Андрей Валентинов
Генерал-марш
Глава 1
Ночь
1
Серебристый венок у подножия, две мертвые почерневшие розы, осыпавшаяся серебрянка вокруг небольшого фото на эмали. «Киселева Доминика Васильевна. 1884–1910».
Некрополис. Царство мертвых…
Дождь шел всю ночь, но к утру распогодилось, тучи потянулись к горизонту, унося влажную прохладу. В полдень жаркое августовское солнце палило в полную силу, загоняя прохожих в нестойкую тень. Булыжник на мостовых высох, привычная белая пыль вновь затянула небо, превратив синюю бездну в плоскую безжизненную твердь. Горячее лето года от Рождества Христова 1923-го, от начала же Великой Смуты – Шестого, не знало пощады.
Здесь, среди мраморных ангелов и старых облупившихся оград, жара почти не ощущалась. На главной аллее и у старой церкви солнце лютовало вовсю, но в зеленых глубинах огромного кладбища его лучи были бессильны. Густая зелень крон распростерлась тяжелым шатром, храня покой мертвых и живых. Последних было мало – будний день, ни праздника, ни юбилея. Лишь очень немногие посмели нарушить чуткий сон Некрополиса.
Молодой человек поглядел на старую фотографию, беззвучно дернул губами и, наклонившись, убрал мертвые черные цветы. Бросать не стал. Подержал в руке, потом, заметно прихрамывая, отошел в сторону, где возле одной из давно брошенных могил догнивала серая куча прошлогодней листвы. Сухие розы легли у подножия. Молодой человек отряхнул ладони, повернулся, без особой нужды поглядел сквозь зеленые кроны старых деревьев, затем шагнул обратно, к черному кресту.
– Покой, Господи, душа усопшей рабы Твоей. И елика в житии сем яко человецы согрешиша… Ты же, яко Человеколюбец Бог, прости и помилуй…
Слова звучали еле слышно, почти не двигались губы. Гость Некрополиса достал из старого портфеля аккуратно завернутые в желтую оберточную бумагу цветы, две большие чайные розы, положил на место прежних, на миг прикрыл веки.
– Вечныя муки избави, Небесному царствию причастники учини…
Помолчал немного, затем резко выдохнул:
– …И душам нашим полезная сотвори. Аминь!
Креститься не стал, мотнул головой, словно с кем-то споря, потом скользнул взглядом по близкому входу в склеп, отступил на шаг, пригляделся…
Затейливые славянские буквы над входом, грустный ангел с отбитым крылом в круглой нише слева, на покрытом потемневшей медью куполе – покосившийся крест. И белый лист бумаги на двери, закрывающий замочную скважину. Две синих, размокших от ночного дождя, печати, еще три сургучные по краям.
Молодой человек вновь дернул губами, но промолчал. Неспешно поднялся по ступеням, всмотрелся в расплывшиеся фиолетовые пятна печатей, протянул руку, однако прикасаться не стал. Оглянулся назад, прислушался…
– Никак к нам гости, Доминика Васильевна?
Портфель был уже в руке, но уходить молодой человек не спешил. Вернулся к подножию креста, протянул руку ладонью вверх… Большая бабочка неслышно опустилась на пальцы. Ярко-желтые крылья с черной траурной каймой. Пятнышки синие, пятнышки красные…
– Ну, стало быть, прощайте!
Со стороны главной аллеи уже слышались голоса. Тишину разорвала резкая трель свистка. Гость неодобрительно покачал головой и шагнул в узкий проход между двумя соседними могилами.
2
Идешь себе по ночной улице, не спешишь, воздух теплый вдыхаешь, портфельчиком желтой кожи помахиваешь ходьбе в такт. Папироска в зубах, кобура при поясе, и еще одна, секретная, под мышкой. Револьверы пристреляны, смазаны, проверены, патронами заправлены. В портфеле – свежая сайка да кулек с конфетами. Кончена дневная служба, пора и отдохнуть.
А сзади Смерть легкими каблучками:
– Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!..
Остановишься, прислушаешься – тихо. Ты ждешь, и она ждет. Шагнешь вперед, и тут же сзади легким эхом:
– Тук-тук! Тук-тук!..
…Здесь я, мой хороший, не волнуйся. Не уйду, не отстану! Ты иди, и я – за тобою вслед. Не потеряюсь, даже не надейся!
– Тук-тук!
Леонид негромко чертыхнулся, бросил недокуренную папиросину, замер.
– Тук…
Тихо…
Рука нырнула под пиджак, где в самодельной кобуре темной кожи ждал своего часа старый приятель-«бульдог». Первое – пот со лба вытереть, второе – оружие достать и еще раз проверить…
Платок скользнул по влажному лицу, раз, другой… Теперь – револьвер. Патроны пересчитать, курок взвести… Нет, сначала поставить на землю портфель, чтобы не мешал. Бумаг секретных в нем нет и быть не может, потеряется – невелика беда. Итак, портфель прислонить к стене, оружие проверить – и навстречу! Не по своему следу, а вдоль все той же стены, неслышно, дыхание затаив. Стрелять сразу, без дурацких «Стой! Руки вверх!». Не в патруле он и не в карауле, чтобы уставы блюсти. Жизнь дороже!
Леонид поставил портфель, достал из кармана красно-черную пачку «Марса», покрутил в руке зажигалку. Вот так и сходят с ума, товарищ Москвин, легко и быстро, без зеленых чертей и белой горячки. Просто летняя ночь, просто чьи-то шаги за спиной…
– Тук-тук! Тук-тук!
Чьи именно, Леонид уже вычислил, причем без всякого труда. Девушка, его помладше, туфельки недавно куплены, потому как ступает не слишком уверенно. Жакетка наверняка контрабандная, польская, на голове – шляпка-«колокольчик», стрижка под Мэри Пикфорд, косметика румынская или опять же польская.
Зажигалка щелкнула, загорелась неровным огоньком. Товарищ Москвин вдохнул запах бензина, прикурил, вслушался.
Тихо? Тихо! Молчат каблучки.
А еще эта девушка из совслужащих или из нэпмановской челяди, причем калибра самого мелкого. Имела бы приличное жалованье – извозчика бы взяла, чтобы не пробираться ночными переулками Пресни. И не проститутка, таким здесь делать ну совершенно нечего. Что остановилась, тоже понятно: идет одна, без кавалера и, само собой, без оружия, а впереди – подозрительный гражданин при портфеле и пиджаке. А зачем в такую жару пиджак надевать? Уж не затем ли, чтобы оружие спрятать? Вот и ждет, чтобы с этим гражданином в пустом переулке не встречаться.
Правильно, товарищ бывший старший уполномоченный?
Леонид заставил себя улыбнуться, взял портфель, оглянулся, поймал зрачками ночную тьму. Ближайший фонарь за два квартала, да и тот включают не каждый день.
Вздохнул, повернулся, пошел.
– Тук-тук-тук! – радостно откликнулись каблучки, но Леонид лишь дернул щекой. Идешь? Иди, не заказано. Ты идешь – и я иду. Нечего бояться, правильно Жора Лафар говорит: настоящий страх не снаружи – внутри. Если в собственных мыслях непорядок, начнешь не только каблучков – писка воробьиного бояться. Правильно, товарищ руководитель Техгруппы ЦК?
Леонид на миг остановился, прислушался (тук-тук-тук!), покачал головой. Горазды мы себя успокаивать. Да, убедительно – для канцелярской крысы с желтым портфелем. А вот для бывшего оперативника…
От места службы, Главной Крепости Столицы, до общежития – 3-го Дома ЦК, что на Пресне, он ходит пешком. Сорок – сорок пять минут хода в среднем темпе. Это раз.
– Тук-тук-тук! – охотно согласились каблучки.
Ходит одним и тем же маршрутом – самым прямым. Где-то треть пути – узкими пресненскими переулками. Вечерами здесь редко кого встретишь, кроме вездесущей шпаны. С этими Леонид разобрался быстро, теперь пятой дорогой обходят.
– Тук-тук!..
И вот – шаги, легкий стук каблучков за спиной. Услышал бы в первый раз, внимания не обратил. Второй – уже призадумался, но волноваться бы не стал. Вдруг совпадение, вдруг они с барышней одной дорогой со службы топают? Странно только, что барышня куда-то девается, как только они к улице Первой Баррикады подходят, где фонари горят и наряд милицейский скучает.
– Тук!..
Два раза – совпадение, три – правило. Легкий стук за спиной он слышит четвертый вечер подряд. Все повторяется: пустые переулки, неяркий свет в редких окошках, заборы слева, забор справа – и Смерть за спиной.
Бывший старший уполномоченный ВЧК улыбнулся, радуясь наступившей ясности, и понял, что самое время подумать о чем-то ином, глубоких размышлений не требующем. Скажем, о печатной машинке с буржуйским именем «ремингтон». Американская, новенькая, высший шик, не в каждом наркомате встретишь – а печатать, считай некому. Бывший техработник, ныне же его заместитель товарищ Касимов Василий Сергеевич лупить по клавишам наловчился быстро, грохот стоит – словно от пулемета «Гочкис». Вот только с грамотностью у парня – полный провал, корову через «ять» пишет. А ведь их бумаги не только к товарищу Киму попадают, порой и куда повыше. Непорядок!
Кого другого за «ремингтон» усадить? Техника тонкая, как бы не напортачил…
И тут Леонид понял, что его смущало. Каблучки! Хотели бы «хвост» пустить, иную, удобную, обувку девице бы подобрали. А вдруг он в бега ударится? Хотели бы прикончить – прикончили, быстро и без всякого «тук-тук». Значит, не просто следят – знак подают. Поимей, мол, в виду, товарищ, не один ты на белом свете. Мы здесь, мы рядом, по следу идем, в затылок дышим.
Рука вновь скользнула в карман за платком. Жаркая ночь, душная, а пиджак не снимешь. И оружие не поможет, ни то, что у пояса, ни «бульдог» под мышкой. У той, что за ним идет, ушки на макушке. Снимет свои «тук-тук» – и в ближайший переулок нырнет, не найдешь и не догонишь.
Он оглянулся на ходу, скользнул взглядом по густой вязкой темноте, вспомнил, чему старшие товарищи учили… Нет, одному не справиться. Знать хоть бы, кто эти затейники! Местным бандитам-душегубам на нервах играть ни к чему, не их метода. Сявки да «деловые» тишину любят да внезапность. А если не бандиты? Тогда дело совсем плохо, считай, хуже некуда. Или бравые ребята из ГПУ – или свои, из Третьего отдела ЦК, именуемого также Цветочным. Эти могут, эти на выдумки горазды.
А причины есть?
Леонид вновь скривил губы улыбкой. Это кто бы спрашивал! Даже искать не стоит, сто причин имеется – и еще дюжина в запасе. Скажем, недавний разговор в кабинете товарища Кима. Днем поговорили, а вечером он впервые услыхал за спиной легкий стук.
Может, и это совпадение?
Может…
3
– Товарищ Москвин? Не заняты? Загляните ко мне на второй этаж. И захватите документы по предложению Резунова.
– Понял, товарищ Ким. Иду.
Леонид, положив телефонную трубку, отставил в сторону недопитую кружку чаю, пружинисто встал, одернул гимнастерку. Теперь бумаги. Письмо от члена РКП(б) с мая 1920-го Резунова Богдана Ивановича прислали с курьером всего час назад, значит, оно еще здесь, в кабинете. А если в кабинете, то на столе справа, где лежат еще не просмотренные бумаги.
Кажется, вторая снизу. Есть!
Месяц назад о Техгруппе вспомнили. Сначала прислали двух сотрудников «на укрепление», потом еще троих, а неделю назад, в самом конце июля – еще одного, в качестве, как было сказано в сопроводиловке, «сверхштатного техработника». В результате собралось чуть ли не отделение полного состава. Работать стало легче, зато обнаружился явный недостаток мест – небольшая комната, выделенная группе еще два года назад, оказалась переполнена. Начальство пообещало разобраться, пока же выделило небольшой закуток в том же коридоре – персонально для руководителя Техгруппы товарища Москвина. К комнатке-закутку полагался большой черный телефон, сейф, стол и два стула.
«Ты теперь, товарищ Москвин, совсем начальник, аж страшно», – констатировал Вася Касимов.
Леонид не стал спорить и, оставив за старшего товарища Касимова (дабы не слишком умничал), перебрался в импровизированный кабинет. Сразу же стало скучно, зато появилась возможность спокойно заниматься бумагами. Теперь все входящие просматривались им лично и лишь потом передавались сотрудникам группы для разработки. Сегодняшние бумаги изучить он уже успел, а вот отдать – еще нет.
Тем лучше. Отдал бы он письмо Резунова кому-нибудь длинноногому – и бегай потом за ним по всей Столице.
Леонид, захватив нужную папку, направился в Сенатский корпус. Приказ начальства несколько удивил, но не слишком. На то оно и начальство, дабы чудить. Бумажку туда, бумажку сюда…
Насторожился, лишь войдя в кабинет. Товарищ Ким восседал на подоконнике у открытого настежь окна, дымя английской трубкой. Запах табака показался знакомым – «Autumn Evening», то ли контрабандный, то ли, чем черт не шутит, трофейный. Это было привычно, но вот за столом расположились некурящие.
– Здравствуйте, товарищ Москвин! Проходите!..
Товарищ Ким слез с подоконника, шагнул вперед, резко пожал руку.
– Знакомы?
Леонид уже успел пожалеть, что не отдал письмо кому-нибудь с резвыми ногами. С товарищем Кимом любые вопросы решались просто, но вот гости…
– Знакомы…
Справа – товарищ Лунин, зам председателя ЦКК – РКИ. Ростом невелик, плотью тощ, костью крепок, ликом мрачен. Не иначе товарищ Ким успел скормить гостю целый лимон, причем без сахарина. Но товарищ Лунин – еще не беда, а вот рядом…
– А я, кажется, нет. Здравствуйте, товарищ Москвин. Очень приятно!..
Этот лимона не ел – улыбается, руку трясет. А у самого ручищи – грабли и рукопожатие, словно у кузнеца. Саженный, лицо-череп, кости из-под кожи проступают, глаза глубоко спрятались, смотрят остро, с любопытством. И еще разница: товарищ Лунин стрижен коротко, по-армейски, а вот у этого черная грива чуть ли не до плеч, словно у провинциального трагика.
– На всесоюзную известность не претендую, поэтому представлюсь. Валериан Владимирович…
…Куйбышев, председатель Центральной Контрольной комиссии, ныне, по воле Вождя, объединенной с наркоматом Рабоче-крестьянской инспекцией. Недреманное Око партии.
Виду Леонид не подал, представился в ответ, присел поудобнее, даже достал папиросы, но закурить не решился. Не так что-то. От знающих людей он слыхал, что в прежнее время с Техгруппой тесно работал товарищ Сталин, бывший Генсек. Сам задания ставил, сам принимал отчеты. Но где теперь тот Сталин? И группа где? Ни следочка, ни пятнышка даже.
Сам Леонид решал дела только с товарищем Кимом. Так оно и проще и безопаснее.
Недреманное Око – зачем?
– Как я понимаю, в папке письмо Резунова? – товарищ Ким, пыхнув трубкой, вновь присел на подоконник. – Называется оно, если память не изменяет, «Предложения по совершенствованию проведения партийных мероприятий»?
Память начальству не изменила. На всякий случай Леонид приподнял папку, продемонстрировал – и вновь уложил на зеленое сукно столешницы.
– Дело в том, что у товарищей из ЦКК возник вопрос…
– Да! – Куйбышев встал, расправил широкие плечи. – Понимаете, товарищ Москвин, действительно возник, но не вопрос, а, скорее, мнение. Возникло…
Леонид удивленно моргнул. Такое у начальства случается постоянно, но почему Недреманное Око мнется? Словно не в радость ему это «мнение».
– В общим, мы предлагаем письмо не рассматривать – и отослать в архив.
– А еще лучше – сжечь! – неприятным голосом перебил товарищ Лунин.
Если бы не это, Леонид, пожалуй бы, смолчал. Чего из-за бумажки волноваться? Не первая она и не последняя. Но слишком уж резок был стриженый.
О Николае Лунине товарищ Москвин слыхал немало. На первый взгляд – из героев герой, всю войну прошагал, от самых первых выстрелов на столичных улицах в октябре 1917-го. Если же присмотреться, то и вправду герой: два ранения да еще тиф, еле выходили парня. Все так, только знал Леонид и другое. Был товарищ Лунин комиссаром знаменитой Стальной имени Баварского пролетариата дивизии – той самой, что кровью изошла на Перекопе. Семь раз поднимали бойцов – в лоб да на пулеметы. Хотели и в восьмой, только некого стало.
Погибла дивизия, костьми легла вместе с начдивом, штабом и духовым оркестром. Комиссар же уцелел, вот он, член ЦК товарищ Лунин Николай Андреевич!
Везучий, однако!..
Леонид вновь взял в руки папку с письмом, поглядел на прямое и непосредственное начальство.
– Товарищ Ким! А что, правила изменились? По инструкции после того, как я за входящие расписался, документ находится в полном распоряжении группы. И я, между прочим, за него отвечаю. Или уже нет?
Секретарь ЦК огладил короткую шкиперскую бородку, пожал плечами:
– Правила, товарищ Москвин, не менялись. Письмом Резунова распоряжаетесь только вы.
Затянулся трубкой, выдохнул серую струю дыма, в окошко поглядел.
– Но позвольте!.. – Лунин вскочил, дернул худой шеей. – Вы, кажется, забываетесь, товарищи. Только что вы получили распоряжение от самого председателя…
– Погоди, Николай! – Недреманное Око досадливо поморщился. – Ты же не на партийной чистке! Мы потому сюда и пришли, чтобы спокойно разобраться. Леонид Семенович, формально вы правы, да и по сути тоже…
То, что обратились по имени-отчеству, Леониду понравилось. Товарищ Куйбышев хоть и начальник, да не хам. Ясно стало, что не его, долгогривого, эта затея. Кажется, Председатель ЦКК – РКИ сам не рад, что ввязался.
– Письмо поступило в Общий отдел Центрального Комитета, оттуда его направили в Орграспред, там тоже не захотели разбираться и перебросили вам…
– Так точно, – удивился Леонид, на этот раз вполне искренне, – Валериан Владимирович, Техгруппа для того и создана – чтобы разбираться. В чем дело-то?
Вместо ответа Куйбышев поглядел на Лунина. Тот вновь вскочил.
– Это письмо – вредительское, вражеское! В нем предлагается способ тайного контроля над партийными выборами, по сути – их подтасовки. Хуже того! Там изложены предложения по организации слежки над членами партии. Прямо опричнина какая-то! Этого Резунова надо самого немедленно арестовать и разъяснить. Он – провокатор!..
Леонид представил, каков был Николай Лунин на фронте. Да, этот на пулеметы поведет! И в первую атаку, и в восьмую, до полного и окончательного результата.
– Если хотите арестовать, телефон на столе, – донеслось от окна. – Можете сигнализировать лично Феликсу. Коммутатор, номер 007.
Товарищ Ким с самым невозмутимым видом дымил трубкой. Легкая улыбка пряталась в шкиперской бородке.
– Я не о том!.. – Лунин осекся, поморщился. – Дурак он, этот Резунов…
– Не дурак…
Леонид резко выдохнул, встал.
– У меня не было времени, чтобы поработать с письмом, но понял я вот что… Резунов обращает наше внимание на то, что в последние два года съезды и конференции РКП(б) стали многочисленными, на сотни участников, если с приглашенными считать. Последний съезд резко увеличил состав ЦК, там сейчас тоже за сотню, в том числе много новичков. В такой ситуации люди друг друга знать не могут, значит, на съезд, конференцию или пленум вполне может пробраться враг. Технически это не слишком сложно. Что будет потом, представить легко. Нам же не нужен теракт прямо на съезде, товарищи?
Куйбышев согласно кивнул, Лунин же вновь дернул лицом, явно желая возразить. Не решился, в сторону поглядел.
– Резунов предлагает систему мер безопасности. Для начала делегаты сдают все личные вещи, кроме партийного билета. Необходимое для работы им выдают при регистрации: папку, самопишущую ручку, бумагу, подборку документов. Это, кстати, будет прекрасным подарком…
– …И памятью на всю жизнь, – перебил Недреманное Око. – Идея хорошая, на следующей конференции мы так и сделаем. Но, Леонид Семенович, там же не только о подарках?
– Предлагается в качестве приглашенных направлять агентуру – в соотношении пять к одному. Наших работников рассаживать так, чтобы каждый сотрудник мог контролировать своих соседей…
– Контролировать! – фыркнул Николай Лунин.
– Контролировать, – невозмутимо повторил Леонид. – Это лучше, чем терять людей.
– Летом 1919-го анархисты пробрались на заседание Столичного горкома, – негромко напомнил товарищ Ким. – Убита дюжина, вдвое больше раненых, погиб секретарь горкома товарищ Загорский.
Товарищ Москвин кивнул, благодаря за поддержку. Историю эту он помнил, вот только насчет анархистов сильно сомневался. Убиенный Загорский считался креатурой покойного Свердлова. На заседание должен был также приехать Вождь, но почему-то не смог.
– Резунов предлагает брать у каждого делегата отпечатки пальцев – незаметно, при регистрации. Вот тут я категорически возражаю.
И действительно! Зачем именно при регистрации? Среди делегатов наверняка будет немало бывших чекистов, сообразят сразу. Тоньше работать надо, товарищи, изобретательней.
– И, наконец, система контроля над голосованием. В данном вопросе я с товарищем Луниным совершенно согласен – такое нам совершенно не требуется…
Леонид широко улыбнулся, словно при разговоре с подследственным. Бывший комиссар, не выдержав, отвернулся.
– Для нас, товарищи, не требуется, для РКП(б). Но для работы за кордоном, для разведки и Коминтерна такое очень даже может понадобиться. Представьте, что проходит съезд не коммунистической, а фашистской партии…
– Лучше – социал-демократов, – деловито поправил Недреманное Око. – С фашистами мы в любом случае каши не сварим, а социал-демократов можно и нужно разлагать – и перетаскивать на нашу сторону. А что конкретно предлагается, Леонид Семенович?
Товарищ Москвин вновь не удержался от усмешки. Клюнуло!
– Для начала – специально подобранная бумага, на которой будут печататься бюллетени. Надо найти такой сорт, чтобы отпечатки пальцев были четкие и легко определяемые…
На этот раз Леонида никто не перебивал. Слушали внимательно, не пропуская ни слова. Куйбышев даже взял со стола бумагу и карандаш, но писать ничего не стал. Товарищ Москвин же увлекся. Кроме предложений неведомого ему Резунова, бывший чекист имел и свои собственные мысли, которые не преминул озвучить. Скажем, неплохо бы озаботиться образцами почерка. При тайном голосовании порой не только фамилии замарывают, но и слова пишут…
Исчерпав тему, товарищ Москвин хотел присесть, но спохватился:
– Кажется, вопросы полагаются?
Присутствующие переглянулись.
– У меня вопрос, – отозвался товарищ Ким. – Очень простой, но важный. Если наши службы освоят всю эту технику, какая гарантия, что подобные хитрости не попытаются использовать против партии?
На этот раз начальник не улыбался. Голубые глаза смотрели сурово и твердо.
– Точно формулируете, товарищ Ким! – не преминул вставить Лунин. – Я и сам хотел…
Не договорил, остановленный резким жестом руки, в которой была зажата трубка «Bent».
– У меня не только вопрос, но и ответ. В таких делах гарантий нет и не будет – кроме нас самих. Вы, товарищ Лунин, заместитель председателя ЦКК – РКИ, стало быть, гарантия первая. Товарищ Куйбышев – кандидат в члены Политбюро и руководитель Центральной Контрольной комиссии. Значит, он – гарантия номер два…
– Ладно тебе, Ким, – махнул рукой-граблей Недреманное Око. – Все мы – гарантия. Пока живы, такому не бывать. Эта, как ты говоришь, техника – вроде змеиного яда, когда отрава, а когда и лекарство. Главное в рецепте не ошибиться.
Куйбышев говорил вполне искренне, без всякой нарочитости, но Леониду почудилось, что в голосе долгогривого самым краешком скользит радость. Он явно не хотел ссориться с товарищем Кимом, тем паче по поводу какого-то сомнительного письма. Валериан Владимирович в партии человек не последний, но и ценитель английских трубок – не из рядовых. Секретарь ЦК, член руководящей «тройки» – и тоже кандидат в Политбюро.
– А вам, Леонид Семенович, большое спасибо за столь интересный доклад. Когда оформите на бумаге, обязательно прочту.
И вновь грабля-ладонь вцепилась в пальцы. Тряхнула – раз, другой.
– Кстати, Ким, ты не говорил товарищу насчет сектора? Почему? Это же Леонида Семеновича в первую очередь касается.
– Валерьян, не порть мне сотрудника, – донеслось от окна. – Такие новости мешают сосредоточиться на работе.
– Вот еще! Леонид Семенович, Секретариат решил преобразовать Техгруппу в сектор при Научно-техническом отделе. Другие штаты, другая ответственность.
– И руководитель другой, – бывший комиссар Лунин впервые за весь разговор улыбнулся. – Не ниже кандидата в члены ЦК.
Леонид понял, что нажил себе врага. Не испугался, но все-таки огорчился. Иметь такого за спиной – невеликая радость.
– Вот и прекрасно, – усмехнулся в ответ. – Честно говоря, не люблю быть начальником. Сотрудником оставите – и хорошо.
Куйбышев явно хотел что-то возразить, но, покосившись на товарища Кима, промолчал.
Когда дверь кабинета закрылась, любитель трубок, проводивший гостей до порога, резко обернулся:
– Рисковый вы человек, товарищ Москвин. Право, не ожидал!
Леонид чуть не обиделся. И даже не чуть, а вполне серьезно. Неужели Секретарь ЦК не пролистал личное дело своего сотрудника – хотя бы из чистого интереса? А вдруг руководитель Техгруппы – не большевик с декабря 1917-го, а, скажем, питерский бандит Фартовый с чужой ксивой?
– Здесь не фронт и не тюрьма, – понял его товарищ Ким. – Иная смелость требуется. В этих коридорах героизм быстро тает. Одно дело рискуешь жизнью, совсем иное – властью… Кстати, вы со своим заместителем, с товарищем Касимовым, не ссоритесь?
«Кстати»! Леонид невольно восхитился. Тебе бы в следователи, начальник! Интересно, какого ответа он ждет?
– С товарищем Касимовым отношения у нас рабочие. Не ссоримся. Иногда спорим.
Отрапортовал – и в чужие глаза поглядел, скользнул взглядом по синему льду.
– Тем лучше, – еле заметно дрогнул лед. – Между нами… Товарищ Лунин перед вашим приходом предлагал перевести вас на другую работу, а на Техгруппу поставить Касимова – временно, пока сектор создается. Это я вам так, исключительно для сведения.
Леонид выждал секунду, взгляда не отводя. Губы сжал.
– Так точно, товарищ Ким. Для сведения.
И улыбнулся.
