Андрей Стоев
За последним порогом. Начало
Я посмотрел на Ленку – держалась она отлично, но усталость уже проявлялась явно. Отрыв у нас был минут в двадцать-тридцать, не больше, так что пора было что-то придумывать.
– Лен, тут есть подходящая речка рядом, чтобы можно было вброд перейти?
– Хочешь пройти по руслу? Трюк так себе, но попробовать можно.
– Нет по руслу не получится, тут же не горные речки. Дно илистое, течение слабое, след будет виден лучше, чем на земле.
– А зачем тогда? – заинтересовалась Ленка.
– Не болтай, времени мало. Смотри карту.
– Если севернее возьмём, в паре вёрст подходящая будет. Десять-двенадцать шагов шириной, глубина до двух локтей.
– Самое то, побежали.
Речка оказалась как по заказу, с мутноватой, почти стоячей водой, и густо заросшими кустарником берегами. Мы разулись и переправились, поднимая ил со дна, затем обулись снова и пробежали ещё метров пятьдесят, оставляя достаточно заметные следы.
– Стой! – я поднял руку. – Снимаем обувь и возвращаемся тем же путём назад, следов не оставляем.
Мы неспешно побежали назад босиком, стараясь как можно меньше приминать траву. Русло речушки пересекала тёмная полоса взбаламученного ила, не оставляющая никаких сомнений относительно нашего маршрута.
– Лен, сейчас перебираемся обратно и аккуратно лезем в кусты.
– Думаешь, купятся?
– А других вариантов нет, нам не уйти. У них явно есть какая-то связь с группой впереди, они нас должны вот-вот перехватить. Попробуем подстрелить их на переправе.
– У меня только одна обойма, и в пистолете ещё почти полная.
– У меня примерно так же. Стреляем точно, патроны зря не тратим. Кто знает, что там дальше будет.
Пули представляли собой желатиновые шарики с краской, синяки от них оставались будь здоров. Из защиты выдавалась только лёгкая открытая каска с защитным стеклом, а разрешение свести синяки у лекарки рассматривалось наставниками как поощрение, которое надо заслужить.
Только успели как следует устроиться, как по возмущениям Силы почувствовали приближение погони. Впрочем, шума они производили столько, что мы их раньше засекли по звуку. На берег вывалились пятеро. Ленка тихонько фыркнула – выглядели они как загнанные лошади, один вообще пыхтел как паровоз. Дохляки, но, к сожалению, упорные.
– Назад, – скомандовал главный, – за кустами укрылись быстро. Они могут засаду устроить, чтобы нас на переправе подловить.
Умный, это неприятно. Вот его и надо будет в первую очередь завалить.
– Конь, переправляйся и посмотри след. Если всё нормально, махни нам.
Самый запыхавшийся двинулся вперёд. Конь, да? Не рысак явно.
Конь разулся, закатал штанины и неторопливо форсировал водную преграду. Начал обуваться обратно. Ха, да он же просто время тянет, чтобы отдышаться! Командир это тоже понял:
– Конь, если ты на счёт три не побежишь, то я устрою с тобой спарринг, можно прямо здесь.
Тот заторопился, быстро осмотрел кусты на берегу и потрусил вперёд, высматривая следы. Убедившись, что следы уходят достаточно далеко, и мы не спрятались где-то рядом, замахал своим.
– Пошли по одному, – приказал командир.
Я передал Ленке образ: двое последних на ней, командира в первую очередь. На самом деле наша связь не позволяла передавать ни образы, ни тем более фразы. Просто появлялось понимание, что другой хочет сказать. Разумеется, ничего сложного передать таким образом было невозможно.
Я прицелился в первого, Ленка взяла на прицел командира, шедшего последним. Когда они добрели до середины, мы начали стрелять. Всё побоище заняло несколько секунд, да они в любом случае были обречены – стоя по пояс в воде, от пуль не поуворачиваешься, и залечь тоже не выйдет.
– Ну, сосунки… – злобно выдохнул командир.
– Мальчики, не скучайте без нас, – пропела Ленка. – Передавайте привет Коню, пока-пока!
Командир зарычал, от остальной команды тоже донеслось злобное ворчание. Коня видно не было – умный Конь сразу понял, что соотношение сил стало неблагоприятным, и где-то затихарился. Чувствую, ждёт его жёсткий спарринг.
Оторвавшись от невезучей команды версты на три и высмотрев подходящее местечко, я объявил:
– Отдых полчаса, сушим обувь, обедаем без огня.
– Плохо без огня, – пожаловалась Ленка.
– Потерпи немного, с огнём слишком опасно. Вторая группа должна быть где-то в этом районе. Если бы они были далеко, те неудачники не стали бы так выкладываться.
К счастью, вторая группа не показалась, и у меня появилась надежда, что мы, наконец, оторвались. Терять осторожность, однако, не следовало, и мы двинулись дальше, по очереди сканируя окрестности. Сканирование Силой работало всего лишь саженей на семьдесят, и отнимало массу сил, но это был наш главный козырь – никто ещё не знал, что мы одарённые, и работы с Силой от нас не ждали.
Последние пятнадцать вёрст мы преодолели часа за три, но за версту до лагеря я скомандовал остановиться. По условию наш забег засчитывался как успешный в тот момент, когда мы добирались до штаба. Вот это слово «штаб» вместо «лагерь» сразу наводило на мысль, что на последнем этапе нам подготовили феерическую подлянку, и хорошо, если одну. Причём, скорее всего, в штаб надо было войти, а не просто добраться до здания, в котором он размещался.
– Лен, нас там точно ждут.
– Да, я тоже так думаю, – согласилась она.
– Причём наверняка и в самом штабе ждут. Только в здание войдём, нас повяжут и не дадут в штабную комнату войти.
– Думаешь, настолько всё плохо?
– Не то чтобы уверен, но есть у меня такое предчувствие.
Предчувствие одарённого – это не то, от чего можно отмахнуться, и Ленка только кивнула.
– Значит, ждём темноты? – спросила она.
– Надо ждать, при свете нам туда точно не пробраться. Поспи, я подежурю.
Наконец, наступили сумерки, и мы осторожно двинулись к лагерю. К главным воротам не пошли, а вместо этого двинулись в обход. А вот и первая подлянка – в кустах недалеко от ворот сидела парочка и внимательно обозревала дорогу и прилегающие окрестности. Мы сейчас прекрасно видели их со спины, но если бы мы попытались войти через ворота, нас бы ждал сюрприз.
– Эх, хорошо сидят, так и хочется пристрелить, – прошептала Ленка.
– Мне тоже, но нельзя, – прошептал я в ответ. – От звука выстрелов весь лагерь сразу на уши встанет.
Отползли от них подальше.
– Где через забор полезем?
– Напротив корпуса столовой. Потом только саженей двадцать через хоздвор перебежать и попадём на аллею ко второму корпусу. Там почти никто не ходит. Оттуда до штаба легко добраться.
– Никто не ходит, зато вечно по кустам тискаются, – недовольно сказала Ленка.
– Вот и мы по кустам поползём, а если кто засечёт, сделаем вид, что тискаемся.
– Дурак ты, Кени!
План сработал, до здания штаба мы добрались и теперь сидели возле стены, скрытые от чужих взглядов декоративным кустарником.
– Что теперь, Кени?
– Вон видишь дальше окно открыто? По-моему, с него как раз и начинается помещение штаба.
К этому времени стемнело окончательно, и мы без труда прокрались до окна. За ним происходил любопытный разговор:
– Ну так где твои любимчики, Данислав?
– Надо подождать.
– Я уже десятый раз тебя спрашиваю, и десятый раз ты мне отвечаешь одно и то же.
– Если я отвечу, что они твоих любимчиков допинывают, тебе от этого легче будет?
Оскорблённое молчание в ответ. Ленка беззвучно засмеялась. Мы дружно встали, заглянули в окно, и я очень вежливо спросил:
– Извините, мы не помешаем?
– Заходите, ребята! – махнул рукой Данислав.
Мы быстро залезли внутрь.
– Заходить нужно в дверь, а не в окно! – сварливо сказал собеседник Данислава, судя по всему, наставник противника.
– А что, нас там никто не ждёт? – удивился я.
Данислав захохотал:
– Ну что, Петер, вот, наконец, и определились добровольцы на хозработы. А вы, ребята, идите отдыхать – в столовой вас накормят, я договорился.
Я подошёл к двери, приоткрыл её и сказал в тёмный коридор:
– Эй, засада! Мы выходим, не пугайтесь.
Там что-то упало, и послышались сдавленные ругательства.
* * *
Следующий день был для нас днём отдыха, нас освободили даже от обязательной утренней зарядки. Мы как следует выспались, позавтракали и сейчас сидели на скамейке в тенёчке, наслаждаясь блаженным бездельем. Ленка, привалившись ко мне, читала честно стащенный у матери дамский романчик, а я просто подрёмывал, закрыв глаза. Внезапно я осознал, что вокруг нас понемногу, как бы случайно, собираются люди. Агрессии не чувствовалось, только любопытство, но это было явно неспроста. Вскоре, однако, всё разъяснилось.
– Ну вот я тебя и поймал, щенок!
Я приоткрыл глаза. Прямо передо мной маячил тот самый бездарный командир невезучей группы.
– Ты кто? – спросил я, подавив зевок.
– Не узнаёшь, урод? Я Семён Костоев, ты моё имя запомнишь надолго, обещаю.
Сложно всерьёз воспринимать человека, который злоупотребляет дешёвым пафосом.
– И что тебе надо от меня, Семён?
– Поднимайся и иди за мной. Спарринг тебе будет.
– Пощупал свой бицепс и решил, что сможешь со мной справиться?
Вокруг послышались смешки. Когда восемнадцатилетний вызывает на бой четырнадцатилетнего, это выглядит довольно жалко, и Сёма внезапно этот факт осознал. Но сдать назад он уже не мог:
– Я сказал, встал и пошёл!
– Слушай, Семён, какой спарринг, ты же ещё сортир не дочистил. Плохо сделанная работа – позор для говночиста.
Ленка хрюкнула, глядя в книгу. Кто-то сзади откровенно заржал. Семён начал наливаться краской.
– Или ты идёшь в спортзал сам, или я тебя туда гоню пинками.
Ленка отложила книгу.
– Кени, он мне не нравится. Можно я из него дурь выбью? Пожалуйста.
– Хм, ну если тебе не лень. Только не калечь, он же не виноват, что дураком родился.
Зрители смеялись. Зря смеялись, кстати – мы хоть и выглядели на свои четырнадцать, но по силе Семёну вряд ли уступали, а по скорости точно превосходили. К тому же, хоть мы формально и не умели использовать Силу для нападения, зато давно освоили трюк с обёртыванием кулака сырой Силой. Ленка своим кулачком легко пробивала толстую доску, так что искалечить или даже убить могла запросто.
– Пойдём, убогий, – презрительно сказала Ленка, поднимаясь со скамейки.
Я прихватил Ленкину книжку и двинулся следом. За мной потянулась остальная публика, к которой по дороге присоединялись всё новые зрители.
Семён к противнице отнёсся совершенно несерьёзно. Первым делом он решил пугнуть её, изобразив вялую имитацию удара в лицо. Ленка перехватила руку, потянула, и Сёма вдруг перелетел через неё, высоко задрав ноги. Удар с размаху о пол выбил из него дух. Ленка несильно пнула его в бок и лениво сказала:
– Вставай, хватит притворяться, я с тобой ещё не закончила.
Зрители были в экстазе. Широко разрекламированное представление «Семён наказывает наглых малолеток» плавно превращалось в нечто противоположное, и публика полностью одобряла изменение программы. Дальнейший бой превратился в показательное избиение. Семён никак не желал поверить, что мелкая девчонка сильнее его, и подставлялся снова и снова. Зрители каждый раз взрывались аплодисментами, отчего Семён постепенно впадал в бешенство, и соображал всё хуже. В конце концов, Ленке надоел этот цирк, последовала серия быстрых ударов, и Сёма ушёл в нирвану. Счастливые товарищи потащили бесчувственное тело к лекарке, не забывая как бы невзначай стучать им о подвернувшиеся косяки.
– Похоже, боевые товарищи не так уж сильно Семёна любят, – поделился я с Ленкой наблюдением, глядя им вслед.
– Ага, – хихикнула она. – Если он захочет повторить, бери со зрителей деньги. Платить будут.
Вечером меня вызвал Данислав.
– Семён Костоев исключён из школы и уже уехал домой, – сказал он, задумчиво глядя на меня. – А вот к тебе у меня есть кое-какие вопросы.
Я молча смотрел на него, ожидая продолжения.
– Вы с сестрой, конечно, ребята резкие, и про этот ваш полный курс мне лекарка объяснила, но четыре года разницы – это не шутка. Ты не разрешил бы сестре драться, если бы не был уверен, что она легко победит. Чего я о вас не знаю, Кеннер?
Я пожал плечами.
– Мы оба одарённые.
– И вы можете использовать дар для усиления, так? – спросил Данислав.
– Так, – согласился я, – но Лене это не понадобилось. Он правда слабак.
– Вы же только что прошли тест на способности. Как-то слишком уж быстро вы освоили свой дар.
Я молча улыбнулся, Данислав усмехнулся в ответ.
– Ладно, свободен.
– У меня тоже есть вопрос, наставник. Почему его исключили?
– Тебе его жалко, что ли? – удивился Данислав.
– Нет, мне просто интересна причина.
– Хм, ну что ж, отвечу, – сказал Данислав. – То, что он оказался плохим командиром, это бывает. То, что он не сумел проиграть достойно и затеял драку, ему большой минус, но на исключение всё-таки не тянет. А вот то, что он заставил драться с собой малолетнюю девочку…
– Справедливости ради, Лена сама вызвалась вместо меня.
– А он согласился. За такие вещи мы исключаем сразу. Наша школа готовит воинов, а не бандитов. На войне всякое случается, конечно, но наш выпускник должен иметь представление о чести. Ну а он ещё и опозорился в конечном итоге… даже его наставник голосовал за исключение. Я ответил на твой вопрос?
– Да, – я слегка поклонился. – Спасибо, наставник.
– Всё, иди.
Глава 4
Третий раз в первый класс – я, можно сказать, первоклассник-ветеран. Первый раз в той жизни, потом здесь, в младшей школе, и вот сейчас я иду с Ленкой в первый класс старшей школы для одарённых «Дубки». Тёмно-серый костюм с бордовым галстуком у меня, тёмно-серый же костюм с юбкой и бордовый бант вместо галстука у Ленки, всё как положено для первоклассников, готовящихся стать дубами, хе-хе. Золотые значки с гербом – теперь мы должны носить их всегда и везде. Как сказала мама, мы выросли, и возможные неприятности перестали быть детскими. Дворянин без явного знака своего сословия не может пользоваться дворянскими привилегиями, и, к примеру, в случае каких-то проблем с законом подпадает под юрисдикцию Мещанского суда. Значок, в общем-то, необязателен – сословным знаком также могут быть, например, шпага или серьга в ухе. Но поход в школу со шпагой – это как-то слишком уж экстремально, а к серьгам у мужчин я отношусь с предубеждением. Наш золотой знак, кстати, означает не менее двенадцати поколений благородных предков; более молодые семьи носят серебряные знаки.
Дворян в нашей школе очень мало – в нашем классе из двадцати четырёх школьников дворян всего трое – мы с Ленкой, и ещё одна девочка с серебряным знаком. Дело в том, что дворянские семьи, особенно старые, совсем не стремятся получить одарённое потомство – проблем с такими детьми больше, а пользы для семьи, по большому счёту, никакой. Чтобы было понятней, можно привести пример с профессией, например, лётчика в моём старом мире. Это уважаемая профессия, очень востребованная, и хорошо оплачиваемая. Но нужен ли свой лётчик в семье олигарха? Для такой семьи дети должны получать совсем другое образование, и сын, выбравший такую профессию, для семьи будет совершенно бесполезен. Вот и дворянской семье свой Владеющий ни к чему – лучше его просто нанять, а ребёнка научить чему-то более полезному – военному делу, или дипломатии, или управлению предприятиями, или ещё чему-нибудь. Конечно, любая дворянская семья была бы счастлива иметь в семье Высшего, но шансы, что ребёнок когда-нибудь поднимется до Высшего, слишком малы.
В родах одарённых много, но роды считаются скорее союзниками князя, чем подданными, и родовичи дворянства за ранги не получают. Вот так и получается, что из дворян здесь учатся либо редкие представители дворянских семей, либо столь же редкие дети Старших Владеющих, получивших наследственное дворянство.
Если говорить о нас, то дворянство мы получили через покойного деда, который женился на нашей бабке Ольге, но при этом в род не вошёл. Дед Данята Хомский был представителем очень старой и близкой князю фамилии Хомских. Какой-то особой пользы для нас в этом нет, поскольку нынешний глава фамилии Путята Хомский, наш двоюродный дед, ни мать ни нас знать не хочет, и как-то сближаться с нами не стремится. Что он там не поделил с братом – неизвестно, но именно из-за него мать предпочла после изгнания стать Арди, а не Хомской, так что в реестре мы записаны как независимая дворянская семья Арди, боковая ветвь Хомских. В отличие от нас, они не просто семья, а дворянская фамилия, то есть большой аристократический клан с вассальными семьями, семейными предприятиями и своей гвардией.
Торжественная линейка проходила по типовому сценарию – школьников выстроили на площади перед школой, наши три первых класса в центре напротив старших, чтобы мы, так сказать, прониклись и ощутили. Я ещё за прошлую жизнь напроникался и наощущался достаточно, а вот Ленка слушала стандартную речь директора с волнением. Я не стал портить ей торжественный день, и тоже в меру сил поизображал энтузиазм. После рассказа о том, как нам повезло, и какие грандиозные перспективы перед нами открылись, учителя развели нас по классам.
– Здравствуйте, юные одарённые, – начал учитель, спортивного вида мужчина лет тридцати. – Меня зовут Антон Лентре, я ваш классный руководитель, а также буду преподавать у вас исчисления. Обращаться ко мне нужно «учитель». Для начала давайте познакомимся. – Он открыл журнал. – По очереди встаёте, называете своё имя и кратко рассказываете о себе. Что вы любите, чем увлекаетесь, кто ваши родители, в общем, всё, что может быть интересно вашим одноклассникам.
В нашем классе из двадцати четырёх учеников оказалось, включая меня, шестеро парней – в строгом соответствии со статистикой. Один немного ботанистого вида, другой производил впечатление какого-то борова, остальные трое ничем не выделялись. Боров мне сразу не понравился, и своим выступлением моего впечатления о нём не улучшил.
– Меня зовут Лев Штайн, мой отец – купец первого разряда Иероним Штайн. Увлекаюсь самобегами, отец обещал подарить мне самобег по окончании школы, пока езжу на его. Мой ранг два-два-один.
– Лев, – мягко сказал учитель, – у нас в школе не поощряются рассказы о своей основе. Она у тебя хороша для твоего возраста, но значение будет иметь та основа, с которой ты закончишь школу.
Ботаник мне, наоборот, понравился.
– Бажан Второв. Мой отец – помощник управляющего на предприятии семьи Стеблевых, мать преподаёт философию в ремесленной школе «Заречье». Увлекаюсь ремёслами, хочу заниматься семантическими структурами, и вообще семантиками.
Я уважаю ботаников. Не тех заучек, которые корпят над учебниками просто потому, что так надо, а людей, которые имеют цель и упорно к ней идут. Второв, похоже, из них, и если у меня появятся школьные друзья, то он первый кандидат. Посмотрим, как дальше школьная жизнь сложится.
Тем временем очередь дошла и до меня.
– Кеннер Арди, – представился я. – Живу с матерью и сестрой. Наша мать Милослава Арди – целитель лечебницы Живы Одаряющей. Интересуюсь политикой и экономикой, люблю учиться.
– Кеннер? – учитель поднял глаза от журнала. – Редкое имя.
– Назвали в честь прапрадедушки, – я пожал плечами.
Взгляд учителя стал острым.
– А к Ренским ты какое-нибудь отношение имеешь?
– Мы с ними разошлись.
Теперь на меня уставился весь класс.
– Вот как? А сиятельной Ольге ты кем приходишься?
– Неважно, – повторил я. – Мы с Ренскими разошлись.
– Хорошо, – легко согласился учитель, – разошлись так разошлись.
Похоже, скандальную историю изгнания будущей Матери сильнейшего рода в столичном обществе ещё не забыли, да и прапрадедушку Кеннера хорошо помнили. Кеннер Ренский пришёл откуда-то с севера, и в род его приняли по браку. Был он благородным воином и великим героем (Ренские), а также полным отморозком и моральным уродом (все остальные) – в принципе, если отбросить эмоциональную составляющую, это сводилось к одному и тому же. В конце концов другие роды объединились и сумели дедулю упокоить, но шороху он навёл знатно, и память о себе оставил очень неоднозначную.
Следующей представлялась Ленка.
– Лена Менцева. Приёмная дочь Милославы Арди и сводная сестра Кеннера Арди. Люблю рисовать, играть на клавире, и драться.
Класс зашушукал. Учитель слегка растерялся.
– Э-э, мне кажется, драка – это не лучшее увлечение.
– Вы просто не пробовали, учитель, – серьёзно ответила Ленка.
– Хм, да. Ну хорошо, надеюсь, ты будешь заниматься своим увлечением вне школы.
– Я постараюсь, учитель.
Чувствуется, что мы с Ленкой произвели впечатление, каждый по-своему. Ленка, однако, немного лукавила – она действительно была не прочь подраться, но всё же не настолько, чтобы объявлять это прямо вот увлечением. Но я-то её эмоции хорошо чувствовал, и для меня всё было совершенно прозрачно. Парень я видный, физически развитый, да ещё и аристократ. Девочки активно стреляли в меня глазками, вот Ленка и обрисовала перспективы – для умных. Для тупых будет отдельное, более доходчивое разъяснение.
Наконец, представились все. Девочка-дворянка Лида Шенбах оказалась дочерью княжеского Владеющего, недавно получившего седьмой ранг и пожалованного наследственным дворянством. Ещё в классе оказалось шесть родовичей – все девочки, и все из разных родов. Ренских не было. Остальные ученики оказались детьми простолюдинов – богатых простолюдинов, дети бедных поступали в одну из трёх бесплатных школ.
– Теперь, когда мы все друг друга узнали, – снова заговорил учитель, – я кратко расскажу о том, что вы будете изучать. В отличие от обычной школы, у нас не так уж много времени уделяется таким предметам, как правописание, словесность, богословие, история и землеописание. Мы просто не можем отвести на это больше времени, потому что вы и так будете заняты гораздо сильнее, чем в обычной старшей школе. И сейчас я кратко расскажу вам о предметах, которые у нас считаются главными.
Главный предмет, которому вы будете уделять наибольшее количество времени – это развитие основы. У всех вас, – он посмотрел на Штайна и повторил, – у всех вас основа недостаточно развита даже для простейших манипуляций, поэтому в первый год вы будете интенсивно работать над ней и совершенствовать навыки управления Силой. Со второго года вы начнёте изучать базовые конструкты, но развитием основы будете заниматься всё время обучения.
Чрезвычайно важными предметами являются геометрия и начертание, которые необходимы для ритуалистики. Вы, возможно, слышали, что ритуалистика малополезна. Это верно, но те, кто так говорят, упускают одну важную деталь: она малополезна для Высших, и в какой-то мере, для верхних рангов Старшего Владения. Для обычных Владеющих ритуалистика часто единственный способ сделать что-то, в принципе им недоступное. И конечно, эти предметы совершенно необходимы тем, кто интересуется ремёслами Силы. Для таких учащихся мы организуем дополнительные занятия по их углублённому изучению. С третьего года к ним добавится стереометрия, необходимая для самостоятельного построения конструктов.
Вы продолжите изучение привычных вам арифметики матриц и исчисления множеств, но к ним добавятся основы континуальных отображений – это тот базис, на котором строятся практически все области знания. Любые процессы, любые явления в природе можно описать как проекции континуальных множеств, и вы посвятите этому немало времени.
Философия изучает всё, что происходит вокруг нас – от движения атомов до рождения звёзд. Существует даже любопытная теория, что возможно существование пригодного для жизни мира вообще без Силы, только на основе философских явлений. Правда, принято считать, что такая Вселенная достаточно быстро самоуничтожилась бы, раздувшись и растворившись в первичном Ничто, но тем не менее, важен сам факт: философия и Сила есть два равнозначных столпа, на которых основано существование нашей Вселенной.
Алхимия. Если философия – это фундамент мироздания, то именно алхимия строит на этом фундаменте прекрасное здание. Из девяноста с небольшим первичных элементов она создаёт практически бесконечное разнообразие веществ – от обычной воды до сложнейших эликсиров.
Биология изучает живые организмы и вообще жизнь во всех её проявлениях. Это основной предмет для тех, кто выбрал для себя лекарское дело, и очень важный для алхимиков.
Рисование и музыка у нас также являются профильными дисциплинами. Хотя мы не вполне понимаем, как они влияют на овладение Силой, совершенно точно доказано, что эти предметы необходимы для достижения рангов Старшего Владения и выше. Человек, не занимающийся рисованием и музыкой, выше пятого-шестого ранга подняться не может. Есть теория, что эти предметы помогают понять гармонию Вселенной и более полно принять Силу. Вполне возможно, что так оно и есть, у этой теории существует множество подтверждений.
И наконец, физические упражнения. Они тоже необходимы для развития Владеющего, и мы уделяем им большое внимание. Кстати, раз уж я упомянул про физические упражнения, запишите в свои дневники, что каждое утро вы должны пробегать две версты. Это обязательное требование для всех учеников.
На этом у меня всё, – завершил свой рассказ учитель, – и если у вас нет вопросов, то на этом мы с вами и закончим сегодняшнюю встречу.
У Штайна, однако, вопрос имелся:
– А зачем нам вообще бегать? Это что, так обязательно?
– Да, это обязательно. Это нужно и для физического развития, и прежде всего, для развития воли. Ещё раз повторяю для всех – бегать необходимо каждое утро, без всяких исключений!
– А если не бегать, то что будет? – настаивал Штайн.
– Ничего не будет, – учитель посмотрел на Штайна с явной иронией. – Мы не можем заставить вас учиться и становиться Владеющими, и не собираемся этим заниматься. Ещё есть вопросы? Нет? Вот и замечательно. Сейчас спуститесь вниз и перепишите расписание занятий. Зайдите в библиотеку и получите учебники. После этого можете погулять по школе – сегодня ознакомительный день и все двери открыты. Не стесняйтесь задавать вопросы учителям и старшеклассникам.
Здание школы оказалось действительно большим, и ходить по нему можно было долго. Мы посмотрели выставку картин учащихся, многие были действительно неплохи. Ленка и сама очень хорошо рисовала – настолько хорошо, что мы с мамой уже всерьёз подумывали об организации персональной выставки. Останавливало только то, что для полноценной выставки у неё пока не хватало работ. Но здесь пара-тройка её картин выглядела бы очень достойно.
Потом мы обнаружили музей философских приборов – ах, этот старый добрый девятнадцатый век! Лейденские банки, примитивные макеты электрических двигателей, собранные на лакированных деревянных основаниях, маятник Фуко под потолком. Тут же обнаружился и наш новый одноклассник-ботаник Бажан Второв, разглядывающий какую-то непонятную стеклянную трубку с порошком внутри.
– Привет, не подскажешь, что это такое? – решил я наладить контакт с одноклассником.
– Это? Это обнаружитель электрического поля, – он внезапно смутился. – В смысле, привет.
Я снова посмотрел на прибор. Ба, да это, случаем, не пресловутый ли когерер[11] нашего-всё Попова?
– Дай я угадаю – там железные опилки. Если поле усиливается, они слипаются и проводят электрический ток. Так?
– Да, верно, – Бажан посмотрел на меня с уважением. – Я такой сам делал, но этот лучше.
– А зачем ты его делал?
– Ты же знаешь, что передача семантик работает, только если семантические структуры формируют и принимают одарённые? А мне хотелось сделать что-нибудь, чем могли бы пользоваться бездарные.
– Так это тупиковый путь. Обнаружитель не позволяет принимать сложные сигналы, так что это будет аналог обычной дрожалки, только гораздо больше и сложнее.
– Дрожалка позволяет только со второй дрожалкой связаться, а так можно на несколько приёмников передавать.
– Ну да, – согласился я, – но всё равно только простые сигналы.
– Есть ещё электрические трубки, – он показал на стеклянную колбу размером с обычную лампочку, с какими-то металлическими проволочками и пластинками внутри, – но там очень много теории, мне пока сложно разобраться. Хочу попробовать их как-нибудь с семантиками совместить.
Ага, электронные лампы здесь уже придумали.
– Хочешь как в визионе, только не в пределах зала, а далеко передавать? – Парень явно задумал изобрести телевидение.
Бажан закивал.
– Это непросто будет. Надо же сначала семантики как-то закодировать в полном объёме, потом передать, а в конце этот код преобразовать обратно в семантическое облако, причём без визионера. Тут работы на десятилетия, да не одному человеку.
Телевидение я ему точно не собираюсь помогать изобретать. А то ведь сначала фильмы, потом сериалы, потом разные Петросяны-Киркоровы, а там и цивилизации конец. Пусть лучше этот мир живёт, он мне нравится.
– Вот и отец мне то же самое сказал, – грустно сказал Бажан. – Но вообще, я думаю заняться чем попроще. Хочу сделать простой передатчик-приёмник, чтобы бездарные могли пользоваться. На электрических трубках такие делают для военных, но они огромные, надо на телеге возить. А я хочу на ремесленных семантиках попробовать, хотя бы только речь передавать.
– Военное ведомство за такое сразу уцепится, – кивнул я.
– Да, и деньги на этом можно заработать просто огромные.
– Ага, – согласился я. – Жаль только ты этих денег не увидишь.
– Это ещё почему?
– Ты простолюдин, за тобой ни рода, ни фамилии, извини за прямоту. У тебя это просто отберут. Ты знаешь, что самобег простолюдин придумал? А потом внезапно все права оказались у Вышатичей.
– И что, предлагаешь под тебя пойти? – окрысился Бажан.
– Я тебе разве что-то предлагал? – удивился я. – Ты спросил, я ответил. А если говорить вообще, то у тебя сейчас ничего и нет. Когда и если что-то сделаешь, тогда и можно будет обсудить, сможем мы друг друга как-то заинтересовать или нет.
Бажан ничего не ответил, но явно задумался. Пусть подумает – у богатых нравы здесь ничуть не лучше, чем в том мире. С изобретателем самобегов действительно грязная история вышла, вот пусть ей и поинтересуется.
– Кени, – к нам подошла Ленка, – там напротив девчонки нашли выставку старинных нарядов, я пойду смотреть.
– Хорошо, я тебя найду потом.
Ленка удалилась, Бажан смотрел ей вслед, пока она не скрылась.
– Извини за вопрос – она тебе только сестра или…?
– Или.
– Жаль, – Бажан был разочарован, – самая красивая девчонка, и уже занята.
– Ничего, не расстраивайся. Выбор тут богатый, ещё найдёшь себе пяток единственных и неповторимых. Или они тебя найдут.
– Ага, – кивнул он, – меня старшие уже пугали.
Тут мне пришла в голову мысль:
– Слушай, а как тебе такая идея: если в визионе вместо статичных картинок сделать движущееся изображение?
– В каком смысле «движущееся»?
– Менять картинки очень быстро с небольшими изменениями. Тогда будет казаться, что они двигаются как живые.
– А, понял. Видел я этот фокус в музее ремёсел. Нет, это работать не будет.
