Андрей Васильченко
Контракт на забой
Глава 7
Двери вагона неслышно распахнулись, настойчиво предлагая публике погрузиться в весёлую суету роскошной жизни первого сектора. Пассажиры гомонящей гурьбой высыпали на платформу, я последовал их примеру. В отличие от прочих секторов в «единичке» трубопоезд приходил не к убогому перрону, обычно обрамленному скудными металлическими ограждениями, а к самому настоящему вокзалу. Поток прибывших понёс меня прямо в его сверкающие стены; пришлось снять с плеча рюкзачок с дубинкой – так можно было быстрее двигаться в шумной толпе. Я шагнул через распахнутые двери вокзала и утонул в сиянии множества ламп. Казалось, что золотистая вата окутывала тебя с разных сторон, погружая в дремотную негу. Люди устремились к разным выходам, большая часть из них явно торопилась по своим делам. Я тоже спешил, но решил пролётом присесть на комфортную банкетку – надо было осмотреться. Нутром чуял, что за мной следили, но не мог понять, кто именно. Лиц, подозрительным образом мелькавших в вагоне, я не заметил. Несколько человек скопилось у справочного аппарата, выясняя положение нужных им портовых доков. Кто-то выправлял лицензию на торговлю, что можно было сделать в отдельном окне. Десяток разинувших рот фермеров, задрав к потолку свои клочкастые бороды, разглядывали голографические фрески, занимавшее всё пространство между светильниками. Ничего сомнительного и тревожного. Закинув поклажу за спину, направился к выходу, ведущему от транспортных путей в «город».
Первый сектор встретил меня беззаботным гамом и беспечным мельтешением пестрых нарядов. Здешняя мода была чем-то удивительным – такого нельзя было увидеть ни на Земле, жители которой придерживались принципов сакрального прагматизма, ни на одной из планет, где жизнь вообще не располагала наряжаться в странные убранства, ни, конечно же, в прочих секторах «Звездной гавани», полностью отданных во власть утилитарных устремлений. «Единичка» была едва ли не единственным местом во Вселенной, где можно было увидеть осуждаемую симархическими принципами роскошь. Вот шествовала дама, наверняка, супруга местного воротилы. Платье с длинной скошенной юбкой из дорогущей синтетической ткани «серебряная Луна»; нижняя юбка обшита биэ, в некоторых местах вызывающе перерезанным черной бархатной лентой. Вторая юбка с треном. Она поднимается хозяйкой одеяния на руку и отделана тафтой ручной выделки под цвет всего наряда. А ещё – серебристое пальто-блуза с фиолетовыми буфами вместо рукавов, широкий лазурный пояс, масса вышивки – космические узоры, больше всего разместившиеся на воротнике. Наряд завершала шляпка фаншон, украшенная черными цветами с неизвестной мне планеты.
А вот шествовала юная барышня, судя по наряду и возрасту – дочь какого-то из высокопоставленных служащих гавани. Платье типа «Резонанс» из фая, настолько глубокого черного цвета, что на нём не возникало ни тени, ни отблеска. Юбка расходилась широким колоколом, буквально вписывая её обладательницу в сияющий пластиковый тротуар. По контуру наряда шла череда зубцов, каждый из которых обильно украшен фиолетовой бахромой. Накидка-пояс, вышитая стеклярусом и куафюра из черного шелка – всё придавало хрупкой фигуре девушки исключительную грациозность и двусмысленное изящество – конечно, ничто в этом наряде не было фривольным или легкомысленным, однако выглядел он настолько богато, что едва напоминал о такой добродетели, как симархическое благоразумие.
Я оторвал взгляд от модниц. К орбитально-кафедральному Собору во имя Святой Троицы двигалась свадебная процессия. Явно, что молодожены не из богатых, возможно, вообще не из первого сектора. Кроме самих жениха и невесты в шествии принимает участие пара человек и робот-шафер, которому промышленные дизайнеры придали форму венчального каравая. Люди состоятельные никогда не прибегали в обрядовой части к услугам машин. Они направлялись на Землю в один из двенадцати Троицких Первохрамов, а саму свадьбу проводили в строгом соответствии с древними традициями, с настоящими пирогами, плакальщицами и прочей всячиной, которую несведущему в культовой жизни человеку и не учесть.
Обитатели же районов попроще, с заработком, не способным удивить никого в «единичке», направлялись сюда, чтобы создать некую видимость праздника. Эти свадьбы были скромными: на жалование научного ассистента или механика-грузчика много не нагуляешь. Вот тогда и требовались роботы-шаферы, обладавшие массой забавных функций. Замеченная мною счастливая пара была в нескольких метрах от Собора, когда марьяжная машинка окатила их фонтаном разноцветного конфетти, заменявшего в космосе ритуальное зерно, и радостно затянула: «Ах, жарко в тереме свечи горят. Горят свечи воску ярого; Ах, жалко плакала свет Хавроньюшка. Унимал её родной батюшка». Как раз в этот момент на пороге храма появился священник, осенил брачующихся шестиконечным крестом и вручил им люминесцентные свечи. Несмотря на протесты Имперской Церкви, в орбитальных городах было запрещено пользоваться открытым огнем. Робот не стал подниматься по ступенькам, а резво ринулся убирать разбросанные на тротуаре пестрые кружочки – через минуту вымостки вновь блистали идеальной чистотой.
Я повернулся, и было хотел направиться к «Багровому понтифику», как в толпе мелькнула тень – человек явно пытался уклониться от моего взора. Внутри зазвонил взволнованный колокольчик – дзинь, дзинь, тревога, будь настороже! Я привык доверять инстинктам, даже если на первый взгляд это казалось совершенной глупостью. Прожив десять лет по соседству с самыми сомнительными типами в Галактике, я выработал настолько острое чутье, что мне мог бы позавидовать любой хищник. Прямо на ходу сменив маршрут, я остановился у витрины информационного магазина. С демонстративной внимательностью стал изучать ассортимент последних моделей информофонов, при этом проявляя немалое любопытство к новинкам из области визиотабельных демонстраторов. Вещичка, конечно, удобная, но жутко дорогая – всё, что нужно появляется буквально в воздухе, тебе надо всего лишь шевелить пальцами, перебирая каналы информации. Хотя не исключаю, что, завидев меня в таком состоянии, шалманщики из «Ревущего буйвола» решили, будто бы я рехнулся.
В отражении метаглассной витрины я пытался разобрать, что же у меня происходило за спиной. На первый взгляд ничего подозрительного, но я на всякий случай заглянул в магазин. Девушка-продавец любезно продемонстрировала мне, как работают визиотабели. Поглядывая краем глаза сквозь витрину на улицу, я попросил включить местные новости. Буквально в воздухе возникала вполне реалистичная картинка. Одетый в натурального цвета сюртук диктор с озадаченным видом рассказывал что-то о криминальном мире шестого сектора. Новость мне показалась интересной.
– А как сделать звук погромче? – обратился я девушке.
– Двигайте пальцами, точно крутите небольшое колесико, – вежливо отозвалась она.
Висевшего в воздухе диктора сменила броская журналистка, сновавшая между контейнерами одного из самых захудалых доков. Он придавала своему миленькому личику загадочную гримасу, морщила носик и надрывно вопила, словно пыталась перекричать взлетающий лайнер первого класса.
– Именно здесь произошло одно из самых кровавых преступлений за всю историю «Звёздной Гавани». Сегодня утром усиленный наряд космиции обнаружил тела десяти человек. Все они без исключения являются туристами, ранее не попадавшими в поле зрения сил правопорядка. Никто из исправников так и не озвучил версию произошедшего. Предполагается, что дело может быть связано с контрабандой редких товаров, в ходе которой между сторонами возникла стычка.
«Как интересно», – подумалось мне – «ничего слышал об этих разборках, надо будет сегодня вечером уточнить, кого отправили на тот свет». Я снял с себя обруч демонстратора, вернул девушке, вежливо раскланялся, клятвенно обещая купить эту славную вещицу в следующий свой визит в магазин.
Зыркнув в разные стороны, я решил, что времени у меня в обрез – лимит на пребывание в фешенебельных кварталах истекал через полтора часа. Безусловно, его можно было бы продлить ещё на четверть суток, но для этого надлежало пройти занудное собеседование с падким до «добровольных» подношений квартальным. Сей коллоквиум никоим образом не входил в мои планы. Во-первых, до того момента, пока не пойму, что происходило на наших улицах, и почему погибла Марта Дрей, я не собирался мельтешить своей физиономией прямо под носом у космицейских. Во-вторых, мне было жаль денег, а слушать нравоучительную болтовню местного прикормленного чина хотелось ещё меньше. Надо было двигаться в «Понтифик». Конечно же, не факт, что ответ на вопросы крылся в номерах этой шикарной постройки, созданной по наброскам причудливой архитекторской мысли.
Я попробовал послушать инстинкты, однако тревожный колокольчик то ли заснул, то ли обиделся, а потому наотрез отказывался со мной разговаривать. Ни уютного ощущения безопасности, ни щемящего чувства полоха – только мутная, как иллюминатор дешёвого космопланера неопределённость. Двигаясь по проспекту, я натолкнулся ещё на одну свадьбу. На этот раз в процессии принимало участие полтора десятка человек, однако за ними шествовал всё тот же самый кибер-каравай, готовый в любой момент огласить окрестности радостными звуками и обрядовыми песнями. Я улыбнулся и помахал невесте. Та засмеялась и махнула в ответ. Не знаю, почему, встретить свадьбу считалось дурной приметой. Мне это поднимало настроение. Окончательно избавившись от внутреннего беспокойства, я решительно устремился к отелю.
Глава 8
«Багровый понтифик» венчал собой чудо космического зодчества – широченную магистраль, носившую звучное имя: Проспект Блага. Симархическая теория вообще уделяла предельно много внимания этому отвлеченному понятию. Человек в своем стремлении к совершенству должен быть благородным, то есть рождать благо, благодарным, а именно дарить созданное им благо другим, и только после этого он мог претендовать на то, чтобы стать благополучным, то есть обрести благо других людей в ответ. Вся эта мудреная конструкция базировалась на каких-то древних трактатах, повествовавших о благости и благодати, но я в своё время был не слишком-то прилежным учеником, особенно по части предметов симархического мироустройства, а потому едва ли мог без посторонней помощи сейчас воспроизвести, в чём там была закавыка.
В любом случае Проспект Блага кардинальным образом отличался от расположенного в недрах шестого сектора Проспекта Слияния. Тот был занюханной улочкой, а гордость «единички» являлась мощнейшим пространством, начинавшимся прямо у первого комического шлюза, куда прибывали представительские корабли и самые престижные лайнеры. Движущиеся дорожки несли важных гостей к переливающемуся всеми цветами радуги зданию «Багрового понтифика». Это была отнюдь не единственная гостиница «Звёздной гавани», но, тем не менее, непревзойденный отель, в котором было не стыдно остановиться деятелями галактической величины. Теперь я спешным шагом семенил к его большущим прозрачным дверям в надежде, что всё же найду зацепки, а потому как можно быстрее разгадаю тайну гибели Марты Дрей.
Как и многие годы подряд у дверей главного отеля нашей космолоханки гостей встречал бессменный швейцар Слава – беззлобное создание, с каждым днем пребывания в неподвижном положении прибавлявшее в весе. Двери космических отелей давным-давно распахивались сами, вещи заносили услужливые роботы, но вот добродушную улыбку было не заменить никакими чудесами техники. Слава заприметил меня уже на подходе к ступеням. Он попытался улыбнуться мне, но сделал это всем организмом сразу. Причем так, что его дряблые щечки затряслись, как студень на подносе у неумелой домохозяйки. Он явно пытался вспомнить, где же и в какой ситуации меня видел. Я улыбнулся ему в ответ, мысленно посоветовав: «Славик, не ломай свой мозг – это было давным-давно. Но рад, что ты меня всё-таки пытаешься вспомнить».
Действительно, десять лет тому назад, только-только прилетев в «Звёздную гавань», я подобно многим прибывшим прошелся по Проспекту Блага и уперся взором в здание фешенебельного отеля. Тогда после переделки на Миноксе жизнь мне казалось удивительной штукой; мне чудилось, что я начну её заново, и на чистом листе моей судьбы будут начертаны сугубо красивые слова, написанные исключительного изящества каллиграфией. Симархическое правительство отблагодарило меня за славную службу и умение держать язык за зубами звонкой монетой и некими другими благами. А потому выглядело, что наступил тот самый долгожданный момент, когда можно было начать свой век снова. Тогда гордо прошествовав по Проспекту Блага, я поднялся по ступеням отеля и весело обратился к Славе, который, казалось бы, с момента возникновения космического города был неизменным элементом его пейзажа.
– А что, милейший, надо понимать – это самый лучший отель в гавани? – вопросил я как можно небрежнее
– Именно так, в наших краях лучше места для постоя не найти. Здесь останавливались…. , – и далее Славик веселой скороговоркой начал перечислять всех тех, кто из известных величин обитаемого мира почтил своим гостеванием «Багровый понтифик».
Список, надо отметить, получался внушительный. В знак понимания, мол, я тоже из таких, покивал головой, дал векшу на чай и в тот момент впервые в своей жизни оказался в недрах гостиницы, ставшей напыщенным символом нашего захолустья. Впрочем, прожил я здесь недолго. Через месяц мне пришлось перебраться во второй сектор, затем я опустился до четвёртого, а некоторое время спустя моё падение закончилось тем, что я стал обитателем «полудюжины». Но, по крайней мере, я не слишком привык к шикарной жизни, а потому не пришлось разочарованно переквалифицироваться из богатея в дешевые проходимцы. Прохвостом с подмоченной репутацией я стал почти сразу же, так сказать, минуя стадию толстосума. Потом я ещё несколько раз бывал в отеле сугубо по делам, и каждый раз меня встречала неизменная галактическая улыбка размером почти во весь человеческий организм.
Миновав громадные, простёршиеся почти до самого городского неба-потолка двери, услужливо встречавшие мурчащей мелодией, в которой угадывалась фраза «Добро пожаловать, дорогой гость!», я оказался в просторном холле гостиницы. И тут же в меня впились пытливые глазки дежурного портье, франтовато вытянувшегося за стойкой администратора. Он не был мне знаком, что могло быть как плюсом, так и минусом. С одной стороны, я мог пропеть какую-нибудь сказку о цели своего визита в гостиницу, с другой стороны, моё путешествие могло закончиться, даже не начавшись, заподозри сей тип что-то неладное. В мгновение ока двери уже совершенно недружелюбно запахнулись бы за моей спиной. Портье не сводил с меня глаз, явно оценивая, что же я за птица такая. Внешность иногда была весьма обманчива – он тоже не хотел ошибиться.
Мысленно выбирая тактику дальнейших действий, я не спеша профланировал к стойке. Решил выбрать беспроигрышный вариант общения, слегка приоткрыв свои карты. Осклабившись, что должно было означать невинное добродушие, я протянул портье визитную карточку убитой Марты.
– Меня должны ждать. Не подскажите, в каком номере остановилась наша земная гостья?
Портье мельком взглянул на визитку, затем перевёл взгляд на невидимый мне экран, виновато изогнул брови:
– Постоялица ещё не возвращалась. Но остановилась точно у нас, о своих планах и запланированных встречах ничего не сообщала. Прошу извинить, что едва ли мог быть Вам полезным
– Ничего страшного… Но если бы подсказали всё-таки номер её апартаментов, то я мог бы прислать ей с посыльным цветы, – при этом я настойчиво подтолкнул пальцем в сторону портье самую крупную купюру, что водилась в моём кармане.
Смышленый малый ещё раз оценил меня взглядом, видимо, пришел к выводу, что я действительно приятель Марты (откуда же он мог знать, что она была убита) и жестом профессионального иллюзиониста проглотил деньги своей ладонью.
– Она третьи сутки проживает в апартаментах «Империя», что на первом этаже. Вы же знаете, что у нас все номера именные и с уникальным авторским дизайном?
Я утвердительно кивнул головой; в своё время останавливался в номере поскромнее – он назывался «Справедливость». Обстановка была шикарной, насколько может себе позволить шик привыкший жить в спартанских условиях представитель Генерального Социатора, именно такова была легенда этого жилища. В каждом элементе дизайна читалась лаконичность, но при этом не лишенная изящества; простота вовсе не равнялось безвкусию, справедливость отнюдь не означала равенства в нищете – так нас учило симархическое правительство.
– Наверное, она – восходящая звезда? – нежданно-негаданно добавил портье.
– С чего вы взяли? – я постарался изобразить уточненную небрежность, приправленную светской непринужденностью.
– Ну как же, – портье явно горел желанием поделиться какими-то секретами. – Не вы один интересуетесь сударыней.
С этого момента служащий отеля становился лично для меня весьма важным субъектом. Я изобразил пальцами, будто бы вынимаю ещё одну купюру и вопросительно изогнул бровь, мол, не оскорбит ли сей меркантильный подход столь честного человека, который усердно хранит тайну служебной информации? Портье в ответ состроил гримасу, словно хотел мне сказать: «К нам лучше не обращаться на предмет высоких материй, такие вещи у нас вмиг заплесневеют». Я изворотливо извлёк деньги, и они волшебным образом исчезли где-то в складках одежды моего собеседника. Но прежде чем задавать вопросы, я на всякий случай осведомился.
– Это же останется только между нами?
Портье понимающе затряс головой и суетливо добавил:
– Вы будете изрядно удивлены, когда узнаете, сколько законов и предписаний я нарушил за свою жизнь.
В моей голове мелькнула ехидная мысль: «Я того гляди помру от зависти». Между тем портье начал активно вещать, тараторя в полголоса так быстро, будто бы участвовал в общегалактическом конкурсе скорочтения. Если принять во внимание, что знал я, то ситуация рисовалась совершенно безрадостная. Марту Дрей на протяжении последних трех дней разыскивало несколько человек. На первый взгляд они казались между собой несвязанными. Кто-то походил на типичного косморафтера, кто-то – на безумного поклонника (портье был свято уверен, что Марта всё-таки была звездой «под прикрытием»). Но никто из них не задерживался надолго и ничего не просил передать, только интересовались, когда она вернётся. Я в очередной раз воздал хвалу небесам, что новость о гибели Марты не успела дойти до «единички», а потому парень сыпал сведениями почти задарма, не опасаясь последствий. Самое важное – он упомянул имя горничной, что убиралась в номере «Империя», пока там жила Марта.
– Как-как? – переспросил я, пытаясь не выдать своей напряженности. Впрочем, портье истолковал моё любопытство на свой, какой-то мне неведомый манер.
– Карина Истомина, мы её зовем Слезинка, – проникновенно ответил парень и ехидно мне подмигнул.
– А почему Слезинка? – тут мне стало действительно интересно
– Это от противного, она очень веселая девушка. К слову, если хотите её увидеть, то она некоторое время спустя будет обедать в нашем ресторане.
«Побеседовать с девушкой было бы весьма кстати», – подумалось мне. И я стал перебирать в кармане остатки денег, мысленно прикидывая, что же я мог себе позволить на перекус в местных трапезных палатах.
– Насколько помню, зал ресторана располагается там, за колонной? – я махнул рукой в сторону фронтального сооружения, на котором голографическим барельефом были запечатлены деяния славных покорителей космоса.
– Именно так, – портье вежливо растянулся в улыбке. – У нас сейчас новый шеф-повар, настойчиво рекомендую отведать его блюда – пальчики оближешь.
– Пренепременнейше!
Я двинулся в обитель неслыханных вкусов, прикидывая, как мне поймать Слезинку и уложиться в отведённое время пребывания в первом секторе. Я явно не был расположен рассиживать в ресторанах, тем более что назвать меня гурманом нельзя было ни при каких условиях – наслаждение высокой кухней я полагал чем-то недостойным, ибо с детства был воспитан с мыслью, что воистину великие люди довольствовались пищей сугубо народной, а кулинарные извращения были уделом дегенератов и плебеев. В этой своей убеждённости я полностью был созвучен с идеями нашего правительства, настойчиво нас учившего, что истинный аристократизм крылся в простоте жизни. Я же жил настолько тривиально, что в былые времена, наверное, мог бы считаться князем.