Андрей Сергеевич Терехов
Петля Линча
Встаю, дрожа и хлюпая носом, и зачем-то иду домой.
– Да пошла ты! Сука! – я кричу до хрипоты и боли в горле. – Предательница! Ты предала нас, и теперь Люк мертв!!! Ненавижу!!!
– Майя, просто поговори с мисс Гриффит, – робко шепчет мистер Ходжсон, – тебе… нужна помощь.
Мама смотрит на меня с ужасом, папа побледнел и молчит. Они ждали дома – родители, учитель и психиатр. Решили, что, раз я снова не пришла в школу, надо брать дело под контроль.
– Пошел ты! Пошли вы все!!! – я кашляю, давлюсь и приваливаюсь спиной к косяку. Боже, как тесно. – Вы не верили, и теперь он мертв!
– Майя…
– Пошла на… сука!!! Ты не мать мне!!!
Нахожу в себе силы рвануться к двери.
Бежать. Бежать…
Забор железной дороги. Здесь была дырка…
Меня шатает от усталости и простуды, от нервов. Еще немного, и потеряю сознание, но оставаться на месте не могу.
Пробираюсь под колючей проволокой, обдираю шею – плевать, и так жар, – перебегаю пути, и вот оно… Море!
Дыши, Майя. Дыши.
Волны шепчутся в темноте. Обсуждают сплетни тысячелетней давности, а я все равно чувствую в них что-то родное.
Домой теперь нельзя. Там враги, которые хотят запихнуть Майю в психушку. Что же делать? Без… Люка. Боже, Боже, Боже…
Слева, за холмом, вспыхивают три круглых огонька над землей. Перестук колес медленно нарастает, пока я не оказываюсь в облаке грохота, лязга и хлещущего ветра. Мне хочется кричать и плакать; хочется, чтобы маленький мальчик в глазах Руперта Перебрайта увидел этот поезд.
Люк, прости. Я должна была…
Не плакать. Майя! МАЙЯ!!!
Холодные дорожки на щеках тут же замерзают и стягивают кожу.
Можно пойти к Эми. Да? Переночевать, а потом…
– Привет?
– Ма… Майя? Сестренка, что с тобой? Ты плачешь? Тебя все ищут!
Чайка визжит где-то во мраке.
– Люк мертв. Слышишь? Он… ра… разбился у Хорнклиффа.
– Что? Не верю! Ма…
– Я видела могилу, я… Можно я у тебя переночую? Родители хотят сдать меня. Они считают, что я сошла с ума, они…
– Сестренка, прости, мне… – запинается Эми. – У меня тут негде. У меня ремонт. У м…
Нажимаю на сброс вызова.
– Алло, Майя? – телефон почти разрядился от постоянных звонков, и я наконец взяла трубку. Номер неизвестный.
– К-кто это?
Майя не спала всю ночь, и встречает утро на ледяном песке. Тело трясет от температуры и холода, нос заложило, а в голове не осталось мыслей. Только прибой и блеск рассветного солнца на волнах.
Ш-ш-шух.
Ш-ш-шух.
– Мэтью Айронквист, из библиотеки. Помнишь? Ты заходила узнать насчет брата и оставила номер, чтобы, если я вспомню…
Какая теперь разница? Люк мертв.
– Майя? Ты слышишь?
– Да.
– В прошлый раз я перепутал журналы. Понимаешь, фламандский язык очень похож на немецкий… Я дал тебе не тот. Сейчас я нашел правильный, и в нем записка. Не знаю, может ли это помочь, но она от некой Лав: "Встретимся в пятницу у меня, родители уезжают".
Лаванда?!
Я вскакиваю, и стайка чаек с криками поднимается над берегом.
Лаванда и Люк??? Господи, так вот чей это ребенок…
– Майя?
– Вы очень помогли.
Я в "Макди". Пью кофе в отвратительном ореоле отвратительной еды. Мне только и нужно собраться с силами – немножко, в последний раз, – поговорить с Лавандой.
Даже не знаю о чем. О племяннике? Его отце? На…
– Какого черта ты треплешь всем, будто я умер?
Аромат сигарет "Жимолость". Сердце замерло, и страшно шевельнуться, даже моргнуть.
– Люк? Люк?! Люк!!!
Он здесь: живой, настоящий – только руку протяни.
– Я думала ты…
– Ни хрена ты не думала! – зло кричит брат. – Оставьте меня в покое! Слышишь?!
– Что? Люк, я только хотела найти тебя. Ты пропал… Куда? Поч…
– Почему? Почему?! Надоело нянчить сопливого ребенка! У меня теперь своя жизнь.
– Люк, что ты такое говоришь? Мы же семья!
– И как ты себе это представляла? Счастливая семейка Пинк-Ботлов идет на пикник?
Это не мой брат, он не может так говорить. Горло сдавило от обиды, воздух кончается; больно, больно…
– Повзрослей, девочка!
– Повзрослей?! – теперь уже я кричу. – Трахать мою подругу и потом бросить с ребенком? Ты Себя считаешь взрослым?
– Заткнись, соплячка! Они сами этого хотели. Все, даже твоя "СЕСТРЕНКА"! Вс…
Швыряю ему в лицо стакан раскаленного кофе – даже не успеваю понять, что делаю. Люк визжит, а я думаю об Эми и ее Нормане, которого никто, нигде и никогда не видел. Боже, как трудно дышать…
– Ааааа, – хриплю сдавленным голосом.
Мой брат катается по полу, орет, прижимая руки к глазам. Бочком выходят на улицу испуганные посетители и смотрят, решают, осуждают, точно я – я?! – какое-то чудовище.
Перешагиваю через разбросанные коробки макбургера – с листьями салата и майонезной изморосью – они похожи на грязный переулок за моим домом, где постоянно наблевано соседской кошкой и валяется мусор с остатками еды. Нужно идти. Идти и пытаться сделать вдох.
Я не могу больше носить это в себе.
– Майя, я позвонила твоим родителям. Иначе нельзя.
– Хорошо.
Слышите эти резкие присвисты в конце каждого слова? Все, что осталось от моего дыхания.
– Так, – девушка-констебль открывает блокнот. – Теперь… какую информацию ты хотела сообщить?
Я и так с трудом говорю, а еще нужно решиться, перебороть себя. Еще тошнота и температура; страх и отчаяние. И испепеляющий дневной свет рвется в окна.
– Майя, тебе точно не нужен врач?
– Нет. Мой брат, Люк, он… – будто прыгаю в пропасть, – изнасиловал меня. Около года назад.
– Почему ты не заявила сразу?
– Я испугалась. Пришла в больницу, а врач не поверила, что мои синяки от падения, и вызвал полицию. Я испугалась и сбежала. Я…
– Это можно подтвердить?
