Андрей Валерьевич Скоробогатов
Икейа

В тот год я посещал итальянские фьорды, надеясь заснять на винтажную плёнку крильных мегалодонов. Тридцатиметровые сорванцы обожают устраивать брачные игры у самых горловин, на фоне водопадов. Позже беременные акулятами самки заплывают поглубже во фьорд, туда, где молодняк не смогут съесть океанические ракоскорпионы и кракены.

Акульи – одни из немногих живородящих существ на Земле, помимо людей, и их игры издревле привлекают зоологических вуайеристов вроде меня. Уже никто не скажет, что было первым в культе Посейдона – трепет перед морской стихией или похотливое желание подглядеть за морскими гигантами.

Съёмки, впрочем, не удались – толпы туристов, преимущественно айны и вездесущие уйгуры – не давали пробиться к парапету. Шум и свет от вспышек цифровых камер наверняка был заметен даже с уступов скал, потому осторожные гиганты предпочли совершать сношения вдали от толпы.

Мировой кризис ударил парой месяцев спустя, и в самом начале я подумал, что откладывать со столь специфичной покупкой не стоит – цены в секторе будут только расти. Вероятно, поездка в Италию напомнила мне об «Икейе», знаменитой итальянской компании, мировом слав-монополисте.

Разумеется, всегда оставался вариант с чёрным рынком – обширным, местами даже полу-легальным, если знать, кому дать на лапу. Но как представитель среднего класса, плативший повышенный налог и обладавший привилегиями, я сразу его отмёл. Да и стоять в очереди на лицензию долго не пришлось.

В местной пелымской «Икейе» товар по слухам был был настолько ужасный, что вряд ли его можно было найти где-то ещё в Речи Посполитой.

– Серьёзно, от океана до океана не встретишь более стрёмного товара – кривого и облезлого, – сказал Николай, который уже воспользовался своей лицензией – правда, несколько для других целей. – Я уж не знаю, с каких ферм они его везут – из Туркестана, что ли, или из Маньчжурии.

Ничего не поделать, пришлось взять в каршеринге электромобиль – тогда я был изрядно заморочен на тему экологии – и семь часов ехать в соседнее воеводство, в Миасс. У жены были дедлайны в фотостудии, и она сказала, что доверяет моему выбору. Как в любой демократической семье, я старался принимать важные решения, посоветовавшись с ней, но не сказать, чтобы я сильно расстроился, потому что в этом случае выбрать хотелось самому.

Сине-жёлтое здание «Икейи» высилось на окраине двухмиллионного Миасса. На фоне живописных горок и озерца оно выглядело не столь удручающе-мрачным, как это обычно бывает с огромными зданиями мировых концернов, пустивших свои щупальца во все мировые державы. Припарковавшись и заплатив лёгким касанием ойфона, я вошёл в приветливо распахнувшиеся двери. Кич и блеск хайтека ударил в глаза. Я взял тележку, чтобы не выделяться из толпы, и пошёл по стрелкам. Вспомнилось, что какой-то антиглобалист устроил перформанс, нарисовав фейковые стрелки на полу, пустившими толпу в какой-то европейской «Икейе» по кругу. Машинально бросил в корзину пару мелочей, вроде губки и подушечки, потом одумался и выложил. Сейчас, конечно, затраты возрастут, и надо будет поприжаться, подумалось мне. С другой стороны, возможно, что-то из бытовых предметов может понадобиться уже в первые дни – но решил в итоге, что куплю всё это в ближайшем супермаркете.

Перекусив после долгой дороги пасты и пиццы – типичных икейевских яств – я отправился на поиски. Как мне и говорили – отдел славеринга был отделён от привычного маршрута. Отчасти чтобы не травмировать психику детей, не подготовленных к реальности взрослого мира, отчасти – из-за всех этих анархистов, которые вели борьбу против славеринга. Я с трудом нашёл небольшую табличку между двумя кухонными гарнитурами, указывающую стрелками на неприметную шторку.

За шторой оказался узкий коридор, закончившийся дверью с кодовым замком.

«Подтвердите, что вам 18 лет и больше,» – гласила табличка.

На миг я остановился и задумался. Точно ли пора? Точно ли я готов к этому?

Как назло пришло сообщение от жены:

«Ну как, добрался?»

«Да, как раз захожу в зал,» – ответил я.

«Давай. Быстро не соглашайся, хорошо проверь».

Я оставил тележку у входа, ввёл год своего рождения, и магнитный замок открылся.

В ноздри ударили не вполне приятные запахи – пота, мочевины и то ли туалетных вонючек «со ароматом моря», то ли дешёвых духов. В небольшом зале с узким окном, на тонких матрасах под потолком сидело тридцать единиц товара, прикованных цепями к большому поручню. Мужчины, женщины. Почти все одеты были в типичную для слайвов униформу, в водолазки с длинными воротничками, прикрывающие редуцированные жаберные щели. Некоторым, говорят, щели зашивают, как и обычным людям, а не выбракованным.

Честно говоря, я ожидал, что ассортимент будет побольше, а зал – попросторней. Как-никак, в Речи Посполитой после падения социализма и возвращения к здоровым рыночным отношениям новый рассвет славеринга не заставил себя долго ждать. Фермы по выращиванию и воспитанию выбракованных, массово закрытые в эпоху хиппи и гласности, открылись снова. Уже через пятнадцать лет число слайвов достигло десяти миллионов, а пару лет назад на рынок поступили первые, полностью родившиеся и воспитанные в Речи. Расцвет малого бизнеса во многом связывают с разрешением использовать слайвов не только в домашнем хозяйстве и на госслужбе, но и в семейных предприятиях.

Почему же всего тридцать? Неужели на рынок так негативно сказались тренды последних лет, идеалы «поколения снежинок», борьба против харрасмента и насилия?

Завидя вошедшего покупателя, слайвы и слайвнессы синхронно поднялись.

– Добрый день, подсказать вам что-то? – тут же подскочил учтивый, но весьма накаченный менеджер отдела славеринга.

Я заметил, что в ноздрях у него было кольцо – то ли дань давней традиции работорговцев, то ли просто от новомодной любви к пирсингу. Уже хотел ответить привычное «нет, я только посмотрю», но осёкся. Я знал, зачем я иду, у меня была на кредитке сумма, сравнимая с полугодовой зарплатой. Уже была оформлена предварительная бронь на слайв-рум, комнату-студию в тринадцать квадратов на одной с нами лестничной клетке – обязательное условие перед покупкой. Мне пришлось проделать долгий путь, и я знал, что без покупки я уже не уеду.

Я знал, по каким критериям выбирать, но всё равно испытывал лёгкий стыд. Примерно такой же стыд испытываешь, когда заходишь в секс-шопы, только здесь он был гораздо сильнее, смешавшись с чем-то вроде предчувствия первого свидания, или боязнью сдать экзамен. Неприятное, тянучее, тревожное ощущение.