Андрей Шилоносов
Белая радуга
Радио свободы
"Мир вечен, смертен человек". Так всегда говорили вам, и эту фразу многие сделали своим девизом. Не менее часто все мы слышим "Время еще есть" и "Ты не можешь умереть раньше срока, поэтому должен работать в Системе с максимальной эффективностью". Но давайте спросим себя, много ли правды в этих словах? Так ли вечен загнивающий мир? Так ли много у человека драгоценного времени? И много ли пользы от Системы? Насколько она сама эффективна?
Все эти лозунги призваны промывать наши мозги и подчинять воле Системы. Не Система дарует нам жизнь, и не она ее отнимает. Человек свободен распоряжаться своим временем. Слишком мало минут даровано нам, чтобы тратить их ради невидимого руководства, нагло именующего себя нашими "покровителями".
Взгляните в окно. Выйдите в парк. Повсюду бездомные и безработные. Ваши братья. Система не дала им ничего, кроме горя, тоски, жалкого существования, безвольного ожидания смерти. Быть может, вы сами в числе тех обреченных. Вы считаете дни и часы оставшиеся вам. Вы питаетесь отбросами или корчитесь от голода. Система не помогла вам с жильем, не накормила и не одела вас. По какому праву она требует ваше время? Почему эти "покровители" из Системы думают, что имеют право расписывать наши жизни по минутам?
Система унижает нас. Она унижает прежде всего постоянным напоминанием о нашей смертности. Она говорит "Человек смертен", но подразумевает "Вы – ничтожество". Она говорит "Мир вечен", но подразумевает "Система вечна". Она будет жить и жиреть за счет наших жизней, за счет нашего времени, а ее лидеры проведут свои дни в веселье и довольствии, как паразиты, потребляющие результаты чужого, нашего труда.
Система унижает нас отрядами СООП, больницами и имплантами, законами и ограничениями.
Братья-солдаты! Вы зоветесь Службой Охраны Общественного Порядка, но подумайте, обществу ли служите вы на самом деле? Порядок ли поддерживаете? Вы – левая рука Системы. Система дала вам форму и оружие, но отобрала свободу. Вы безвольно попустительствуете тому хаосу, что царит за пределами Системы, а Система, как видим мы в любом окне и в любом парке, контролирует и принимает только тех, кто нужен ей. Система не станет бороться с Хаосом, потому что жирующие "покровители" не хотят и не стремятся обеспечить счастье для всех.
Так Порядку ли служите вы, братья-солдаты?
Задумываетесь ли вы, сгоняя в тюрьмы своих родных и бездомных бродяг, по какому праву Система лишает их свободы и времени?
Почему заключенные должны умирать в безумии и в неволе, вместо того чтобы наслаждаться крохами своего времени?
Мы должны бродяжничать, содержаться в тюрьме или работать в Системе, – вот весь выбор, предложенный авторами закона. Где истинное покровительство и защита?
Вы сомневаетесь в этих словах? Тогда спросите свою Систему, почему распоясалась "Заточенная коса"? Почему мы должны жить в страхе, в отчаянии, в безумии, страдать все наше недолгое время, а умирать в муках, от болевого шока и кошмара сумасшествия? Ответ на поверхности, братья. Потому что Система унижает человеческий разум.
Система уверена, что за ее пределами невозможна разумная цивилизованная жизнь. Система эгоистична и самолюбива. Она считает, что ее агенты, изуродованные имплантами болванчики, умнее и мудрее любого внесистемного человека. Агенты, эти клоуны с колокольчиками в головах, ведут себя как ваши хозяева. В них впечатаны, вживлены грязные механизмы, умерщвляющие их клетки, убивающие их мозг. Они умирают как люди, но живут как нелюди. Ничего человеческого в них не осталось, они не чувствуют жизнь и не наслаждаются жизнью, они могут лишь причинять боль, страдания, лишать свободы нормальных людей.
Снимите маски с садистов из "Заточенной косы", – вы увидите тех же агентов Системы. Так Система заботится о нашем будущем, о нашем счастье и о нашей смерти. Она использует, насилует и пытает нас, издевается над нами, отбирает наше время и даже наш выбор способа ухода из жизни.
Система унижает и разрушает не только разум, но и душу.
Почему все музеи и библиотеки, почему все сетевые базы знаний исключительно для состоящих в Системе? Почему на улице столько мусора и грязи? Почему Система не способна защитить наших женщин и детей от душевных и физических страданий?
Почему борется с одними наркотиками и совсем не борется с другими?
Вы, уж что скрывать, хорошо знакомы с ЖЗР. И достаточно слышали о "Снеге", причине смерти бродяг. "Снег" чумой убивает наших детей. Рождаясь для смерти от "Снега", наши дети не могут попасть в Систему. В Системе нет "Снега", но ЖЗР лишает работоспособности и воли к жизни, поэтому Система активно борется с ЖЗР, а "Снег" предпочитает не замечать, игнорируя страдания окружающих.
Вот вам еще один факт жирования "покровителей"!
Не сгибайтесь под тоннами белой заразы, ибо ваше спасение близко.
Вступайте в ряды Детей Свободного Мира!
Мы защитим вас от "Снега", боли и "Заточенной косы".
Мы построим свое общество, с равными правами и обязанностями. Мы насладимся подлинной свободой, свободой выбора, удовольствием и полнотой жизни.
Перед гибелью мира, на закате мира, мы отпразднуем мгновения своей свободы на руинах достижений человечества.
Вспомним, что дух Детей не сломить ни жирующей Системе, ни несправедливой судьбе…
– – –
С грохотом распахнулась дверь. Голос, вещавший по радио, прервался. Люди у микрофонов, динамиков и наушников испуганно оглянулись.
В дверном проеме стоял голый по пояс мужчина с татуировкой дракона на теле.
– Неплохая речь. Вдохновляет на борьбу. Но финал как приглашение на загородную вечеринку. Не солидно, – прокомментировал он. – На вашем месте я бы еще поработал над концовкой.
Дети дружно сорвались с мест. С кресел и со столов. Уронив большую часть коммуникационных приборов.
Они вскинули автоматы, целясь в незнакомца. Осторожно наблюдая за его реакцией, не торопясь пока предпринимать ответные действия.
Незнакомец же улыбнулся до самых ушей и медленно растворился в воздухе, разбившись на отдельные составляющие, раздробившись до состояния крошки, пыли и в конце концов перестав восприниматься глазом.
Дети продолжали целиться в пустоту еще минуту.
В дверной проем заглянул Эн.
Эн не ожидал, что в него сразу будут целиться, но сохранил спокойствие.
– Агент Системы, для расследования ситуации и поиска компромиссов, – начал заготовленную речь он, но был грубо прерван басом одного из Детей:
– Дядя, помолчи.
Часть Детей разошлись по помещению, скользя взглядами и точками лазерных прицелов по углам, технике, мебели и стенам.
– Нарушитель? – с пониманием предположил Эн. – Я почувствовал нечто, пока поднимался.
– Молчи, – шыкнул на него тот же террорист.
Подпрыгнул компактный аппарат звукозаписи. Дети изрешетили его несколькими очередями. Аппарат упал. Вооруженные люди с осторожностью осмотрелись вновь.
– Думаю, вам пора, пока целы, – мудро заметил Эн, отступив в сторону, чтобы не загораживать проход.
Дети медлили пару секунд. Но потом действительно поспешили покинуть помещение.
За последним вышедшим террористом Эн закрыл дверь. Он был уверен, что закрытая дверь не остановит Дракона, но хотел подчеркнуть атмосферу приватной беседы.
Дракон не замедлил материализоваться в углу, под потолком. Растопырив руки и ноги, он оставался наверху, с интересом наблюдая за агентом.
– Помог нам, да? – невозмутимо констатировал Эн.
Дракон улыбнулся еще шире, чем раньше, хотя казалось, подобное попросту невозможно физически.
– Теперь башня надолго перейдет под охрану Системы, – объяснил свои мотивы он.
– И что? – Эн не понял мотивов.
– Никаких посторонних, одни беспечные сооповцы.
С этими словами Дракон снова разлетелся по пространству и более не появлялся.
Три минуты Эн чувствовал движение подозрительных молекул. Мог поклясться, что вместе с отдельными молекулами воздуха они просачиваются под дверь.
Концентрация Дракона в помещении оказалась достаточно сильной. Лишь полностью слепой, во всех смыслах слова, человек мог не почувствовать его сразу. И вместе с тем, только Эн, являющийся тем слепым, мог понять, что Дракон вообще был здесь. Что сейчас он улетает. Облаком проникает сквозь стену башни. Летит на восток над городом.
Эн выждал еще минуту.
Развернулся, открыл дверь и спустился на улицы. Пора сообщить СООП хорошие новости.
– – –
"…Отсюда существующий круг лидеров, состоящий сплошь из стариков. Они знают свои сроки, а также сроки всех остальных, это делает их неуязвимыми, дает им власть, неограниченный контроль над обществом, возможность вести свою игру. У них больше ресурсов, больше комфорта, нет страха "не успеть, потерять все и встретить смерть в нищете, всего раз неудачно споткнувшись". Они договариваются друг с другом, возвеличивают элиту с такими же долгими жизнями, что позволяет им с уверенностью смотреть в завтрашний день. Для остальных – всегда есть "верь в Систему" и "работай с максимальной эффективностью". Кого волнует, что ты там успеешь за ночь, если утром ты умрешь. Занять "теплое место" нереально, без хорошего срока и, как следствие, крепких связей… Однако, разве было бы не справедливо, будь шансы действительно равны, будь власть чуть скромнее в запросах, будь распределение рабочих мест и средств зависимым от талантов, а не от отпущенного срока?"
"Но я увлекся, прости. Никогда не любил политику…"
Дин
Дин не ожидала наткнуться на коллегу здесь, в баре "Осмос". Нож сидел за стойкой, тихо, как изваяние. Отстраненный, с отсутствующим, холодным взглядом. Пил он, конечно, минеральную воду – частично опустевший стакан замер в неподвижной руке.
Что он делает тут? Ведь не может быть, что теряет время…
– Эй! – она окликнула. Нож ее заметил, судя по едва уловимому движению зрачков.
Время было, Дин присела рядом, буквально на несколько минут. Заказала себе "холодный кофе" через автомат напротив:
– Как так получилось, что ты стынешь тут, пока "жнецы" громят парк, а Дети ведут запрещенное радиовещание?
Нож выпрямился, поправив осанку, расправив плечи. Плащ зашелестел. Рука сжала полупустой стакан.
– Новичок в первый же свой день отдувается за всех, – продолжила Дин.
– Вот и посмотрим как справится, – Нож подал голос и даже отпил воду. Наблюдать его не в бою, в относительно расслабленной бытовой обстановке, было крайне… непривычно. Дин поежилась.
– Я слышала, он успел заблудиться в центре.
– Что ты хочешь – он слепой. Никакие импланты это не изменят.
Дин отметила, в голосе Ножа мелькнула нотка превосходства.
– Слепой и заторможенный до кучи, – она решила поддержать линию. – Что думаешь о нем теперь, встретившись лицом к лицу?
– Это ничего не меняет, – Нож поставил стакан на стойку, пожалуй, слишком резко. – Пусть сделает первый ход. Тогда и посмотрим.
– А-а… – до Дин начало доходить. – Ты поэтому предоставил его самому себе? По-прежнему считаешь, что он здесь со скрытой целью?
Нож не ответил, но ответ и не требовался.
– И – что? – он… – Дин развела руками, затем приняла у автомата заказанный ранее кофе… – какое-то "секретное оружие" Седого, поэтому его перевели к нам…? Седой собирает союзников?
Агент качнул головой, мол, "говори еще громче".
– Ой, да ладно! – "заговоры" ее всегда только смешили. – Ни для кого не секрет, что ты "подсиживаешь" начальника. Весь корпус в курсе, и всем предсказуемо плевать. Расслабься. Люди пойдут за тобой, даже если ты подвинешь его сегодня, не дожидаясь. Ты слишком хорош… – Нож никак не отреагировал на комплимент, но Дин продолжила: – …А он слишком стар. Раз до сих пор не в совете, значит ждать от него уже нечего. Все это понимают. В том числе он сам… – пригубив кофе, добавила: – Если есть в твоих "подозрениях" рациональное зерно, оно кроется тут, а не в "шпионах Хаоса", которые у тебя повсюду…
– Дин… – спокойный, но строгий голос остановил ее на минуту. Нож жестом дал понять, что развивать тему не следует. Не вслух.
– Не думал, что всему есть простое объяснение? – она заговорила на полтона тише. – Седой держится за насиженное место всеми руками и ногами, а Эн – его протеже, которому он хочет передать бразды правления, когда придет время. А? – залпом допила кофе. – Ты подумай. На досуге. Сразу все встанет на свои места.
Повисла пауза. Дин оглянулась. Неужели опаздывает? Сочла, что остается время для продолжения дружеской беседы:
– Что за название такое – "Осмос"? Думаешь, там была буква "К", и она отвалилась? – помедлила… – Как сестра?
Нож вздохнул. Беседа явно была ему неприятна.
– Ты знаешь. Зачем спрашиваешь каждый раз?
– Ну, мало ли…
– Она в коме, Дин. Ничего не изменилось.
– Всякое случается.
– Если что-то изменится, неужели я не сообщу?
– Кто тебя знает… – свести к шутке упорно не получалось. Дин начала жалеть, что бросила пить. Впрочем, в рабочие часы алкоголь запрещен при любом раскладе. – Пока есть время, есть надежда, – ей показалось, что удалось подобрать нужные слова, но Нож остался непроницаемым.
У Дин не было близких родственников, поэтому она не могла сказать, что понимает каково это. Все эти "кровные узы"… Та еще загадка… Когда подруга родила ребенка с мизерным сроком, Дин была рядом, как положено, служила "опорой", "поддержкой", "жилеткой", честно исполняя социальный долг. Она оставалась рядом и после его смерти, но в конечном счете потеряла интерес, перестав отвлекаться от работы и решив посвятить свободное время себе.
Вот поэтому у нее самой никогда не будет детей.
Волю к жизни подруга утратила задолго до ухода младенца, одновременно из их встреч выветрился всяческий смысл. С ней попросту перестало быть весело.
Дин надеялась, что с коллегой не получится также. Ей были дороги их отношения.
Смерть есть смерть. У каждого свой срок. Переживать не за свою судьбу – пустая трата времени. Ему ли не знать. Но Нож терял объективность, когда дело касалось сестры. Он мало говорил, как обычно, но Дин чувствовала – что-то не так.
Чего он мучает себя, она же живая. Лежит себе, есть-пить не просит. Это им надо работать каждый день.
По внутренней связи поступил официальный рапорт СООП. Дин присвистнула.
– Получила? – заметил в свою очередь Нож, возвращая пустой стакан в автомат, поднимаясь.
– Дети покидают вышку и сдаются, я все правильно поняла? – было трудно поверить. – Просидели весь захват? – Дин рассмеялась. – Вот тебе и новичок! Черт, надеюсь, нам не влетит… – вставать вслед за коллегой она, впрочем, не спешила. – Ну, хоть вышка цела…
– Хм? – Нож не понял, в чем тут заключался юмор.
– Иди, я тебя догоню.
Он остановился, заподозрив неладное.
– Дин… – прозвучало достаточно строго, но Дин в ответ только отмахнулась. – Дин, ты опять за старое? Стоило догадаться, что ты здесь не случайно…
– Эй, тут у меня "неотложка", сам понимаешь… А там уже все порешали без нас. Тебя одного будет более чем достаточно.
Ей показалось, что в глазах Ножа мелькнуло… отвращение? Испортит сейчас весь настрой…
– Иди, говорю! Время не ждет! Мне это нужно. Не тебя Ночнов допрашивал полчаса…
Нож не ответил. Молча вышел, едва не столкнувшись с растерянным молодым человеком, который только заглянул в бар. Парень остановился, взволновано, нерешительно, очевидно не имея понятия, что делать дальше.
– Ну, наконец-то, – Дин зашипела с предвкушением, бросилась к посетителю, схватив его за руку и потащив за собой. – Опаздываешь? Серьезно? – укорила она. – Идем скорее… Сколько тебе осталось? – она сверилась с внутренними часами.
Парень что-то промямлил, пока Дин вела в пустой туалет, где толкнула его в открытую кабинку. Закрыв дверь, повернув защелку, принялась срывать с него одежду, без прелюдий и пустой болтовни, спешно расстегивать молнию на своих обтягивающих штанах, торопливо избавляться от мешающей обуви. Он быстро вспотел, жадно хватал воздух ртом, спиной прижавшись к холодному кафелю. Дин буквально запрыгнула на него, ноги уперлись в стенки кабинки. Руки его, сперва с легким стеснением, но все увереннее сжимали ее голый зад.
– М-м? – промурлыкала она. – Да?
– Да… – вырвался его вздох.
И в тот же миг мелькнуло лезвие, которым Дин полоснула парня по горлу. Она продолжила висеть на нем, пока он сдавленно хрипел, захлебывался кровью, – ловила брызги ртом, запрокинув голову, облизывала губы. Ее трясло от оргазма.
В припадке, с тихими стонами, скуля от накатившего удовольствия, нанесла еще удар и еще… Вогнав нож по самую рукоять в крепкое, молодое, горячее тело.
Постепенно тело ослабло, обмякло, опустилось на закрытую крышку унитаза. Дин пришлось слезть с него, поморщиться, когда ступни коснулись пола. Лужа крови скапливалась, растекалась, Дин поспешила отступить на шаг, покинуть кабинку, убедившись, что вокруг нет свидетелей.
Она обтерла, спрятала клинки, натянула трусики, штаны, несколько секунд искала свой второй ботинок. Умылась, вытерлась бумажным полотенцем, поправила прическу, проверила перед зеркалом, что на ней не видно крови. Скосила взгляд на отражение трупа.
В остекленевших, мертвых глазах – удивление, шок. Слюна бежит изо рта, пузырится у края разомкнутых губ. Кровь течет из нанесенных лезвием ран, течет по голому, остывающему телу, течет по ногам, по унитазу, в лужу на полу.
– Ну а чего ты ожидал? – задала она риторический вопрос. – Что тебя убьет сердечный приступ? Не тот возраст, прости.
Дин посмотрела на себя, хищно улыбнулась. Им следует быть осторожнее, когда красотка предлагает провести последние минуты в ее жарких объятиях. Они не могут поверить в удачу и до конца гадают, в чем подвох. Впрочем, возразила Дин сама себе, формально она никого не обманывает, немного боли напоследок (или что они там испытывают) – справедливая цена. Как знать, может они сами на седьмом небе от счастья.
Робот-уборщик проехал мимо, с щетками и попискиванием, принялся замывать увеличивающуюся лужу. Повезло, что без "живого оператора". Дин совсем не хотелось потерять день, сочиняя отчеты и объяснительные.
Она взял стандартный стикер-табличку "Не работает" из набора за спиной у робота. Покинув туалет, прилепила табличку на закрытую дверь.
Рассчиталась с баром, предупредила о мертвом теле – бригада из морга о нем позаботится.
Ушла в прекрасном настроении.
Закон мироздания
"Мир так устроен. То, что миру не нужно, исчезает. Не существует."
– Как так – "исчезает"?
"До тех пор, пока не познаешь."
– – –
Чтобы освободить сознание от лишних мыслей, достаточно растянуть время и провести его в радости. Или заполнить это время событиями. Можно влюбиться. Или катастрофически не успевать за поступающими делами и возникающими проблемами.
Если сфокусировать мысли на одном объекте, все прочие объекты потеряются.
К примеру, действия, динамика приковывают внимание. Не обязательно зрительная динамика. Это может быть динамика звуков, запахов, чувств. Покоящийся объект при этом вполне можно не заметить. Даже кольцо не всегда помогает разглядеть детали, ведь, в конечном счете, все зависит от восприятия, от формируемых мыслей, от языка.
Если поставить Нэ между домами, во тьму, спрятать за башню, сам автор его не заметит.
Если Нэ не будет обладать элементами, наименования которых существуют в языке, то свидетели, носители этого языка, не смогут его описать.
Что, по сути, есть призрак? Природная, неразумная часть человека способна почувствовать "нечто". Но если на данном этапе развития в языке не окажется средств для именования этого "нечто", "нечто" не станет распознаваться разумной частью. Лишь выходя на новые, более высокие уровни абстракции, сознание способно замечать новые объекты.
Спускаясь по ступенькам, Эн подумал, что отчасти разгадал секрет Нэ.
В языке северных народов существуют десятки наименований снега, а в ином языке только одно – "снег".
Нэ каким-то образом выпал за границы любого человеческого языка. Той системы, которой сознание руководствуется при познании и описании объектов, явлений, абстракций. Можно чувствовать присутствие Нэ, но "слово-имя" Нэ недоступно языковой системе. А потому, на данном этапе развития, невозможно выделить Нэ из окружающего мира как отдельное явление.
Таким образом, Нэ может вовсе не прятаться. Он может свободно позировать перед камерами и бегать мимо датчиков движения. Если его внешность и его перемещения требуют отдельных слов в языке, да таких слов, которые языковой системе пока недоступны и откроются нескоро, ни один разумный носитель языка не сумеет воспринять его за самостоятельный объект.
Эна посетил легкий вихрь восторга.
Но ведь при этом Нэ – объект весьма самостоятельный.
Разум задавал все новые и новые вопросы.
Воспринимают ли Нэ дети и умалишенные? Каким уровнем абстракции владеет сам Нэ? Был ли он таким всегда? Скорее всего, был. Иначе сохранились бы слова, отлично характеризующие прежнего Нэ. Доступен ли Нэ общечеловеческий язык? Скорее всего, да. Он же сам подсказал разгадку тайны.
Но вместе с тем, если Нэ доступна иная система восприятия и для результативного общения с людьми он вынужден каждый раз опускаться на уровень ниже, Нэ может сообщать массу информации, никак не воспринимаемой окружающими. Он может комментировать хоть каждую ситуацию, каждый момент, а обычный человек даже не воспримет высказывания за "звук" в привычном понимании.
"Ты нашел меня? Доволен?"
Эн проигнорировал комментарий тени.
Мир темных небес ожидал снаружи.
Город, эти искалеченные сигаретами легкие, дышал тяжело, с хрипом. Во тьме клубился дым. Огни выглядели как что-то неуместное, неестественное. Машины выплывали вместе с выдуманными демонами и растворялись вслед за мечтами. Сухие улицы питались пешеходами. Стены давились и трескались от жажды.
Суетились санитары из морга в поисках готовых к смерти.
Готовых к смерти искали убийцы и родственники, друзья, близкие, рекламные агенты.
События мелькали слишком быстро для черного цвета.
В тени Нож, поймав одного из пытавшихся убежать Детей, избивал его ногами. Проходя мимо Эн не мог не вмешаться.
– Излишнее применение силы, – предупредил он, подразумевая поставленную на лицо террориста ногу.
– Они не могут умереть, поэтому мы их допросим, – сказал Нож холодно, констатируя факт. – Ты отпустил их. Твои действия нерациональны. Они не обоснованы законом.
– Мои действия не противоречат закону, – ответил Эн. – Убери ногу, Нож. Однажды и ты умрешь. А все хотят покинуть этот мир целыми.
Нож сделал вид, что не услышал или не понял слова Эна, но ногу убрал. Парень на земле корчился и стонал.
– Ты действуешь грубо, – отметил Эн, созерцая мучения преступника. – Я сообщу Седому.
– Твое право, – согласился Нож.
Уходя, он "случайно" наступил на террориста еще раз. Эн смотрел на конвульсия избитого целую минуту, но так и не придумал, чем помочь несчастному. А по прошествии минуты парня подняли и увели солдаты из СООП.
Войска СООП заняли целый район, разогнали бомжей и перекрыли подступы к башне.
Пока Эн шел по зоне видимого порядка, он ощущал упадок.
Ощущение пропало, когда восприятие выловило выползающую из канализационного люка кошку. Со скрипом крышки она выбралась на улицу, держа в зубах остывающий объект, и быстро убежала в узкий проем между домами.
Эн вновь сверился с картой, вспоминая, в каком здании его квартира. Оборудованный техникой квартал, бодрствующие у компьютеров полуночники, неспящие охранники с электронными приборами спасали от бесконечности пространства, но Эну все же захотелось оказаться в замкнутом помещении. Он пересек десяток опустевших улиц. С каждым часом людей становилось меньше. Они расползались по домам, дырам и барам. Ночные заведения светились отдельными пятнами, гасли огни жилых домов, а машины покидали небо и землю, исчезая на стоянках.
Даже к центру подбиралась тишина.
Времени миновало немало, но Эн не успел отойти далеко от места предыдущих событий. С неба к нему опустилась машина Гуви.
– Сам Седой ждет, – предупредил водитель, открывая двери соответствующей кнопкой.
Эн забрался в кабину, развалился на задних сидениях.
– Вопросы к моему поведению? – предположил агент.
– Много вопросов, друг, – подтвердил Гуви, отрывая машину от земли. – Прошу прощения, друг, – тактично спросил он в небесах.
– Да, Гуви, – Эн приготовился выслушать просьбу.
– У вас сегодня свидание в десять по системному времени, – начал водитель издалека.
– Я помню, спасибо.
– Мог бы я взять выходной на завтра? Не понадобится что-нибудь срочное?
Голос водителя не дрогнул и не изменился, но Эн почувствовал бесконечные волны грусти. Столько грусти, что ей было тесно в пространстве машины.
– Конечно, бери, – разрешил Эн. Через минуту он добавил, чувствуя потребность сказать что-нибудь: – Ты хороший водитель, Гуви.
– Спасибо, друг, – добродушно отозвался тот.
Поставьте здесь тихую техно-музыку.
– Ты там, что, совсем обалдел?! – прогремел Седой.
Эн ощущал атмосферу бури в каждом кубическом сантиметре кабинета начальника.
– Почти пять глав бесцельно шатаешься, тратя наше время! – громыхнул Седой особенно сильно и вдруг утих, словно в сердцах сболтнул лишнее. Голос его скатился до умеренных интонаций, а напряжение в воздухе пошло на спад.
– Прости, Эн, – неожиданно принес извинения начальник. – Я тобой сильно недоволен, но с террористами на башне ты разобрался удивительно быстро, и этот подвиг уравновешивает все твои траты.
Эн молчал, не зная, как реагировать на заблуждения Седого.
– Официально я спишу то время на подготовку к операции. Ведь ты, по крайней мере, думал о предстоящем освобождении башни, я прав? Планировал… Вроде медитации перед боем… – Седой нервно заходил из стороны в сторону параллельно окну. – Но лично для себя я хотел бы прояснить некоторые твои действия, – остановился.
Эн предположил, что начальник смотрит на него озадаченно.
– Что это еще за просьба о "пропаганде среди внесистемного населения"? – с искренним непониманием спросил Седой.
– Я подумал, объяснение роли Системы помогут многим скорее обрести свое место…
– Думаешь, им нужны объяснения или место? – Седой взмахнул руками от недовольства и возмущения. – Они уже на своем месте. Они никогда не пойдут в Систему по доброй воле.
– При всем уважении, – Эн старался подбирать слова осторожно, – люди думают иначе. Они считают, это Система отвергла их.
– И они скажут все что хочешь, – перебил Седой. – А сами палец о палец не ударят ради Порядка. Скорее примкнут к Детям.
– Но Система не обеспечила их обещанным счастьем…
– Собрался объяснять роль Системы, мальчишка! – голос начальника снова подпрыгнул и сорвался. – Ты хоть понимаешь, в чем роль Системы? В чем ее смысл? – взяв себя в руки и успокоившись, он добавил: – Никогда и никому мы не обещали счастья, Эн. Мы его строим. Молча.
Эн разумно воздержался от дальнейших споров.
– Как сгорел склад? – сразу задал Седой следующий вопрос, вновь заходив от стены к стене.
– Что там делали Нож и Дин? – спросил в ответ Эн. Он говорил слишком смело.
– Ночнов требует отдать тебя ему, – продолжал начальник, проигнорировав реплику подчиненного. – Как, по-твоему, мне следует поступить?
– Как вы сочтете нужным, – предложил Эн. Предугадывая следующие вопросы, агент объяснил заранее: – Я не поджигал склад. А ЖЗР не достался Детям. ЖЗР забрал некий персонаж от третьей стороны. Более того, Дети пытались уничтожить груз.
– Избавлялись от улик? – предположил Седой.
– Или производили диверсию.
Седой ощущался задумчивым.
– А таинственный похититель груза… Ты запомнил что-нибудь особенное?
– Он… – Эн помедлил, понимая, что следующие слова прозвучат как бред. – Седой, было похоже, что человек разбился на частицы и собрался обратно.
– Твои сенсоры могут ошибаться?
– Вряд ли. Но может я не знаю нужных слов.
Теперь Седой определялся сенсорами как шокированный.
– Что ты делал в "Паучьей лапе"? – вместо уточнений спросил вдруг он.
– Менял батарейки.
– Десять минут?
Эн молчал. У него не было ответа.
– Зачем тебе столько батареек?
– Я не сплю, – признался Эн.
– Отдери тебя дьявол, почему?
– Я работаю в Системе.
– Эн, Система выделяет тебе время для отдыха. Зачем, пропасть твоей душе, ты тратишь наши батарейки?
Эн почувствовал собственную озадаченность.
– Я… – Эн запнулся на полуслове. – …Я рассчитал, что затраты окупаются моей деятельностью во время-вместо-сна.
– Дьявол! Эн, – выпалил Седой, погрозив кулаком. – …Эн, когда ты уже оживешь?
– Простите? – переспросил агент.
– Время уходит, Эн, нужно ожить. Система – не бездушный механизм, это организм всего человечества, он идет на компромиссы с природой. Поэтому прекращай свою неразумную деятельность и начинай уже соображать. Ты сюда переехал для этого.
– Благодарю. Обещаю исправиться.
– Сгинь с глаз моих.
Эн кивнул и развернулся, но голос Седого остановил его у самых дверей.
– Эн, ты понял хоть что-нибудь из моих слов?
Эн хорошо подумал.
– … Кое-что.
Агент вышел в приемную, оставив Седого обдумывать полученную информацию.
– Жарко было? – услышал Эн взволнованный голос секретарши.
– Да нет, не очень, – тихо отозвался агент, прежде чем понял, что вопрос был задан не ему.
– Простите, я не вам, – громко объявила секретарша, тихонько хихикая.
"Он слепой", – послышался объясняющий шепот.
Эн почувствовал неловкость и поспешил выйти.
"Что я должен сделать?" – подумал он в коридоре.
"Десять. Мэй. Свидание."
Эн спустился на этаж ниже, где располагались удобное кафе и комната отдыха.
Запах кофе и сладостей смешивался с теплом горячих кружек и шипением кофеварок.
– Привет, – прозвучал знакомый голос у правого уха. – Ой, прости, – раздался щелчок, и Эн осознал, что Мэй совсем рядом.
– Я отлично определяю людей, но не всегда могу сосредоточиться, – признался Эн оправдания ради. – Третий столик слева подойдет? – блеснул зоркостью он.
– Хороший выбор, – оценила она.
На Мэй абсолютно точно были старые джинсы, в кармане которых находилось включенное ею ранее электронное устройство.
Минуту они молча сидели, слушая шипение кофеварок и стук кружек в посудомойке.
– Ты всегда такой сонный? – спросила Мэй. – Будешь есть что-нибудь?
– А ты? – спросил в ответ Эн.
– Я придерживаюсь законов жизни, – молвила Мэй. – Конечно, ты можешь есть здешнее мясо. Становиться сильным, но агрессивным и несдержанным. Или употреблять только траву. Быть слабым и вялым, жизни не радоваться, но и вреда не причинять. Я поступаю проще.
– Проще?
– Я не ем совсем.
– Совсем?
– Те несчастные напитки вряд ли можно назвать едой, ты согласен? А что? Я не могу умереть от голода до определенного момента.
– Удобно, – согласился Эн. – Но не вижу большой разницы между "ничем" и "травой".
– Чем питаешься ты?
– Батарейками.
– Серьезно? Ух ты. То есть я, конечно, слышала о подобном, но встречаю впервые. А можно… посмотреть?
– Нет.
– Почему? О, не говори. Это какое-то интимное место, – кокетливо предположила она.