Андрей Сергеевич Прокопьев
Sindy Rella
Сцена одиннадцатая. Король и мудрый советник
– Я был несправедлив к тебе, мой сын, и осознаю свою ошибку. Да, я не смел настаивать на скорой женитьбе, но и пойми ты меня… я должен рассматривать любые возможности, и признайся, это не самая высокая плата за наше с тобой благополучие!
Иногда королю казалось, что он ведёт диалог с самим собой, задавая вопрос и мысленно проговаривая ответ, так как Кристофер не спешил сетовать отцу. Молчание не мешало говорить далее, в надежде, что какой-то довод тронет молодого парня, и тот уступит, но этого не происходило. Принц упрямо заявил о нежелании подчиняться даже под угрозой снятия всех полномочий королевского наследия и ухода жизни из дворца, не переставал стоять на своём. На угрозы не отца, а короля отвечал тем, что тот давно уже закрыл его в темницу за измену, но осилит ли решение. На это правитель ответить ничего не мог.
– Как ты не хочешь понять, что, отказывая мне, выставляешь неповиновение указу короля, а ведь лорды не дремлют, а только и ждут повода уколоть меня.
– Пусть они мне скажут лично. А заодно поведают, что лично предприняли в той ситуации, что происходит.
– Их дело за малым, да и заставить придумать дельную мысль, это не каждому дано… но… беспрекословно выполняют любой приказ!
Кристофер смутился и зажмурил глаза. Больше всего он не любил общаться с королём, когда тот пренебрегал ролью отца. Стоя у открытого окна, что вело в цветущий сад, вдыхал сладковатый воздух полной грудью, чтобы успокоить свои мысли. Резко отвечать отцу не входило в его правило, держав с ним дистанцию в разговоре, обдумывал каждое слово, и чаще всего выигрывал споры с ним. Сейчас же всё иначе, так как тот не уступает ни на шаг, когда в другой раз быстро сдавался.
– Я не твоя прислуга, ни твой приспешник, что смотрит тебе в рот, ловит каждое слово. Я не выбирал такой участи, в отличие от них, так вот пускай они и женятся, сношаются, побираются, делаю хоть что-то, а не только дают советы…
– Но на то они и мои советники…
– Так где их дельные советы? Женить твоего сына на неизвестно ком, это и есть совет? Это их задумка? – принц начинал выходить из себя, не сдерживая эмоции в затяжном споре.
– Это полностью моя идея… – признался король, чем сильнее обескуражил наследника. Кажется, впервые тот не смог найти подходящих слов и вопросительно смотрел на отца, – Я пробовал повернуть ситуацию по-другому, но не смог. – продолжил король, опустив глаза. Смотреть на разгневанного сына было выше его сил. Более принц не мог привнести в беседу какой-либо пользы и резким шагом пошёл к выходу из зала советов. Уже дойдя до двери, отец окрикнул его.
– Я был не прав… да…, и я уважаю твоё решение. Я смотрю на тебя, как ты опечален, мрачен, и самому тоскливо так, что в такие моменты предпочёл потерять всё королевство со всеми прихвостнями, законами, обязанностями и долгом, и жить с тобой в небольшом домике, далеко отсюда. В месте, где много лесов и лугов, которые так любила твоя мать. Выпивать бокал другой вина и греться у разожжённого камина… Но я не могу. Не могу предать то, что делал мой отец, и его отец. Они стояли у истоков нашего дома, родной земли. Даже в самое сложное время находили выход, оставаясь при этом и правителями, и мужьями, и отцами. Я принимаю твой отказ, и более не стану просить тебя об этом. Ты сам выберешь ту, с которой захочешь связать судьбу.
Во дворце отец и сын соблюдали невидимую дистанцию, которая никак не могла свести их на совместный обед или ужин. Наследник категорически отказывался встречать и проводить беседы с правителем, чем огорчал последнего. Король часто вспоминал те моменты, когда совсем маленький Кристофер видел в нём своего защитника, правителя, отца, друга, непреклонного авторитета. Между ними никогда не возникало недопонимания, недомолвок, они всегда были близки. Особенно после ухода матери принца, правитель стал очень дорожить и оберегать сына, не без основания считая его единственным родным человеком. Но что же случилось, что юноша настолько отдалился, не подпуская и не позволяя отцу принимать участие в его жизни. Каждый, кто замечал переживания Его Величества по этому поводу, старались подбодрить его, подкидывая идеи, как можно задобрить сына, но каждая новая задумка была глупее предыдущей, король серчал всё больше, и видеть никого не желал.
– Ваше Величество, здесь нет вашей вины. Мальчик вырос, теперь у него свои взгляды и своя жизнь, и как бы Вы ни пытались привязать его ближе к себе, он в любом случае вырвется. И чем крепче будете держать, тем больнее будет отпускать. – пожилой советник спокойно рассуждал о жалобах правителя, ориентируясь на личный опыт. К преклонному возрасту воспитал четверых рослых сыновей, с которыми простился во время войны. Он, как никто другой знал, каково это – отпускать навсегда. Король прислушался к нему, смотрел жалобными глазами на помощника.
– Как я могу отпустить его, если он наследник короны, он мой приёмник, и если я отпущу его, что останется делать мне?
– Мой король, ну не буквально… дайте мальчику свободу, дайте ему познать жизнь! Он в том прекрасном возрасте, пора любви и романтики, необдуманных глупостей, о которых будет вспоминать с улыбкой, будучи в нашем возрасте!
– Влюбиться, говоришь? – правитель явно заинтриговала данная мысль, о которой он никак не мог дойти сам.
– Я лишь могу сетовать по личному опыту, но к тем годам, я уже давно не интересовался сражениями на игрушечных мечах.
– Почему же ты молчал ранее?! – Его Величество вскочил с трона, воодушевление озарило его голову, и он тут же выпалил: – Мы устроим бал! Мы созовём всех прекрасных дев, и мой мальчик выберет ту самую! Вот оно!!! – прокричал тот. Прислужник удивлённо смотрел, понимая, что не совсем то имел в виду, но то, что хандра короля улетучилась и идея бала ему пришлась по нраву, он был доволен собой.
В отличии от старшего поколения, Кристофер принял идею с проведением торжества с холодностью, считая, что нынешнее время меньше всего подходят для всенародного веселья. Отец же настоял на своём, объясняя, что именно по веселью люди соскучились, и ненадолго отвлекутся от проблем, которые проживают после войны. С этим наследник поспорить не мог. Он и не пытался отговаривать от проведения бала, но и энтузиазма в его посещении не выдавал. Король лишь просил его присутствия, и сын всё же сдался под натиском, более делая одолжение, чем передумав о плохой затее. Подготовка началась моментально. Указ Его Величества разлетелся по всему дворцу, а вскоре и по всему городу.
Сцена двенадцатая. Часовщик и встречные путники
Запряжённая повозка двинулась ближе к ночи. Выезжая из двора, сквозь лесную тропу, колесница быстро растворилась в темноте. До извозчика доносились отдалённые крики из соседних домов, но разобрать слов он не мог. Погрузившись во мглу и собственные мысли, часовщик всё дальше гнал тройку лошадей. Дорога успокаивала его, давала подумать о многом, развеяв голову, он всегда находил нужное решение. Воспоминания о неожиданном предложении короля по сей день лишали покоя. Как любящий отец, он никак не мог допустить подобного союза. Зная нрав дочери, понимал, из странной идеи не выйдет ничего хорошего, лишь пожизненная обида, которую он не сумеет загладить. Другая сторона разума твердила о выгоде, статусе, положении. Быть настолько приближённым к королевскому двору не мечтал никогда, честно говоря, и не стремился оказаться среди избранных, довольствуясь жизнью мастера по часам. Но глубинные мысли скребли стенки самолюбия, оставляя довольно глубокие следы. И как бы ни пытался запретить себе думать об этом, ничего не получалось. Стараясь отогнать будоражащие мысли, размышлял о делах насущных, лёгкое сомнение не отпускало и тревожило душу.
Упряжка лошадей везла в глубокую ночь, унося всё дальше от поместья. Свежий ветер пронзительно обдувал, холодными руками забираясь под свободную одежду. Дрожь пробирала по всему телу, отчего мистер Релла ёжился, сутулясь и вжимая шею в тёплый воротник. Затуманенная луна едва освещала дорогу, пробиваясь сквозь редкий лес. Топот копыт и скрип колёс разносился по округе, нарушая ночную гладь. Часовщик уверенно вёл повозку, бодро продержавшись всю ночь, и лишь когда заметил первые лучи рассвета, понял, как сильно устал и хочет спать. Дорога была незнакома, поэтому сбавил скорость, двигаясь не торопясь. Когда его ждало пристанище, он не знал, для чего в повозке оставалось место для сна. Из последних сил продолжал двигаться дальше. Лошади тоже устали и то и дело брыкались, и ржали. Решив всё же отдохнуть, привязал четвёрку к деревьям за поводья, а сам залез в набитую повозку, еле устроился набок и тут же провалился в сон.
Ночной туман, расстеливший в округе, с наступлением утра практически исчез, оставив после себя прохладу и свежий лесной воздух. Открыв глаза, мистер Релла не сразу вспомнил, что ночевать ему пришлось в тесной повозке, но признался, что кажущееся неудобство таковым не оказалось и дало хорошо выспаться. Растолкав хлам вокруг себя, начал выбираться наружу, и каково было его удивление, когда понял, что проспал достаточно долго. Солнце поднялось высоко, освещая путь, что вчера был не виден ему. Ухабистая колея убегала далеко за горизонт. Порывшись в повозке, мужчина нашёл среди вещей буханку, кувшин с терпким вином и тут же сделал несколько глубоких глотков, надкусил хлеб и принял решение сию же минуту двигаться дальше. Оглядевшись вокруг, не обнаружил привязанных к дереву лошадей.
Крепкие ветви не могли сломаться под их натиском, да и жеребцы не сбежали бы все сразу. Ни разорванных поводьев, ни следов от брыканий не было. Слоняясь поодаль, покричал, зазывая верных скакунов, но оказалось безрезультатно. Пытаясь найти логическое заключение, старался держать себя в руках и думать, что делать дальше. Но с каждой прошедшей минутой самообладание покидало его, и уже спустя час топтания на месте, поддался панике, стал раскидывать вещи из повозки, пытаясь найти то, чего и сам не знал. Личные инструменты, часовые механизмы, запасы еды и воды, всё было выброшено. Оставшись в полностью пустой повозке, присел на деревянный пол, его голова едва упиралась в потолок, практически не моргая просидел ещё какое-то время. Палящее солнце со всей силы било по крыше, отчего внутри сало невыносимо душно, что заставило мистера Релла выбраться наружу. Карманные часы показывали полдень. Капли пота стекали по лбу. Оказавшись на улице, чуть съёжился от лёгкого ветерка, что просквозил промокшую от пота спину. Новый пиджак, элегантная жилетка были сняты и брошены с остальными вещами. Часовщик решил возвращаться пешком налегке, захватив с собой только инструменты, кувшин с вином и карманные часы.
Хоть дорога была незнакома ему, он запомнил, как доехал до места остановки. И если за весь путь так отдалился от поместья, вернется не раньше, чем через несколько дней. Эта мысль и пугала его, и будоражила. Ещё ни разу с ним не приключалось подобного, и это испытание принял, как вызов, с которым неприметно справится. Подбадривал тем, что тройка лошадей была не самая маститая, и пропажа не так велика. Хоть Синди, безусловно, расстроится их потери, и, конечно, захочет найти их, сам он возвращать сбежавших скакунов не собирался.
Первая половина дня прошла довольна бодро, мужчина не переставал хвалить себя, считая, что такими темпами, он доберётся до дома гораздо раньше, чем думал изначально. Но после того как солнце направилось к закату, понял, как устал, шаги были уже не такие широкие, а ноги начали ныть от усталости. Не рассчитал он и с провизией, захватив с собой лишь кувшин вина, которое было практически на исходе. Охмелевшие мысли снова вернули его на встречу с королем, и снова начал корить себя за поспешный вывод, считая, что в случае положительного ответа, ни за что не оказался в подобной ситуации, а преспокойно наслаждался новым званием при дворе. Была бы счастлива дочь? Но ведь он даже не поинтересовался её мнением. Хоть в подкорке души прекрасно знал ответ. Как же поступают другие отцы? Ни каждому из них выпадает честь заключить союз с Его Величеством, довольствуясь в лучшем случае купцами и мелкими лордами, что ничего не значили, хоть и не бедствовали, похвастаться орденами и землями не могли. Не то, что часовщик стремился попасть в королевский совет, считая это наискучнейшей долей, и отходить от своих ремесла не стремился, но как бы мог подняться в цене, когда сам приближённый короля делает вам часы. Синди же, рано или поздно нужно выдавать замуж, и найти подходящего партнёра для свободолюбивой девушки задача не из лёгких. Все эти мысли наталкивали лишь на положительный ответ, и теперь мистер Релла ещё быстрее торопился домой, чтобы напроситься на повторную беседу с правителем, надеясь, что тот не поменял решение. От бесконечного разрыва на две стороны его отвлекли несколько фигур, приближающихся к нему, громогласно обсуждая что-то. Уже когда, они подошли друг к другу достаточно близко, путник сумел разглядеть в них королевских гвардейцев, и безумно обрадовался своей удаче. Решив это знаком свыше, ускорил шаг, направившись в их сторону. Когда же расстояние между ними сократилась до того, что он мог разглядеть лица, один из них натянул тетиву лука и пустил стрелу в его. Резкая боль пронзила живот. Яростный крик порывался из нутра, но он не смог произнести ни звука. Удар следующей стрелы заглушил боль от первой, что попала в плечо, а третья прекратила всю боль.
Сцена тринадцатая. Сирота и злая мачеха
Дурные вести распространяются куда быстрее, нежели от них ожидаешь, и уже в следующий вечер Синди Релла встретила на пороге дома королевских гвардейцев, доложивших ей о том, как разбойники напали на повозку часовщика, разграбили подчистую, не оставив и одежды, лишили жизни, видимо, когда не захотел расставаться с последним, передали девушке отцовские часы. Слова благодарности прозвучали сухим, едва слышным голосом. Закрыв за уходящими стражниками дверь, она села на колени у самого порога и глубоко разрыдалась, сжимая в ладони отцовский подарок.
В отличие от падчерицы, леди Маргарет стойко перенесла весть о ранге вдовы богатого помещика. Ни одна мышца лица не дрогнула, когда скорбящая сирота оповестила мачеху о случившемся. Она чуть приобняла девочку, погладила по голове, лаская растрёпанные волосы.
– Знаю, милая, как тебе нелегко, и любые слова не смогут утешить тяжёлое сердце. Щемящую душу излечит лишь текущее время, и ты не успеешь оглянуться, как всё пройдёт. – девушка ничего не ответила, робко вытирая глаза. Кажется, впервые общение падчерицы и мачехи перешло формальность и обзавелось живым ключом. – Я много теряла. И самых близких, родных и не очень. Каждый раз, когда они уходили, я была готова уйти вместе с ними, рыдала, разрывая сердце в клочья, но ничего изменить не в силах. Только потом, я стала принимать смерть как данность. Я знаю, что ничего не могу с этим поделать и смирилась. И тебе советую.
Синди молчала. Много слов вертелось на языке, от понимающих до самых злобных, но выплескивать их она не стала. Хлюпая носом и утирая слезы рукавом платья, она по-новому взглянула на мачеху. Если раньше она казалась обычной меркантильной дамой, что охмурила её отца из-за денег, сейчас же перед ней холодная, расчётливая женщина. Новость о смерти супруга не позволила даже испортить настроение, а голос остался таким же спокойным, леденящим. Падчерица отходила от неё всё дальше, делая шаги назад и лишь скрывшись от неё, мигом побежала в комнату, где, упав на кровать, разрыдалась ещё пуще. Вдова же грациозно села на мягкую софу и приказала прислуге накрывать ужин, язвительно уточнив, что отныне во главе стола будет её место. Чуть позже рядом присоединились дочери, одетые в чёрное, с украшениями, что дарил им мистер Релла. Падчерица к ужину так и не вышла, поэтому мачеха приказала оставить остатки у порога комнаты.
Не прошло и недели после трагедии, как мастерская часовщика опустела от преизбыточного хлама. Изготовленные механизмы быстро раскупили ближайшие соседи и жители городка, что глубоко скорбели по достопочтенному мужчине. Одни из экземпляров карманных часов приобрёл советник короля, по его словам, брал он их как раз для Его Величества, так как тот очень дорожил знакомством с усопшим. Вдова любезно выслушала посланника и увеличила сумму подарка вдвое, тот противится не стал, и выложил необходимое количество золотых монет. Опустевшую комнату она заняла сама, обустроив в ней место для отдыха, и строго-настрого запретила обитателям дома даже ступать за порог. Синди была готова возмутиться решению мачехи, но спустила свой гнев, не желая встречаться с ней вовсе. Всё больше времени она проводила во дворе, в окружении скота и старого пса, с которыми было намного приятнее, чем внутри дома.
Маргарет и дочери быстро сняли с себя вдовьи наряды, обосновывая тем, что цвет никак не повлияет на память бывшего хозяина поместья, но с каждым днём вещей, что напоминали о нём, было всё меньше. После мастерской занялась переделкой комнаты бывшего мужа, полностью освободив от его вещей. Вскоре опустевшие покои были заполнены гардеробом новой хозяйки, а бывшую комнату заняла младшая дочь, что не особо желала расставаться с сестрой, но указу матери противиться не стала. Старшая же едва не закатила скандал, узнав, что сестре достаётся комната намного больше и богаче, но и здесь женщина взяла в свои руки, убедив обиженную дочь, что скоро и она получит лучшие условия для жизни. Первые ночи девушки всё же не могли наговориться, перед тем, как разойтись по отдельным покоям, и то и дело заглядывали друг к другу. Впервые за 17 лет они стали жить отдельно, и осознания отдалённости и одиночества постепенно настигало обеих. Младшая сестра высказала обеспокоенность матери, но та посчитала жалобы вздором, ведь не собираются же они жить вместе до конца своих дней. Наступит день, когда обе выйдут замуж за достойных господ, разъедутся в разные стороны, и их общение сведётся лишь к письмам, и это в лучшем случае.
Синди терпеливо и тихо относилась к грядущим переменам, искренне считая, что никакие вещи не смогут сильнее любить родителей и не забывать о них. Но с каждым изменением лёгкое спокойствие было сохранять всё сложнее. Заложенные моменты из детства исчезали на глазах, а новое убранство казалось чуждым и неуютным. Некоторые вещи, девочка забирала в свою комнату, чтобы их не нашла мачеха. Так, в тайнике под половой доской хранились часы отца и шкатулка матери. В то утро падчерица проснулась раньше всех, и тут же направилась во двор. Чёрная повязка туго держала пшеничные локоны, ещё недавно насыщенное траурное платье пеленой облегало тело, сейчас потускнело и обвисло. Ботинки были разношены и удобно сидели на ноге. Девушка любила просыпаться вперёд всех, наслаждаясь отсутствием остальных жильцов. Тогда весь дом принадлежал ей, без каких-либо нареканий. Выйдя из комнаты, бодро прошагала по длинному коридору, выходящему на парадную лестницу, что вела в гостиную. Уже перед порогом, она чуть обернулась и оторопела. Привычный вид остался практически неизменным, за исключением портрета матери. Картина, что долгие годы возглавляла комнату пропала, оставив блёклое пятно на стене. Сделав сухой глоток, юная хозяйка сжала руки в кулак. Гнев и недоумение забурлили внутри. Решительным шагом она развернулась и мигом поднялась по лестнице наверх. Цокот каблучков раздавался по всему дому, а громкий стук в дверь комнаты мачехи слышали уже те, кто проснулся от шума. Маргарет невозмутимо зевнула и пригласила падчерицу войти в покои. Женщина привстала с кровати, надевая шелковистый халат, повертелась у зеркала, расчёсывая волосы, а после неспешно стала собирать их в свободный узел. Сводная родственница следила за каждым её действием, и чем дольше та приводила себя в порядок, тем сильнее внутренняя обида и злость закипали в ней.
– Милая, присядь, не стой столбенеем, – обратилась к ней леди, не отрываясь от своего отражения в зеркале, – как считаешь, какое украшение сегодня мне подойдёт лучше? – проговорив это, пальцы ловко открыли резную шкатулку, и она достала два комплекта украшений, что раньше принадлежали покойной матери девушки. Увидев их, Синди не смогла сдержать слёз.
– Зачем вы так? – тихий голос был едва слышен, и хозяйка комнаты решила проигнорировать прямой вопрос.
– Зачем вы так со мной? – голос стал отчётливо уловим, но всё также оставался без ответа.
– За что??? Что я вам сделала, что получаю такое отношение? – вырвавшейся крик разнёсся по всей комнате, и только на него мачеха обратила внимание, чуть улыбнувшись ей.
– Право слово, не понимаю высокую степень твоего возмущения?! – она говорила мягко и без эмоционально, все так же, не отрываясь от зеркала, – Поверь, все перемены к лучшему, и не стоит принимать меня за врага, это ведь совсем не так!
Девушка не могла вымолвить больше ни слова, а лишь всхлипывала, стоя на пороге комнаты. Тело охватила дрожь, а сердце бешено колотилось внутри. Поток слов вертелся в голове, но ничего из них не могло выразить ту боль, что она испытывала, глядя на ненавистную мачеху. Когда же их взгляды встретились, заплаканная Синди отвела глаза и, развернулась и ушла. Маргарет лишь хмыкнула и начала выбирать наряд для позднего завтрака. Мисс Релла убежала в свою комнату, расплакавшись ещё больше от бессилия и сострадания к себе, отчего на душе становилось более мерзко. Никогда она не ощущала подобного отвращения как к кому-то, так к себе. Завтрак вдовы тоже пошёл не по плану, а всё из-за нагрянувших новостей от королевского лакея.
