Андрей Сергеевич Терехов
Бумеранг
– Триста… триста сорок? Да?
Я нажимаю на спусковой крючок. В багажнике мест больше нет.
Сто шестьдесят шесть минут, у меня проколоты две шины. Небо чуть светлое, чуть пасмурное – оттенка плесневелой сливы. Я решаю, что из-за стресса можно дать слабину и послушать "Гарпунов".
– Е-хо-хо-хоо! – ревет саксофонист на концертной записи и выводит первые ноты "Реквиема си-минор для трубы".
В багажнике теперь трое, еще двое пристегнуты на заднем сиденье, какие-то туристы-ходоки клинических габаритов. Эти гады обозвали "Гарпунов" старьем!
Выбросить бы всю это свору на обочину, но воспитание не позволяет. Похоронить некогда.
Да, я культурная убийца.
Дорога бежит мимо путей, складов, мимо железнодорожного моста, в конце которого я замечаю полицейского на велосипеде. Симпатичный, здоровенный. Мужик, а не велосипед. Велик розовый, девчачий и, кажется, вот-вот испустит дух под весом владельца. Спортсмен с минуту таращится на меня, потом показывает, чтобы я остановилась, и подъезжает поближе.
Мда, и пистолет где-то у толстячков.
– Девушка, все в порядке? Тут красавицам вроде вас ездить не стоит, люди пропадают.
– Что? А, ну… – я непроизвольно кошусь на багажник, и полисменище, будто назло, замечает мой взгляд.
– Везете что-то ценное?
– Нет, как раз это отдала бы задаром.
Некоторое время мы вежливо молчим.
– Родственники? – мужик кивает на толстяков. Я накрыла их одеялами и надвинула кепки на лица, так что жмурики кажутся спящими.
– Да, дяди.
– Неразговорчивые какие-то, – замечает велосипедист.
– Они смертельно устали.
– Ум, – полицейский кивает; принюхивается.
– Ну и запашок у вас! Помыли б свою "девочку".
Я издаю нечто среднее между икотой и гудком паровоза. Правило девятьсот третье – никто и никогда не называет "запорожик" "девочкой". Наказание… ну, вы понимаете.
Полисмен с ужасом замечает кровавое пятно на ветровом стекле:
– А это что?
– Ну… – думай, думай! – женские дела.
Мужчина бледнеет и медленно тянется к кобуре.
И что мне делать без пистолета? Ухх.
А, ну и ладно, что я, не серийная убийца?!
Не стоит недооценивать противника на розовом велосипеде. Я бреду по полузатопленной тропинке, в голове туман, в руках и животе огнестрельные раны глубиной с Марианскую впадину. Пришлось обмотаться лоскутами от рубашки, но толку мало. Из меня ощутимо капает.
Черти сколько минут до воссоединения с мечтой, машина угнана – кем бы вы думали? – полицейским, а я истекаю кровью. Все прекрасно.
Зато есть время понять, откуда труп в багажнике. Что там еще с фильмом? Ммм. Актеры – ничего особенного, режиссер – не помню, композитор…
Я чувствую головокружение – то ли от догадки, то ли от потери крови – и останавливаюсь посреди дороги. Музыку к старому фильму написал Дмитрий Темкин – музыкант русского происхождения. Пару лет назад в "Бархате" появился мужчина, которого звали так же.
Лет тридцать, незаметный, слащавый – вроде рафинада в смокинге. Мы обсуждали способы избавления от тел, смеялись, как сделать наиболее захватывающие "послания" для следователей, делились последними достижениями криминалистики.
Горячо! Но Темкин не подбросил бы тело и не отравил, он режет своих «ягнят». Тогда что?
Через минут сорок дорогу вновь обступают деревья, так густо и близко, будто идешь по длинному туннелю, и за поворотом обнаруживается "запорожик". Двери открыты, рядом с водительским сиденьем темнеет лужа крови – делает зигзаг и исчезает в глубине леса.
Я заглядываю в багажник и едва не падаю в обморок – тело номер один исчезло.
Труп оказался не трупом? А окоченение? Плесень? Бледность, наконец? Нет, фармацевтика в наше время творит чудеса, но…
Так, вводим правило одна тысяча шестьсот двадцать шесть: проверять пульс у незнакомых жмуриков в багажнике. Примечание к правилу: если что, добивать.
Среди вещей я замечаю зеркальце и вспоминаю Темкина – он оставляет надписи на стеклах в ванной. Подсказка?
