bannerbannerbanner
Тайна синих озер

Андрей Посняков
Тайна синих озер

Полная версия

Художник – Алексей Дурасов

© Посняков А. А., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Пролог
Окрестности Озерска,
октябрь 1943 г.

Вечерело. Низко над лесом стелились темно-синие тучи, дождь – мелкий и нудный – то переставал, то начинался вновь. Дорога давно раскисла и превратилась в грязное непроходимое месиво, сквозь которое мужественно продирался вечный труженик вермахта, грузовик «Опель Блиц» с выкрашенной в сине-серый цвет – фельдграу – кабиной и поцарапанным кузовом.

Продирался, но все-таки застрял! Застрял, завыл двигателем, но… безуспешно.

– Доннерветтер! – выругался сутулый майор в голубовато-серой шинели и выпрыгнул из кабины. Впрочем, судя по петлицам с грозными белыми рунами, это был не майор, а штурмбаннфюрер СС.

Узкое бледное лицо, ввалившиеся от усталости глаза, щетина… Не до бритья сейчас, нынче не сорок первый и даже не сорок второй – конец сорок третьего! Русские прут, как паровой каток, не дают покоя ни днем ни ночью. А ведь как все хорошо начиналось! Эх… Думали, новый сорок второй год в Москве встретить. Встретили… тьфу!

– Хельмут, Ханс!

Услышав приказ, из кузова выпрыгнули солдаты. Всего-то двое. Да больше там и не было. Был еще шофер. Про него штурмбаннфюрер не позабыл:

– Выходите, поможете… Я сам сяду за руль.

Уселся, выжал сцепление… Вновь завыл двигатель, завертелись в грязи колеса… Застрявший в непролазной грязи грузовик толкали трое. Ну-ну!

– Так. Нарубите лапника, живо! – высунувшись из кабины, распорядился эсэсовец.

Солдаты бросились к елям. Еще пуще припустил дождь.

– Пошевеливайтесь, если не хотите заночевать в лесу, – угрюмо напутствовал их штурбманнфюрер.

Проводив взглядом солдат, он вытащил из-за пазухи карту. Эта грунтовка вела из Озерска на Тянск и далее – к Петербургу. Туда было нельзя. Не доезжая Тянска, нужно повернуть к северу, там дорога к большой реке Свирь, там союзники – финны. Вообще-то до Свири есть еще одна дорога – вот прямо отсюда… Только по такой распутице не проедешь, увы…

А может, бросить к черту все эти ящики с документами и пробираться пешком? Не-ет, герр Брюкнер, о чем это вы? Тогда уж лучше было бы отсидеться в бункере, на болоте. Там и оружие, и патроны, и гранаты тоже. Однако о бункере знает агент! Связной, тот, что курирует своего человека у партизан. Прямо сказать – тот еще куратор! Юноша исполнительный, но безынициативный.

Эсэсовец неожиданно улыбнулся внезапно пришедшим в голову мыслям. Только улыбка вышла какая-то невеселая, кривая. Черт с ними, с агентами… Унтерменши… – пусть уж теперь сами как-нибудь… А вот ящики бросать никак нельзя. В них – картотека, агентурные донесения, адреса и клички связных – все! Неизвестно еще, как дальше война сложится, а с таким ценным грузом нигде не пропадешь! Главное сейчас – выбраться.

Сплюнув, Брюкнер выбрался их кабины и сурово посмотрел на копошащихся с лапником солдат:

– Эй, скоро вы там?

– Стараемся, господин штурмбаннфюрер!

– Плохо стараетесь! А ну поднажали…

Офицер вновь уселся за руль. Завыл, заурчал двигатель…


Трое вышли на лесную опушку. Двоим – лет двадцать пять – тридцать, один – совсем еще молодой, безусый. Одеты примерно одинаково – в ватных телогрейках с военными портупеями, в сапогах. Все вооружены: пистолеты, трофейные немецкие автоматы МР-40, те самые, что кличут «шмайсерами».

Тот, что помоложе, вдруг затаил дыхание, прислушался, даже потянул носом воздух, словно вышедший на охоту волк. Обернулся к своим:

– Слышите? Вроде как машина!

Его напарники быстро переглянулись:

– Точно – машина. А чьи тут машины могут быть?

– Да только немецкие! Вдарим, Иван, а?

Покусав губу, Иван опустил автомат, вслушался:

– Судя по звуку – грузовик. Видать, в грязи застряли.

– Так и поделом, сукам фашистским! – зло прищурился молодой. – Небось, награбленное вывозят. Товарищ старший лейтенант, Иван Аркадьевич, догоним, а?

– Машину – на своих двоих?

– Так, может, не выбрались еще?

– Ну… черт с тобой – глянем. Только осторожно – там полно фрицев может быть.

Прибавив шагу, партизаны двинулись по опушке и вышли на раскисшую от дождей дорогу.

– Вот он! Грузовик! Черт… выехали… Вот уж, мать немецкую…

Выругавшись, парнишка выскочил прямо на дорогу.

– Куда ты! – старший лейтенант тут же рванул за ним, схватил за руку.

С борта удаляющегося грузовика рыкнула пулеметная очередь.

Парнишка нелепо взмахнул руками и кувырнулся в кювет, словно споткнулся. Старлей схватился за локоть – левую руку словно пронзило копьем или, скорее, ударило оглоблей!

– Ах, ты ж черт… Кольша, ты как?

– Нормально, товарищ старшей лей…

– Догнали грузовичок, – зло сплюнул третий. – Ладно, будем уходить. Вань?

– Да локоть…

– Хреново. Рука бездвижной может остаться. Давай-ка перевяжем.

– Сперва Кольшу.

– Давай. О, ё-моё! Нога-то! Кровищи! Ты, Коль, лежи, не двигайся, я сейчас. А грузовик… Там дальше дорога-то заминирована. Далеко не уедут!


«Опель Блиц» цвета фельдграу выбрался на более-менее приличную грунтовку и покатил со скоростью километров сорок в час. Солдаты – да и щтурмбаннфюрер Брюкнер – заметно повеселели. Усевшись обратно за баранку, шофер даже принялся насвистывать что-то из репертуара знаменитой певицы Ильзе Вернер. Какое-то танго… или пасодобль…

Только недолго он свистел. Что-то вдруг ударило прямо под кузов! Грузовик с адским грохотом подбросило, казалось, прямо в небо.

Когда Брюкнер пришел в себя, вокруг валялись одни обломки да окровавленные ошметки. В голове шумело. Руки-ноги сделались ватными. Покачиваясь, штурмбаннфюрер все же поднялся на ноги и, вытирая со лба кровь, глянул на показавшееся из-за облаков солнце – маленькое, желтое, похожее на мячик.

– Однако повезло тебе, Курт… Как говорят русские – в рубашке родился.

Эсэсовец криво усмехнулся и вдруг услыхал быстро приближавшийся треск мотоцикла, точнее – сразу нескольких. Серо-зеленые БМВ с колясками! Пулеметы, солдаты в плащах и касках. На шеях – бляхи на цепочках с ленточкой и орлом! Фельджандармы! Боже, как повезло…

– Эй, эй, стой! – со всей мочи закричал штурмбаннфюрер. – Стойте, говорю! Мины!

Похоже, услышали. Остановились.

Выбравшись из седла, бравый унтер – похоже, опытный вояка – подобрался по самой обочине к обломкам грузовика:

– Вахтмейстер Фогт. Фельджандармерия. Вы в порядке, герр штурмбаннфюрер?

– Да где уж тут – в порядке! Ящики… документы… Соберите все, что сможете… Быстро! Тут еще русские в лесу.

Что смогли, собрали. Далеко не все. Однако штурмбаннфюрер СС Курт Брюкнер и правда в рубашке родился. Повезло. И не только в этот раз…

Глава 1
деревня Койвола – Озерск,
май 1963 г.

– Ну Аркадьич, ну ты пойми, ну… – тракторист колхоза «Путь Ильича» Семен Крокотов, не старый еще – лет сорока пяти – мужик с круглым красным лицом и трехдневной щетиной, помял в руках замасленную кепку и, опустив глаза, виновато глянул на собственные грязные сапоги. Нет, сапоги-то новые, и кирза хорошая, да вот – грязь… Так а где ее в деревне нету, коли два дня кряду дождило и только сегодня с утра распогодилось?

– Ну Иван Аркадьевич… Ну ты… ну… Я ж это…

– Вот именно – ты ж… Ты у нас кто? Тракторист! А я – председатель. И у меня за все голова болит!

Иван Аркадьевич поднялся из-за стола, заваленного табелями, скоросшивателями и прочим канцелярско-конторским хламом, и, осторожно поправив бронзовый письменный прибор в виде знаменитой скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница», исподлобья глянул на посетителя.

Пожилой, с недвигающейся левой рукой – рана еще с войны, – председатель колхоза Иван Аркадьевич Чайкин был на селе уважаемым человеком. Да не только на селе, но и в райцентре, в Озерске. Еще бы – фронтовик, партизан с двадцатилетним партийным стажем, да еще и колхоз за три года из отстающих… ну, не прямо чтоб сразу в передовики, но все же из ямы вытащил, за что второй секретарь райкома по сельскому хозяйству товарищ Сатин выразил ему личную благодарность. Ну и грамоту, конечно, выдали – «За вклад в развитие…». Вон она, на стене висит, рядом с портретом товарища Хрущева.

– Ну, это… Аркадьич…

Виноватился Семен – видно было. Потому как человек он совестливый, не какой-нибудь там городской шабашник, а свой, деревенский. А раз просил – значит, очень надо было.

– Эх, быстро вы трудодни позабыли. – Иван Аркадьевич вздохнул, пригладил остатки волос и, одернув синий пиджак с орденскими планками, уселся обратно на стул. Седые усы его уныло повисли, вытянутое морщинистое лицо на миг сделалось каким-то плаксивым, женским. Но тут же вновь стало строгим:

– Тебе зачем отгулы-то?

– Говорю же, сын в институт хочет… Надо в Ленинград ехать, родичей проведать. Что там да как…

– Дак в общежитие же можно.

– Да будет ли еще общежитие-то?

– Эх, Семен, Семен, без ножа ты меня режешь… В самую страду!

– Так пахоту-то закончили… Уж и проборонили.

– А сенокос?

– Побойся бога, Аркадьич! До сенокоса-то еще недели две как раз и будет. Я к тому времени вернусь.

Тракторист вытер выступивший на лбу пот: на левом запястье его было наколото небольшое сердечко и две буквы – «И» и «М». Имя давней зазнобы, грехи юности…

Стоявший на несгораемом шкафу, слева от портрета товарища Хрущева, репродуктор вдруг захрипел и разродился гнусавым голосом диктора:

– А теперь – концерт по заявкам радиослушателей. Для знатной доярки Ирины Матвеевны Кузяевой из колхоза имени Девятнадцатого партсъезда передаем песню Лидии Руслановой…

– Вот и с фермы навоз вывозить некому… – убавив звук, посетовал председатель. – В эмтээсе-то тебя бы не отпустили!

 

Семен Крокотов лет семь проработал тем же трактористом на машинно-тракторной станции, которая обслуживала пять местных колхозов и два совхоза. Вот уж там – да… там работы хватало: здесь пахоту кончишь, давай в соседний колхоз, потом – в совхозы… Только поздней осенью и отдыхали. А вот когда МТС ликвидировали да технику по колхозам-совхозам раздали, тогда полегче стало… трактористам-то. Председателям же – только лишняя головная боль! ГСМ достань, запчасти выбей, механиков толковых найди…

– В эмтээсе – да-а… – согласно кивнув, Крокотов спрятал улыбку – понял уже: сдался председатель, отпустит.

– Слышь, Семен… Ну давай хоть неделю, не две…

Сошлись на десяти днях – на декаде. Отпустил Иван Аркадьевич своего колхозника, коль такое дело – сын. Да и тракторист Семен – толковый.

– Вот спасибо, дорогой ты мой Иван Аркадьич! Вот спасибо! Вернусь – отработаю.

– Ты еще поклонись! – хмыкнув, пригладил усы Чайкин. – Погодь прощаться-то. Про укрупнение районов слышал?

– Дак по радио говорили…

– Смотри, не дай бог в Озерск лыжи навостришь! А что? В леспромхозе, говорят, заработать можно.

– Да ты что, Аркадьич! – выкатив светлые глаза, Крокотов вполне искренне всплеснул руками. – Чего еще не хватало – Озерск! Там и жить-то негде…

– Говорят, общежитие в бараках дают. Только неизвестно, на самом-то деле дают ли?

– В бараках! – Семен сплюнул бы, да постеснялся. И только презрительно хмыкнул: – Зачем мне барак, когда у меня своя изба имеется? Да и не поедет Зинка в барак.

Зинка – Зинаида – так звали жену Крокотова, доярку.

– Ну и молодец, что не поедет, – председатель довольно усмехнулся, но на всякий случай погрозил пальцем. – Ладно. Успешно съездить. Деньги подальше положи, спрячь, а то в дороге-то люди всякие… Вот у меня в прошлом году сват… А впрочем, ты слышал, наверное…


Зайдя домой, Семен быстро переоделся, натянул синие довоенные галифе, еще вполне хорошие и имеющие вид. Почистил наконец сапоги, набросил на плечи недавно купленный в сельпо серый шевиотовый пиджак, на голову – серую кепку и, прихватив небольшой чемоданчик, споро зашагал на большак.

Недолго и стоял – минут через двадцать поймал попутный лесовоз. Забравшись в высокую кабину, благодарно кивнул водителю – молодому белобрысому парню:

– Вот спасибо, друг! Не знаешь, в Озерске в Доме крестьянина места есть?

– Так должны быть. Шабашников сейчас нет, шефов тоже – не сезон.

Парень с треском врубил передачу, и тяжелый ЗИС-151 с прицепом-роспуском, полным только что напиленных хлыстов, медленно пополз по грунтовке, шумно ныряя в глубокие коричневато-бурые лужи.


Часа через полтора показался Озерск, недавний райцентр, насчитывающий около двух тысяч жителей. Леспромхоз, колхоз «Авангард», кустовая больница, промкомбинат… Еще – школа, почта, сберкасса, Дом пионеров и школьников. Да, и сельскохозяйственное училище на сто человек. Вообще-то центральная усадьба колхоза, но – раз уж был райцентром – считался городом.

– Ну, однако, приехали…

Водитель лесовоза тормознул недалеко от главной площади, никакого названия не имевшей, вернее, называвшейся просто – Площадь. Рядом на пригорке – стадион, за ним – клуб, построенный еще пленными немцами. На самой же площади – кирпичный автобусный павильон, универмаг райпо, продуктовый магазин и отдельно стоящий винно-водочный, красиво называющийся – «Заря». Тут же – большое двухэтажное здание, обшитое выкрашенными в синий цвет досками. На первом этаже – сберкасса и какие-то конторы, на втором – квартиры преподавателей училища.

– Вон он, твой Дом крестьянина, – водитель указал рукой.

– Знаю.

Подхватив чемоданчик, Крокотов выскочил из кабины и, махнув рукой шоферу, направился к двухэтажному бревенчатому дому с высоким крыльцом и тремя вывесками: «Хлеб», «Обувь» и «Дом крестьянина».


Места в Доме крестьянина были. Кроме Крокотова как раз заселялся еще один постоялец, судя по виду – из городских. Светло-бежевый костюм – «пара» – коричневые кожаные сандалии, шляпа, рубаха с узеньким галстуком. Остренькая «чеховская» бородка, усики, тонкие губы… Интеллигент! Можно было бы назвать пижоном, кабы не возраст – немолодой уже, верно, Крокотову ровесник. Да нет – пижон! Вон как с девчонкой-администратором заигрывает!

– Ах, Леночка, какие же красивые у вас тут места!

– Тут у нас и охота, и рыбалка, и ягоды скоро пойдут! – милая блондиночка с косами широко улыбнулась в ответ.

– Ах, не зря мне здешние места порекомендовали. А полдома-дом тут у вас никто не сдает? Так, недельки на три… Ого! – тут «пижон» заметил Семена, скривил доброжелательно губы в улыбке, кивнул: – Мельников Михаил Петрович, инженер и… ботаник-любитель. Гербарии собираю, здесь их – непочатый край!

– Крокотов Семен… из деревни мы.

– Очень приятно! О, да тут и кроме нас уже постояльцы есть. Вон вещи-то… А, Леночка?

– Да, товарищи, – юная администраторша одернула модный, с накладными карманами пиджачок, накинутый поверх платья. – Тут еще с вами двое заготовителей из райпотребсоюза. Люди приличные.

– И мы – приличные, – Мельников подмигнул девушке и, хохотнув, повернулся к Крокотову: – Идемте. А что, Семен… как вас по батюшке?..

– Иваныч.

– А что, Семен Иваныч, «пулечку» вечерком не распишем? С товарищами из райпотребсоюза?

– Чего?

– В картишки, говорю, перекинемся?

– Это можно. Но лучше – в домино.

– В домино так в домино, – махнул рукой инженер и уселся на свободную койку. – Ну что, распаковываем чемоданы?


Вечером играли. В преферанс умели не все, потому сошлись на более простом варианте – «козле». Соседи – товарищи из райпотребсоюза – оказались молодыми и компанейскими, на четверых раздавили поллитровочку под вареные яйца, плавленый сырок и пироги с рыбой. Хоть и запрещено строго-настрого, а все же за знакомство как не выпить? Тем более с такими-то приятственными людьми? Но – интеллигентно все, под разговоры за жизнь и без всякого особого шума.

Поиграли, выпили и ровно в одиннадцать вечера, по распорядку, улеглись спать. А ночью случилась гроза…


Поначалу все было тихо, лишь на площади гомонили подростки, слышались смех да гитарный перебор. Ну что поделать – лето…

Откуда взялась грозовая туча – черт ее знает, но вот нагрянула. Подобралась незаметно, словно голодный хищник, и очень даже быстро заволокла тихой сапой полнеба, оглянуться не успели – а уже и гром! Поначалу отдаленный такой… скорее даже не гром, а глухое ворчание, будто где-то за лесом ворочался да недовольно урчал медведь.

А потом вдруг резко засверкали молнии, пронеслись канонадой громовые раскаты – над лесом, над городком, над озерами. Туда, в межозерье, и ударила молния – казалось, близко совсем. Громыхнуло так, что заложило уши, и тут же хлынул ливень!

Подростки с площади укрылись под спасительной сенью автобусной остановки, разом погасли редкие уличные фонари – дежурная смена местной подстанции вырубила электричество, опасаясь грозы.

Темно стало кругом, неуютно, мокро. Сверкали молнии, громовые раскаты прокатывались, словно волны в бурю, дождь лил стеной. Недолго, правда. Немного погодя поутих, но молнии так и сверкали, и гром еще гремел…

В этакую-то непогодь и пробирался окраиной городка припозднившийся путник. Спасаясь от дождя, он поднял воротник плаща, натянул на самые уши кепку. Зачем-то оглянулся, потом нырнул под спасительную сень крыльца одиноко стоявшего дома. Не изба то была, а именно дом – не по-деревенски длинный, обшитый досками, с высоким крыльцом.

По жестяному козырьку крыльца дробно стучали капли. Путник снова оглянулся, бросив быстрый взгляд на видневшийся в полусотне метров двухэтажный бревенчатый барак. Постоял, посмотрел и, таясь по-воровски, вытащил из-за пазухи плоский карманный фонарик. Включил на миг, осветив синюю, с серебристыми буквами вывеску – «Озерский районный дом пионеров и школьников». Старая была вывеска – район-то нынче отменили, так что быть ли здесь Дому пионеров – бог весть…

Удовлетворенно кивнув, неизвестный глянул на небо и, поежившись, спустился с крыльца. Обошел здание, прячась за кустами малины, затем, подойдя к окну, сноровисто выставил стекло! Тихо все, быстро…

Дождь уже почти кончился, но гром все гремел, а невдалеке, над лесом, сверкали синие молнии. Аккуратно прислонив выставленное стекло к высокому цоколю, мужчина просунул руку в окно, нащупав запор и распахнув створку, ловко забрался внутрь. Послышался глухой звон разбитого стекла, какое-то лязганье…

Снова ударил гром.

* * *

– Ну вот сами смотрите, товарищ… – встав посреди небольшого зала, заведующий Домом пионеров Аркадий Ильич Говоров растерянно развел руками. Еще не старый – сорок два года, – но уже сутулый и несколько рохля, Аркадий Ильич должностью своей гордился и много чего делал: и кружководов находил, и общественников привлекал, и средства в гороно выбивал – короче говоря, был на хорошем счету. А тут вдруг такое!

– Они вот через это окно влезли. Вот, товарищ участковый, тут и следы еще не высохли…

– Да уж вижу.

Совсем еще молоденький участковый в новенькой синей форме внимательно осмотрел следы, смазанные, честно-то говоря, или нарочно затертые. Посмотрел, вздохнул и перевел взгляд на заведующего:

– Так что, говорите, украли-то?

– Два фотоаппарата из фотокружка, – с готовностью перечислил Аркадий Ильич. – «Любитель» и «Смена». «Любитель» – на широкую пленку, а «Смена»…

– …да знаю я, – прохаживаясь вдоль стен, участковый внимательно осматривал разбитые выставочные витрины. – А тут у вас что было? Драгоценные камни? Скифское золото?

– Да уж скажете! – заведующий фыркнул. – Военная экспозиция. Партизанский отряд у нас в войну был… Но медали не взяли – сами видите. Да и фотографии, документы целы, только вон… разбросаны.

– Похоже, вашими ценными бумагами воры подоконник протерли… и следы, – усмехнулся милиционер.

– Варвары!

– Значит, кроме фотоаппаратов, ничего больше ценного не пропало…

– Ой… стойте, стойте! – Говоров неожиданно заволновался. – Как же ничего ценного? А «Спидола»! У меня в кабинете была… взломали замок…

– Да у вас такие замки, что ногтем откроешь! Говорите, «Спидола»?

– Ну да. Ценный подарок от райкома партии! – не удержавшись, похвалился заведующий. – За хорошее воспитание школьников.

Участковый согласно кивнул:

– «Спидола», конечно, вещь недешевая. Поди рублей шестьдесят?

– Семьдесят три рубля сорок копеек! Новыми, – с гордостью пояснил Аркадий Ильич. – По-старому – семьсот тридцать четыре рубля!

К «новым» ценам, введенным в оборот после прошлогодней денежной реформы, люди еще не привыкли и постоянно переводили «новые» цены в «старые».

– Хороший приемник, пластмассовый, легкий. На транзисторах! – заведующий горестно вздохнул. – Какая-то сволочь его теперь слушает?

– Так… – участковый взял брошенную на подоконник полевую сумку-планшет. – Где бы у вас показания записать… и протокол осмотра?

– А вот, прошу, пожалуйста, в мой кабинет.

– Мне еще понятые нужны.

– Так это… сейчас сотрудники как раз придут на работу. У нас совещание! Да вы проходите, товарищ милиционер.

Сквозь оконное стекло сверкало чистое, умытое вчерашним дождем солнце. Войдя в кабинет, участковый невольно прищурился, потом уселся за старый конторский стол спиной к окну. Снял фуражку, вытащил из полевой сумки листы бумаги и перьевую ручку, буркнул себе под нос:

– Однако, начнем. Мной, участковым уполномоченным отделения внутренних дел Озерского райисполкома младшим лейтенантом милиции Дорожкиным Игорем Яковлевичем, составлен настоящий протокол…

– Товарищ милиционер, а собаку привлекать будете?

– Так дождь же был. Что толку-то?

– И правда…

Вообще-то никакой собаки в Озерском отделении милиции не было. После недавней реорганизации остались только три участковых, два опера, вечно пьяный техник-криминалист, да дежурка. Ну и начальник, само собой. Следователи – при особой нужде – приезжали из нынешнего районного центра, соседнего Тянска. Правда, ездить в Озерск они не особо любили, предпочитая рассылать «отдельные поручения». А кому эти поручения исполнять-то? Коли из трех участковых – один на курсах, другой уволился, а об оперативниках и говорить нечего. Должности есть, а людей нету. Прислали тут из Тянска одного старлея, Ревякина Игната. Вроде парень ничего, да вот пока в курс дела войдет…

Дорожкин вздохнул и пригладил светлую, упавшую на глаза челку. Вот ведь угораздило сразу после армии в участковые податься. Лучше бы на сверхсрочную остался. Так нет же, соблазнился обещанной комнатой.

– Документы на «Спидолу» имеются?

 

– А как же! Вот, пожалуйста. Ой! Еще радиодетали пропали. Лампы там всякие, диоды-триоды… разный, знаете, хлам. Это и не важно, в общем-то…

– Нет уж, – насторожился участковый. – Как раз – важно! Радиодетали только конкретным людям нужны – радиолюбителям. Вот их и поищем. Вы вообще кого-то подозреваете?

– Ах, бросьте! Кого тут подозревать?

– Что ж, ладно. Вот здесь распишитесь… и здесь… Понятые-то где?

– А, сейчас, сейчас позову… я быстро…

Вообще-то хорошо бы все это прекратить за малозначительностью да материал проверки списать в архивное дело. Однако не выйдет. Тут ведь не просто кража, а – со взломом! Пусть даже и насчет «группы лиц» еще бабушка надвое сказала. И «Спидола» – семьсот тридцать… тьфу ты – семьдесят три рубля. Почти как зарплата. Да и фотоаппараты еще – «Любитель» со «Сменой», конечно, дешевые, но…

– Вот, пожалуйста – понятые! Проходите, товарищи.

– Аркадий Ильич…

– Да-да?

– У вас фотоаппараты на балансе стоят?

* * *

Матушка-природа наградила бывший райцентр весьма щедро: кроме бескрайних лесов, ореховых и рябиновых рощиц имелись еще река и целых три озера, именовавшихся без затей – Маленькое, Среднее и Большое. На самом дальнем и рыбном – Большом – раскинулись песчаные пляжи, на Маленьком и Среднем – мостки. Впрочем, рыбой и эти обижены не были.

После ночного ливня солнышко словно на волю вырвалось – жарило уже совсем по-летнему, припекало прямо с утра! Возникшие за ночь лужи на глазах исходили паром, в кустах акации перед исполкомом радостно щебетали птицы. Девушки уже переоделись в платья – крепдешиновые, ситцевые, – яркие, с короткими рукавами, в горошек, в цветочек, в клеточку…

Мальчишки шли в школу в одних рубашках, а младшекласснники – так те вообще в коротких, на помочах, штанах. Лишь девчонки, как всегда, парились в коричневых своих платьях с передниками. Передники, правда, нынче были белые, праздничные, как и рубашки у парней.

Молодой человек – юноша в белой рубашке и светлых парусиновых брюках – слез с велосипеда у почты. Прислонил велосипед к забору, уселся на парапет и стал кого-то ждать, лениво посматривая на ожидавших автобус пассажиров.

Тетки в жакетах, двое мужиков с котомками, командировочные с чемоданчиками – немного, все же рабочий день. Автобус «Озерск – Тянск» нынче ходил часто – три раза в день! А по субботам, воскресеньям и понедельникам ездили еще и по деревням. Совсем красота! Не как в старые времена – добирайся как знаешь. Это, кончено, хорошо. От укрупнения районов хоть какая-то польза. Но вместе с тем… Озерск раньше был райцентр, а теперь что?

Юноша пригладил темно-русые волосы. Подстриженные когда-то «полечкой», они сейчас лезли в глаза, приходилось зачесывать челку назад, однако ветер быстро трепал прическу.

Вытащив из кармана расческу, юноша тщательно причесался, поймав на себе заинтересованные взгляды проходивших мимо школьниц, судя по виду – семиклассниц или еще младше. Мелкота! Ишь, вылупились!

Одна даже набралась храбрости – поздоровалась:

– Максим, привет.

Темненькая, востроглазая, стройненькая… Знакомая…

Максим улыбнулся, снизошел до ответа:

– Привет, Женька, привет. В школу?

– Ну а куда ж? Последний день нынче, забыл?

– Х-ха! То-то я смотрю – такие красивые все.

– А у тебя когда экзамен?

– Послезавтра. Русский язык.

– Ну, ни пуха, ни пера.

– К черту, к черту. Мне бы, главное, французский сдать. Насчет остальных я не волнуюсь.

– Сдашь.

– Сдам.

– Увидимся, Макс!

Макс… хм… Ну и что с того, что младшей сестры одноклассница? Никакого уважения. Совсем. Ох уж эти пионеры… А вообще Женька – счастливая. Никаких экзаменов нынче в седьмом классе сдавать не надо – сразу в восьмой, он выпускным считается, не как раньше – седьмой. Потому как реформа: не семилетняя школа, а восьмилетняя, не десять классов, а одиннадцать, и два дня в неделю изволь на производственной практике отработать: на ферме, в леспромхозе или еще где… Чтобы стаж шел. Без стажа – никуда.

Вот и Максим одиннадцатый заканчивал, экзамены остались – и все.

Кстати, а Женьку эту в детстве Горемыкой прозвали! За то, что в разные истории попадала: то в детском саду кипятком руку ошпарила, то в парке потерялась, а как-то ее с рейсового автобуса сняли – решила просто так покататься. Но все это давно: Катька, сестра Максима, иногда вспоминала, а вот Женька прозвища своего старого не любила. Да и позабылось оно уже.


К остановке наконец подъехал автобус из Тянска – желто-красный тупоносый ЗИС-155. Остановился, распахнул двери-гармошки, старых пассажиров выпустил, новых – впустил.

Макс посмотрел с любопытством: всегда интересно, кто в город приехал, может, знакомый кто… Нет. Знакомые – да, но все – народ пожилой и не интересный ничуть.

– Бонжур, Макс! Извини, припоздала.

– Бонжур, Лидия… Борисовна.

Молодая женщина – девушка двадцати трех лет отроду – спрыгнула с дамского, с низкой рамой, велосипеда. Красивая такая шатенка. Учительница французского языка, точнее сказать – практикантка. Старая-то учительница уволилась, вот ее и попросили до конца года поработать – сам директор попросил. А кого еще брать-то?

Ну да, «бабетту» носит – прическу такую, с начесом, как у героини французской актрисы Бриджит Бардо в кинофильме «Бабетта идет на войну». Так, «бабетту» в больших-то городах все молодые женщины носят, это вот в Озерске только косятся да всякие слова нехорошие говорят.

А Лидии Борисовне… Лиде… хоть бы что! Да и «бабетта» – это же не «колдунья», когда волосы распущены по плечам, без всякого к общественной нравственности уважения. Опять же, по фильму «Колдунья» – его в ДК недавно показывали – с Мариной Влади. Показывать-то показывали, а с такой прической не то что в школу не пустили бы, а и запросто могли бы привод в милицию оформить! Как за мелкое хулиганство. Стиляг же таскали…

Красивая Лидия Борисовна, уверенная в себе, ничего не скажешь! Волосы осветленные; большущие, серые, с подведенными стрелками глаза. Вся из себя стройная, ноги – ух… и грудь… ничего так себе грудь, парни вслед оборачивались… и не только парни, но и взрослые женатые мужики. Мужики оборачивались, тетки – плевались. Обещали на директора школы общественную кляузу написать.

Красивая… И велосипед у нее шикарный, дамский, так весь и сияет, не то что «колхозный» Максов «Урал», бог весть из каких деталей собранный.

– Еще раз извини – экскьюзе муа.

Лидия Борисовна поправила привязанный к багажнику небольшой саквояж.

– Спасибо, что помочь согласились, – поблагодарил Макс. – Мерси боку.

– Пустое, – учительница обворожительно улыбнулась. – Ну, Максим, где заниматься будем? Предлагаю на озеро. На дальнее. Там такой тихий пляж…

Юноша молча кивнул – согласился. Еще бы! Усевшись в седло, Лидия Борисовна закрутила педали. Максим выждал минуты три – для конспирации – и неспешно поехал следом. Чтобы не вместе. А то потом слухи пойдут – городок-то маленький.

Проехав мимо двухэтажной деревянной библиотеки, велосипедисты один за другим свернули по улице вниз, к бане, и, проехав краем ближнего – Среднего – озера, покатили по деревянным мосткам, ведущим к кустовой больнице. За больницей, на пологом холме, уже начиналась деревня, а сразу за ней синело озеро.

За деревней Максим наконец догнал свою спутницу. Дальше поехали рядом, а потом и вообще пошли пешком, зашагали по узенькой тропке. Вдалеке на склоне холма копошился колхозный трактор – что-то там боронил, поднимая тучи желтоватой пыли.

– К дальнему пляжу поедем? – обернулся шагавший впереди Максим.

Учительница пожала плечами:

– Наверное… Там ведь пусто сейчас.

– Ну да. Рабочий день, да и малышня вся в школе.


Спустившись с холма, тропинка нырнула в заросли орешника, затем пересекла луг, золотисто-желтый от лютиков и купавниц. И вот он – пляж! Узкая полоска песка, кусты, травища… И – пусто. Совсем никого.

– Ну, вот здесь.

Лидия Борисовна положила велосипед в тенечек, достала из саквояжа покрывало и… фотоаппарат «Зоркий» в коричневом кожаном футляре. Очень даже неплохой фотоаппарат, с автоспуском и объективом «Индустар» – Максим во всем этом разбирался.

– Ну что… Для начала повторим грамматику, а потом – диалоги.

Сняв сандалии, учительница уселась на покрывало и, вытянув босые ноги, принялась что-то быстро говорить по-французски. Максим понимал через слово. В пятом классе у них недолго был немецкий, с седьмого до девятого – французский, а потом вообще никакого иностранного языка не было – некому было вести.

Потом говорили о Ленинграде. Тоже по-французски. Не о Москве, как в учебнике, а именно о Ленинграде. Москву Лидия Борисовна не любила, а в Ленинград ездила часто, обожала этот город, так и говорила:

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru