Андрей Платонов
Смерти нет!

2

Агеев давно понял, что на войне бой бывает кратким, но труд долгим и постоянным. И более всего война состоит из труда. Лопата и топор теперь потребны солдату наравне с автоматом, потому что лишь однажды нужно завоевать свою землю, но отстоять ее от повторных ударов врага, может быть, надо десять раз. Солдат теперь не только воин, он строитель своих крепостей, и, лишь упираясь в них, он может томить врага насмерть и без отдачи назад идти вперед. С крепостями победа дается большим потом, но малой кровью, а без крепостей – большой кровью.

Ради того Агеев разделил свою роту: одних людей он послал на проселок – нести службу боевого охранения, а другим велел строить дерево-земляные укрепления и заниматься в роте по хозяйству, для чего тоже нужна большая забота. Спать было пока некогда, но бойцу сперва надо быть живому, а без сна он терпеть может. Агеев и сам работал вручную: он собирал в погубленной деревне обгорелый, но еще пригодный лесной материал и делал на нем разметку для вязки узлов. Покрытие хода сообщения Агеев приказал строить в четыре наката, а огневых точек – в шесть.

– Аль мы тут век будем вековать, товарищ старший лейтенант? – спросил тот размышляющий боец, что любил все обсуждать и обо всем беседовать.

– Нет, мы тут должны мало быть, – сказал ему Агеев, – потому мы тут и городим такую крепость. А если б в два наката строили, тогда бы многие, правда, век тут вековали, а один накат – все на вечность бы легли…

– До самого воскрешения убитых, что ль, пока наука за силу возьмется?

– Да, до той поры так бы и проспали здесь. Тебе охота?

Боец поразмыслил.

– Оно бы все равно, раз потом советский народ войдет в свою полную силу и своей наукой нас снова к жизни подымет. А можно и повременить помирать – вдруг потом ошибка случится.

– Хватит тебе! – приказал Агеев. – Остановись бормотать. У тебя всегда ум идет, как задние колеса в чумацкой телеге: одно колесо по колее, а другое по целине…

– Так оно так и должно быть, товарищ старший лейтенант, – одно колесо везет, а другое землю щупает. У человека то же: одно тянет, а другое окорачивает, – иначе бы…

– Теши лежни в накат, тебе я говорю! – приказал командир.

Вечер на закате угасал в ночь, и с востока надвигалась теплая, покойная тьма. Редкая артиллерийская стрельба шла вдалеке на правом фланге, а вблизи никакого огня не было.

Агеев огляделся в местности и почувствовал, что тут ему хорошо. Будь бы мирное время, он всю жизнь мог бы здесь прожить счастливым: тут есть лес, земля должна рожать хорошо, есть суходол для выгона скотины, а в осохшей балке можно сложить прудовую плотину – срубить бы здесь новую избу и жить своим семейством среди народа…

Но сейчас Агеев хотел лишь того, чтобы тишина простояла до рассвета; тогда можно было бы закончить все земляные работы и положить накаты. Однако Агеев остерегался, что враг может не дать ему времени. Он кликнул к себе Мокротягова и велел ему добраться до узла связи на старой передовой, чтобы узнать, почему до сей поры не дают сюда телефонного конца, что они там, в домино, что ль, играют?

Через полчаса Мокротягов вернулся с двумя связистами; он их встретил на пути, они уже тянули сюда конец связи.

– Что же вы, черти! – сказал Агеев связистам. – Что, по-вашему, война?

Мокротягов знал, как нужно ответить, и сказал:

– Война – это высшее производство продукции, а именно – смерти врага, оккупанта, и наилучшая организация всех взаимодействующих частей, товарищ старший лейтенант!

– Точно, – согласился Агеев. – Давайте связь и становись все трое на земляные работы.

По связи Агееву сообщили положение противника по данным разведки и приказали крепче вжиться в землю, потому что с утра противник, возможно, начнет наносить контрудары.

– Ладно, – сказал Агеев. – А вы подбросьте мне саперов, харчей и боезапас.

– Свободных саперов нету, – ответили Агееву. – Ты там старайся жить поскупее, а драться по-богатому. Понятно? Но харчи и боезапас пришлем тебе вскорости. Ты гляди – ты тех людей, которых мы к тебе с добром пришлем, у себя не оставляй, а то вы любите чужой народ усыновлять…

Агеев положил трубку и подумал в молчаливой печали: «Он правду говорит: трудно сейчас нашему народу – весь мир он несет на своих плечах, так пускай же мне будет труднее всех».

Он пошел к уцелевшей кладке каменного фундамента, возле которого бойцы отрывали грунт для пулеметного гнезда, и там взял лопату. И он стал утешать себя и смирять в работе, грея лопату в заматерелой, тяжкой земле. Бойцы поспешили вослед командиру, хоть и непосильно им было спешить: ели они давно и за двое последних суток отдыхали лишь однажды, когда лежали на огороде под огнем, но и тогда они копали землю под собой. Теперь они чувствовали, как до самых костей томится их тело при каждом усилении работы, но они терпеливо вонзали железо в грунт и рвали его прочь, потому что сейчас лишь в этом была нужда войны и жизни.

– Все говорили, что души в человеке нету! – сказал Мокротягов, ощупывая теплое лезвие своей лопаты. – А что же есть? Одно бы сухое тело давно уморилось и умерло бы…