А. В. Шульга
Авантюра «Крым»
Глава 1
Толпа на набережной в Ялте ликовала, девушки визжали в экстазе, мужчины хлопали в ладоши. Как будто перед ними появились освободители и великие победители самого страшного на свете великана. По своему толпа была права, красная зараза, распространившаяся по всей великой России, была похлеще страшного великана. Крым наводнили все сословия некогда Великой России, которые просто бежали от Советов, встретить на улице или в кабаке какого – нибудь князя или графиню не вызывало удивления, не говоря уже о купцах или фабрикантах, да что говорить: адвокаты, врачи и простые цирюльники, и портные дополняли всю эту печальную картину. От большевиков бежали все, кто имел хоть какие – то средства для столь долгого путешествия в Крым. Те, кому не суждено было добраться сюда, остановились на южных рубежах России, Ростова и Кубани, кто – то уже попал под Красных, и об их судьбе не знали ни родственники, ни тем более друзья. Паника и хаос царили везде, а неопределённость правила балом.
Крым сейчас олицетворял собой последний оплот голубой крови и прибытие союзных войск, французов и англичан только вселял уверенность в победу над Советами. Якову было тошно смотреть на этих обезумевших людей, потерявших веру в собственную армию, как же просто народ теряет веру, да, в стране бардак: красные, белые, зелёные. Но армия еще есть: есть генералы, есть офицеры, есть преданные солдаты и они ведомы отличным командующим Деникиным. Именно они не дают большевикам войти в Крым, именно они, проливая кровь, сдерживают красную чуму. Яков тяжело вздохнул через нос, вдохнул весеннего воздуха и стал пробираться через толпу, орудуя локтями, приговаривая: «Пардон, пардон». Он опаздывал на встречу, а опаздывать он не любил.
Небольшой баркас пристал к пирсу, ловкий юнга быстро перемахнул через борт и привязав швартовый, вернулся обратно и перекинул через борт на пирс дощатый трап, помог подняться на пирс молодой девушке в голубой шляпке. Она поблагодарила юношу и, стуча каблучками, двинулась к набережной. Через двадцать метров ее остановил патруль – молодой лейтенант и два солдата добровольческой армии. Лейтенант браво козырнул.
– Лейтенант Ануфриев, сильно извиняюсь, ваши документы мадмуазель.
Девушка приветливо улыбнулась, поправила на голове черную, как смола челку, протянула лейтенанту документ.
– В честь чего такой праздник нынче в Ялте?
Внимательно просматривая паспорт, лейтенант ответил:
– Союзники прибыли, теперь нам будет полегче драться с большевиками.
Девушка еще раз улыбнулась, получая обратно свой паспорт.
– Наконец – то, пора положить всему этому кошмару конец.
Лейтенант козырнул и направился с патрулем к баркасу, про себя проговорил: «Да, пора, Розалия Самойловна Залкинд. Хорошая девица, но опять еврейка – не люблю жидов – от них пахнет большевиками.
Розалия битый час потеряла, пробираясь через толпу на улицу Абрикосовая, нашла нужный дом, толкнула калитку. Она оказалась в небольшом дворе, засаженном розами. На балконе второго этажа стоял пожилой мужчина в белом костюме. Он смотрел в театральный бинокль, рассматривая море и с восхищением громко высказывался:
– «Вы только посмотрите, какая армада, какой флот! Вот теперь все переменится, душа моя». Видимо его слова относились ко второй половине, находившейся внутри спальни. Розалия подняла голову, помахала рукой.
– Извините пожалуйста, мне бы увидеть Инну Сафонову.
Пожилой мужчина даже не взглянул на нее и резко спросил:
– Кто такая?
Несмотря на свои двадцать с небольшим, Розалия многое повидала и хорошо разбиралась в людях. Неприятный холодок пробежал по ее спине. Такое с ней бывало, когда она чувствовала опасность.
– Я с ней познакомилась на привозе, я ей одолжила рубль.
Мужчина рассмеялся, оторвался от бинокля.
– Вы своих денег с нее милочка не получите.
– Что так?
Он развел руками.
– Она здесь больше не служит. Она теперь отвечает на вопросы в контрразведке.
– Вот как? Что же она натворила?
– Вы бы милочка шли куда шли, и я вас не видел. Усмехнувшись, добавил:
– Или вы тоже из товарищей?
Розалия круто развернулась на каблучках и ничего не ответив, выпорхнула на улицу. Явка была провалена. Она решила затеряться в толпе на набережной и там взвесить все за и против.
Яков без труда нашел на набережной варьете «Каблучок», толкнул входную дверь. Она поддалась, легко звякнул входной колокольчик. В нос ударил запах дешевых духов и табака. Ему перегородил дорогу здоровенный детина, одетый в белую косоворотку и жилетку малинового цвета. Черные брюки были заправлены в хорошо начищенные хромовые сапоги. Детина прогремел:
– Какого хрена, закрыто!
Яков справа налево перекинул трость, поправил на затылок шляпу, принял деловую позу, выпятив грудь вперед так, что пуговицы на его клетчатой жилетке под пиджаком напряглись, выдохнул:
– Передай дяде Самсону, что Яша от батьки приехал.
Детина на удивление поменялся в лице на вежливость.
– Идите за, мной Вас ждут.
Они прошли через весь зал мимо сцены, на которой десяток полуголых девиц разучивали очередной танец. В конце зала детина откинул драппировку и Яков увидел двоих сидевших за круглым столом на черных кожаных диванах. Тот, что был постарше, пыхтел трубкой. Яша приподнял шляпу:
– Мое почтение, уважаемые люди. Привет вам от батьки, он откликнулся на вашу просьбу – прислал меня. Я – Яша Жмот.
Тот, что помоложе, опрокинул рюмку коньяку в рот.
– Докажи, что ты Яша Жмот!
Яша засучил на левой руке рубашку и все с тыльной стороны руки увидели наколку: бубновый туз, пробитый ножом и внизу под ним надпись «Жмот». Тот, что постарше, кивнул и предложил:
– Присаживайся брат Яша, это – Пеленгас, я – Самсон.
Яша посмотрел в глаза Самсона.
– Помню тебя, Самсон, по централу.
Самсон налил ему коньяку.
– Ты уж извини браток, всех по этапу не припомнишь, но о тебе мы наслышаны.
Яша предложил:
– За хорошую жизнь.
Они поддержали его, чокнулись рюмками и выпили содержимое. Яша закурил папиросу, предложил:
– Сразу к делу, бродяги, что за нужда вас одолела?
– Есть серьезная делюга. Самсон вытряхнул пепел из трубки в пепельницу.
Яша выдохнул дым через нос.
– Насколько жирное дело?
Вмешался Пеленгас:
– Двадцать миллионов золотом. Может и больше.
Яша затушил папиросу.
– Шикарная тема. Что и как?
Пеленгас продолжил, Самсон наполнил рюмки.
– Деникин, видимо плохо себя чувствует, его армия после множества побед терпит поражение за поражением. Он перестраховался и выслал в Крым все золото Белой армии. Оно находится в Ливадии в Воронцовском дворце. Его охраняет рота солдат и два броневика.
– Одним словом, его надо будет брать штурмом. Яша опять закурил: «О золоте что, не знают союзнички? Они запросто его присвоят».
Пеленгас поднял рюмку:
– Информация содержится в глубочайшей тайне, просто их командир роты слаб до баб, а бабы все под нами.
– Девочки всегда были самым коварным оружием – Яша поднял свою рюмку:
– Есть план дворца?
Самсон чокнулся с ним.
– Будет завтра, поэтому ты и нужен нам. Только ты, брат, сможешь придумать, как вытащить это золото. Эх, сюда бы твоего батьку со всей братвой…
Яша выпил.
– У батьки своих дел по горло, доля наша будет семьдесят.
Самсон и Пеленгас переглянулись, Самсон выдавил с ноткой сожаления:
– Понимаем ваши аппетиты, но что делать.
– Без обид, братва, по – другому батя не соглашается.
Самсон кивнул.
– План дворца будет завтра, отдыхай, твой номер на втором этаже – четыре, если что надо, Самсон кивнул в сторону детины, обращайся к Грому.
Яша поднялся:
– Прогуляюсь по набережной, подумаю, мое почтение.
Выйдя на улицу, Яша усмехнулся и покачал головой: «Авантюра, чистой воды авантюра, чтобы взять это золото, нужна армия». Проходя мимо одного татарского кафе, погруженный в раздумья Яша не заметил, как девушка бросилась ему на шею, она стала осыпать его лицо поцелуями и ласково приговаривала:
– Яшенька, мой Яшенька, живой, любимый мой.
В первую минуту Яша оцепенел от неожиданности, ведь в Крыму его никто не знал, но потом узнал знакомый, такой далекий и дорогой голос Розалии.
Глава 2
Александра зажмурила глаза от луча солнца, который ударил ей в лицо через окно, сладко потянулась в кровати, сразу вспомнила сон, хороший сон: Мама жива и они с ней прогуливаются возле Исаакиевского собора в Петербурге. О чем они говорили с ней во сне, она почему – то не могла вспомнить, но одно она помнила отчетливо – перед тем, как сон ушел, и ей пришлось проснуться в восемнадцатый день ее рождения, мама наказала ей скорее найти достойного мужчину и выйти за него замуж. Александра подумала:
«Приснится же именно в день рождения, чтобы значил этот сон? Надо заглянуть в сонник». Хорошо было раньше – няня Глафира Ивановна лучше разных сонников могла разгадывать сны. Всегда приговаривала: «Если сон плохой, нужно кому-то рассказать его обязательно до обеда, и плохой сон не сбудется, а вот хороший сон нужно держать в себе, но если невмоготу держать его в себе, можно им поделится с близким человеком». В дверь комнаты постучала прислуга – крымская татарка, а может турчанка по имени Зара, и тихо позвала:
– Александра Петровна.
Александра поднялась с кровати.
Когда она спустилась к завтраку, отец как всегда спорил с Данилом Моисеевичем, у которого дача была по соседству. Данил Моисеевич жил один и не имел детей, но дядька был интеллигентный и обходительный. Он, как всегда, в споре настаивал:
– А я все же настаиваю, что Крым должен был воссоединиться с Украиной.
Сидя за столом Петр Афанасьевич Орлов, граф и действующий министр юстиции Крыма, раскинул в стороны руки. Александра молча спряталась за углом летней террасы и с интересом наблюдала за отцом.
– Нет, вы посмотрите на него! И вы говорите, что что – то понимаете в политике? Ничего вы не понимаете! Что дал Украине ваш Гетман? Утопил Украину в крови? Да утопил, последний раз Петлюра шел на Киев, и я не удивлюсь, что Гетман бежал, жаль не имеем полной информации – с Киевом нет связи с зимы. С другой стороны красные, немцы, да тот же анархист Махно. Вашу Украину рвут на части все, кому не лень. И вы еще хотели отдать этим подонкам Крым, нет уж позвольте, милостивый государь.
Данил Моисеевич был уязвлен такими фактами, но он знал себе цену и хоть немного понимал в политике, но для себя считал, что знает в политике все.
– Хорошо, извольте господин министр. К чему привел вас господин Сулькевич? Немцы ушли и пропал ваш продажный Суклевич, где он? Ау? Его следовало поставить к стенке только за то, что он загубил флот! Он профукал флот в Севастополе, и в этом есть и ваша вина, вы ведь все были рядом и смотрели в рот этому новоявленному султану. Что, литовский татарин не потянул? Лицо отца побагровело, и Александра решила вмешаться:
– Господа, это право лишнее. Вы сейчас поссоритесь!
Оба мужчины поднялись. Данил Моисеевич подвинул стул к столу для Александры.
– Душа наша, Александра Петровна! Не обращайте на нас внимание, на старых маразматиков.
Александра присела за стол, отец поцеловал ее в лоб и приподнес ей маленькую красную коробочку, покрытую красным бархатом.
– С днем рождения, моя дорогая, самая красивая среди ангелов. Я тебя очень сильно люблю!
Александра медленно открыла коробочку и ахнула от восторга. В коробочке находился перстень – красный рубин в золотой оправе. Она надела его на палец, встала и поцеловала отца в губы.
– Спасибо большое, спасибо, папа.
В этот момент вмешался Данил Моисеевич.
– Прошу прощения, жемчужина Крыма.
Из под салфетки на столе он извлек черный удлиненный футляр, открыл его и Александра увидела золотую цепочку с ладанкой Богородицы.
– Подарок этот освящен и я хочу, нет, желаю преподнести его вам в ваш день рождения. Пусть он хранит вас и охраняет от всех невзгод.
Александра, не скрывая восторга, поцеловала старика в щеку, которая тут же побагровела. После этого они присели за накрытый к завтраку стол.
– Дорогие мои, ваши подарки бесценны, ведь сейчас такое время, я, право, не знаю, как вас благодарить.
Все услышали молодой, но командный голос.
– Постойте, очаровательное создание, я тоже хочу разделить вашу благодарность с этими господами.
Это был ее кузен – подпоручик Николай Михайлович Ащеулов. В руках он держал шикарный букет роз, который и приподнес имениннице. Он поцеловал ее руку и занял четвертое и последнее кресло за столом. Зара в этот момент подала игристого сухого в бокалах. Александра подняла бокал, все мужчины поднялись и последовали ее примеру.
– Господа! Дорогие моему сердцу мужчины, огромное вам спасибо за поздравления! Я счастлива, что вы есть на этом свете.
Петр Афанасьевич затянул «многое лето», его поддержали мужчины. По щеке Александры потекла слеза. Она вспомнила маму, которую в Петербурге вместе с няней матросы на улице закололи штыками. Все выпили и принялись за завтрак. За завтраком Петр Афанасьевич немного ошарашил Александру тем, что через час отбывает в Симферополь по долгу службы и будет обратно только через три дня. Александра немного погрустнела, но слова кузена вернули ей настроение.
– Не грустите, мой ангел, в доме мадам Березовской сегодня бал в честь прибывших в Ялту союзников, заморских женихов будет хоть отбавляй, но помните, за вами следит ваш покорный слуга, не доводите до дуэли. Они оба рассмеялись. Отец поднялся.
– Ну вот и хорошо, повеселишься, пойду собираться. Николай, проводите меня.
В кабинете Петр Афанасьевич повернулся к Николаю, положил ему руку на плечо.
– Хочу предупредить тебя: скоро тебя из Ливадийского гарнизона переведут ко мне в Симферополь.
Ащеулов возмутился:
– Но я не просил Вас об этом, я действующий добровольческой армии и меня это устраивает.
– Ты, Николай, многого не понимаешь, времена трудные, и я хочу, чтобы наша небольшая семья была вместе, рядом. Лето пройдет, и Александра переберется тоже в Симферополь.
– Но я военный, а не институтка, и я хочу драться за Отечество.
Петр Афанасьевич положил на него вторую руку.
– Вот ты и будешь служить нашему маленькому государству – охраняя тело министра юстиции. Полно подпоручик, вопрос решен, ждите назначения.
Столер опрокинул в рот очередную рюмку горилки, закусил соленым салом, погладил правой рукой себя по плоскому животу. Посмотрел на стоявшего перед ним пленного матроса в рваной тельняшке и бескозырке, на ленте которой читалось «Самсон». Бурый, что всегда был при Столере, наполнил ему чарку. Столер проглотил кусочек сала.
– Ну, морячок, сразу начнем с правды или поиграем в кошки – мышки?
Морячок пожал плечиками. Он был высок, крепко сложен, и вытянутое загорелое лицо внушало уверенность и храбрость. Видимо за плечами этого гиганта была бурная жизнь.
– Не пойму, о чем Вы, благородие?
Столер усмехнулся:
– Я тебе не блогородие, Самсон.
– И я не Самсон.
Столер закурил.
– Словоблудишь, сученыш?
– Как можно, барин?
– Я атаман Столер и не барин, все кто со мной – мне братья, кто не со мной – трупаки или кандидаты в них. Кем ты хочешь быть?
Матрос снял бескозырку, вытер пот со лба.
– Как я понимаю, я уже кандидат в трупаки?
– Не дурак, тогда говори, да правду.
– Ты бы атаман сам спросил, что хочешь, спроси прямо, а то опять что не то расскажу.
Столер опять выпил, закусил.
– Куда путь держали?
– Дела у нас.
– Интересно, да как там тебя?
– Михайло.
– Дак мне Михайло дюже интересно, куда это пятеро крепких мужичков ночью пробираются с полной телегой оружия? Вы шо, красные? Може я не знаю, что творится в моих землях?
– Отпустил бы ты нас, атаман, мы в политику не суемся, вам ничего плохого не делали, да и интереса до вас нет.
– Хорошо говоришь. Уверенно, самое главное. А что, и оружие ваше вам отдать?
– Было бы здорово.
Столер рассмеялся.
– Да ты артист, оружие сейчас на вес золота, товар ходовой – а ты отдай! Нет, уж оно теперь наше. Ну если конечно, ты мне какое дело стоящее посулишь, може и сойдемся в интересе.
С улицы донесся душераздирающий вопль. Начало темнеть. Матрос занервничал, скрипнул зубами – ему был знаком этот голос. Столер сам налил две стопки.
– Ты зубами не скрипи, морячек, меня этим не проймешь, мне вообще по этой жизни все по член. Твоих пытают, двоих мы грохнули при нашей встрече в степи. Тебя грохнем, если не скажешь правду. И мне, честно, будет жаль. На вид ты мужик бравый. Пойми, из этих четверых кто – то разговорится. Столер подошел с рюмками к матросу.
– Давай выпьем, тошно последнее время одному пить – нет достойных.
Михайло опрокинул чарку, даже не поморщился.
– Прикажи, чтоб ребят не трогали.
Закусывая, Столер улыбнулся.
Конечно, конечно, Михайло, но какой мой интерес?
Михайло кашлянул в кулак, не спрашивая, сел на табурет.
– Понятно, твоя взяла, нам и самим помощь нужна была – самим не справиться, дело лихое.
Столер радостно развел руками.
– Хороший хлопец, шо за интерес и где?
– Интерес в Евпатории, банк хотим взять.
Столер присел за стол, наполнил стопки.
– Продолжай, Михайло.
– В Евпатории мой старший брат работает в банке.
Столер крикнул нарочному:
– Скажи, чтоб пленных не трогали, накормили, напоили и в подвал под охрану, пока.
Михайло продолжал:
– Время сейчас смутное, толком мы жизни не видели. Один старший брат более – менее выучился и чего-то достиг. Ну вот он нам с младшим и предложил дело: банк жидовский взять.
– Насколько мне известно, сейчас в этих банках только бумажки то одного правительства, то другого. Что есть у того жида золото?
– Будет, скоро будет. Жид брату очень сильно доверяет, белые свое золото скоро будут отправлять за границу, свезут в Евпаторию. Дальше я не знаю.
Столер довольно хлопнул ладонью по столу.
– Вот це дело, сидай за стол, Михайло! Извиняй, конечно, что корешей твоих двоих порешил. Но за то ты такого хорошего другана хапнул, эх, целого атамана! Это хорошо, что на меня напоролся, ведь дальше к Сакам румыны стоят, они бы церемониться не стали. Чую, брат, мы с тобой море высушим и горы свернем! Это я тебе говорю – атаман Червоного, Столер.
Глава 3
Рядом с блиндажом разорвался снаряд. В блиндаже как всегда запахло тротилом и пылью. Полковник Устюгов поднялся со своего топчана. Позади за окопами послышалось еще два взрыва. Слышалось сплошное завывание летящих снарядов. Встав, прошел к левой стене, где стояло помойное ведро, стал мочиться в него, громко проговорил, не скрывая отвращения: «Товарищи обзавелись артиллерией».
Рядом разорвался еще один снаряд, полковник сплюнул в ведро, подошел к топчану у противоположной стены, скинул с лежащего на нем шинель.
– Князь! Магомед!
Магомед – чеченский князь, потянул на себя шинель и недовольно пробурчал.
– Дайте выспаться, полковник. Я всю ночь в тылу у красных загуливал.
– Я вам удивляюсь, князь, красные нас бомбардируют, а вам до этого нет дела.
– Иван Алексеевич , дорогой, вы же знаете мою точку зрения по этому поводу.
– Да конечно, если Бог придет и заберет тебя, то какая разница где. Главное – не кланяться врагу, трусости и глупой смерти. Что – то в этом есть.
Стряхивая с себя пыль в блиндаж вошел капитан Алешин, доложил:
– Господин полковник, красные готовятся к наступлению, нам приказано опрокинуть их.
– Как командующий отреагировал на мою болезнь?
– Он все понял, он ведь вас любит. Попросил вас впредь не злоупотреблять.
На улице стихла артиллерийская подготовка, послышались крики.
– Красные пошли в атаку! Советы идут, их мать!
Заработали пулеметы. За всю свою военную карьеру полковник Устюгов хорошо знал весь сценарий боевых действий: заработали пулеметы – значит время еще есть на приказы.
– Капитан Алешин, приказываю вам, выводите из балки сотню Астафьева, я сам их поведу.
Магомед повернулся к полковнику: «Иван Алексеевич, дорогой, зачем рисковать собой?»
Устюгов уже застегивал портупею на мундире.
– Князь, вы же знаете – я боевой офицер и люблю как и вы загулять, хочу развеяться.
Магомед поднялся на ноги.
– Я с вами.
– Отдыхайте, князь. Вы и так хорошо потрудились ночью.
– Вы, господин полковник, не только командир, но и мой друг! Для меня честь быть в бою рядом с вами.
Они вышли из блиндажа, солнце было в зените. Устюгов зажмурился, на ходу крикнул:
– Митрофан, коня!
Сидя на мешках с вещами в татарской арбе, запряженной в тощую корову, Елизавета Болобанова, дочь знаменитого фабриканта Болобанова Кирилла Митрофановича, с тоской в очередной раз посмотрела на длинную вереницу беженцев, как и они идущую впереди. Подумала: «Вот она – вся та Россия, которая бежит от своих слуг и крестьян, от своего народа, считая себя сливками, элитой этой России. Сами себя обрекли на скитания и унижение». Она не могла забыть пьяное лицо ротмистра, который со своими солдатами отнял у них лошадь возле перекопа. Конечно, лошадей отняли у всех, и им очень сильно повезло, что отец смог выторговать у одного татарина корову за мамино колье, которое стоило целое состояние. И за это она уже два часа от перекопа не говорила с ним. Молча сидела и смотрела на хвост черной змеи беженцев, конца которой не было видно, как и начала. Только гул голосов и рыжая пыль напоминали о том, что это не змея, а обыкновенный осколок Российской Империи: князья, графы, промышленники, фабриканты, врачи, ювелиры, даже художники разделяли одну участь на всех – участь мытарей. От всего этого понимания по спине Елизаветы пробежал неприятный холодок. «Что будет дальше с нами, со всеми нами?» Она от неожиданно увиденного, вздрогнула, заметив вдоль дороги слева вереницу виселиц. Виселицы были большими, сделанными из бревен и на них висело по пять человек. Дорога сейчас шла между двух сопок. Солнце скрылось справа за одной из них. Стало холодно. Братишка, идущий с отцом рядом с арбой, вслух заметил:
– Стало холодно, как в могиле.
Отец попросил:
– Дети, умоляю вас, не смотрите на эту ужасную картину.
Сам резко отшатнулся, увлекая за собой сына Сергея. Они оказались за арбой и чуть было не наступили на лежащих у обочины расстрелянных людей. Это были мирные люди, такие же, как и на виселице, по крайней мере на них была гражданская одежда. Самое ужасное, что среди убиенных были дети и женщины всех возрастов. Захлебываясь от волнения и зловонья, исходившего от трупов, Сергей спросил отца:
– Батюшка, в чем вина этих женщин и детей? Вон тот мальчик с разбитой головой – он моего возраста.
Кирилл Митрофанович горько выдохнул, давя в себе слезы обиды и страха за свою семью.
– Это гражданская война, сынок. Грязная и беспощадная, спаси и прости нас, Боже.
Они вышли в степь. Солнце уже подходило к горизонту. Где – то в километре впереди виднелась деревня. Отец предложил переждать ночь в деревне. Сильное было разочарование, когда они вошли в деревню. Она была пустынной: деревянные дома разрушены, мазанки еще держались, на некоторых были соломенные крыши. По улице разбросана кухонная утварь, Елизавета заметила:
– Видимо эти несчастные жили здесь.
Многие из колонны начали размещаться в домах и семья Болобановых остановилась у одной мазанки, двери у которой были вырваны и валялись рядом с крыльцом. К ним тут же подошла семья из трех человек, хорошо одетые, интеллигентные мужчина и женщина лет тридцати. Мужчина держал на руках девочку на вид лет трех. Голос у мужчины был писклявым.
– Прошу прощения, господа и леди. Можно нам с вами скоротать эту ночь? Думаю, в этом доме места хватит всем.
В руках женщина держала тележку, в которой лежали два баула. Первым отозвался Болобанов старший:
– С кем имею честь?
Незнакомец протянул руку:
– Карпов Леонид Анатольевич – учитель танцев, моя жена Валентина и дочка Ирен.
Болобанов старший пожал ему руку.
– Болобанов Кирилл Митрофанович – фабрикант, моя супруга-Надежда,моя дочь Елизавета и сын Сергей. – Мы, я думаю, не против. Как говорится – в тесноте, да не в обиде.
В доме оказалась печь, а самое главное – запас воды в деревянной кадке. Печь растопили сразу. Болобановы предоставили пшенную крупу, Карповы свою долю еды внесли кусочком сала и двумя галетами. И через минут тридцать в избе вкусно запахло. Мужчины установили входную дверь. Стемнело. У Карповых оказалась керосиновая лампа. Разбитый стол починили. В лицах усталых людей появились улыбки. Они сели за стол ужинать.