Роман Андрея Платонова «Счастливая Москва» восстановлен по рукописи, хранящейся в его домашнем архиве. Роман написан карандашом, на серой бумаге, на листах, вырванных из школьных тетрадей и амбарных книг (чаще всего на обеих сторонах), на свободных страницах рукописей его ранних стихов… Почти все записные книжки А. Платонова 1932 – 1936 годов сохранили записи, относящиеся к роману «Счастливая Москва». Комедия из московской жизни, где действуют советские инженеры и буржуазные спецы, а также новая Босталоева – Суенита, в процессе работы превратится в трагедию из народной жизни, где в бреду ударничества и голода совершается акт самозаклания во имя грядущего счастья детей и где «Бога нет даже в воспоминании».
Небольшое по объёму произведение занимает времени на прочтение не больше пары часов, оставляя странное послевкусие и целый ворох мыслей. Москву Ивановну покалечила вагонетка, а меня переехал целый поезд, размазав всю мою сущность и тело по рельсам, ведущим разве что в тупик, в котором заканчиваются все ожидания лучшей жизни и светлого будущего. Идея о создании нового человека оказалась пустотой, завёрнутой в красивый шуршащий фантик, потому что никакого нового человека нет, а есть винтики, которых силой вкручивают в систему до тех пор, пока они не лопнут, придя в негодность. Язык Платонова настолько яркий и сочный, что гипнотизирует тебя с первых строк, засасывая в свою ловушку, в какой-то момент ты ловишь себя на мысли, что не замечаешь переходы от красочных описаний природы и людей к таким же красочным описаниям трупов в прозекторской. И ты бы рада не читать про копания в животе умершего человека в поисках души, да не можешь, потому что ты себе уже не принадлежишь, Платонов не отпустит тебя пока ты не перевернёшь последнюю страницу романа, тогда сможешь вздохнуть и то, если не потеряла рассудок. Поиск души в человеке одна из основных мыслей романа, попытка понять и осмыслить внутреннюю природу людей. По замыслу Божьему душа есть у каждого человека, а вот у Платонова нет, он сам решает кого присутствием души наградить, а кого лишить этой необъяснимой и недоказанной субстанции. Москва души лишена, чтобы показать, что без души тоже можно жить, нравиться мужчинам, мечтать об обыкновенной жизни со счастьем, а на что похожа такая жизнь, вопрос уже второй. Образ Москвы в романе очень яркий, мужчины после встречи с ней теряют себя от невозможности добиться взаимного чувства, ее любит каждый, а вот она так не умеет, потому что не может понять как это любить кого-то одного. Красивая, но пустая женщина.
В общем она была хороша и ничья, но сколько мысли и чувства надо изгнать из своего тела и сердца, чтобы вместить туда привязанность к этой женщине? И все равно Честнова не будет ему верна, и не может она никогда променять весь шум жизни на шёпот одного человекаЕсть в романе интересный момент, когда Москва была поймана за подглядыванием в окна других людей, который показывает главную проблему самой Москвы. Она хотела принадлежать всем, потому что родилась с осознанием своей исключительности и верой в то, что она непременно достигнет высот и станет героиней, пусть даже хотя бы труда. Как советская власть, заманивающая в свои сети обещанием достатка и процветания, а на самом деле входя в жизнь каждого человека не может даже согреть его.
Все люди были заняты лишь взаимным эгоизмом с друзьями, любимыми идеями, тёплом новых квартир, удобным чувством своего удовлетворения. Москва не знала, к чему ей привязаться, к кому войти, чтобы жить счастливо и обыкновенно. В домах ей не было радости, в тепле печей и свете настольных абажуров она не видела радости. Она любила огонь дров в печах и электричество, но так, как если бы она сама была электричеством – волнением силы, обслуживающей мир и счастье на землеПытаясь одарить собой и своим телом каждого мужчину, она не замечала, что дар оборачивался для мужчин проклятьем, она разрушала все к чему прикасалась. Все мужчины круто меняли свою жизнь, за исключением разве что военного, который как прозябал в пустоте своего существования, так и остался там прозябать. Странным образом, Москва именно в комнате Комягина канула в безвестность, позволяя выйти на сцену другим персонажам, которые пытались склеить свою жизнь и обрести твердость земли под ногами, потеряв Москву.Я в очередной раз убедилась, что Платонов бриллиант русской литературы. Рассказывая о судьбах нескольких людей после Октябрьской революции, объединённых встречей с Москвой, он показывает судьбу новой создающейся страны. И если в начале романа ты вместе с героями веришь в светлое будущее, то к последнему абзацу понимаешь, что тебя обманули и ничего светлого в новой стране нет, она хромая калека, разрушающая и растаптывающая людей. И все, что тебе остаётся, это лежать размазанной по рельсам в надежде, что придёт Самбикин и именно в твоих внутренностях найдёт на дающую ему покоя душу.
Иногда кажется, что вся русская литература томится мучительным усилием вспомнить ту песню лермонтовского ангела, которую он пел в ночи неся в объятьях душу.
Особенно надрывно и обнажённо это усилие «припомнить» звучит у Достоевского и Платонова.
Клин ангелов пролетал над голубым сияньем мира и одна душа упала, потерялась в его эдемских дебрях.
Что есть душа, как не одичавший Маугли, с вечной тоской о нездешнем? Что осталось у человека от неба ? – Синева глаз, лопатки на спине : грустные обрывки крыльев, и перо в руке..Действие этого маленького романа разворачивается в социалистическом Вавилоне, как и наш мир, словно бы уже заросшего однажды природой. Главная героиня – девушка Москва : почти спиритуалистический образ сиротства не столько даже послереволюционной России, потерявшей своё имя, сколько души как таковой.
У Достоевского, его социалистических бесят пожирала сияющая пустота в их сердцах. Здесь же, в построенной ими утопии на крови, эта пустота никуда не делась, но тепло смешалась с душой. И такое ощущение, что если бы герои книги поднесли руки к лицу, то, словно в фильме « Меланхолия», из кончиков пальцев, синеватым свечением стала бы стекать в небо эта одухотворённая пустота.
Влюблённый в Москву и жизнь хирург Симбикин ( в неё влюбляются все), размышляет о вопросах бессмертия – физического !– более того, он полагает, что человек есть лишь зародыш некоего крылатого существа ( схожая мысль у Набокова :"Человек – куколка ангела").
Зародыш, со своей пуповиной, и правда напоминает космонавта со своим тросом – единственной его связью с матерью Землёй.Героям книги мало земного, карманного счастья, которым бы можно было насытиться ( тема инквизиторских «хлебов» Достоевского обыгрывается в романе экзистенциально и страшно). Им хочется преобразовать тела, законы природы, космос..
Тут есть что-то от неприкаянности уже не души, но жизни и судьбы.
Душа стала телом – её ранят касания мира. Тело – стало душой.
Платонов говорит о природе в тональности человека, а о человеке, в тональности природы, добиваясь изумительной поэтической и экзистенциальной глубины.
Как сказано в романе « Сама природа словно бы ворочается в болезненном бреду» разделяя с человеком его тоску по вечности и счастью.
Разве не удивительны у Платонова все эти скучающие и уставшие уста, пространства, сны и звёзды ? Словно бы сама вечность склонилась и смотрит на этот уставший, безначальный мир, где уже все перебывали всем, где всё уже было, но всё равно верит и опять ждёт, что вот сейчас, в душе того или этого человека сверкнёт нечто новое, вечное.. но этого опять никто не заметит, да и сами они не успеют донести это до мира.Другой дивный персонаж – Сарториус : экзистенциальный инженер а-ля Сартр, томящийся вопросами бытия.
Переживая муки влюблённости в Москву, он впервые с ужасом осознаёт, что всё мировое единение людей, все крылатые и звёздные машины, почти бессмысленны, ибо разбиваются о невозможность двух людей слиться друг с другом. Секс, сверкающая роскошь цивилизаций и искусств… упускают какое-то самое главное счастье.
Хочется человека всем миром обнять – но нельзя. Хочется в человеке весь мир обнять – невозможно.
И хочется плакать всем телом от этого.. Словно бы в начале мира было не слово «Бог», а крик. Чёрный, вопрошающий, укорительный крик одиночества самой жизни.В романе, несмотря на обилие «проклятых вопросов», очень много юмора ̶о̶т̶ ̶к̶о̶т̶о̶р̶о̶г̶о̶,̶ ̶п̶р̶а̶в̶д̶а̶,̶ ̶х̶о̶ч̶е̶т̶с̶я̶ ̶п̶о̶р̶о̶ю̶ ̶п̶л̶а̶к̶а̶т̶ь̶.
Роман остался недописанным, словно недописанные и гениальные сны а-ля Кафка, с которым у Платонова много общего. Опубликована « Счастливая Москва» лишь через 55 лет после написания.
Стоит сказать и о стиле Платонова, который, перешёптываясь со словами главных героев и мерцанием природы, словно бы норовит соскользнуть в 4-е измерение.
Само пространство образов и слов, шагаловски искривляется, словно пространство около звёзд и планет.
В 20-м веке есть лишь два «инопланетянина» от литературы, к тому же родившихся в один год : Набоков и Платонов.
Марк Шагал – Над городом.
А без меня народ неполный.
"Старый механик" А.П.ПлатоновПлатонова читать ни разу не развлечение, всегда трудно. Не потому, что пишет о каких-то особенно тяжелых для восприятия вещах, хотя и этого хватает, но по той обыденной простоте, с какой отменяет противопоставление между антагонистичными вещами и понятиями. Он стирает границу, делает равнозначными жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и горе, совершенную реализованность и полный крах – самой природой разнесенные по разные стороны барьера. У Андрея Платоновича роскошный пир не только сосуществует с голодной смертью, а совершенная красота и грация – с культей и деревянным протезом, но в любую секунду одно готово перетечь, перелиться в другое, естественно заняв весь объем. Больше того, само средоточие жизненной силы, эликсир витальности он в своей картине мира помещает не в мозг или сердце, но в кишки только что умершего человека, в промежуток между непереваренной пищей и калом. Что, не очень приятно? Ну вот он такой.
Именно когнитивный диссонанс, а не особенности лексического строя его прозы, как может показаться на поверхностный взгляд, лишает читателя опоры. Привычно твердое основание становится зыбким, уплывает из-под ног, ты не можешь сориентироваться в этом мире чудовищных сказок, рассказанных не то механическим человеком, не то очеловеченным механизмом. Нескладным, детским каким-то, но при этом парадоксально поэтичным, языкомНезавершенный роман «Счастливая Москва» не о дорогой нашей столице, это история девушки, что в детстве осталась сиротой, скиталась среди беспризорников и бог знает какие тяготы довелось ей перенести до того времени, как попала в детский дом, где, не помнящей своего имени, дали ей новое – Москва Ивановна Чистова. Это квинтэссенция платоновского стиля: она несколько лет ходила и ела по родине, как в пустоте, пока не очнулась в детском доме и в школе.За кадром могут оставаться какие угодно мерзости жизни, с девочки они скатились ртутными шариками, не замутив чистоты. Но и даром ничего не проходит, сплав жизни со смертью, особого рода безжалостно-равнодушное безразличие вошли в Москву как естественное продолжение ее личности. Природой естественной красоты, грации, непосредственности, назначенная радоваться жизни и вдохновлять творцов – а она такая, знаете, Муза, в которую невозможно не влюбиться, и всякий влюбляется – так вот, она оставляет, одного за другим, людей, которым разбила сердца.Не ради других, которые богаче, умнее, талантливее, но за тем, чтобы пойти, например, работать в метрострой (самая тяжелая работа в невыносимых условиях, на которую нанимались преимущественно тогдашние гастарбайтеры – крестьяне из разоренных коллективизацией деревень). Где тяжелая вагонетка раздробит ей ногу, оставив ампутантом. А любившим ее механику Сарториусу (салют, «Солярис», не думаю, чтобы Лем читал, но книги порой переговариваются через головы творцов) и врачу Самбикину, остается деградировать, всякому своим способом.Почему? Ну вот, такая философия у Платонова. Жизнь, которую не в счастье надобно проживать, не радоваться, но преодолевать ее ежечасно. Идеи русского космизма переплавляются в его творчестве в жизнь, сопредельную и почти равную смерти. Такое: «жить так, словно ты уже умер». Однако если вы только начинаете знакомство с платоновский прозой, возьмите эту небольшую по объему книгу, не «Котлован» или «Чевенгур», которыми автор знаменит больше.