Андрей Рафаилович Мельников
Аллитерация лиц
Выбор (У. Шекспиру)
на выбор предложила хлопцу
судьба-злодейка
в датском королевстве
все лишь пару опций,
они друг друга исключают –
точно луна и солнце,
словно полет свободный
и клетка раболепства…
и выбрал бы, но все ли
от него зависит…
вернее так –
зависит ли вообще хоть что-то,
вот почему он ходит невеселый,
куда, какой бы ни печатал шаг,
кровь проступает
вместо капель
пота…
12.10.17
Так неожиданно свежа! (Г.Р. Державину)
красуется Державина усадьба
на берегу Фонтанки –
роскошный храм искусства на века,
архангел Гавриил,
как видно, сохранил величия эпохи
великие останки,
их продолжает,
как и прежде омывать времен река…
титан поэзии так вдохновенно черпал
ассоциации, метафоры, слова
из этих нарисованных
бездонных
вод,
его могучего таланта
плод –
и гениальный «Водопад»,
которому века
не нанесли
ущерба,
и россыпь благородных
од,
их чистота особенно сейчас
так неожиданно
свежа!
12.10.17
Вот ведь незадача (И.Н. Потапенко)
увековечен в образе Тригорина,
хоть и превратно –
и в этом твоя главная удача –
иначе кто бы вспомнил
о тебе…
бестселлеры и популярность –
коварные награды –
давно уж потускнели,
и больше ничего не значат…
зато сверкает
словно чайка в синеве
твой ореол писаки, ретрограда,
пошляка,
который, находясь в гостях
на даче,
бездумно соблазнил
наивную актрису,
хотя она сама
взалкала славы
и отбросила кулисы,
а Чеховская пьеса – вот ведь
незадача,
от правды жизни
страшно далека…
12.10.17
Уверен в своей силе! (Г.А. Потемкину)
осенний бред усугубляется дождями,
они с извилинами входят
в резонанс,
пытаются их распрямить
своими каплями-когтями,
промыть мозги, стереть границу
между днями и ночами,
начать урок истории с азов –
как в первый раз…
об иудеях в древнем Вифлееме,
перескочив в Азов – рассадник янычар,
о том, какие по ночам в Крыму потемки,
недаром именно туда рванул
Потемкин,
освободил-таки Тавриду
от лишних – басурманских чар,
но что им двигало – любовь или идеи?
Но отчего же сразу «или – или»,
бывает – все срастается в одном
могучем и стремительном потоке,
когда решается судьба эпохи,
когда сомнения – вверх дном,
когда, словно осенний дождь,
уверен точно в своей
силе!
14.10.17
Река времен (Фридриху Штрассу)
не поддаются точному подсчету
удары сердца,
раз, два – и с ритма сбилось,
а сколько их уже
за скобками осталось…
коварно, тихой сапой
копится усталость,
как дальше жить, скажи на милость,
когда от времени
никак не отвертеться…
струятся с неба реки,
то сходятся, то резко
меняют будто ножны берега,
и оставляют шрамы на века
кровоточащих исторических
отрезков,
подобно эху – мелкой дробью
по карте барабанят
вехи…
20.10.17
Тень познания (Адаму и Еве)
и свет просачивался
робко
сквозь дебри спутанных
ветвей,
по капельке, и если делал
остановку,
то только для того,
чтоб стать еще
светлей,
и вот пробился, покорил
все лабиринты,
и что же он увидел
на земле…
стоят Адам и Ева,
ее внимание приковано
к Змее,
а вот и яблоко в руке,
и тень познания
уже ложится
на ланиты…
20.10.17
Все гораздо проще (Плинию старшему)
припорошены листья инеем,
будто с неба пыльца
снизошла,
серебрится волнистая линия
под ногами у грустного Плиния,
неужели опять зима?
У естественной, вроде, истории
так искусственны резюме,
голоса из минувшего вторили –
что поделаешь – аллегории –
буква красная – лист в огне…
в стычке пали легионеры,
как гербарий замкнулись в себе,
казалось бы – окончена игра,
но схватка между небом и землей
за скобками сознания осталась –
и не подвластна визуальному
контексту…
зато – как много пищи для ума –
стоят обветренные рощи,
а, может, все гораздо проще…
и сразу вспоминается Везувий,
накрывший лавой с пеплом
Стабии, Помпеи, Геркуланум…
23.10.17
Воедино (Андрею Белому)
клубится в танце,
рвется вверх,
в узлы завязывая Лету –
налету, на память…
симфония на грани джаза,
и темп ее уже не сбавить…
парение достигло тех высот,
где не хватает воздуха,
в глазах темнеет
от ослепительного блеска
открывшихся бездонных сот,
в которых тонет тяжкий воз
мятущегося духа,
как жаль, что не хватает
всего-то невесомого довеска,
чтобы сложилась полностью
мозаика времен,
чтобы разрозненные звуки
талантом удалось бы сплавить
воедино…
30.10.17
Заратустра (Ф. Ницше)
предательство –
как отречение реки
от берегов, от своего родного
русла,
когда бросаешь камень,
и расходятся круги,
то кажется – заговорил
сам Заратустра,
равнины оказались под волнами,
и торжествует над обманутой
землей
вода, размывшая границы…
вдруг устанет,
отяжелеет, остановится
и перестанет быть
собой –
вместо глубин – какие-то
овражки,
вместо потока – заболоченная
тишь,
обратно в русло? – Стыдно,
страшно,
а новые вершины –
уже не поглотишь…
31.10.17
Искушение Мерлина (Э. Берн-Джонсу)
готические струи льются из земли,
вот-вот подъемлют ветер
на подвиги полета,
сплетая вихри
в упругие, словно дыханье, косы
ветвей, пронизанных лучами
сверху вниз…
огни
магическим подобны
каплям пота,
по лбу стекают,
извиваясь как вопросы…
и верит и не верит
завороженный Мерлин,
его смущает утонувшее
в тиши
последнее – такое искусительное
слово,
Наяда ждет…
змеиным взглядом сверлит –
заклятья тина, что ж ты медлишь,
поспеши…
еще чуть-чуть…
но Мерлин – словно в сталь
закован!
01.11.17
Бронзовые корни (Ф.М. Достоевскому)
скульптура вяза высится –
горда
своею мощью неземной –
она уже успела с небом
породниться…
увязла в облаках,
объята беспокойными
ветрами,
на бронзу патина легла
и дышит, дышит
мхами,
а ветви – символы добра
и братства
распахнуты, готовые обнять,
им не знакомы подозрение
и страх,
они покрыты бронзовой
листвой,
и бронзовые гнезда
свили бронзовые птицы,
им хорошо известно,
что под землей у вяза
бронзовые
корни…
05.11.17
Национальный натюрморт (К.С. Петрову-Водкину)
прозрачный холст окна,
распятый перекрестьем рамы,
хранит в себе… не быт –
детали бытия,
вот контур книжной полки,
вот корешки мумифицированных
знаний,
вот ребра воздуха,
за ними бьется глубина,
в которой смутно проступает
стол,
на нем стакан, соленый огурец
и прочий микрокосмос –
классический национальный
натюрморт…
07.11.17
В. Окладскому (Ф. Бурдину)
заблудилась во времени
слава,
не поспела, как водится,
в срок
на свидание… сколько ж
поэтов
на себе испытали
это…
кто-то скажет – традиция,
рок,
а слова – лишь остывшая
лава…
с изверженьем души –
все иначе –
продолжает жить между
строк –
пусть уста и закрыла
печать –
все равно и смеется,
и плачет…
не любил ты высокий
слог…
разреши хоть с тобой
помолчать…
08.11.17
На Запад и Восток (Петру I)
разверзлись северные
хляби,
но поздно – конь уже
в прыжке,
и всадник, вглядываясь
в дали,
полетом – как мостом
грозит реке,
вот заарканил – город
навязал
Неве,
воздвиг Европу на болоте,
гранитом омут
придавив,
предпочитая силу духа
плоти,
равнине русской – вздыбленный
залив,
и превратился город
в призрак,
в миф,
на Запад и Восток
судьбу России раз-
делив…
10.11.17
Как этим воздухом дышать? (П. Жукову)
пропитан петербургский воздух
кровью,
но не обычной красной,
как у заурядных
городов –
с зеленовато-голубым отливом,
прозрачной, призрачной
морской волны,
она тут служит изголовьем,
в нее уходят корни
слов,
на ней воздвигнуты дворцы,
она – основа всех
основ,
вобравшая в себя дыхание
художников, поэтов
за сотни лет,
с Державиным и Достоевским
поддерживая до сих пор
достойную их гения
животрепещущую
связь,
а ритм пульса Медный всадник
всегда, естественно,
готов
задать дробящимся
о своды неба эхом
оглушительных
побед…
как этим воздухом дышать?
Особенно,
когда он в ночи белые,
внезапно превратясь,
так слепит,
что врата небес,
распахнутые настежь,
даруют невесомости
невидимую
вязь…
10.11.17
Не верю (К.С. Станиславскому)
не верю в Станиславского систему –
искусственна до мозга
погребенных в плоть костей,
ни запаха, ни вкуса –
теория подобно нафталину
властвует над ней – боится моли
такой естественной живой
мольбы…
представить этого, конечно, не могли
великие античные герои,
они играли свои роли
на исторической арене,
их рассмешила бы
такая мелочность актерской
школы,
когда вживание в кого-то –
на уровне измены
самому себе,
когда наружу рвутся вены,
а надо помнить какие-то законы
насквозь условные
и унизительные
для рвущейся к Олимпу
страждущей души…
10.11.17
Пламень адский (Ф.К. Сологубу)
велик роман о Мелком бесе
самокритичностью своей,
Тетерников (наш Федор Сологуб)
не пожалел ядреного замеса,
отвесил щедрый искренний
поклон
потусторонним силам,
его душа клеймо носила
небытия –
была взята в полон
со всеми потрохами,
порхала Муза, вопия
с остро отточенной
косой…
не Передонов мессу правил,
а Назадский –
из-за угла нашептывал,
глаголами буравил,
и вкладывал в уста поэта
пламень адский,
роковой…
11.11.17
С ума сошел (О. Робеспьеру)
причина озверения не только в том,
что гуманизму не были научены сердца,
даже не в том, что захотелось лучшей жизни,
скорее – от того, что было нечего терять,
что – так и так тонули, оказавшись за бортом,
а тут как раз и повод – революция сама
девятым валом подтолкнула к тризне,
забросила на палубу, а в трюмах есть, что взять –
добра немерено, соблазн забрать его велик,
а роль утопленника слишком хорошо знакома,
какой тут риск – ведь хуже быть не может,
чем пузыри пускать среди студеных волн,
сокровищ блеск любой иконы затмевает лик,
пошло-поехало – ну как тут избежишь погрома…
и совесть (кстати, что это?) совсем не гложет,
тем более, когда весь мир с ума сошел…
11.11.17
Обречен (И.А. Бродскому)
Васильевский…
это тот остров,
который был обманут
Бродским –
ему же хуже,
не острову, конечно,
а слово-блудному поэту,
не знаю,
вспоминал ли он
об обещании там умереть,
но совершенно точно –
остров
даже и не ведал
о его торжественном обете,
уверен,
он не помнит и того,
что я на его линии
родился…
и это абсолютно справедливо –
родятся, умирают люди,
а он на веки вечные
краеугольным камнем
оставаться в мире
обречен…
13.11.17
Выстрел (В.В. Маяковскому)
не стоило,
ей Богу, проверять,
в чем больше
истинной поэзии –
в раскатах оглушительных,
как гром… кайла
в каменоломне,
виршах
или в бездонном эхе
тишины
пролета лестницы
после того, как грянет
выстрел…
14.11.17
Пуст (М. Прусту)
укрывшись мутной пеленою
ни в чем, вообще-то
неповинного,
не ведающего ничего
даже о себе самом
потерянного
времени,
пытался выудить
из омута сомнений
крупицу истины
отчаявшийся
Пруст,
ему казалась заводь слов
бездонной –
вот-вот сверкнет
спасительная искорка
в потоке ускользающих
мгновений,
в глубинах подсознания –
на уровне двойного
дна…
но оказалось,
что этот водоем, увы,
не только эфемерен,
но и пуст…
14.11.17
Расплата (А. Байет, «Обладать»)
перевернешь страницу –
пыль
восстанет из небытия,
туманом серым заклубится,
словно пытаясь защитить
от любопытных глаз
запечатленные
в разверстых пашнях строк
секреты…
как получилось,
что давным-давно
созревший урожай никем
не собран…
при этом сохранившись
в первозданном виде…
словно упрямством и терпением
был огражден от порчи…
так вот
чем озабочена
воинственная вековая пыль –
боится, как бы кто-нибудь
не сглазил…
не доверяет нынешним аграриям
эмоции и умозаключения
глубокой старины…
не хочет, чтобы сокровенные
колосья
перемолол бездушный элеватор…
напрасны опасения – готов вручную
собрать по зернышку
роскошный
урожай
сомнений, дерзких вызовов,
предчувствий и таинственных
итогов,
которым нет цены,
которые, скорее, сами
символизируют
расплату…
15.11.17
Во прах (Р. Штейнеру)
насколько может быть
порочна
блестящей оболочки
благодать…
атласная рубиновая
гладь
красивой ягоды
оскал скрывает под собою
волчий –
отравой дышит мякоть
на губах,
коварный яд
пытается предстать
прохладным
соком,
и стилем огненно-
высоким
заворожить дыханье жизни,
направить вспять –
во мглу,
во прах…
16.11.17
Очень скоро (Юлию Цезарю)
сопротивление…
ну, как же без него,
когда на скорости
пытаешься опередить
безжалостную поступь тлена,
и воздух, и вода
приобретают жесткость, выступая
в роли плена,
перед глазами – тоннами
финифть
переливается,
ее немеркнущих узоров череда –
словно загон чудесной
клетки,
куда ни дернешься – везде
живой заслон,
только земля согласна выступить
опорой,
принять в коллекцию
следы как слепки
мучительных сомнений…
вот и Рубикон,
за ним все прояснится
очень скоро!
16.11.17
Животный магнетизм (Примату)
в режиме потакания
инстинктам –
блуждающим в потемках плоти,
токам,
изображающих животный
магнетизм,
сознание искрит,
поскрипывая, спотыкаясь
о всполохи коротких
замыканий,
то, озаряя джунгли жарким светом,
то, погружая их в холодный
мрак…
противоречия
между материей тяжелой,
грубой
и хрупким, словно призрак,
идеалом
непреодолимы –
к такому выводу пришел
философ –
сидящий в кресле,
умудренный опытом,
Примат…
18.11.17
Кромешные законы (Плутарху)
вздохнул Плутарх
при описании пути
очередного гения интриг,
раба неукротимой власти,
еще мгновение – его перо украсит
набегом букв
невинный лист бумаги…
в этот миг
развенчанный тиран поймет,
что не уйти
от неминуемой расплаты –
потомки скажут «Ах!»,
и ужаснутся, проклянут,
запомнят,
через века, тысячелетия
позором
будут окрашены его деяния и имя,
и кто тогда всерьез воспримет
подобострастные попытки
хора
сообщников
сладкоголосо обелить
его кромешные
законы…
21.11.17
Нетленный уголек (Дидоне и Энею)
кольнет легонько, как намек,
и затаится в ожидании ответа
Терпсихора,
она решила обменять раскаты
оглушительного
хора,
на терпкий голос
одинокого
поэта,
и пригласить его
на белый танец еле слышно
между строк…
дыхание наитий, скольжение теней –
ее излюбленный конек,
а черное по белому –
удел кордебалета,
канкана букв – уж слишком очевидно
это,
ей подавай движения души,
любви в глазах
нетленный уголек…
пример подобной грации –
Дидона и Эней…
23.11.17
Эти лица (Музе)
полунамеками,
но неуклонно, методично
из года в год
одно и то же – снова, снова,
как будто в этом кроется основа
и обучения, и воспитания любого
за счет ритмичности повтора
и тишина готова
показаться мелодичной,
но эти ноты монотонны,
их накопилось тонны, тонны,
давление небес уже
невыносимо,
еще чуть-чуть –
захочется сквозь землю
провалиться,
удерживают только эти лица,
они готовы своим светом
поделиться,
чтобы твое дыхание
как прежде стало
зримым…
25.11.17
Где ты (Е. Мельниковой)
в масштабе кроется одна
загвоздка –
что предпочесть – гигантомании
соблазны
или изящную миниатюру
подкованной блохи,
не выберешь – дела твои
плохи,
и как бы ни были разнообразны,
любая точка зрения
будет подобна капле
воска,
упавшей с догорающей свечи,
в ее твердеющем тумане
воедино слиты
и даль бескрайняя, и близость
на расстоянии руки…
насколько выводы верны
и глубоки,
насколько добросовестно
сетчатки сито,
чтобы узнать, где миг,
где вечность,
и где ты…
26.11.17
Перышко (Фелиции)
приятно глазу,
ласково на ощупь,
при всех своих заботах
на судьбу не ропщет,
хотя изящная певучесть силуэта
и выдает высокий род,
полет гармонии –
секрета не бывает проще,
чем перышко – в руке согрето…
как жаль,
что абсолютно бесполезно
сокровище нечаянное это
в хозяйстве или в жизни
праздной,
но тихая доверчивость его
так лестна,
таким оно окутано
небесным светом,
ему, похоже, смысл жизни ведом,
но главное – оно воистину
прекрасно!
01.12.17
Сияние (В.Д. Дудинцеву)
стервятники наматывали петли,
сканируя безрадостный рельеф
циничным глазом, и на землю
падали
тяжелой тенью – чуть помедлив,
лишь убедившись,
что ни тигр, ни голодный лев
не претендуют на лакомую тушу падали…
а с наглыми наскоками гиен
управиться пусть нелегко, но проще,
при виде крыл у них случается
затмение,
и мощный клюв – совсем не их клиент,
они трусливы, малодушны, тощи,
но жадность заставляет возвращаться,
тем не менее,
когда их много, возможен компромисс –
клыками выгрызают паритет
в пределах зоны смрадного влияния –
гиены брюхо рвут, кровавую глотая слизь,
стервятники согласны на хребет,
потом меняются…
а кости – словно белые одежды
уже охвачены, вознесены
сиянием…
02.12.17
«Пинта» (Х. Колумбу)
отточенной иглой бушприт
готов пронзить навылет
происки муссона,
вот только штилю эта тактика
знакома –
не лезет на рожон,
предпочитает, чтобы слоем пыли
покрылась палуба,
пока покоем околдованный корабль
спит…
парализованы словно гипнозом паруса,
не дрогнут лесенкой натянутые
ванты,
и флаг под собственною тяжестью
поник,
пучины, воздух, чайки, мели
в прозрачном сне ос-тек-ле-нели,
и в вечность превратился
миг,
седая пена обрела черты
застывшей ваты…
в бутылке «Пинта» спрятана от ветра,
но без него затея с экспедицией
пуста…
06.12.17
Белый круг (К.С. Малевичу)
какой титан
так опрометчиво вдохнул
колючей искрой жизнь в белила…
а если там взыграет гул
и глубина нальется силой,
накроет землю словно холст
решительно, нахрапом – без грунтовки
одним мазком стремительным
и ловким,
и как дракон, глотающий свой хвост,
завертится, сугробы вспенивая
до небес,
потопом ослепительного блеска,
под этой шапкой-невидимкой
уже не разберешь, какой имеют вес
гранитные проспекты,
тени перелеска,
и все вокруг охватит дрожь,
когда очертит серебристый плуг
наивные сверкающие нивы
бездонных тлеющих снегов,
когда, вобрав в себя
весь спектр, всю палитру мира,
замкнется этот белый
круг…
07.12.17
