Андрей Шопперт
И опять Пожарский 4
Они втроём, с де Сорте ещё, шли по улице Вершилова и разговаривали, мимо них прошла молодая монашка, и подвыпивший де Мулине вдруг окликнул её и стал приставать. Капитан уже прошёл чуть вперёд и стал звать де Мулине. А тот упёрся, попытался обнять монашку и ущипнул её за задницу. Та в крик и слёзы. Вот тут и появились эти мальчишки. Их тоже было трое. Одеты они были, как и все русские в длинные кафтаны, а на рукавах были красные повязки. Парни были без оружия. В Вершилово вообще редко можно увидеть вооружённого человека. Один из мальчишек подошёл к де Мулине и попросил его на хорошем французском оставить монашку в покое, а самому срочно идти домой, так как пьяным ходить по улице нельзя. Анри, чтобы у него выпали последние зубы, отмахнулся от пацанов и ухватил монашку за подол, когда та попыталась ретироваться. Один из пацанов оттолкнул де Мулине и тот вытащил шпагу и попёр на мальчишку. Всё последующее произошло за считанные секунды. Парень кувыркнулся в ноги Анри, как-то своими ногами заплёл ноги мушкетёра и когда тот завалился на спину, ударил ему кулаком по зубам, потом перевернул потерявшего сознание бедолагу и, заломив ему руки, стал вязать неизвестно откуда взявшейся верёвкой. Де Нойрей с де Сорте бросились на помощь, но двое других юнцов преградили им путь. Де Сорте тоже выхватил шпагу, но в это время тот, который связывал де Мулине, достал свисток и пронзительно засвистел в него. Из всех ближайших домов стали выбегать люди и французов быстро скрутили и отвели к воеводе. Этот звероватый поляк опросил пацанов, и попросил одного из них перевести для де Нойрея.
– Вас двоих сейчас проводят в казарму, где вы разместились, а этого героя мы оставим здесь, пусть князь Пожарский с ним разбирается, положено по закону ухо ему отрезать завтра вечером на площади, но вы послы. И молите бога, капитан, что милиция рядом оказалась, если бы этот урод что-то сделал монахине, я бы лично кастрировал его уже сегодня, а вам двоим, отрезал уши. Пошли вон.
С того момента прошло три дня, вернулся откуда-то с юга князь Пожарский и де Мулине отпустили, правда вид у него был, краше в гроб кладут. Все четыре передних зуба выбиты и синяк во всё лицо, и это сделал сопляк одним ударом.
– Вам на самом деле повезло, дорогой Мишель, вы даже не представляете, на что способны вершиловские стрельцы. Одного из них, причём любого по выбору, хватит, чтобы перебить оба ваши десятка, и он при этом даже не вспотеет, – сказал Декарт, выслушав историю.
– Что ты говоришь Рене, не может один человек справиться с двадцатью воинами. Да, даже с ополченцами и то не сможет, – махнул рукой капитан.
– Ещё раз повторяю, стрелец даже не вспотеет, – Декарт говорил спокойно, и Мишель тоже успокоился, взял полную рюмку «Байкала» и выпил одним глотком.
– И как же он справится с двадцатью вооружёнными мушкетёрами? – капитан закусил парочкой пельменей, – Восхитительно, – он обмакнул третий пельмень в соус, – Ты, правда, изобрёл этот декартез?
– Скажем так, я рассчитал точное соотношение всех ингредиентов. Что же касается стрельца, то он бы поубивал ваших солдат специальными метательными ножами, – Рене снова наполнил рюмки, – Сегодня останешься ночевать у меня, по улицам Вершилова нельзя ходить пьяным.
– Что у вас здесь за зверские законы? – вспылил Мишель.
– Мне они нравятся. Я здесь почти год, и за этот год в десятитысячном городе не было ни одного преступления. Ты можешь себе это представить? Нет нищих, нет калек у храмов, нет пьяных, здесь не перегораживают ночью улицы. Если ты потеряешь здесь кошелёк, и на нём будет твоё имя, то тебе его вернут. Сам был свидетелем такого случая. Это город мечты. Это сказка. Ты не видел, как прекрасен он летом, когда все улицы заставлены бочонками с цветущими розами и другими цветами. Тут даже пылинки с дороги сдувают. Обо всём не рассказать. Но могу сказать точно, человек, проживший в Вершилово хотя бы несколько месяцев, ни за какие деньги не захочет отсюда уехать.
Де Нойрей грустно кивнул и потянулся за следующим пельменем. Проклятые русские, как они научились делать такие вкусные вещи. Рене дал ему, пока накрывал на стол, попробовать варёную кукурузу с солью. Ничего вкуснее Мишель не пробовал, а теперь вот ещё и пельмени с декартезом. Он не встанет из-за стола.
– Слушай, Рене, сам канцлер Брюлар попросил меня узнать одну вещь, – капитан потянулся было за следующей рюмкой, но титаническим усилием воли руку убрал и вместо водки взял печеньку, очередная вкуснятина, – Как эти русские захватили тринадцать городов у поляков без осадной артиллерии?
Декарт тоже поставил уже взятую рюмку на стол и тяжело посмотрел на боевого товарища.
– Ты скажи канцлеру, что последнее, что должна делать Франция, это вступать в войну с Россией. Мы, именно мы, я сам вступлю в ополчение, просто размажем вас, как кашу по тарелке. А про города всё просто. Я ведь взял с собою для охраны два десятка солдат, так вот, их тут уговорили остаться и послужить в роте наёмников в Вершилово пять лет. Все согласились. И буквально через пару дней весь вершиловский полк, и мои ребята в том числе, отправились на эту войну. Двоих убило, одного серьёзно ранило, остальные вернулись целыми и здоровыми. Так вот, они и рассказали мне, как брали шесть городов, в том числе два больших. В Вершилово есть три десятка стрельцов, которых тренируют особо, их здесь называют «спецназ», что переводится как отряд специального назначения. В нём, в этом отряде, десять лучников …
– Лучников? – Перебил де Нойрей сослуживца, – Кому сейчас нужны лучники? У вас не хватает мушкетов?
– Это особые лучники, а русские мушкеты настолько лучше французских, насколько эти конфеты лучше куска дерьма, – вспылил Декарт.
– Ну, ну, Рене, продолжай, – похлопал математика по плечу капитан.
– Так вот, в отряде десять лучников, которые за половину минуты выпускают десять стрел и все они попадают одна в другую. Двадцать остальных стрельцов вооружены пистолями и метательными ножами, ну и у всех есть сабли. Ваши шпажонки не могут противостоять их саблям, все они изготовлены из толедской стали и ещё и специально закалены хитрым способом. Они просто перерубят шпагу, – Рене поднял руку, останавливая капитана, который хотел опять выразить своё мнение, – Эти спецназовцы подкрадываются ночью к городской стене и забрасывают на неё верёвку, забираются по ней, вырезают охрану ворот и запускают в город основные силы.
– А если город будет начеку и ждать их вылазки, – усмехнулся Мишель.
– Так и случилось в Рогачёве, там был польский генерал князь Радзивилл. И всё равно они взяли и город и генерала в плен. Эти тридцать человек перебили больше двух сотен поляков и всё равно открыли ворота. И у них всего одного убили. А ведь остальной полк хоть и уступает этому спецназу, но не сильно. Два года назад сотня этого полка положила больше тысячи шведов и не потеряла ни одного человека. Даже раненых не было. А шведы были далеко не ополченцами, был полк и рота драгун. Нескольких сдавшихся они нарядили в женские платья и отпустили. Повторяю, передай Брюлару, что связываться с Российской империей самоубийство.
– Если они так сильны, почему до сих пор не захватили всю Европу? – всё ещё недоверчиво спросил капитан.
– Если честно, то я думаю, что такой полк у России один, остальные хуже вооружены и подготовлены, но сейчас в Вершилово полно князей и маркизов и они учатся. Думаю, через какое-то время все их полки будут такими же. А насчёт Европы? Она русским не нужна, в войне с Польшей они вернули свои города захваченные Речью Посполитою несколько лет назад. Сейчас они готовятся отбить у Швеции тоже свою бывшую территорию, – Декарт наполнил рюмку и выпил одним долгим глотком, – Мишель, сколько вы добирались из Парижа до Вершилово?
– Два месяца, если выбросить неделю, что мы провели в этой Москве, – Капитан тоже выпил всё-таки свою рюмку.
– От Вершилово до восточной границы Российской империи нужно добираться два года. Она там граничит с Китаем. Представляешь, какая огромная территория, а с севера от Архангельска, до Каспийского и Чёрного моря тоже больше тысячи лье. Им не нужна Европа.
– Но тут сплошные леса и степи, а там города. Париж! – капитан поднял глаза к потолку.
– Мне иногда снится сон, что я возвращаюсь в Париж. Я просыпаюсь в холодном поту, – Декарт перекрестился, – Грязный, вонючий, полный ворья и калек, полный нищих и попрошаек. Город, где на тебя сверху могут вылить содержание ночного горшка или выбросить из окна помои. Город, где все нечистоты сбрасывают в реку, которая течёт в самом его центре. Сена покрыта пузырями от гниющих на дне отходов жизнедеятельности парижан. От людей воняет, потому что они не моются годами. По парижанам стадами ползают вши и блохи. Дома полны крыс, мышей, клопов и тараканов. Мишель это страшно. Даже если меня выгонят из Вершилово, я не вернусь в Париж. Вас ведь три дня продержали в карантине, избавили от вшей и блох, вы живёте в казарме, где нет клопов и прочей мерзости. Может, ты тоскуешь по вшам и клопам? – бывший сослуживец сделал вид, что поймал на себе блоху и пересадил на капитана.
Де Нойрей слушал Декарта и сравнивал Вершилово с Парижем. Они здесь уже больше двух недель и успели многое повидать. Но вот теперь, когда математик и изобретатель вкуснейшего соуса всё так красочно описал, Мишель понял, что друг прав. Де Нойрей вспомнил экзекуцию, которую тут называют баней, и усмехнулся, не зря терпели эту невозможную жару. Вшей действительно убили. И блох тоже. И спишь всю ночь как убитый, никто по тебе не ползает. И улицы настолько чистые и красивые, выложены этим бесподобным цветным кирпичом в различные узоры, что по ним боязно ступать, ещё испачкаешь. Что ж, может Рене и прав.
– А тебе не хочется преподавать в Сорбонне? Здесь ведь даже нет университета, – нашёл последний довод капитан.
– Сорбонна. Это скопище бездарей и лодырей. Ты не представляешь, насколько школьники Вершилово отличаются от наших студиозов.
– Но ведь они дети, – махнул рукой Мишель.
– Точно, они дети. Я сейчас веду уроки для пятиклассников. Им всего по двенадцать лет. Но! Они сейчас изучают по физике, математике и астрономии то, чего не знает ни один профессор в Сорбонне. И они учатся, как проклятые. Они просто не могут себе представить, как это не выполнить домашнее задание, не решить задачу. У меня тут есть дружок. Он учится всего во втором классе, и ему плохо даётся произношение французского. Слова выучил, а произношение хромает. Так он сам в свои восемь лет пришёл ко мне и попросил помочь. Ты способен себе представить такого восьмилетнего француза? – Декарт налил снова в рюмки, но пить не стал.
– Но тут нет даже публичного дома! – нашёл ещё один козырь капитан.
– Я подумываю о том, чтобы жениться, и обязательно на русской красавице. Француженки страшные, немки чопорные и тоже не красавицы. А русские девушки очень красивы и они весёлые. Идут впереди тебя по улице в церковь и хохочут. Непременно женюсь на русской, – Рене помолчал и продолжил грустно, – Сегодня князь Пожарский прочитал нам лекцию по математике. Ты не поймёшь. Я целый год, как проклятый учил русский язык и думал, что уже многого достиг. А вот слушал лекцию и корил себя за то, что не вставал на час раньше и не учил язык. Это был просто рывок вперёд в математике. Его многие даже не поняли. Переводчики и то путались. Эту лекцию нельзя прочитать в Сорбонне. На французском нет половины этих слов и понятий, и на латыни тоже. Этот князь великий математик. Я считал, что лучший из нас это Кавальери, потом, скорее всего, Пьер Эригон, ну и я. Вот, может только мы втроём и поняли до конца всю лекцию. Это не передать словами. Он двинул математику на сто лет вперёд. Когда мы все вместе напишем учебник по этой лекции за шестой класс, то ни один профессор математики во вшивой Европе не сможет понять тринадцатилетнего ребёнка из Вершилова. Это как дикарю рассказывать про косинусы и логарифмы. Он просто таких слов не знает и в его языке эти слова в ближайшее время и не появятся. Сорбонна! Будут расстреливать, не поеду. Пошли спать, Мишель. Мне завтра учить детей логарифмам, а тебе молоть песок, – засмеялся Декарт.
Событие девятое
Захария Копыстенский сидел в кабинете князя Пожарского в Академии Наук на стуле напротив хозяина кабинета и разглядывал того. Князь тоже внимательно глядел на священника. Первым не выдержал игру в гляделки Захария. Он кашлянул, прочищая горло, и сказал:
– Чудесный город ты, построил Пётр Дмитриевич. Ты мне скажешь сейчас, что строили град сей, зодчие Шарутин, да фрязин Модерна, да управляющие твои Зотов и Крчмар. Конечно, они строили. Только построил ты, князь. Все четверо великие мастера. Думаю, лучшие в мире-то. Но было у меня время, почти три месяца здесь уже. Хожу, любуюсь, вечером добреду до фонтана, сяду на скамеечку среди розовых кустов, слушаю, как дети на десятке языков друг с другом перекрикиваются, играют, и так мне на душе хорошо делается. Почти кущи небесные, – Захария перекрестился и продолжил, – Недавно из Франции приехал ещё один архитектор, говорят лучший в их королевстве. Жак Лемерлье его зовут. Так он вторую неделю ходит по Вершилово с открытым ртом. Только он вторую неделю, а я третий месяц, а все никак закрыть не могу.
Захария и правда, третий месяц не уставал удивляться. Даже и не в сказку попал. Сказки ведь люди сочиняют. Там они могут только то расписать, что сами придумать могут. А Вершилово придумать человек не сможет. Тут на каждом шагу чудеса. Один только храм кирпичный с мозаикой на стенах чего стоит. Копыстенский осмотрел и законченную Модерной синагогу. Слов нет, красота какая, даже завидно тем евреям. Только собор Святой Троицы и краше и к богу ближе, и, несмотря на необычность, русский он.
Копыстенского вместе с двумя его учениками поселили в просторном двухэтажном терему. Терем тоже был кирпичный, вернее, обложен снаружи кирпичом и крыша крыта черепицей и огромные стеклянные окна. Красота. Тоже маленькое чудо. А печи, что внутри, целых три, одна для приготовления пищи и две для тепла. Понятно, север здесь, зимы лютые бывают. Помогать по хозяйству монахам дали женщину лет сорока пяти и внучка её Кириллку. Женщина недавно переехала в Вершилово из-под Арзамаса. Там у неё дом сгорел, а вместе с домом и сын с невесткой и двумя детьми, только Тамара да внучок её и спаслись. И в очередной раз подивился Захария князю Пожарскому. Оказывается, есть у него человек специальный, который находит по всей губернии таких вот Тамар и перевозит в Вершилово для домашней работы. Так бы и сама сгинула, да и Кириллка не зажился бы в сиротах. Теперь вот в тепле и сытости, а мальчик в школу ходит, ныне уже месяц первый класс посещает, уже и читать выучился. Монах посмотрел на учебники, что выдали ребёнку в школе и ахнул. Разве можно красоту такую дитяти доверить, он ведь слаб разумом ещё, не понимает, какую ценность в руках держит. Захария сходил в ту школу, посидел на всех уроках, и в первом классе и во втором и во всех следующих, и на всех уроках. После третьего класса перестал он понимать, что учителя детям говорят, вроде бы и на русском языке, а слов незнакомых тьма. Очень многие учителя ещё плохо русский знали и к каждому переводчик приставлен и переводчики те в основном одиннадцати и двенадцатилетние дети, девочки в том числе. Они сами учатся и ещё и толмачами работают, за что плату получают. Копеечку в дом несут. Опять чудо.
– Отец Захария, – вырвал его из плена дум князь Пожарский, – У вас, я знаю, есть две книги написанные, можно ли мне их получить почитать.
– Отчего же нельзя, сегодня же и пришлю. Только страхолюдны они по сравнению с теми, что книгопечатник Шваб выпускает, – Захария надеялся, что князь разрешит и его книги издать у Шваба.
– Отче, есть у меня мысль одна, – не поддержал его планов Пожарский, – Ведь нас называют схизматиками и ортодоксами. Получается, что мы верим по старому, а Ватикан отошёл от истинной веры и погрузился в ересь. Нет ли книг, которые всё это изобличают и нельзя ли их перевести на русский и издать у нас?
Захария задумался. Вопрос по существу был не нов. Все течения в христианстве доказывают, что правы именно они. Есть такие книги и у православных. Но он не привёз с собою библиотеку, что хранится в Киево-Печерской лавре.
– Можно попытаться найти эти книги в библиотеке Кремля или послать за ними в Киев, – неуверенно предложил Копыстенский.
– А написать такую? И не для взрослых, а для детей, чтобы эту книгу изучали в наших школах, – князь махнул рукою в сторону окна, – И ещё, отче, нужен нам учебник по истории христианства вообще. Для детей. Осилишь ли такой?
Захария улыбнулся. Вот теперь он понял, что от него нужно этому странному князю.
– Не слишком ли много знаний для детей? Сказано же: «Во многие знания – многие печали».
– Слова эти не о том, что знаний нужно бояться. Так можно договориться, что лучше всех живётся весёлым дурачкам. Эти слова о том, что грамотный человек не может жить спокойно. Ему нужно помогать другим стать грамотными. Он должен научить ближних, жить по другому, а это всегда не просто. Люди ленивы в большинстве своём. Нужно прилагать усилия, чтобы их растормошить, вот об этом сказано в книге Экклезиаста царём Соломоном.
Копыстенский склонил голову, соглашаясь с князем, а тот продолжал.
– Вокруг Вершилова полно сёл, где священники не учат детей, и сами грамоты не разумеют. У меня не сложились отношения с бывшим митрополитом нижегородским Никодимом. И он не помогал мне, – князь потрогал шрам на левом виске.
Захария эту историю уже знал, рассказал, тот же отец Матвей, настоятель здешнего храма.
– И при чем здесь я. От меня, чего ты ждёшь, сыне? – сощурился монах.
– Нужно в Вершилово, не дожидаясь открытия семинарии, начать учить священников из окрестных сёл грамоте и помогать им начинать учить детей в своих приходах, – вздохнул Пожарский, – Тяжело Русь ото сна пробудить. Я вот каждый год по два раза проплываю по реке мимо Чебоксар. И того восемь раз мимо проплыл. И ничего в тех Чебоксарах за эти восемь раз не поменялось. Землянки, да плетни кривые, да несколько тощих коровёнок пасутся. Словно и нет Вершилова в ста верстах всего от них. Помогать мне нужно Русь растормошить.
Они ещё поговорили с князем и Захария ушёл. Двойственное ощущение было у священника. Он до сего дня воспринимал православие, как веру. Единственно правильную веру в Господа. Князь же понимает всё по-другому.
– Весёлый дурачок, – проговорил себе под нос Копыстенский.
Он дошёл до своего нового дома и не стал заходить, сел на удобную лавочку у калитки и смотрел, как из школы домой возвращаются дети. Они весело махали сумками с учебниками, смеялись и спорили о чём-то на десятке языков сразу.
– Я просто «весёлый дурачок». Даже не так. Я возомнивший о себе дурак, – Захария шлёпнул себя ладонью по макушке и пошёл писать учебник. Учебник по истории христианства для детей.
Событие десятое
Томма́зо Кампане́лла вышел из кареты, поддерживаемый за руку кардиналом, и прикрыл глаза. Холодное осеннее солнце пыталось передать узнику толику тепла. Монах подставил ему лицо. Хорошо! Они добрались. Путешествие длилось уже четвёртый месяц. Какой всё-таки необъятный мир.
– Что там, Ваше Высокопреосвященство? – Томмазо открыл глаза.
Их отряд остановили русские. Русских было всего двое и это место можно было бы назвать городскими воротами. Там впереди в нескольких сотнях футах уже виднелись кирпичные дома под черепичными крышами, и над всем городом возвышался и сверкал на солнце семью разноцветными куполами и золотом величественный собор. Красиво.
– Эти варвары не знают ни латыни, ни немецкого, вы знаете французский, отец Томмазо, попробуйте. Я понял, что у них эпидемия, они что-то твердят про карантин, – папский нунций кардинал Доменико Арсини отошёл от стражников и стал разглядывать то, что служило воротами в город, двух огромных вырезанных очень искусно из дерева медведей, вставших на задние лапы.
Городской стены вообще не было. И это был первый русский город, в котором её не было. Даже не так, за четыре месяца это вообще был первый город без стены. Они добирались из Рима до Венеции, потом до Вены, дальше до старой столицы Польши Кракова, потом польские же Львов и Киев. Везде стены. В Киеве они пересели с кареты на кораблики и поднялись по реке Десна до Курска. Это уже была Московия, или как они сами себя стали именовать Российская империя. В Курске они снова пересели в карету, а их сопровождение на лошадей. Дальше были города Елец, Ряжск и Шацк. Такие названия и не выговоришь. В Шацке снова пересели на местные галеры, именуемые «лодья», и добрались до Нижнего Новгорода по рекам Цна и Ока. Везде городские стены, пусть даже деревянные, и пусть в некоторых городках и защищать-то нечего, такая там нищета. Но стены.
Этот маршрут кардинал выведал у купцов, что торгуют с Пурецкой волостью. Сейчас это самый выгодный маршрут, на товарах отсюда можно сделать состояние за одну поездку, а некоторые купцы уже и по три совершили. Говорят, что эта Пурецкая волость появилась всего три года назад. А теперь даже последний мальчишка в Европе знает это непроизносимое словосочетание. И вот они добрались, снова пересев в Нижнем Новгороде в карету.
Последний участок пути шёл по необычной дороге. Такой великолепной дороги нет нигде в мире. Они с кардиналом Арсини несколько раз выходили из кареты, чтобы посмотреть, как сделана эта чудесная дорога. А вот тут очередная неожиданность, город охраняет не стена, а всего два стражника, да два деревянных медведя. И это самый богатый, если верить купцам, город в мире.
Томмазо обратился к стражником по-французски и неожиданно один из них ответил на чистейшем французском.
– В город мы вас запустить не можем. Сначала проедете в карантин вон по той своротке, – и стражник указал на ответвление от дороги, которое они только что проехали.
– У вас эпидемия? Чума? – испугался Кампанелла.
– У вас чума. У нас всё нормально, – засмеялся стражник.
– Но у нас нет чумы, – не понял Томмазо.
– В карантине вас вымоют и прожарят одежду, а доктора осмотрят на предмет болезней, – охотно пояснил стражник.
– Это папский нунций кардинал Доменико Арсини, а я Томмазо Кампанелла, у меня есть приглашение от князя Пожарского, а Его Высокопреосвященство посол самого Ватикана, – представился заключённый.
Томмазо всё ещё был в ручных кандалах. Кардинал объяснил, что это условие, которое выставили эти ортодоксы. Когда они уже в дороге разговорились и практически подружились с кардиналом, тот с усмешкой сказал, что русские купили узника за триста экю, вернее за двести экю и сто русских рублей. Сначала Кампанелла не поверил. Тогда Доменико Арсини рассказал всю историю с сундуками из Пурецкой волости и просьбою переправить заключённого философа вот сюда. Дикость. Его продали. Только зачем он русским? Старый калека. Томмазо даже писать мог, только привязав гусиное перо к руке. Его искалечили на дыбе, выбивая признание в ереси. Но не сломили. Его насаживали на кол. Но не сломили. Его продержали в подземной тюрьме в сырости и плесени, среди крыс и огромных тараканов больше двух десятков лет. Но не сломили. И вот продали ортодоксам. Зачем?
Кардинал на этот вопрос узника пожал плечами и сказал:
– Я думаю, они хотят вас освободить.
– Тогда почему меня заковали в кандалы? – философ позвенел ими.
– В письме было указано, что нужно доставить заключённого в Пурецкую волость, – папский нунций сморщился, – Я участвовал в обсуждении с пятью протонотариями и самим папой, отправлять ли вас, отец Томмазо, русским. Все считали, что они там хотят вас прилюдно освободить и тем самым нанести ущерб папскому престолу.
– Если это так, то почему же я еду к ним? – удивился узник.
– Слишком высока цена, – криво улыбнулся кардинал.
– Триста экю? У Ватикана так плохо с деньгами? – Кампанелла отказывался верить в услышанное.
– Триста экю и три вазы, а ещё просьба патриарха и князя Пожарского. Любого из четырёх перечисленных хватило бы, а тут всё вместе. Ни какой урон престолу не сможет перевесить даже просто просьбу этого князя. Вы там, в тюрьме, сильно отстали от жизни, дорогой Кампанелла. И давайте на этом закончим. Приедете и сами всё поймёте, – вдруг резко ответил папский нунций и отвернулся к окну.
Стражник выслушал Томмазо и спросил, чего тот добивается, всё равно в Вершилово без пребывания в карантине не попасть. Это закон, который сам князь Пожарский и установил.
– Может быть, вы всё же доложите ему о визите папского нунция, – кивнул узник на стоящего рядом кардинала.
– Я съезжу в Вершилово, – пообещал француз и пошёл за конём.
Когда он его вывел из-под навеса, то все двадцать пять гвардейцев Ватикана зацокали языками от зависти. Это был вороной арабский скакун достойный конюшни герцога или даже самого дожа Венеции. Вскочив в седло, стражник поскакал к городу, а папский нунций и узник вернулись в карету. Солнце, обласкавшее Томмазо своими лучами, скрылось за тучу, и закапал мелкий нудный дождь. Осень. Осенью идут нудные мелкие дожди. Даже в солнечной Италии, что уж говорить о холодной Московии.
Стражника не было долго, наверное, с час. А, приехав назад, он не обрадовал путников.
– Езжайте в карантин. Князь Пожарский подъедет туда через полчаса, – и он опять махнул рукой на своротку с дороги.
– Что ж, – выслушав перевод, усмехнулся кардинал, – Этот князь истинный византиец, всё равно добился своего, теперь, чтобы с ним встретиться нам точно нужно будет ехать в этот карантин.
Князь Пожарский был молод, высок и здоров как бык. Мышцы так и ходили под его верхним длиннополым кафтаном. А вот разговора с ним не получилось. И не потому, что он не знал латыни или французского. Он отлично владел одним из диалектов немецкого, а этот язык знали и папский нунций и Кампанелла.
– Я рад, что вы благополучно добрались до Вершилово. Только пустить в город без карантина не могу. Вы в дороге почти четыре месяца, пыльные и грязные, сейчас вас отведут в баню, где вы вымоетесь…
– Но я посол самого Папы Римского, – почти выкрикнул Арсини.
– Да хоть сам папа. По вам табунами ползают вши и скачут блохи, а в швах вашей одежды кишат платяные вши. Вам это нравится. Мне нет. Вы сейчас пройдёте в баню, и сдадите всю одежду на прожарку. Всю – это значит всю. До последнего носового платка и ночного чепца. Сами же вымоетесь с мылом в горячей воде и посидите в парилке, столько, сколько скажет вон тот банщик. Если будете сопротивляться, то это сделают насильно, и не оглядывайтесь на ваших гвардейцев, с ними поступят точно так же. Потом вас проводят в дома, накормят и уложат спать, скоро вечер, пока вымоетесь, стемнеет. Завтра прибудут с утра доктора и осмотрят вас на предмет сифилиса и гонореи, а также других болезней. Если вы здоровы, то вечером снова попаритесь в бане и опять прожарите все вещи, для уверенности, что все насекомые погибли. Вы, кстати знаете, Ваше Высокопреосвященство, что тиф передаётся именно вшами, а чума мышами и крысами. Мне этой радости в Вершилово не надо. Дальше. Послезавтра с утра за вами обоими приедет карета и отвезёт в Вершилово. И опять не ко мне. Она отвезёт вас к травницам. Не ведьмам, господин кардинал, а именно к травницам, у них лечились и наш патриарх Филарет и наш Государь император. Они пропишут вам целебные настои, и вы будете их пить. С Томмазо Кампанеллой всё понятно, его почти с того света доставать надо, а вам, Ваше Высокопреосвященство, это надо для того, чтобы вы живым и здоровым добрались назад до Рима. Вы будете носителем важной информации, и я хочу, чтобы эта информация дошла до Его Святейшества. Поэтому вам нельзя простыть и умереть по дороге назад, а она предстоит зимой. Это не ваша зима. Это наша зима. А теперь дорогой посол разрешите откланяться и снимите, пожалуйста, кандалы с философа, хватит издеваться над человеком.
Князь ушёл, а Кампанелла стоял и смеялся сначала про себя, а потом и вслух. Есть бог. И не всесилен папа Римский, а уж тем более его нунций. Эти схизматики и ортодоксы плевать на него хотели. Они умнее и сильнее. Они просто выше. Томмазо понравилось, как стоял и слушал этого «варвара» кардинал, высоко задрав голову и открыв рот. Есть бог.
Событие одиннадцатое
Пётр Дмитриевич Пожарский торопился, до отъезда в Москву на свадьбу Государя нужно успеть сделать очень многое. А завтра ко всему этому ещё и посол Ватикана прибавится. Первым делом князь зашёл к Швабу. Типография всё расширялась и расширялась. Улучшались печатные станки. Йост Берги со своим коллективом, пока Петра не было, успел и сюда заглянуть, после чего и появились новые печатные станки. Производительность сразу раза в четыре увеличилась. Пётр нашёл книгопечатника в наборной. Тот с помощниками и президентом Академии Наук как раз исправлял гранки учебников по математики и геометрии. Вернее пока не исправлял, а только удалял старые значки и слова. Новые литеры ещё не отлили.
После знаменитой лекции по математике Михаэль Мёстлин среагировал правильно. Бегом примчался к Петеру Швабу и приостановил дальнейшее печатание всех учебников по математике и геометрии. Исправления же начал с самых последних, там новых символов было больше всего. Пожарский посмотрел на работающих и снова укорил себя. Он ведь все эти символы знал и в прошлом году, почему не обратил внимание. Да, потому что всё бегом, поездки отнимали больше половины времени. Надо с ними завязывать. Вот скатается на свадьбу царя батюшки и больше до шведской войнушки из Вершилова ни ногой.
Князь принёс Швабу две новые книги в печать. По дороге до Мариинска, там, и по дороге назад он всё свободное время уделял первым русским писателям. Муромский губной староста Дружина Юрьевич Осорьин – автор «Жития Улиании Осорьиной», и инок Парфён Ожогов написали всё-таки «Приключения Буратино». Правда, как не исправлял Пётр их творение, как не пытался приблизить к разговорному языку, эти двое всё равно сползали в свои: «Иже», да «токмо». Пришлось уже готовый труд снова перечеркать весь и уже литераторам не отдавать. После Буратино Пётр рассказал им «Волшебника Изумрудного города». Не американский вариант, а русский писателя Волкова. «Волшебник страны Оз» не имеет достойных продолжений, там всякая чушь про летающие диваны, а Волков целых шесть книг замечательных написал. И про подземных королей и про жёлтый туман и даже про инопланетян. Все их старый генерал десяток лет назад читал внукам. Те приезжали к нему на дачу, и вечерами они устраивали чтение сказок. Были среди этих сказок и все шесть книг про «Волшебную страну». Только действие книги Пётр из Канзаса перенёс в Нижний Новгород, а волшебную страну на Урал. Нужно Родину популяризировать. Книги потом переведут на другие языки и будут продавать по всей Европе, вот пусть и мечтают их дети попасть на Урал.
