии, наивно, но это был факт для малограмотных селян.
ГЛАВА 7
Столеров профессионально прицелился топором и резко ударил по березовому полену, разрубил его на две части. После недельной лечебной профилактики со стороны начальника медсанчасти, чувствовал себя намного лучше, Горышев сделал с ним чудо. Столеров разрубил две половинки еще пополам, разрубленные поленья сложил на руку, зашел в санчасть, прошел по коридору к большой железной печи. В печи, потрескивая, догорали сосновые поленья, по больничному бараку распространялся приятный хвойный запах. Из рядом находившейся палаты донесся слабый голос. Столеров сразу понял: новичок все – таки оклемался. Горышев сделал ему операцию сам, новичок прибыл с последним этапом, в плохом состоянии: его сильно почикали ножичком, Горышев сомневался, что он выживет, так как потерял много крови. Горышев, в данный момент, находился в столовой на завтраке, и поэтому Столеров на правах санитара вошел в палату, аккуратно вытирая руки об засаленные штаны. Увидел, крепкого телосложения, новичка, но с бледно – желтым лицом. Столеров подошел к нему, присел на соседнюю кровать, спросил .
– Что, оклемался, бедолага ?
Новичок слабо, через зубы процедил:
– Бедолаги, суки, пидоры, а я стопроцентовый бродяга по жизни.
В голове Столерова промелькнула мысль: неужто, законник перед ним, неуверенным тоном поинтересовался:
– Как величать тебя, бродяга ?
Белые губы новичка тронула надменная улыбка.
– Что, хочешь в кореша набиться ?
– Да, нет. Так интересуюсь.
Новичок усмехнулся.
– Ладно, не грузись, норов у меня такой, для корешей по жизни и братвы – я Антоха Князь, слыхал ?
Столеров не поверил своим глазам, перед ним лежал на больничной койке знаменитый вор, урка всем уркам, знаменитый медвежатник из Одессы. Столеров улыбаясь выдохнул:
– Кто ж не знает Князя, на всех централах только о тебе и базар.
– Не пуржи, о мне уже давно не слыхать.
Столеров согласился.
– Сейчас не знаю, но лет семь назад, базара хватало, век воли не видать.
Князь осадил его:
– Хорош, суши базар. Как самого – то звать ?
– Столер.
– Как положение в лагере, Столер ?
– Да как и везде, лютуют мусора, режем дрянь, голод, холод. Наверное нужно отписать в лагерь о тебе, отпиши, я маляву в лагерь выгоню.
– Не торопись, Столер. Не примет меня братва, я для них скурвился. Если вор воевал, значит , сука, значит рожа автоматная. Мусора это все мутят, войну хотят среди воров разжечь, чтобы мы друг друга перерезали.
Князь тяжело вздохнул, продолжил:
– Скоро все лагеря от этой политики кровью захлебнутся. Кто за лагерем смотрит?
– Сережа Ягода.
Князь удивился.
– Знатный браток, мы с ним давно знаемся, ему сейчас, если память мне не изменяет, около семидесяти. Кто еще из бродяг есть, Лентяй, Парамон, Грозный, здесь ?
– Грозный от чахотки умер еще той весной, остальные здесь.
В глазах Князя сверкнул злой огонек.
– Меня сильно зацепили ?
– Порядочно, ты уже здесь без памяти дней восемь паришься, тебя в полном отрубе еще с этапа приволокли.
– Значит , Ягодка обо мне знает, будем ждать гостей. Ты – то здесь, что? За санитара ?
– Да, тубик у меня.
– Понятно, надеюсь, не кумовой.
– Нет, земляк у меня здесь за начальника, он то тебя с того света вытащил.
Князь в очередной раз улыбнулся.
– Ты не поверишь, Столер, меня за всю войну пять раз латали и никогда, ниразу, ни за единый срок, горестно даже.
Столеров почесал затылок, неуверенно спросил :
– Ты что, и награды имеешь ?
На бледном лице Князя появился румянец. Видимо, память о войне ему была дороже, чем вся уголовная жизнь.
– Наград меня всех лишили, браток, а их бы на нас обоих хватило с лихвой, если бы к герою не приставили, наверное, разменяли бы, спасибо командиру полка, отмазал, дали срок.
– За что ?
Война для меня закончилась в Венгрии, слыхал про такую страну ?
– Да.
– Ну вот, потянуло на старое, подломил в одном городке в банке сейф, особисты меня на выходе и запалили. Горестно даже, ведь я почти с самого начала войны как мужик на нашу Родину пахал, взял немного у буржуев на жизнь, и, на тебе.
– Одно не пойму, как так, ты такой знаменитый авторитет, криминал, и на фронт подался.
Князь хитро прищурился.
– Блатовать мы, Столер, будем на воле, я люблю страну, в которой вырос и живу, я не хочу, чтобы нашу Россию – матушку какие – то поганые фраера имели, понял, интеллигент? Все в жизни предсказать невозможно, вот ты думал, что когда – нибудь окажешься за решеткой ? Ведь видно, что паришься здесь не по уголовке, политический ?
– Вроде того.
– И еще ,наверное, учитель.
– Точно.
– Вот видишь интеллигент, что значит школа жизни, вижу людей насквозь.
Столеров удивленно протянул:
– Да…
Князь попросил:
– Куревом то не богат, Столер ?
– Нет, но непременно достану.
Князь тяжело вздохнул, и в этот момент в палату, шаркая ногами, вошел вор – Ягода, бросил на Столерова презрительный взгляд, резко приказал:
– Брысь отсюда !
Выходя из палаты, Столеров, услышал, как Князь ненаигранно, радостно проговорил:
– Рад видеть тебя, брат Ягода.
На что Ягода ответил взаимностью:
– Я тоже рад видеть тебя, Антоха Князь. Не ожидал встретить на этом свете.
Столеров вышел из палаты, прикрыл за собой дверь, но им обуяло такое любопытство узнать, о чем будут говорить криминальные авторитеты, что он прильнул ухом к двери.
Ягода, хриплым старческим голосом монотонно заговорил:
– На братву зла не держи, молодые они еще. Как тебя сюда угораздило, ведь ты у нас начал новую жизнь ? Или в армии тоже криминал имеется?
– Нас ведь не исправишь, Ягода.
– Но ты ведь решил исправиться сам, тебя ведь никто не заставлял за автомат браться. По всей видимости, братва тебе надоела, потянуло к мужикам.
– Зря ты так, Ягода. На фронте нашей братвы хватало, мы Родину защищали от этих фашистких петухов.
Ягода по – старчески хохотнул.
– Ну рассмешил, князь, когда вы все патриотами стали, теперь небось вас козырней нет среди порядочной братвы, герои, твою мать! О какой Родине ты мне жуешь, Антоша ? Мне до фени, кто над нами будет стоять, что Гитлер, что Сталин, я – вор и буду воровать при любой власти, я – вор и горжусь этим. То, что ты и те ,кто воевали хотят думать, что достойны нашего воровского круга, то глубоко в этом заблуждаются, вас будут мочить во всех лагерях и пересылках, вы – те суки, которые защищали тех мусоров, которые охроняли ваших братьев в лагерях и заставляли жрать их гнилую пайку. Не мне тебе говорить, сколько гнида Сталин людей за зря сгноил с этого света. Мое мнение ты знаешь, скажу по старой дружбе правду, в лагерь не поднимайся, защитить я тебя не смогу, замочат, на санчасти конечно не тронут, на крест руку не поднимут, святое.
Было слышно, что Ягода поднялся с кровати.
– На вот, табаку тебе принес и хлеба немного.
Князь спросил:
– Неужто ты не понимаешь, что вся эта война между нами – ворами на руку мусорам?
– Может и на руку, Антоша, но есть наш воровской закон и ты знаешь, что ожидает тех, кто его нарушает и предает своих братьев, только порядок может сохранить наше братство, не в окопах надо было блатовать, а с братвой пайку делить. Мне пора, от души рад был видеть тебя живым здоровым, жаль время для базара маловато, ведь есть что вспомнить, мне тебя будет не хватать, Антоша. Береги себя.
Столеров прошмыгнул в свою палату. Ягода, шаркая ногами, вышел из больничного барака. Столеров, после его ухода, появился снова у Князя. Тот недовольно проговорил:
– Подслушивать нехорошо, интеллигент.
Столеров смущенно усмехнулся.
– Понравились вы мне, как человек, вдруг что-нибудь произошло бы.
– Ягода сам на мокруху никогда не пойдет, тем более в отношении меня, нас очень многое объединяет. Сверни мне , Столер , лучше папироску, курить хочется, устал я что – то.
Но поспать Князю не удалось, буквально через пятнадцать минут в его палату вошел начальник оперчасти Брючков. Он еще в коридоре осведомился у Столерова на счет того, пришел в себя новичок или нет. На его губах появилась злорадная довольная улыбка, он вслух произнес:
– Очень хорошо.
И пнув ногой дверь палаты, где лежал Князь, вошел во внутрь, даже не закрыв за собой дверь, поэтому суетившийся у печки Столеров опять стал свидетелем не очень – то ласкового разговора.
– Что , урка, глаза прищурил ?
– А , что мне, начальник, может и дышать нельзя ?
– Не остри ! – резко отрезал Брючков. В твоем положении плакать лучше.
Брючков присел рядом с ним на кровать, где только – что сидел вор Ягода.
– Хуже не будет.
– Как сказать.
– Ты что, местный Кум?
– Не кум, а начальник оперчасти.
– Значит ,самый старший кум,– заключил Князь.
Брючков закурил сигарету, использованную спичку кинул Князю в больничный тапок. Он вел себя бесцеремонно.
– Что , осужденный Остапенко, делать думаете ?
Князь непринужденно ответил:
– Жить, начальник, раз выжил.
Брючков выпустил дым через нос, покачал головой.
– Трудновато тебе дальше жить придется, урки тебя не примут. Что из себя представляешь я знаю. Ты так это дело не оставишь.
Князь наигранно усмехнулся.
– Какое дело, начальник ? Я же не прокурор, чтобы дела стряпать.
– Ты мне, Остапенко, дурочку здесь не пари, у меня здесь ваша братия тихо живет, так сказать, живем душа в душу, полюбовно. И мне здесь беспорядки не нужны. Тебе это понятно ,мразь ?
Князь протянул:
– Понятно… кум, как не понять, только ведь я тебе этого обещать не могу.
– Почему ?
– Так ты ведь сам говоришь, братва на меня зуб точит, значит не получится полюбовно, как ты хочешь, разойтись.
Брючков глубоко затянулся едким тобачным дымом, опять выпустил клуб дыма из носа.
– То что пришьют тебя, это ерунда. Дело в том, что в лагере есть людишки, которые тебя уважают до сих пор и пойдут за тобой. С одной стороны, это мне на руку, но есть одно но, их меньше, чем людей Ягоды, вы проиграете. А шуму наделаете на все управление. Короче говоря, я договариваюсь с Ягодой, чтобы тебя не трогали, ты обещаешь мне не мутить в лагере воду, иначе сам лично пущу в расход, время военное.
Брючков поднялся на ноги, бросил на грудь Князю три папиросы.
– Это тебе за то, что кровь ради Родины проливал.
Глава 8
Брючков снял свой белый офицерский полушубок, стряхнул с него снег, повесил его на вешалку у двери, шапку положил на шкаф, размял замерзшие пальцы. Подошел к тумбочке, достал початую бутылку спирта, налил пол стакана, выпил, запил из заварочного чайника, довольно покряхтел, расположился в удобном кресле за столом, откинул голову на спинку стула, вытянул ноги, закрыл глаза, и по видимому задремал, так как вздрогнул от скрипа входной двери кабинета, открыл резко глаза. И расплылся в довольной ехидной улыбке. Перед ним стояла Маша в своей дорогой шубе, сшитой ее любимым дедом. Несмотря на то, что на улице был сильный мороз, Маша была бледной, было заметно, что она боится и с трудом держится на ногах от страха, она с трудом выдавила из себя:
– Я пришла к вам.
Брючков наслаждался своим положением, делая вид, что ничего не понимает, проговорил :
– Милая Маша, что случилось, дорогая ? Чем я тебе могу помочь ? Не стесняйся, спрашивай, я всегда к твоим услугам. Присаживайся, в ногах правды нет, дорогая.
Маша неуверенно присела на табурет, стоявший возле стола.
– Я хочу с вами поговорить, товарищ Брючков.
Брючков участливо кивнул головой.
– Конечно, поговорим, Машенька, я слушаю тебя, милое дитя.
Дрожащим голосом Маша спросила:
– Почему вы арестовали моего дедушку ?
Брючков развел руками.
– Милая Машенька, вы же сами знаете, что ваш дедушка ненавидит советскую власть.
– Я ничего такого не знаю.
– Ну как так? Не вы что ли, Машенька, сказали мне по секрету, что ваш дедушка ненавидит нас, чекистов? Может быть у вас есть другой дедушка ? Может мы арестовали не того ? Это же твой дедушка Пантелей ?
– Да , мой.
Тогда ошибки не произошло, мы выявили с помощью вас врага народа, вы заслуживаете благодарность.
Брючков поднялся со своего места, тело Маши затрясло мелкой дрожью, он подошел к ней со стороны спины. Маша тихо проговорила:
– Вы же знаете, что мой дедушка никакой не враг народа, вы меня неправильно поняли.
Брючкову надоела игра, он хотел побыстрее добиться неизбежного, он прямо задал ей вопрос, положив свои руки ей на плечи:
– Маша, давай напрямую.
Маша кивнула головой. Брючков продолжил :
– Ты хочешь, чтобы я освободил твоего непутевого деда ?
– Да.
– Но ты ведь умная девочка и знаешь, что такие дела так просто не делаются.
– Да.
– Что ты можешь мне предложить ? Что у тебя есть ?
Маша сгорала от стыда, она не знала, что делать целых два дня, после ареста дедушки. Она все рассказала бабушке и матери, которые прокляли ее, и уже два дня не замечали. Их добрые отношения превратились в настоящий ад. Встречи с Кузьмой она избегала, так как боялась, что узнай об этом Брючков, он непременно так же отыгрался и на нем.
– У меня есть то, что вам нужно товарищ Брючков.
Брючков усмехнулся, вернулся на свое место, развалился в кресле, закинул ноги на стол, закурил папиросу.
– Что у вас есть, Машенька, такого, от чего я не смогу отказаться?
Голос Маши осекся:
– Это я.
– Вы хотите сказать, что предлагаете свою невинность, свою юную плоть взамен на освобожденние вашего деда ?
– Да.
– И вам не стыдно, Маша ? Вы таким поведением падаете до уровня самой пошлой потаскухи, вы уподобитесь шлюхе.
– Пусть так, но я не прощу себе всю жизнь тот факт, если мой дедушка умрет из – за моей глупости.
– Так, так. Брючков демонстративно затушил окурок в пепельнице.
– Кто нибудь знает, что ты пришла ко мне?
– Нет.
– Встань и закрой дверь.
Маша повиновалась, подошла к двери и закрыла ее на ключ. Повернулась лицом к Брючкову. Брючков приказал:
– Снимай с себя одежду, и потихоньку.
Дрожащими руками Маша начала раздеваться. Брючков наслаждался происходящим чувствуя как плоть восстает во всей мужской силе, он торжествовал, предвкушая долгожданную близость, мечта сбывалась. Когда Маша осталась в чем мать родила, прикрывая, стыдясь обнаженные, не тронутые ни разу мужчиной красивые упругие груди, Брючков в очередной раз приказал :
– Встань на колени и ползи ко мне.
Маша опустилась на колени, из ее глаз брызнули слезы, она медленно двинулась к Брючкову, деревянный неровный пол больно врезался занозами в колени. Брючков смотрел на нее как удав на приговоренного кролика. Медленно расстегнул партупею и ширинку. Маша на коленях подползла к своему издевателю. Хриплым от стыда и страха голосом попросила, взяв с груди серебрянный крестик, висевший на ее шее, выставила перед собой:
– Поклянитесь, что после этого выпустите моего дедушку, поклянитесь перед богом.
Не задумываясь, с ухмылкой на лице, испытывая в теле приятную дрожь, Брючков ответил.
– Конечно, клянусь, сладкая моя. Он взял ее груди и буквально простонал. Иди ко мне, все будет хорошо.
Брючков насиловал Машу в извращенной форме до двенадцати часов ночи, периодически заставлаяя ее пить с ним спирт. Наконец, насытившись и осуществив все свои самые поганые мечты в отношении ее, он позвонил по внутреннему телефону в караульное помещение:
– Караулка, это Брючков, кто говорит ? А, старшина Спиридонов, быстро ко мне…
Спиридонов не заставил себя долго ждать, прибежал через пять минут. Брючков сам открыл ему дверь. Маша лежала на своей шубе, совершенно обессиленная, бесстыже раскинув голые ноги. Увидев молодое обнаженное женское тело Спиридонов присвистнул:
– Ничего себе.
Брючков прикрыл за ним дверь.
– Ты только подумай, Спиридонов, пришла сучка пьяная и предлагает себя мне – порядочному чекисту взамен на то, чтобы я выпустил ее деда.
Спиридонов, подыгрывая своему начальнику, досадливо покачал головой, Брючков продолжил :
– Делаю тебе новогодний подарок, тебе и всем старослужащим в караулке, деду Пантелею всыпьте еще раз как следует и утром освободить, понял ?