Андрей Пржездомский
За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году
В дверях появился человек в темном костюме с ослепительно белым галстуком. К нему тут же устремился метрдотель. «Не он ли?» – подумал Кузин, но тут же понял, что нет, так как незнакомец, бросив какую-то фразу метрдотелю, устремился в противоположенную от Олега сторону зала. «Что-то он задерживается». – Кузин посмотрел на часы, которые показывали уже десять минут четвертого. И тут в дверях появился «он». Кузин понял это сразу, как только человек вошел в зал. Он окинул помещение быстрым взглядом и, заметив Олега, устремился к его столику.
Это был мужчина лет пятидесяти, с легкой проседью в волосах, с грубым, если не сказать простецким, лицом. Под пиджаком вместо привычной рубашки у него была надета водолазка бардового цвета. В руках он держал кожаную визитку.
– Олег Юрьевич? Здравствуйте! – проговорил незнакомец, слегка поклонившись.
Кузин только кивнул в ответ.
– Извините, не рассчитал время.
– Ничего. Я заказал шурпу, но ее пока не принесли.
– Хорошо.
– Водку будете? Я заказал графинчик.
– Нет, Олег Юрьевич. Я не пью.
– Что, совсем?
– Совсем.
– И даже пиво?
– И даже пиво.
Кузин пожал плечами, всем своим видом показывая, что не понимает людей, которые абсолютно ничего не пьют.
– Меня зовут Анатолий Алексеевич. – Человек протянул руку. Кузин пожал ее.
Официант, будто дожидаясь прихода гостя, поставил на стол большой керамический горшок с шурпой, тарелку с лепешками и графинчик водки.
– Дорогой, – обратился Анатолий Алексеевич к официанту, – принеси-ка нам еще каурму. И побольше зелени. – Повернувшись к Кузину, спросил: – Будете?
– А я и не знаю, что это такое, – смущенно ответил Кузин.
– Это жаркое из баранины с картофелем. Все тушеное, с луком и зеленью…
– Давайте. Попробуем.
Кузин налил себе водки из графинчика, еще раз осведомился у соседа по столу, будет ли он пить, и, получив отрицательный ответ, одним махом опрокинул рюмку. Оба принялись за шурпу.
– Олег Юрьевич, я – человек дела и хочу сразу перейти к вашему вопросу.
– Нашему, – поправил Кузин.
– Хорошо, нашему вопросу. Так вот. Я понял, что вы хотите поступить на работу в нашу фирму. Я думаю, ваше намерение вполне своевременно. Скоро чекисты и милиционеры будут стоять в очереди, чтобы попасть к нам на работу…
– Ну уж это вы преувеличиваете! Стоять в очереди!
– Ничуть! Только на прошлой неделе мы взяли в нашу службу безопасности одного подполковника. Он совсем недавно уволился, кажется из московского управления… Он сказал, что чекистом теперь быть позорно и он не хочет иметь ничего общего с КГБ. Его мнение разделяют некоторые его друзья. А вы тоже так считаете?
– Я… – Кузин замялся. – Я считаю, что Комитет в том виде, какой он есть, изжил себя. Перестройка требует, чтобы мы…
– Да, бросьте, Кузин! Вы не на политзанятиях! Кагэбэшникам скоро каюк! Вы видите, к чему идет дело? Поверьте мне, «свежий ветер перемен» не сегодня завтра снесет прогнивший большевистский режим, а с ним и вашу партию, и ваш КГБ. Разуйте глаза: в Европе уже победила демократия, и только в Москве коммунисты пока у власти…
Кузин испуганно, с расширенными от страха глазами, смотрел на собеседника, который говорил страшные, крамольные слова. И это не важно, что сам он думал точно так же. Говорить обо всем этом вслух, а для него, сотрудника Комитета госбезопасности, даже слушать это, по мнению Олега, было небезопасно.
– А-а… вы не допускаете… – Заикаясь, Кузин обвел глазами полупустой ресторанный зал. – Вы не думаете, что нас могут…
– Что? – Анатолий Алексеевич осклабился. – Могут подслушать? Боитесь?
– Но… Лучше об этом… не… не говорить здесь! – пролепетал не на шутку испуганный Кузин.
– Да не трусьте, Кузин! Вашим чекистам сейчас не до вас! Каждый думает, как бы получше устроиться! Да и заработать сейчас можно, не особенно утруждая себя!
Завидев официанта, который нес на подносе блюдо с каурмой, Анатолий Алексеевич замолчал. Они молча наблюдали, как официант водрузил на стол блюдо с дымящимся мясом, тарелку с яркой зеленью, маленькую вазочку с красным соусом.
– Что-нибудь еще? – спросил официант с готовностью, переводя взгляд с одного посетителя на другого, как бы пытаясь определить, кто из них будет расплачиваться за обед.
– Нет, ничего не надо. – Анатолий Алексеевич сделал отрицательный жест рукой, затем, немного помедлив, сказал: – Принесите, пожалуй, боржоми.
Официант кивнул головой и удалился.
– Так вот, Кузин. Олег Юрьевич. Не я, а вы захотели встретиться со мной. Поэтому предлагаю ближе к телу. – Он ехидно улыбнулся. – Только не надо мне рассказывать про вашу преданность Родине. Мы все ее любим. Но разною любовью!
– Да, Анатолий Алексеевич, я готов. Вам, наверное, говорили, что я…
– Я знаю про вас все или почти все! Давайте по делу!
– Я решил уволиться из КГБ и устроиться на работу в вашу фирму. Мне рассказали, что вы занимаетесь очень перспективным бартером – продажей за границу неликвидов и закупкой разных товаров… И платят у вас хорошо.
– Заработки у нас действительно неплохие, а для человека предприимчивого даже очень хорошие. Вы предприимчивый человек?
– Не знаю, но думаю, что да. Мне всегда было тесно в рамках системы…
– Тесно? Ну так вы сами выбирали себе работу!
– Да, сам. Но что, было бы лучше, если бы я работал бригадиром на каком-нибудь полуразвалившемся заводе или инженером в каком-нибудь занюханном НИИ?
– А вы уверены, что можете нам быть полезны? Интересно – чем?
– Я юрист, закончил Высшую школу КГБ, знаю оперативную работу, много занимался научной работой…
– А нам на кой это?
– Что «на кой»? – не понял Кузин.
– На кой нам ваша научная работа?
– Ну как… – Кузин озадаченно посмотрел на собеседника. – Я могу анализировать, готовить материалы…
– Да не надо нам это! – перебил его Анатолий Алексеевич. – Не нужны нам ни научные отчеты, ни ваша оперативная работа! У нас есть своя служба анализа конъюнктуры, есть свой отдел безопасности, в котором, кстати, работают ваши бывшие коллеги.
– Так что же тогда… А мне сказали, что со мной готовы встретиться!
– Правильно сказали. Только теперь послушайте меня. – И заметив, что Кузин занервничал, Анатолий Алексеевич строго сказал: – Да не смотрите так испуганно по сторонам, а то мы действительно привлечем чье-нибудь внимание и нас могут застукать!
Олег, делая над собой усилие, сосредоточил свой взгляд на человеке, сидящем напротив. Однако по выражению его лица было видно, что он не успокоился.
– Так вот, Олег Юрьевич, вы представляете для нас интерес только как действующий сотрудник и абсолютно не интересны как служащий нашей фирмы. Мы занимаемся поставками за границу оборудования бывших оборонных предприятий, возможно, скоро начнем поставки военной техники и вооружения…
– Как «АНТ»?[44]
– Нет, гораздо умнее. И в этом вы должны нам помочь.
– Я?
– Да, вы, Олег Юрьевич, вы.
– Каким же это образом?
– Я не скажу, что это очень просто, но вы с вашими связями в КГБ вполне могли бы снабжать нас необходимой информацией. Ведь вам же предлагают после защиты диссертации перейти в шестое управление!
– Да, а откуда вы это знаете? Я даже жене еще не говорил.
Анатолий Алексеевич усмехнулся:
– Вы недооцениваете наши возможности. Мы знаем не только то, что вам предложили перейти на работу в шестое управление, но и в какой конкретно отдел. Знаем даже, кто вел с вами беседу на эту тему: Игорь Васильевич – ведь так? Между прочим, отдел, который он возглавляет, занимается, или, как у вас говорят, организует, оперативное обеспечение «почтовых ящиков», которые представляют для нас исключительный интерес.
Кузин даже приоткрыл рот от удивления. Такой осведомленности от незнакомого человека он не ожидал. «Наверное, они действительно многое могут, раз знают такие подробности. Да и, похоже, и сам Анатолий Алексеевич… наверное, бывший пэгэушник или гэрэушник»[45].
– Мы знаем также, Олег Юрьевич, что ваш переход на новую работу обусловлен защитой кандидатской диссертации. Тема ведь тоже «наша» – «Контрразведывательная деятельность органов КГБ по предотвращению утечки за рубеж стратегического сырья и продукции». Я близко передал название темы?
– Да-а-а! – Изумлению Кузина не было предела.
– Так вот, Олег Юрьевич. Защищайтесь и устраивайтесь на новом месте. Увольняться из КГБ вам пока еще рано. Если вы согласны нам помогать, то, я думаю, мы найдем общий язык. Договорились?
Кузин молчал, по-видимому еще не сумев полностью осознать сути сделанного ему предложения. В голове у него проносились мысли, одна тревожнее другой. «А вдруг этот напористый и осведомленный собеседник никакой не представитель фирмы, а подосланный к нему сотрудник КГБ, записывающий весь их разговор на пленку, чтобы выявить еще одного предателя? А может быть, он агент иностранной разведки, который втягивает его в шпионскую деятельность? Как же поступить? Что ответить ему?»
Анатолий Алексеевич, видя замешательство Кузина и как бы желая рассеять его сомнения, тихим голосом проговорил:
– Не бойтесь. Сейчас в стране начинается новая жизнь. Вы, человек незаурядных способностей, вынуждены пока прозябать на бессмысленной теперь работе, направленной на сохранение этого режима. Смотрите в завтрашний день! Успеете – войдете в него человеком, перед которым откроются большие перспективы, не хватит решимости – вы и ваши дети закончите жизнь в нищете. Сегодня все решают связи, завтра – все будут решать деньги. Они откроют для вас путь к богатству…
– Но ведь это очень опасно! – проговорил Кузин. – За то, что вы мне предлагаете, могут посадить!
– Не преувеличивайте Олег Юрьевич. Сегодня за оказание содействия коммерческой структуре вас в худшем случае уволят со службы. Если бы сейчас стали сажать за это – многим пришлось бы расстаться с любимой работой, – с иронией резюмировал Анатолий Алексеевич.
За разговором они не заметили, как доели мясо. Графинчик с водкой, заказанный Кузиным, был почти полон. В самом начале беседы Олег выпил стопку и больше не прикладывался к алкоголю. Перехватив его сожалеющий взгляд, направленный на графин, Анатолий Алексеевич проговорил:
– Что ж вы не пьете? Я готов вас поддержать.
Он поднял фужер с минеральной водой. Они чокнулись. Кузин, крякнув, закусил водку пучком зелени.
– Вы, как я слышал, копите на новую машину? – с деланной озабоченностью спросил Анатолий Алексеевич.
– Да, хочу поменять свою колымагу. Может быть, к лету накоплю на «семерку».
– Ну зачем же к лету? Я вам готов помочь.
Кузин с недоверием посмотрел на Анатолия Алексеевича. Ему показалось, что тот шутит.
– Я не шучу. Наша фирма довольно богатая. И почему бы материально не поддержать симпатичного нам человека? Тем более что он решил внести свой вклад в благородное дело реформирования экономики страны.
Он проговорил это с таким пафосом, будто выступал перед зарубежными бизнесменами. Однако глаза Анатолия Алексеевича выдавали его истинное отношение к сказанному: в них прочитывалась явная насмешка. Но этого Кузин уже не видел. Слова собеседника о материальной поддержке буквально затмили его разум. Мечта о покупке автомобиля, которую он лелеял последние два года, могла враз осуществиться. И только благодаря нежданно-негаданной встрече с этим человеком. «Буду я у них работать или нет – это еще вопрос, – мысленно рассуждал Кузин. – Главное, я решу свою проблему, а потом будет видно, что делать».
Олег пристально посмотрел в глаза Анатолию Алексеевичу, пытаясь рассмотреть в них истинные намерения, но ничего, кроме доброжелательности, в них не увидел.
– Пяти тысяч вам хватит? Ну… с теми деньгами, которые вы накопили?
– Х… хватит! – чуть заикаясь, ответил Кузин. – Вполне хватит.
– Вот и хорошо. Считайте это подарком от нашей фирмы. – Он вытащил из кожаной визитки конверт и протянул его Олегу, который при этом снова испуганно посмотрел по сторонам. – Да не будьте вы таким пугливым, Олег Юрьевич! Никто за вами не смотрит! Может быть, только наш официант?
Кузин посмотрел в сторону стойки бара, у которой тихо переговаривались два официанта, один из которых обслуживал их столик. Но те, казалось, были увлечены разговором и им не было никакого дела до беседующих между собой посетителей.
Олег положил пакет во внутренний карман пиджака. При этом ему даже показалось, что от пакета исходит тепло, приятно разливающееся по всему телу. Мечта о новом автомобиле могла стать реальностью в самое ближайшее время. Все остальное отступило на задний план.
– Ну что же, Олег Юрьевич, благодарю вас за прекрасный обед. Рад был знакомству, – проговорил Анатолий Алексеевич, вставая из-за стола. Небрежным жестом подозвав официанта, он протянул ему несколько купюр. Кузин попытался было возразить: дескать, он сам расплатится за обед, но Анатолий Алексеевич только отмахнулся:
– Да перестаньте!
– Я тоже рад… Тоже очень рад встрече… Наш разговор был весьма интересным… Я… – бессвязно бормотал Кузин.
– Желаю удачной защиты диссертации и успешного перехода на новую работу! Я позвоню вам сам. И надеюсь, что вам повезет с новой машиной.
Они вместе вышли из ресторана. Как оказалось, Анатолия Алексеевича чуть поодаль ждала «Волга». Водитель, увидев его, быстро выскочил из машины и услужливо распахнул заднюю дверку.
– Вам куда? А то я довезу! – не столько всерьез, сколько из вежливости сказал Анатолий Алексеевич.
– Спасибо, мне тут недалеко!
Машина резко тронулась с места, обдав Кузина мелкой снежной пылью. «Теперь самое время зайти к Орлову. До обусловленного времени еще целый час. В крайнем случае подожду там!» – размышлял Кузин, направляясь вверх по улице. Кузнецкий мост, как всегда, был многолюден, да и автомобили сновали взад-вперед, заставляя пешеходов торопливо пересекать проезжую часть этой одной из самых старых улиц столицы.
Взгляд Кузина невольно упал на остановившиеся у тротуара «Жигули» темно-вишневого цвета. «Скоро и у меня будет такой же красавец!» – подумал Олег и бодро зашагал в сторону площади Дзержинского.
12 марта 1990 года, вечер.
Москва. Площадь Дзержинского.
Здание КГБ СССР. Кабинет № 420
Когда Орлов услышал в трубке: «Алло, алло! Андрей Петрович, здравствуйте! Это Кузин!» – он сначала очень удивился. Ведь прошло уже более двух лет, как Андрей ушел из «Прогноза», где майор Кузин работал под его началом. И за все это время Олег Юрьевич ни разу не только не зашел, но и не позвонил своему бывшему начальнику.
Впрочем, удивляться было нечему. Научный сотрудник тридцать второй лаборатории не блистал особыми успехами и явно не слыл способным исследователем проблем контрразведки. Будучи переведенным несколько лет назад в «Прогноз» из районного отдела УКГБ, он так и не смог адаптироваться к условиям научной работы. Ему не сиделось на месте, хотелось все время куда-то ехать, с кем-то беседовать, организовывать какие-то встречи. Обложиться же толстыми делами с документами и, тщательно изучая их, сначала делать выписки, а затем систематизировать, чтобы увидеть среди ряби букв и цифр что-то совершенно новое и неизвестное для практики, – это было не для него. Часами сидеть за письменным столом, сосредоточившись на одном занятии, – ему это было явно невмоготу. Тем более, когда он попал в лабораторию к Орлову.
Сначала Олег Юрьевич подумал: капитан Орлов напускает на себя излишнюю серьезность, чтобы создать у новичка впечатление, что здесь, в «Прогнозе», проводится очень важная и нужная для контрразведки работа. Он с напускным вниманием слушал своего нового начальника, а сам в душе посмеивался над ним. «Пусть пытается втереть мне очки. Но я-то знаю, что вы, ребята, собрались здесь не для серьезных научных изысканий, а всего лишь для того, чтобы отсидеться за стеной законспирированного объекта и порешать свои проблемы». Собственно говоря, некоторые сотрудники руководствовались именно такими мотивами. Некоторые, но далеко не все. И в первую очередь этого нельзя было сказать об Орлове.
Андрей Петрович в свои тридцать семь лет был одержимым человеком. Любое задание, любое поручение, даже самое неинтересное, он мог развернуть так, что в результате получалась яркая работа, вызывавшая удивление своими нетрадиционными способами решения. Это обстоятельство заметили практически все комиссии по приемке. Но главное – это отмечали работники контрразведывательных подразделений, почти уже разуверившиеся в прикладных возможностях чекистской науки. Особенно он проявил себя в научно-исследовательской разработке темы под условным наименованием «Барьер», в которой на основе анализа тысяч документов почти по всей стране был сделан блестящий анализ работы иностранных разведок на канале выезда советских граждан на постоянное жительство в капиталистические страны. При этом коллектив под руководством капитана Орлова пришел к нетривиальному, можно даже сказать крамольному, по тем временам выводу: проблема «отказников», то есть тех граждан, которым отказывалось в выезде по режимным соображениям, порождена самой системой, и чем большему числу людей мы отказывали, тем большее их число становилось на путь передачи государственных секретов другим странам. Надо было немедленно пересматривать действующую разрешительную систему и переходить от запретительной практики к созданию условий и процедур, позволяющих человеку самостоятельно принимать решение о том, где жить и гражданином какой страны ему быть. В противном случае в стране могла появиться настоящая «пятая колонна»[46] недовольных и озлобленных людей, которые к тому же владели информацией, представляющей исключительный интерес для военных разработчиков на Западе.
Когда Кузин, получивший от Орлова свой кусок работы, через пять дней пришел к нему с предложениями о том, как он собирается прорабатывать порученные вопросы непосредственно в отделах второго главка и шестого управления, начальник тридцать второй лаборатории согласился со всем, что предложил Кузин. Доверие подчиненным – было одним из основных принципов капитана Орлова. Это знали все, кто работал с ним давно. Правда, они знали и то, что Орлов очень требователен к качеству сделанной работы. Обвести его вокруг пальца не удавалось даже майору Павличенко, который был неисправимым лентяем, маскирующим свое безделье заумными фразами и наукообразными аналитическими справками.
Получив согласие Андрея Петровича, Кузин исчез из «Прогноза» на целых два месяца, время от времени появляясь лишь для того, чтобы поучаствовать в отдельских совещаниях да получить зарплату двадцатого числа каждого месяца. Нельзя сказать, чтобы Орлов не интересовался у Кузина тем, как идет у него работа, но тот довольно искусно втирал ему очки, рассказывая о том, как трудно идет сбор материала, как мучительно сложно у него вырисовывается концепция порученного ему раздела исследования. Но при этом он каждый раз заверял начальника:
– Андрей Петрович, не беспокойтесь! Все будет сделано в лучшем виде. Я работаю в поте лица, не считаясь с личным временем. Раздел будет представлен точно в срок.
Пару раз, правда, Орлов усомнился в правдивости Кузина. Один раз – когда кто-то мимоходом сказал ему, что в рабочее время видел Кузина выходящим «с какими-то грузинами» из ресторана «Берлин». В другой раз – когда он сам, будучи в главном здании КГБ на Лубянке, зашел в отдел, где должен был работать Кузин, и на вопрос о своем сотруднике получил ответ:
– До он здесь бывает очень редко. Так, зайдет на полчаса и опять исчезнет на несколько дней.
К назначенному времени Кузин, как и все сотрудники лаборатории, представил Орлову подготовленный им материал – плод более чем двухмесячного своего труда. А тут подоспела плановая аттестация, которая, как правило, проводиться раз в пять лет.
То, что увидел Орлов, вызвало у него бурю негодования. Столько разговоров, столько обещаний и… абсолютная пустота! Около трех десятков исписанных корявым почерком страниц текста, в котором без всякой системы, примитивным языком излагалась порученная Кузину проблема. Брезгливо читая эти неряшливые листки, Орлов с досадой ругал себя за непростительную доверчивость. «Как я мог поверить этому человеку? Я же видел невооруженным глазом, что Кузин – пройдоха, жулик, просто болтун, наконец! Почему я не потребовал промежуточного отчета, когда можно было еще заставить его по-настоящему работать над заданием? А теперь время упущено. Даже если поручить эту работу другому или взяться за нее самому, все равно сроки горят!» – с горечью и злостью думал Орлов.
– Товарищ капитан! Андрей Петрович! Да не берите вы в голову! – успокаивал Кузин начальника. – Кто будет проверять все это? Что – другие лучше делают? Посмотрите, вон, в других лабораториях все тихо спокойно. Никто не корячится. Ну подправлю кое-что…
– Да что тут подправлять, Кузин? Это бред какой-то! Не ожидал! Не ожидал я, что вы не справитесь с этой работой! Столько было разговоров, столько обещаний! И вот – результат!
– Да ладно, товарищ командир! – несколько фамильярно проговорил Кузин. – Исправлю. Через неделю представлю улучшенный вариант.
– Что ладно? Я не привык делать халтуру! Мне мое имя слишком дорого, чтобы… Идите, Олег Юрьевич! Не хочу больше говорить на эту тему.
– А аттестация? – с тревогой спросил Кузин.
– Что аттестация?
– Это не скажется на аттестации?
– Как не скажется? Я что, должен написать: «Майор Кузин успешно решает оперативно-служебные задачи»?
– А что, это не так?
– А как вы думаете?
– Если иметь в виду эту работу, – Кузин кивнул на листки, испещренные пометками Орлова, как тетрадь двоечника, – то я сказал, что ее исправлю!
– Что вы говорите! Ее исправить невозможно! Исправить можно только то, что есть, а то, чего нет… Все. Идите! – Андрей Петрович был возбужден до крайности. Он чувствовал: еще немного – и наговорит таких резкостей, которые Кузин может воспринять как оскорбление. Поэтому решил свернуть бесполезный разговор.
Кузин укоризненно посмотрел на Орлова и, ничего больше не сказав, вышел из кабинета. Очень странно, но крайнее раздражение Орлова стало постепенно сменяться чувством жалости к Кузину. Еще несколько минут назад он готов был бросить в лицо этому бездельнику самые обидные слова, а теперь в Андрее Петровиче вдруг возникло ощущение несправедливости, которую он допускает по отношению к Кузину. «Вот так всегда – как только я сталкиваюсь с наглостью, я почему-то робею. Он-то меня, своего начальника, не жалеет. С меня, как руководителя группы разработчиков, будет самый большой спрос! Он пользуется тем, что я доверил ему самостоятельно работать, не проверив, не убедившись, сможет ли он выполнить работу на должном уровне! А может быть, я предъявляю к нему завышенные требования?» – так размышлял Орлов еще некоторое время после того, как Кузин покинул его кабинет.
Уже вечером, перед окончанием рабочего дня, Кузин, робко постучав в дверь, зашел в кабинет Орлова.
– Андрей Петрович, можно с вами поговорить?
– А мы разве не наговорились сегодня? Ну ладно, слушаю.
– Андрей Петрович, я обещаю, что все исправлю. Но не указывайте этого в аттестации. Если будет плохая запись… Вы же знаете, я поступил в аспирантуру. Мне тогда не защититься.
– Какая «плохая запись»? Объективная, честная, соответствующая действительности!
Кузин опустил голову. Они оба помолчали.
– Товарищ капитан, очень прошу вас! Не ломайте мне судьбу!
– Ну Олег Юрьевич, дорогой, что я могу сделать? Это же не я, а вы за два с половиной месяца, вместо того, чтобы работать, подготовили настоящую халтуру! Что теперь мы, вернее, я, буду докладывать начальнику отдела? Спрос-то теперь с меня!
– Я все понимаю и готов исправить. Буду работать днем и ночью! Все сделаю!
Та страсть, с которой Кузин это произнес, задела Орлова за живое. Он посмотрел на календарь, висящей на стене напротив стола: до контрольного срока представления итоговых материалов оставалось пять дней. В голове у него появилась мысль, которую он сначала отогнал, а потом все больше и больше стал рассматривать как единственный выход из создавшегося положения. Он еще немного помолчал, смотря на сидящего с поникшей головой Кузина, потом, будто сделав над собой усилие, проговорил:
– Ладно, Кузин. Сейчас едем ко мне домой. Я думаю, за ночь успеем кое-что сделать.
Олег Юрьевич будто встрепенулся, посмотрел на Орлова. Было видно, что он не ожидал перемены в решении своего начальника и уже почти смирился с неблагоприятным для себя исходом. Лицо его оживилось. Он даже привстал со стула.
– Андрей Петрович, Андрей Петрович! Спасибо! Век не забуду! Я сейчас сбегаю за пивом…
– Какое пиво? Мы же работать будем!
– Так под пивко же хорошо!
Орлов поморщился.
– Лучше возьмите баночку кофе. На ночь нам потребуется хороший допинг. Идите, встречаемся внизу у лифта.
Всю ночь до самого утра они сидели с Кузиным на маленькой кухне, обложившись грудой документов. Решив работать ночью дома вместе с Кузиным, Орлов пошел, мягко говоря, на нарушение правил работы со служебными документами. Мало того, что их нельзя было выносить с объекта, – везти их в Измайлово, где жил Орлов, через всю Москву в городском транспорте было просто небезопасно. Мало ли что могло случиться! Утрата совершенно секретного документа, а их было в папках, которые они взяли с работы, изрядное количество, влекла за собой уголовную ответственность. Так что, решив помочь Кузину, Андрей взял на себя чрезмерно большую ответственность. Правда, ему было известно, что многие сотрудники КГБ грешат этим – работают дома по выходным с секретными документами, то ли нагоняя упущенное, то ли предпочитая комфортные домашние условия казенной обстановке спецобъекта.
Сколько было выпито чашек кофе в ту ночь, сколько исписано бумаги, исчиркано текста! Некоторые листы стали представлять собой вообще странное зрелище: между зачеркнутых жирной линией строчек, написанных корявым почерком Кузина, появились новые, четко написанные черными чернилами, – Орлов обладал незаурядными каллиграфическими способностями. Часам к шести утра, вконец уставшие от ночного бдения, они выпили по последней чашке кофе.
– Все, Олег Юрьевич, хватит. Я думаю, что мы сделали все, что можно сделать за такой короткий срок. Теперь ваша задача – все быстро перепечатать. Наше машбюро уже не успеет…
– Андрей Петрович, не беспокойтесь. Я сегодня же все организую. Послезавтра текст будет готов! Вы разрешите, я от вас поеду договариваться, а потом на работу?
– Давайте теперь позавтракаем!
Орлов встал и прошел в комнату, где спала Оля с детьми, разбудил ее, попросил приготовить завтрак. Она сладко потянулась, притянула его голову к себе, спросила шепотом:
– Все успели сделать? Какой он противный, этот Олег Юрьевич! Не дал тебе поспать! – И тихо засмеялась. – Ставь чайник. Я быстро.
Привычным движением Андрей поправил свесившееся до пола одеяло спящей на диванчике дочки, заглянул в детскую кроватку, где, свернувшись калачиком, спал Сережка. Орловы жили тесно, умещаясь все в одной комнате. Очередь на квартиру казалась бесконечной, а сама квартира – далекой, несбыточной мечтой.
Двадцать минут восьмого Орлов вместе с Кузиным, неся тяжелые дипломаты и целлофановые пакеты с аккуратно уложенными в них свертками, вышли из подъезда девятиэтажного дома на Сиреневом бульваре. До объекта «Прогноз» им было ехать по меньшей мере полтора часа…
Все это Орлов вспомнил сейчас, когда спустя более двух лет услышал знакомый голос Кузина по телефону и его просьбу срочно встретиться. Как ни хотелось Андрею Петровичу ответить на его просьбу отказом, вежливость все-таки взяла свое – он согласился и назначил встречу в девятнадцать часов. К этому времени сидящий за столом напротив Андрея его коллега, Семен Енокович, должен был уже закончить работу и уйти домой. Дело не в том, что Андрей не хотел вести разговор с Кузиным в присутствии коллеги, тем более что Семен Енокович сам когда-то работал в Исследовательском центре проблем безопасности, а в том, что до конца дня должен был завершить текст шифровки[47], которую надлежало назавтра направить в территориальные органы КГБ.
В ближайшее воскресенье должна была состояться так называемая «Акция демократических сил». На улицы советских городов готовились выйти сотни тысяч людей, чтобы на массовых митингах заявить свои требования к руководству страны. «Нет тоталитаризму и его насильственным акциям!», «Долой большевистскую партократию и ее карательно-репрессивные органы!», «Долой КГБ!», «Номенклатура, помни Румынию!» – с такими лозунгами демонстранты в Москве намеревались пройти по Садовому кольцу к Манежу, а в других городах заполнить главные улицы и площади. Уже получившие некоторую известность лидеры «демократии» Афанасьев, Попов, Травкин, Пономарев, Чубайс и некоторые другие призывали в своем обращении к народу в двадцать часов повсеместно выключить на пять минут электричество и зажечь в домах свечи «в знак солидарности и единения».
ИНФОРМАЦИЯ: «В среде руководящих работников КПСС были догматики, которые считали, что надо «по Ленину жить» и душить всех экстремистов. Но в то же время появилась номенклатура, которая уже начала мечтать о доступе к ресурсам, о приватизации. Эти люди начинали мыслить рыночными категориями… Именно эта советская номенклатура, которая побежала к Ельцину, и создала предпосылки для идиотского капитализма, который у нас начал строиться… Правда, инструкций ни у кого не было. Ленин написал, как из капитализма в социализм переходить, а как обратно – из социализма в капитализм – никто ж не написал!.. Демократы представляли только как первые ходы сделать, а что дальше… Этого никто не знал» (В.В. Иваненко, заместитель начальника Инспекторского управления КГБ СССР).
Комитет госбезопасности получил накануне оперативную информацию о том, что планируемые манифестации, которые, как предполагалось, соберут громадные массы народа, могут быть использованы отдельными экстремистами для провокаций и массовых беспорядков. Факты превращения мирных демонстраций в крупные кровавые столкновения, увы, уже неоднократно имели место на территории нашей необъятной страны. Достаточно было вспомнить хотя бы февральские события 1990 года в Таджикистане. Кроме того, следовало учитывать, что среди множества людей обязательно окажутся криминальные элементы, наркоманы, психически больные, которые среди накала политических страстей способны будут на любые формы агрессии.
То было время, когда люди, надеявшиеся на изменение жизни к лучшему, будто обезумев, орали во все горло: «Долой! Долой! Долой!» Кого долой? Что долой? Многие не понимали, да и не пытались понять. Для них это было вторичным. Всех захватило возбуждающее и радостное чувство безнаказанности, когда можно кричать, свистеть, махать кулаками, грозя кому-то, требуя чего-то. И никто не мог призвать их к порядку, а если бы попытался, то рисковал быть причисленным к «цепным псам тоталитарного режима».
