Андрей Но
Железо. Книга 2. Освобожденные от шлака
Глава 2. Похвала. Часть 2
Обнявшись на прощание с другом, он поплелся домой – к матери и младшему брату. Уже понемногу светало. Скоро Посланники Зари начнут давить из себя омерзительнейшие крики. Их пальцы будут сжимать железные болванки и лупить ими в чугунный гонг, подвешенный на шею. Железо жаждет освобождения. После сегодняшней ночи у Венчуры больше не осталось иллюзий, что за волей железа неуклюже пряталась широкомордая прихоть вождя. Добытое, выплавленное и прокованное, не имеющее себе равных в прочности и остроте, судя по воинским акинакам… Зачем оно вождю в таких количествах? Кому он его отдает? Венчура мрачно усмехнулся про себя.
Не сегодня, так завтра, вождь и сам охотно ответит на все вопросы соплеменникам, будучи подвешенным за лодыжки над воротами Площади Предков…
– А ты знал, что упыри проводят большую часть жизни перевернувшись вниз головой, внутри темной и сырой пещеры?
Венчура скосил глаза на небольшой песчаный холм – за ним полустоял-полулежал, скрестив руки на груди, паренек чуть старше его. Шерстяные леггины из шкуры бизона и меховая безрукавка со змеиными клыками в качестве застежек. На плече подвязка из перьев, а на шее бусы из редких камней. Взгляд хищный, как замерший в кукурузных стеблях воин, и полный азарта, а улыбка – красивая и бесстрашная, как падение солнца за горизонт. Выйдя из-за холма, он вразвалку подошел к Венчуре. Они были примерно одного роста.
– Так и чего добьешься, подвесив его за лодыжки? Он того и глядишь причмокивать начнет… Упыри света боятся, а еще у них очень чувствительный слух…
Венчура не выдержал его прямого, насмешливого взгляда, и с ухмылкой потупил глаза.
– И что предлагаешь тогда?
– В глаза воткнуть горящие головешки, – пожал плечами разодетый паренек. – А уши, коли такие чувствительные, заткнуть наконечниками стрел…
Венчура снова ухмыльнулся, но уже не так весело. Паренек это заметил.
– Ты ведь никогда не любил насилия, – проговорил он. – Но как быть с теми, кто его плодит?
– Прогнать их подальше?
– Упырей прогнать непросто, – задумался паренек, потеребив клык на безрукавке. – Но они в ужасе улетают, едва заслышав стрекот ястреба или сапсана…
– А как он звучит, этот стрекот?..
Парень надул щеки и произвел губами неблагозвучное трещание. Венчура грустно рассмеялся.
– Совсем непохоже…
– А ты попробуй сам.
Венчура попробовал, но вышло даже еще глупее. Паренька это повеселило.
– Почему ты не сказал мне раньше? – вдруг спросил Венчура.
Улыбка сошла с лица паренька. Смех померк в его глазах, уступив место холодной и всепрощающей отрешенности. Растерянно проведя пальцами по застежкам своей безрукавки, он распахнул ее и будто с удивлением воззрился на свой живот. Там был провал, рваная рана. Внутренности отсутствовали.
– Почему не сказал, что тебя убили эти двуличные твари?
– Ты не был готов узнать, – сглотнув, ответил ему паренек. – Что бы ты сделал с этим знанием в том возрасте? Побежал бы о нем во все стороны кричать? Без друзей, без мудрости, без твоего нынешнего влияния? Тебя бы заткнули. Грубо и бесшумно.
Венчура горько склонил голову. То было правдой.
– Но сейчас ты готов, и я горжусь тобой, – паренек приобнял его за плечо и они вместе двинулись к дому его семьи. – Тебе нужна поддержка, как никогда раньше… И я готов тебе ее дать.
– Спасибо, отец, – Венчура ему был за это очень благодарен. Ему вечно недоставало отцовской похвалы. Он так хотел услышать одобрение, что он делает хоть что-то по-настоящему важное. Он даже был бы рад отцовской брани и осуждению, и тогда бы они смогли с ним обсудить, что же именно его сын делает не так. Вместе они бы выяснили, как правильно.
Паренек ему ободряюще улыбнулся – необычайно по-взрослому для его лет. От этой мальчишеской, задиристой улыбки, какой бы широкой она не была, все равно сквозило леденящей тоской, что все перечеркивала и оставляла Венчуру вечно голодным, сколько бы отец его не ободрял.
– Не иди туда. Там ты не найдешь поддержки, – отец попробовал повлечь его к красной скале, к хижине Куклука Черноротого, но Венчура твердо направлялся к матери.
– В этот раз она не станет спорить, – понадеялся он. – Я скажу ей, от чьей руки ты на самом деле погиб. Скажу ей, что на самом деле здесь происходит. Она поймет, что все это время ошибалась и пожалеет, что не была на моей стороне… Она пожалеет, что выбрала этого безрогого вола, не видящего дальше плуга, в который его запрягли…
– Не надо так про Брюма, – паренек успокаивающе потряхивал Венчуру за плечо. – Вы бы без него совсем пропали… А шезлонг из моих костей? Она еще сидит в нем? В моих объятиях?
Венчура заглянул в вопрошающие глаза паренька – те явно желали услышать, узреть, что он первым был, первым и остался. Азарт охотника – угодить стрелой в самое сердце, чтобы та осталась в нем до самого последнего толчка. И неважно, сколько перед ним, самым последним, оно еще побьется. Венчура не хотел обманывать отца. Но и расстраивать тоже. Он отвел взгляд. Паренек понимающе кивнул.
– Знаю, она рассказывает тебе, что я самая большая ошибка в ее жизни – часто и громко, чтобы и самой в это поверить. Пойми ее. Брюм – надежный мужчина, и она должна быть его верной женщиной. Хотя бы снаружи. А что ей еще остается?.. Я не перестаю себя ненавидеть, за то что так вас подвел…
– Ты не подводил, – процедил Венчура. – Ты бы вернулся с охоты, как и всегда. Это тебя подвели, предали… те, к кому ты не боялся повернуться спиной… Проклятые Смотрящие в Ночь… Ты знаешь, кто из них… сделал с тобой это? – он опустил глаза на смертельное увечье отца.
– Это сделал вождь, – проговорил тот. – Их руками. Пока его собственные руки покоились на горле их близких, готовые в любой миг сжаться… Нас всех подвели и вынудили подводить других… Но уже очень скоро ты все это прекратишь. Только тебе это под силу.
– Я не так уж и силен…
Паренек отвесил ему легкий подзатыльник.
– Вот где твоя сила, балда… Спору нет, ты столь тощий, что тебя сдует ветер. А Брюма ветер не сдует – зато вьюга снесет. Но если вы все встанете толпой и крепко возьметесь за плечи – сама зима в ужасе повернет вспять…
– Зима неотвратима…
– Это так, – сплюнул паренек и утер губы плечевой подвязкой. – Но есть места, куда она никогда не приходит… Где листья зелены, а плоды на них сочны и бесчисленны, а дичь буквально сама выпрыгивает навстречу… Я вижу по твоим глазам, как ты жаждешь листвы… Я наблюдал сегодня за тобой, на границе… Ты старался не думать о ней, но я уловил твой жадный взгляд, брошенный на деревья за рвом… Ты поведешь туда людей. Вам незачем здесь оставаться. Это место проклято и бесплодно, и этот Скальный дворец – пусть он остается упырям…
– Как мне вести за собой людей, если меня не готова выслушать даже собственная мать?..
– Ты бы еще спросил, как выстрелить из лука собственной рукой, что его натягивает, – усмехнулся паренек. – На то она и твоя мать, чтобы никогда тебя не слушать… Пошли лучше в гости к Куклуку Черноротому… Тебе необходимо выспаться. Тебе предстоит очень тяжелый день…
– Пойдем, если наконец назовешь свое имя.
Отец горестно вздохнул и застегнул безрукавку на своем порванном животе.
– Я мастерски ловил зверей, – сказал он. – А ты мастерски ловишь на слове. Ну хоть что-то тебе от меня передалось…
Отвернувшись от сына, он зашагал обратно к скалам и скрылся в их высоких тенях. В его последних словах Венчуре почудилась укоризна. Негоже было расстраивать отца.
* * *
Колопантра сосредоточенно плела пончо из кукурузного лыка, пока Венчура полумертвым голосом рассказывал ей о границе, о несуществующих Пожирающих Печень и об убийстве его отца предателями с копьями. Ее подбородок был наморщен от внимательности, а глаза под набрякшими веками не сводились со змеиного клыка, которым она водила туда-сюда, стягивая нити. Заметив, что сын замолк, она сварливо покосилась на него, скрипнула зубами, и вернулась к делу. Венчура растерялся.
– Ты слушала, что я рассказывал?
– Ну и? – небрежно выдавила она.
– И… что? – Венчура утратил дар речи. – И… что, тебе нечего на это ответить?
– А что я должна тебе ответить?
– Не знаю, но… Я думал… тебе могло быть интересно узнать, как на самом деле погиб отец…
– Какой отец?
– Мой.
– Твой отец уже проснулся и ушел к Прощающим Холмам, заниматься своим делом… в отличии от некоторых… И я занята делом!.. – завелась с полоборота Колопантра, выпучив глаза и отложив пончо. – И даже твой брат уже на карьере и тоже занят делом…
– Вохитика отбыл на карьер? – ахнул Венчура. – Я же просил…
– …и только ты слоняешься неизвестно где без дела! – повысила голос мать. – А тут решил явиться пораньше непонятно откуда и отвлекать меня своей чепухой!..
– Мам!.. – заорал сын. – Мой отец!.. Его убили Смотрящие в Ночь, а не каннибалы!.. Каннибалов не существует!.. Нас обманывают!..
Колопантра взглянула на него чуть ли не с презрением.
– Ох, как бы я сейчас двинула по твоей неблагодарной морде, – наконец выдавила она сквозь зубы. – Кому ты еще такое ляпнул? Как тебе не стыдно, настолько позорить себя и, что главное, нас? Брюм, да хранит его Отец, вкалывает изо дня в день, чтобы было, чем прокормить нашу семью… Он не заслуживает, чтобы в нас тыкали пальцем, из-за такого, как ты…
– Такого как я? – рассвирепел Венчура. – Да всем на вас плевать!..
– Что ты сказал?..
– Ты сама говоришь, все заняты делом, кроме меня, – спохватился сын. – Разве у занятых людей остается время на то, чтобы тыкать пальцем в меня, а потом еще и в вас? Никому нет дела до нас, покуда своих дел невпроворот…
Мать сощурила набрякшие глазки, не до конца поняв, признает ли сын свою неправоту или же наоборот, оскорбляет ее и Брюма.
– Но позволь спросить, почему ты и Брюм так много работаете, но по итогу так мало получаете?..
– Ты еще считать будешь, сколько мы получаем? – ощетинилась Колопантра. – Сам еще ничего не заработал…
– Я воду таскал!..
– Как дурак!.. – крикнула мать. – Мог бы уже и на карьер пойти, как все нормальные!.. Да, работаем мы много, а получаем мало!.. Но глянь вокруг, люди пальцы уже грызут, жрать нечего…
– Вот именно!.. – поддакнул Венчура. – Но почему?
– Что значит почему, дурья твоя голова? – выругалась Колопантра. – Война идет! Соседи нас защищают, а мы их кормим в ответ!.. Ты же сам стоял на арене и все слышал!..
– А я только что сказал тебе, что войны никакой нет! – с нажимом повторил сын. – Смотрящие в Ночь стоят на границе, чтобы отлавлить беженцев из нашего племени. Они их убивают и уродуют тела, чтобы свалить вину на выдуманных людоедов, и запугать остальных!..
– А кому тогда отвозят пищу и железо?
Венчура был вынужден пожать плечами.
– Пока не знаю, это еще только предстоит всем нам выяснять…
– Так, – мать в ярости отбросила пончо и лыко с коленок и вскочила на ноги, – я вижу ты уже совсем с ума сходишь и не знаешь чем себя занять… Сейчас принесу желуди, будешь их лущить…
– Тебе что, вообще все равно, что я говорю? – не поверил Венчура. – Какие в жерло желуди? Я не хочу их лущить!.. И я не хочу работать как-либо еще!.. Это нужно только вождю, это он нас захватил и поработил…
Мать замахнулась на него черпаком, оросив водянистым супом все стены.
– Не смей так говорить про Пу-Отано!.. Тебя еще на свете не было, когда он вытравил из наших земель бледнолицую паскуду!.. Чтобы такие как ты, неблагодарные койоты, выросшие, поливали его грязью и выводили честных людей из равновесия… Война идет, и каждый делает, что может… Я не желаю тебя видеть в своем доме, если ты не собираешься быть, как все нормальные…
– Быть как все нормальные – это, в твоем понимании, ворчать у прилавка Жадного Гнада при виде своих вчерашних вещей, которые жнецы забрали на склад для вспоможения? А затем послушно и терпеливо выкладывать свои пожитки в обмен на эти самые свои вчерашние вещи? Ты права, я поступил, как ненормальный, и поймал советников на этом воровстве!.. Вот жаль только, что не Кватоко, а мелкую сошку Лиллуая…
– Ну и зачем ты его поймал? – воскликнула мать. – Ну всегда найдется крыса в мешке с кукурузой, этим ты никого не удивил… А понимал ли ты, что своей выходкой подвергнул опасности меня, отца и своего брата? Конечно же, нет!.. Зато за тобой носилась толпа таких же бездельников, которые мечтают лежать пузом кверху, а не работать!.. А ты, наверное, чувствовал себя таким важным и героическим, да? Тот был таким же заносчивым дурилой…
– Кто тот?
Мать поджала губы.
– Как звали моего отца?
– Никак его не звали!.. – огрызнулась Колопантра. – Его только леса звали, вот в них он и закончил… Всем сказали сидеть по домам!.. Нас окружили враги, очень опасные враги!.. Нет, надо переться в лес, ему же все нипочем!..
– Его убили Смотрящие в Ночь.
– Да как ты смеешь!.. – взвизгнула Колопантра, и ее лицо перекосило от злобы.
Венчура отшатнулся, только сейчас обнаружив, насколько ее лицо оскотинилось. Он уже много зим в него не заглядывал, предпочитая отводить глаза или вообще сбегать из семейного дома. Но то, что он сейчас узрел, не оставило в нем сомнений – его матери давно нет в живых.
– Как ты смеешь, – прошипела она снова, – осквернять о нем память? Ты в то время еще мочился под себя, а мои друзья, близкие, и люди вокруг гибли, гибли, гибли… – она трясла головой с каждым словом, а слюни яростно разлетались в стороны, – ГИБЛИ!.. Бледнолицые с грохочущими палками, Пожирающие Печень, Танцующие на Костях!.. Хоть на голую скалу лезь, хоть вой койотом!.. Столько стариков видели все эти ужасы своими глазами, и вот, только немного в племени улеглось, как находится бестолочь, которая не хочет, видите ли, страдать за еду, потому что самая умная… И начинается… Не было никаких Пожирающих Печень, говорит, советники нам врут… Смотрящие в Ночь, храни их Отец, нас, оказываются, убивают… И все ради того, чтобы тебе снова порукоплескали?.. Да как ты смеешь!.. И это я тебя родила… Какой позор!.. – Колопантра душераздирающе разрыдалась.
Венчура ошеломленно стоял, не зная, какие слова тут можно подобрать. Какой бы противоестественной не казалась вся эта чушь, выкрикнутая матерью, его все равно проняло чувством непонятной вины и беспомощности. В самом ли деле он бестолочь, которая хочет совершить нечто важное и героическое, и только?.. Все ради похвалы? Что за чушь… Венчура с отвращением тряхнул головой, будто ее облепили навозные мухи. Как же был прав отец – не надо было ему сюда приходить.
– И что, опять со своими дружками соберетесь? – сдавленно вскрикнула мать сквозь слезы. – Мало тебе славы с прошлого раза, хочешь больше? Рожа треснет!.. Я не позволю тебе рисковать нами!.. Сам катись, куда угодно, можешь хоть вслед за этим дурилой в лес, там и подохнешь, но если снова вздумаешь морочить людям головы, ставя нашу семью под удар, я лично пойду к воинам!.. Слышишь?! Я пойду к воинам, и потребую, чтобы тебя сослали на карьер… Вот там голову и прочистишь от своих думок!.. Если бы не добряк вождь, которого ты так обвиняешь во всех бедах, я бы тебя не спрашивала, давно бы уже запнула на карьер… Тебе повезло, что он оставил за людьми право чем заниматься, даже несмотря на войну… Пахать на тебе надо, я считаю, только тогда в человека превратишься!.. Я давно Брюму говорю, что если он вновь объявит…
Венчура не стал дослушивать, кто там что вновь объявит. Он молча взметнул кисею и покинул жилище.
Глава 3. Проблемный новичок. Часть 1
Утром у выхода из штольни их уже поджидал коротышка. Каждому доставалось по шлепку жердью ниже спины и гортанный выкрик на незнакомом наречии вдогонку. Веселящий Стену встал на проходе и стал томно извиваться под ударами, потешно изворачивая и подставляя свой необъятный зад.
– Да!.. еще, давай еще!.. Мне это нравится!..
Коротышка скалился своими уродливыми зубами и хлестал того снова и снова, пока наконец не сдался. Ворчливо хохотнув, он оттолкнул шутника с прохода к остальным. Последним вылезшим из штольни шлепков жердью не перепало.
Похватав утварь, они последовали за надзирателем к какому-то новому месту. Окрестности тут были еще громче и оживленнее, гравий истоптаннее, мощно несло жаром из открытых плавилен у подножия. В длинных каменных траншеях с водой поблескивала какая-то странная, блестящая накипь. Трудяги здесь ходили в передниках и грубого кроя рукавицах из толстой, промятой кожи. На пришедших они поглядывали с пренебрежительной ленцой.
Спустившись к грязному, зашлакованному ручью, команда горняков съежилась в тени огромной махины, которую именовали сердцем карьера, домной. Та урчала и шипела, словно огромный живот, который по глупости до отказа набили пряностями. Водяное колесо было соединено со здоровенными мехами, и те безостановочно раздувались и сдувались, нагнетая воздух и раскаляя докрасна жерло рукотворной горы.
По другую сторону домны были расположены мехи поменьше – их в движение приводил горизонтальный вал с массивными поручнями, которые толкала уже не вода, а пятеро мужчин. Монотонная работа обратила их лица в камень – такой же тупой и равнодушный, покрытый липкой и серой пылью.
Вершина домны была обнесена опалубкой, по которой сновали погрузчики угля. Лопатами они забрасывали его в пылающее сопло, как можно дальше отворачивая замотанные полотнищами лица от стреляющих огненных брызг. Жирный дым с копотью непрерывно валил в небо. Мучавший Вохитику вопрос о том, откуда с утра на небосклоне берутся грязные, портящее настроение тучи, не покидающие каньон до самой ночи, отпал сам собой.
Снизу из фурмы неохотно вытекал тягучий, жизнерадостно красный, в точности как солнце, почти что полностью освобожденный Отец – он заполнял длинный желоб и застывал. Полученные чушки трудяги еле отрывали от жженного гравия и бросали в волокуши, а носильщики тащили их в плавильни для пудлингования – окончательного прощания железа с мерзкой и приставучей землей.
Вохитика зачарованно смотрел на эти силы, заставляющие непробиваемо твердое течь, как слезы, а жидкое вращать громадину, что превосходила габаритами хоган, в котором жила его семья, и млел. Конструкции здесь казались невероятными даже для сновидений, чего уж говорить про мальчика, который ранее не видел ничего сложнее дверного засова.
– Если что непонятно, то у меня спрашивай, – предложил Поганьюн, любуясь тем, как Вохитика беспомощно озирается по сторонам.
Парень с трудом подобрал слова, чтобы склепать из них худо-бедный вопрос, но к тому мигу Поганьюна уже не было на месте. Тот был горняком-тактиком, как Вохитике объяснили по пути к домне – ответственная должность, где работать больше приходится умом, нежели мускулами. По большому счету именно Поганьюн решал, где остальная команда будет долбить камень, как долго, насколько мучительно, и в какой позе – если, конечно, в дело не вмешивался коротышка, как это было вчера, из жажды заткнуть за пояс зазнавшегося горняка-тактика. Но заканчивалось это всегда одинаково. Надзиратель оказывался не прав, и ресурс команды оказывался растраченным впустую.
Вугулай, по всей видимости, был излюбленным помощником Поганьюна и стоял на подхвате, но сколько Вохитика за ним не следил, пока не было ясно, в чем именно заключались его обязательства. Но время от времени старик что-то бубнил, а Поганьюн восклицал от смеха, едва не роняя из рук мерило из шипа и бечевки.
Горняки стояли без дела, вздрагивая от выстрелов в печи и ожидая, пока Поганьюн прикинет место, где начинать вырабатывать штрек. Коротышку их бездействие сильно нервировало. Подойдя к одному вплотную, он оглушительно окликнул его прямо в лицо и пнул по мешку с углем, стоявшим у входа в плавильню. Тот непонимающе развел руками, за что надзиратель схватил его за шкирку, заставил схватить мешок и пальцем указал переставить его к соседнему входу в плавильню. Тот, глупо ухмыляясь, занялся бестолковым делом. Тем временем коротышка уже нащупал мутными глазками Вохитику.
– Вуйа-а-абчхорг-а-йа-хгуйа-а-а!.. – неодобрительно протянул он и поцокал языком, метя взглядом куда-то ему в лоб. Вохитику бросило в жар. Он даже приблизительно не понял причины его недовольства, а тот повторять не любил.
Три Локтя щелкнул пальцами мрачному юноше, прогнавшего вчера со спального места Вохитику.
– Гу-йа-а!..
Юноша с ходу понял, что от него хотят. Не заставляя себя ждать, он проворно зашагал к съездовому уступу.
– Пришло время наводить красоту, парень, – негромко подсказал Веселящий Стену. – Следуй за Руганом, ему поручили тебя сопроводить…
Вохитика без лишних слов потрусил за мрачным юношей. Тот шагал широко и быстро. Так они навернули два кольца вокруг пропасти, спустившись ко дну еще ближе. В самом низу щемились какие-то бараки, должники безостановочно сновали между ними, что-то таская на своих горбах.
Вохитика решил сделать вид, что вчера ничего не было, и нагнал провожатого для не дающего ему покоя вопроса.
– А куда мы идем?
Тот остолбенел, будто ему в спину швырнули камень, а не вопрос, и неверяще повернулся. В черных глазах сквозила ярость, которой бы позавидовал даже коротышка.
– Здесь громковато, да? – наконец выдавил он. Углы его рта были опущены, нос сутулился, кусочек левого уха отсутствовал, а желваки топорщили кожу даже сильнее, чем костяшки пальцев на сжатых кулаках. – В таком грохоте всякое может послышаться, не спорю… Так вот тебе явно послышалось, что я давал разрешение со мной заговорить.
Грохот вокруг был невообразимый, но Руган стоял достаточно близко, чтобы без труда различать его слова. И тем не менее Вохитике действительно показалось, что ему послышалось.
– Что? А разве нужно разрешение?
Лицо Ругана скривило еще ненавистнее, и он шагнул к новенькому вплотную, пытаясь взглядом вдавить его в землю.
– А мне надо как-то доказать, что оно нужно?
Наверное, в карьере тот же устав правил, что и у Смотрящих в Ночь, где Ждущие Закат снискивают разрешений от тех, кто выше их по званию. Отец его об этом не предупреждал.
– Ой… Я просто не знал… Прости меня.
Руган еще какое-то время пожирал Вохитику взглядом в упор. Наконец он отстранился от него с презрительной усмешкой и продолжил свой путь.
Вскоре они спустились к баракам и направились к ветхой пристройке с дырявой кровлей. У входа чесалась очередь из нескольких мужчин с крайне неопрятной шевелюрой. Их ладони то и дело хлопали себя с остервенением по голове.
– Чего толпитесь? Боитесь заходить что ли? – рыкнул на них Руган, прорубая себе дорогу тощими плечами. – Чего встал? – крикнул он Вохитике. Тот неуверенно последовал за ним под обомлевшими взглядами.
Внутри на перевернутой корзине сидел и корчился кто-то из носильщиков, судя по грубой, негнущейся циновке с прорезанным в ней отверстием для головы – так одевали эту братию, чтобы плечи и шея их представителей стирались от ноши не так быстро. По его рябым щекам и шее текли ручейки темной крови, заливая циновку, а над ним высился морщинистый старик с щербатым лезвием. Голова была наполовину обкромсана, а земляной пол усеивали клочки черных волос. Еще пара корзин у стены были доверху наполнены будущей набивкой подушек для малоимущих.
– Мы тут ждем вообще-то… – возмутился один из очереди.
– Ну вот и дождались меня. Подождете еще, и подольше от работы отдохнете сегодня, – обрадовал их Руган.
Но тех явно не соблазнял озвученный Руганом расклад. Они взвешивающе смотрели на наглеца и украдкой оглядывались, желая убедиться, что поблизости нет надзирателей. Руган тем временем помог должнику встать с корзины и повелительным кивком призвал Вохитику занять освободившееся место. Старик с бритвой казался равнодушным к происходящему – ухватив Вохитику за прядь, он начал ее грубо кромсать. Порог цирюльни перешагнула куча недовольных мужчин.
– Мы пришли первыми, – насупленно сказал тот, что был покрупнее, с сосульками грязных патл на лбу. – Валите отсюда в конец очереди…
Руган удивился.
– Когда надо было заходить – вы боялись. А сейчас пришел я, и сразу охрабрели? Я кажусь настолько безобидным? Мне что ли доказать обратное?..
– Тебе плитой голову отбили или что? В конец очередь валите, говорю…
Лезвие в руках старика неуверенно застыло.
– Мне тут ваших клятых разборок устраивать не нужно, – прошамкал он беззубым ртом. – Если неймется, идите передерните в канаву, а здесь мне ничего не надо…
– Делай свою работу, Олевик, – бросил Руган старику. – А до этих наверное дошли слухи, как я стригу, вот и рвутся сюда… Так и быть, могу вас всех подравнять. Мне даже бритва не нужна – ногами я машу будь здоров…
Он повернулся к ним полубоком, небрежно расставив ноги.
– Ну что, решили, кто первый? Не до ночи же мне здесь торчать… Рожу отпинаю так, что патлы осыпятся, как листья к зиме… Ну?!
Мужчина, которому он бросил вызов, гневливо водил нижней челюстью. Руган смотрел на него прямо и насмешливо. Не выдержав его взгляда, тот отвернулся и повлек за собой остальных на выход. Вохитика незаметно выдохнул. Драться собирался его провожатый, но руки почему-то дрожали у него. Сомкнув их в кулаки, он терпел треск отрываемых от головы прядей.
Но не успели ему отсечь и нескольких клочков волос, как мужчины вернулись. В их руках были зажаты ломы, заостренные клинья и ребристые камни, похожие на те, которыми его отец колол и шлифовал черепа.
– Олевик, выйди отсюда, – обратился к старику тот, с кем говорил Руган. – Если что, ты этих двух не видел. Шли, да не дошли. На карьере всякое случается…
– Ребят, ну вы что, как дети то…
– Уходи, говорю, старик, не то и тебя потом хватятся искать…
Демонстративно отбросив лезвие к корзинам, старик отряхнул ладони от волосни и с ворчанием поплелся подышать свежим воздухом. Но и Вохитика тоже не стал задерживаться.
– И куда вы ломанулись? – рассердился Руган. – Олевик, делай свою работу, будь ты проклят!
Старик притворился глухим и исчез в проеме. Вохитика обошел мужчин по дуге с примирительно вздернутой ладонью.
– Я тут ничего не решаю, дайте пройти, – проблеял он. Мужчины на него особо не смотрели, их тяжелые взгляды были прикованы к улыбающемуся Ругану. Зубы у того были на удивление ровные и белые. Удивительно, как он их еще с таким нравом не растерял.
Руган быстро подхватил брошенное стариком лезвие с пола.
– Что ж, убедили, стричь вас буду по старинке.
– Руган, пошли, – вырвалось у Вохитики.
– Этот урод останется, а ты вали, – решил мужчина с ломом в руке.
– Вы хотите к пудлинговщикам попасть?
– Мы хотим засунуть это, – трудяга потряс ломом у его носа, – в его зад…
– А сразу после этого к пудлинговщикам?
Мужчина снова яростно поводил нижней челюстью, переводя пылающий взор с трясущегося Вохитики, на застывшего с лезвием в руке Ругана.
– Да пусть даже и к ним, – наконец пожал он плечами и развернулся к своему обидчику. Вохитика выдернул свою голову в проем и крикнул.
– Старик возвращается. С Тремя Локтями.
Мужчины заколебались, а Руган окликнул своего подопечного:
– Чего врешь? Не порть нашу разборку. А если сил нет на нее смотреть, то беги к коротышке, поплачься ему о произошедшем…
Вохитика чуть не хлопнул себя по лбу от глупости Ругана. Он протянул цепь человеку, увязшему в Прощающих Холмах, а тот ее с пренебрежительным смехом отпнул от себя подальше.
– Вы из команды Трех Локтей? – поднял брови мужчина с ломом. – Так у него там одни глиномесы, он других к себе и не берет… Тьфу!.. – сплюнул он под ноги Вохитики. – Мараться еще о вас… Валите оба, пока я не передумал.
Руган зашелся истерическим смехом.
– Передумал?.. Что?.. Кого ты пытаешься обдурить? Мертвецы не умеют передумывать, за них всё уже давно додумали и решили. А ты уже считай мертвец…
Вооруженные мужчины переглянулись.
– Твой дружок сдохнуть хочет? – обратились к Вохитике. – А ты заодно с ним?
Тот энергично помотал головой.
– Пошли, Руган…
– Я проводил тебя на стрижку и будь я проклят, если мы уйдем отсюда, не обрив твою башку…
– Я уйду, – заверил его Вохитика. – А ты можешь оставаться. Но только чего добьешься?
– Ты никуда не пойдешь, пока мы не закончим, – яростно процедил Руган.
Вохитика вышел из цирюльни и зашагал обратно к уступу. К его облегчению, недовольный, но невредимый Руган вскоре его нагнал.
– Ты меня подставил!..
Вохитика не сдержал возмущения.
– Нет, это ты подставил сам себя!.. С чего ради нам должны были уступать? Кто тебя дергал так с ними разговаривать?
Руган схватил и сжал его запястье, словно кандалами.
– Я напоминаю, что не разрешал тебе со мной заговаривать. А уж обсуждать мои решения и подавно. Мы возвращаемся.
Вохитика напряг руку, не давая себя сдвинуть с места.
– Старик все равно уже ушел.
С этим Руган поспорить уже не смог.
– А все потому что надо было сидеть, а не драпать чуть что, как тушканчик, – зло сказал он. – А когда старик дернулся уйти, тебе надо было выхватить у него бритву и приставить к его горлу… Почему ты этого не сделал, а?
– Потому что… Потому что не хочу к пудлинговщикам.
Руган фыркнул.
– Заладил ты со своими пудлинговщиками… Тебе туда как раз и нужно стремиться, хоть выковали бы из тебя мужчину…
– Там умирают, не протянув и зимы… Разве не так?
– Может и так, – неохотно согласился Руган. – Так что я не горю желанием подыхать там из-за такой бесхребетной тушки, как ты… Стой смирно.
Отпихнув Вохитику, он побежал в ближайший барак, а вернулся оттуда с зажженным факелом.
– Давай, сделай то, что ты так хотел в цирюльне!.. Закрой ладошками свое лицо, как девка при виде мокрицы…
– Ты что собираешься делать? – в ужасе спросил Вохитика.
– Делай, что говорю!
Вохитика прикрыл свое лицо ладонями, и Руган поднес к его шевелюре огонь. Волосы вспыхнули. Злое и короткое пламя пронеслось от его лба к вискам и затылку. Вохитика вскрикнул от жжения, охватившего всю его голову.
– Вот так, – удовлетворенно выдохнул Руган. Он хлопнул своего подопечного по лысине, стряхнув остатки пепла. – Куда ж лучше, чем ножом… Но нет, им же набивку для подушек подавай… Пошли, успеешь еще собой налюбоваться!..
Вохитика поспешил за ним, не отрывая трясущихся пальцев от новоявленной лысины.
– А этих уродцев надо подстеречь сегодня ночью, – злопыхал Руган, оглядываясь на Вохитику. – Надо же… Сдохнуть мне предлагали!.. Да после такого они теперь сами все передохнут!.. Пошли со мной после работы, поможешь мне удавить того, здорового!..
– Нет…
– Он плюнул тебе в ноги, – напомнил Руган. – И что, хочешь оставить это безнаказанным?
– Да.
Провожатый глянул на него с брезгливой подозрительностью.
– Это ж несправедливо. Ты что это, несправедливый, значит? – с вызовом спросил он.
Вохитика решил промолчать, тем более, что гул доменной печи уже был где-то поблизости. Они возвращались.
Доброй половины горняков уже не было на месте, как и коротышки. Оставшуюся горстку задействовали в подмогу к плавильщикам, но те только раздраженно отмахивались – рудокопы виновато таскались за ними второй тенью, мешаясь и путаясь в ногах. Руган не сбавляя ходу направился к тягачам, что вращали вал, и присоединился к тому, что похудее. Вохитика снова потерянно заозирался.
