Андрей Никонов
Билет в один конец
Глава 2.
Я всегда просыпаюсь сразу. Не ворочаюсь в полудреме, не продлеваю сладкий утренний сон еще на несколько минут-полчасика-час. Открыл глаза, потянулся, сел на кровати, встал с нужной ноги – а они мне обе нужны, бодрый и в хорошем настроении. Сны очень редко помню, если бы не наука, утверждающая, что без снов никак нельзя, был бы уверен, что и не снятся они мне. Но иногда, бывают красивые такие, цветные, и обязательно с увлекательным сюжетом. И тогда я несколько минут лежу с закрытыми глазами, можно сказать – досыпаю, это такое волшебное состояние, когда осознаешь, что уже не спишь, а сон еще никуда не ушел, и можно в нем вполне осознанно сделать что-то героическое, или просто приятное. Я не слишком верю в осознанные сновидения, каждый сходит с ума по-своему, но вот это ощущение полусна, на стыке сознания и небытия – классное.
Последний сон определенно был не то чтобы необычным поначалу, но очень натуралистичным. Будто бы я поперся зачем-то на берег реки на квадроцикле, в ночь, искать Пашкину сумку, которую он потерял, а потом, когда я эту сумку нашел, в ней оказался пылающий огненный эменталь, который проник ко мне под кожу, чтобы захватить зачем-то мое тело, безо всяких предварительных условий и предложений всемогущества, или что еще там они обычно втюхивают. Но вот хрен у него что получилось. Я потянулся и представил себе, как подчинил могучую стихию, вобрал ее в себя, и теплое чувство покоя разлилось по телу, как в те далекие времена, когда я с подачи одной тяжелой на голову знакомой баловался аутотренингом. Люблю тепло, но не жару, сон прямо в руку – надо будет махнуть на юга, как раз к этому времени основная масса туристов уже схлынула, воздух еще держится своих 25-27 градусов, хотя почти сравнялся температурой с морем, белый песочек Пальмиры еще прогревает, но уже не обжигает, вечером прохладно, можно гулять по набережной, посидеть в кафе, заказать паэлью или какие-нибудь морепродукты, белое вино или бутылочку Биниграу. Можно взять с собой Таню или Катю. Или Таню… Да, точно, с Катей мы капитально рассорились.
Пойду и позвоню ей. И помирюсь.
Для этого надо встать.
Что же творится, встать-то я не могу.
Что-то удерживало мои руки, ноги и голову, позволяя чуть шевелиться, но не более. Надо мной тускло светился потолок, видимо, местный дизайнер спрятал светильники за светорассеивающим полотном. Потолка было много, обзор по краям ограничивали бортики, видимо, я лежал в какой-то больничной кровати. Вариантов было два, или я себе что-то сильно переломал, и теперь был закован в гипс, или меня парализовало. Оба варианта оптимизма не внушали.
Чувство беспомощности – самое гадкое. Сделать ничего не можешь, и от этого накатывает паника. Сердце заколотилось, но почему-то почти сразу перешло на обычный спокойный ритм, голова чуть закружилась, стало хорошо и спокойно, я уже не думал о том, что со мной происходит, перестал адекватно оценивать окружающий мир и уснул.
Следующее пробуждение было иным – я уже не лежал, а сидел, одетый в кремовые брюки и свободного покроя рубашку, а напротив меня за столом в кресле расположился Анатолий Громов, умерший два года назад.
– Привет, дядя Толя, – я улыбнулся легко и спокойно, всё встало на свои места. Значит, не в гипсе я лежу или параличе, а помер, и теперь вижу других покойников.
Почему-то другие версии в голову не приходили, и вообще, хоть я агностик и в богов не верю, но на существование загробной жизни втайне, в глубине души, наделся. И настроение к тому же было подходящее, благостное, словно сбросил с себя прошлую жизнь со всеми её грехами и тяготами, и начинаю заново.
– Привет, Марк, – мёртвый Громов явно был рассержен, – какого чёрта ты тут делаешь? Где Павел?
– С Пашкой всё хорошо, – продолжая улыбаться, сказал я, – сумку его нашёл, нога у него вылечится, завтра в Москву поедет. Рано ему ещё помирать.
– Какая нахрен Москва? – дядя Толя похлопал меня по щеке, странно, но прикосновение я почувствовал. – Эй, а ну приведите его в порядок, он же не соображает ничего.
И что интересно, последнее предложение он вроде как на каком-то иностранном языке сказал, но я понял. Потому что тот свет, он такой, на нём всё должно быть ясно и понятно.
Третьего шанса очнуться мне не дали, сознание прояснилось, и я отчётливо понял, что жив, и к тому же здоров. А Анатолий Громов никуда не делся, сидел передо мной.
– Всё, теперь можешь нормально говорить? – спросил он.
– Вроде бы да, – я попытался встать, и мне это удалось почти, но потом кто-то надавил на плечи, и втиснул меня обратно в кресло.
– Хорошо, пошли вон, – сказал он кому-то за моей спиной, и снова упёрся в меня взглядом, – Марк, сконцентрируйся, и обьясни мне, что произошло. Как получилось, что ты здесь очутился вместо Павла?
– Ты мне сначала, дядя Толя, на два вопроса ответь. Где я очутился, и почему ты всё ещё живой? И кстати, отлично выглядишь, операцию пластическую сделал?
Громов поднялся на ноги, за эти два года он только внешне изменился, а взгляд такой же остался, тяжёлый и пронзительный. Я забеспокоился, заворочался в своём кресле, огляделся.
– Ты тоже встань, пройдись, глядишь мозги на место встанут, – посоветовал дядя Толя.
Комната, в которой мы находились, была огромной, примерно, был тридцать на тридцать метров. Все это пространство разбивали на равные промежутки четыре колонны под золото, хотя может, это и было настоящее золото, на глаз не отличить. Они уходили вверх минимум на десять метров, упираясь в белоснежный потолок. В функциональности помещения сомневаться не приходилось – по центру стоял вполне земной переговорный стол буквой П, по диагонали два огромных дивана, разделенных журнальным столиком, предлагали провести более откровенные переговоры, в других отсеках были рабочие места, я бы посадил туда секретарей и возможно, именно так все и предполагалось, напротив входа, обозначенного синим контуром, стоял скромный столик буквально метр на три, с удобным креслом спинкой к окну, и двумя не очень удобными креслами для посетителей.
За этим столом сидело создание, которое просто девушкой назвать язык бы не повернулся. Нимфа? Королева красоты? Идеал моих эротических снов? Когда она поднялась, вся такая прекрасная в обтягивающем белом комбинезоне, откинув прядь белокурых вьющихся волос, от чего идеально очерченная грудь еще лучше очертилась, слегка прогнула свой тонкий стан, опершись руками на стол, кивнула – мне царственно, едва заметно, а дяде Толе чуть ли не в пояс, и, дождавшись от него повелительного жеста, скользящей походкой вышла из этого садового участка, мои гормоны чуть не разорвали меня, как грамм никотина хомяка. Вот честное слово, еще немного, и я бы пересмотрел свои взгляды на холостую жизнь. Хотя бы временно. И наплевать, что двери, в которую это сокровище вышло, не было – просто растворился кусок стены, а потом обратно пояился.
– На женщин реагируешь, это хорошо, – Громов похлопал меня по спине, – нравится?
– Очень, – признался я.
– Это хорошо. Потому что новости у меня для тебя разные. Но сначала давай с Пашкой закончим. Ты говоришь, с ним случилось что-то?
– Мы с друзьями каждую осень под конец сезона ездим на рыбалку, рядом с родительской дачей, – начал я издалека.
– Да знаю я эту вашу традицию, – дядя не стал меня торопить, махнул рукой. – Им бы только от семей своих сбежать, но ты-то холостой. Холостой еще?
– Держусь пока.
–Никак не нагуляешься. Хорошо, пошли вы на рыбалку, но как ты сюда-то попал? Прямо во время подсечки?
– Да нет же. Мы в воскресенье расходиться стали, и Пашка сказал, что забыл свою сумку у речки. Когда начал собираться, чтобы съездить, провалился в канаву и ногу подвернул. Ну ты знаешь, он мастак на такие фокусы.
– Да, Пашка такой, – грустно сказал Громов. – Но ты сказал, он жив и даже почти здоров?
– Обошлось вывихом и пораненной рукой. У него кровь ручьем, хотя этому кабану хоть бы хны, ну и в таком состоянии я его не отпустил никуда, сам поехал к реке. Сумку нашел, а в ней кварц, помнишь, у вас в доме лежал, голубой такой кристалл, который ты на помойке нашел?
– Ну да, помню. Продолжай.
– Я за этот кристалл схватился, и обжёгся, он был почему-то очень горячий, и прилип ко мне, я его отрывал, что только не делал, никак не отваливался. Ну я и решил в речке его искупать, чтобы хоть руку охладить. Но не дошел, споткнулся обо что-то, упал, и вот здесь сижу.
– Вот как оно получилось, – дядя встал, поглядел в окно. – Камень этот не простой. Портальный амулет.
– Значит, мы теперь где-то в Южной Америке? – уточнил я. Почему-то мысль о том, что существует телепортация, казалась мне естественной.
– Мы, Марк, даже не на Земле. Точнее, не на той Земле, где ты родился
Дядя вытянул руку вперёд, и на ладони у него появился искрящийся шар. Я смотрел во все глаза, руку даже протянул, чтобы потрогать, но по этой же руке и получил.
– Не делай так больше, убить может, – Громов сжал кулак, и шарик пропал.
– Это голограмма?
– Нет, это, Марк, шаровая молния, самая настоящая.
– То есть волшебство?
– По-простому, да.
– И ты вроде как волшебник? – ехидно спросил я.
– Не вроде, а волшебник, – спокойно ответил Громов. – В твоём мире это почти невозможно, а здесь сплошь и рядом. Только это не волшебство, а пси-способности.
Он махнул рукой, и в воздухе возникло изображение Земли, той, которую нам из космоса в Гугл-картах показывают, с небоскрёбами и египетскими пирамидами, а рядом другое, совсем другое. Нет, океаны и континенты были на месте, а вот с политической географией у авторов глобуса всё было нехорошо.
– А Луна тут есть? – осторожно уточнил я.
– Здесь та же Земля, что и твоя родная, абсолютно такая же, то же самое Солнце, звезды, Луна и Юпитер с Марсом. А сама планета лучше, да. Народу меньше, экология чище, ну и технологии, сам видишь – продвинутее. Про параллельные вселенные слыхал?
– Конечно, одиннадцать измерений, теория струн, кротовые норы и черная материя, – поделился я своими знаниями, почерпнутыми из интернета и сериалов. – Мы же, экономисты-теоретики, так себе все и представляем.
– Не иронизируй, – строго сказал дядя Толя. – Именно что параллельные. Так что это точно такая же Земля. Сейчас ты, если по карте смотреть, где-то в районе Курска.
– Раз вселенные параллельные, – я уже внутренне согласился с тем, что телепортировался, – тут может я сам есть, или родители. Вроде это запрещено, когда попадаешь в мир, в котором есть ты сам.
– Насчёт этого не беспокойся, тебя тут точно нет, и родителей твоих. Тут и России нет, и других стран, и не было никогда.
– А похожие Земли тоже есть? Такие, как моя?
– Есть, – дядя кивнул, – как не быть. Тот мир, где мы сейчас – центральная Земля, или Земля-ноль. Различия между нами появились несколько тысяч лет назад, так что они существенные, накопилось, сам понимаешь. А вот есть миры, которые с твоим на сотню-другую лет разминулись, там да, может многое быть одинаково, хотя туда ты как раз не попадешь, двойник твой там наверняка есть, насчёт парадокса двойников ты совершенно прав.
Он смахнул Земли, словно стёр.
– А как ты-то сам здесь оказался? – поинтересовался я.
– Ты, Марк, рассуждаешь правильно, только исходные данные неверные. Здесь я был с самого начала, а оказался на вашей Земле. Помнишь, как тетя Света меня к вам привела?
– Да как я вспомню, дядя Толь, я ж тогда под стол ходил на горшок.
– Точно. В общем, на вашу Землю я попал в том же году, когда ты родился, а с тетей Светой познакомился, тебе два года уже стукнуло. Камешек не забыл, за который схватился? Вот таких камней у меня с собой было два, с одним я сюда вернулся, а второй Пашке оставил. Он должен был ближе к вашему Новому году сюда переместиться, уже все было обговорено с ним.
– Погоди. Так Пашка знал? И вот так все бросил бы и сюда? Хотя что я спрашиваю, раз вы договорились. Вот паразит, хоть бы намекнул. Друг, называется. А тетя Света?
– И она тоже. В смысле знала, но сюда не захотела со мной переходить. Я ей все сразу рассказал, как только сын родился, но она никогда особо не верила.
– То-то она не особо печалилась, когда ты пропал, мать ее все за это ругала. А мы ведь тебя, дядя Толь, поминали три раза в год. В день рожденья твой, ну видимо тот, который по документам, на день военного разведчика и когда похоронка на тебя пришла, письмо из министерства обороны. И орден тебе посмертно дали, вручили тете Свете.
– Что за орден?
– За военные заслуги.
– Негусто, – дядя Толя поморщился, – после двух Красной Звезды и трех Мужества могли бы и Героя дать. Шучу, Марк, шучу, здесь эти побрякушки только для меня ценность имеют. Ну как, полегче стало?
– Нет, – признался я. – Слишком спокойный, наверное, должен нервничать, столько новой и неожиданной информации получил, и знаешь, как должное это воспринимаю.
– Ну а ты что хотел? – развеял тот мои сомнения. – У тебя еще минимум две недели после перехода гормональный фон будет скакать туда-сюда, так что в целях профилактики кое-что ввели, а то натворишь дел, а мне расхлебывать. Не наркотики, не привыкнешь, а вот для адаптации поможет. Кое-какие всплески будут, но сглаженные.
– Понял. А с Пашкой-то что?
– Тут ситуация такая. Портальный камень при переходе должен был остаться с тобой, но его не нашли, значит, варианта два. Или он на месте остался, Пашка его отыщет и сюда перейдёт. Или разрушился, что тоже случается. Тогда придётся за ним кого-нибудь послать, заодно сможешь родителям сообщение передать, чтобы совсем не скисали. Так хоть будут знать, что с тобой все нормально, жив-здоров.
– То есть Пашку вы вытащите, а меня обратно не сможете? – обиделся я.
– Тут ты сам виноват. Портальные камни на определённых людей настроены, и здесь таких людей немного. Ты точно к ним не относишься. Поэтому попал ты сюда, Марк, навсегда, можно сказать, билет в один конец купил. Я тебе только посочувствовать могу, а реально помочь никак не получится.
– Но есть возможность родителей успокоить, да?
– Да. Ты, Марк, не кисни, кем бы ты был там, в своём мире? Обычным человеком. А здесь можешь в космос полететь – галактику мы почти всю освоили, или даже псионом стать, если повезёт.
– Псионом – это волшебником? А мне повезёт?
– Не хочу тебя заранее обнадёживать, – дядя улыбнулся, – но у тебя эти способности есть. Только они приобретённые и очень слабые, кристалл, который тебя перенёс, твой организм немного изменил, точнее, без этих способностей ты бы сюда живым не попал. А дальше уже как получится, если не пропадут, то сможешь их развивать, и это, Марк, товой джек-пот. У нас в мире псионов много, но если среди всего населения считать – мизерные доли процентов.
Я сразу представил, как швыряюсь молниями и вызываю дождь. Это было приятно, действительно, что я у себя на Земле увижу и смогу?
– Тут любой маг ценен, если у него способности хоть как-то позволяют этой пси-энергией пользоваться, – продолжал Громов, – Я, к сожалению, не слишком силен, хотя не такой слабак, как ты, а вот Пашка – тот еще покажет.
– Да ладно, Пашка – и волшебник. Что-то не наблюдал за ним таких склонностей, – засомневался я. – Если только в неприятности влипать – это колдовство, тогда да, колдун тот еще.
– Что есть, то есть. Кстати, ты замечал, что из неприятностей этих он легко выкарабкивался? Даже в вашем мире это проявлялось, а здесь вырастет многократно.
Хозяин кабинета меж тем провел рукой над столешницей, две чашки со слегка дымящим напитком появились из ниоткуда. Вот она, магия!
– Технология, – разочаровал меня родственник. – Чай, самый лучший. Помню, что ты горячий не любишь, так что подожди, постынет немножко, а я вот так, кипяточек
Он отхлебнул из чашки.
– Пей, сколько хочешь, если надо, еще сделаю. Я ведь тоже почти в такой же ситуации, как ты, когда-то оказался. На вашу Землю по дурости попал, кроме как воевать ни на что не способен был, уж очень низкий магический фон, а накопители и амулеты в переходе в ноль разряжаются, ничего с собой не пронесешь. С дедом поругался и нажрался, уж ты знаешь, как я могу, если вдруг припрет. Водка – зло, а если она еще магически обработана, то…
Он махнул рукой и скривился.
Я кивнул головой, придвигая себе чашку, аромат от нее шел просто божественный – уж как дядя Толя гулял в свои редкие, но насыщенные приезды, весь город знал. Городское, да что там – областное начальство запасалось заранее мезимом, антипохмелином, рассолом и корвалолом на всякий случай, потому что от участия в грандиозной попойке увильнуть не удавалось никому, ни язвенникам, ни трезвенникам, ни прокурорам. Видимо поэтому Пашка практически не пил – насмотрелся на папашу.
– И обратно не пройти, фон низкий, больше тридцати лет ждал, пока амулет зарядится и меня выкинет, – продолжал делиться своими бывшими проблемами дядя. – Магия почти не работает, только ментальная еле-еле, только и хватило, чтобы легализоваться, документы в рязанское училище подать, а потом с тетей твоей познакомился, Пашка родился, да я и вроде прижился кое-как, работу по профилю нашел, можно сказать. Светка в курсе была, знала, что в какой-то момент исчезну, но сюда ни в какую. Отказалась – мол, не хочет неизвестно где и кем быть, будет ждать. Пашку вот разрешила забрать, и то хорошо. Ну как тебе?
– Необычно… И про чай, и про то, что ты рассказал. Если бы не родители, прыгал бы от счастья, новый мир, магия-шмагия, дядя-волшебник, девушки у вас красивые. Но что сделано, то сделано. Ты ведь не виноват, что я тут очутился.
– С этим еще голову поломать придется, – Громов поставил пустую чашку на стол, и она исчезла. – Я говорил уже, для переноса амулет должен быть на тебя настроен, это делается через специальный ритуал, после которого кристалл на время привязан к владельцу. Как неразменный рубль, его можно терять, разбивать, попробовать уничтожить – все равно к тебе вернется. С Павлом я эту активацию пролал, когда ему пятнадцать было, так что странно все.
– Ну я вроде как в крови его испачкался, Пашка поранился еще перед тем, как я его сумку поехал искать и этот камень нашел.
– Нет, – дядя махнул рукой, – было бы все так просто. Даже если клона из тебя вырастят, он не сможет твоим амулетом привязанным пользоваться. Но это пусть ученые себе голову ломают, как ты систему взломал, обследуем тебя, полежишь в капсуле, заодно придумаю, куда тебя пристроить. А пока осваивайся, впитывай информацию, линк тебе вживили, будешь всё время на связи.
– Какой линк? – заволновался я.
– В голове у тебя штука такая, вроде привычного мобильного телефона. Экран не нужен, будешь всё видеть хоть открытыми, хоть закрытыми глазами. Заодно он тебе и маршрут нужный проложит, и двери откроет, ты не волнуйся, тут у всех такие. На первых порах палец к виску прикладывай, а потом и без этого обойдёшься, привыкнешь. Одна из функций твоего линка –подключение к местной сети, изучай, куда попал, если что непонятно, или меня спрашивай, для остальных гостей поместья ты мой дальний некровный родственник с другой планеты, с чудом обнаружившимися способностями и слабыми знаниями об окружающем мире. Имя свое оставишь? А то можно поменять.
– Нет, буду Марком Травиным.
– Вы ведь там из графьев? Извини, тут титулы вашей реальности не действуют.
– Ну во-первых, советская власть титулы все отменила. А во-вторых, дядя Толя, ты прекрасно знаешь, что мой прадед, Травин Сергей Олегович, старший майор госбезопасности, ну или генерал-майор по-военному, по всем анкетам, которые наверняка только что под микроскопом не изучали, был из крестьян Сальмисского уезда Выборгской губернии. Это отец мой всё с дурацкой идеей носился, что мы, мол, из князьев, прикольно, конечно, только вот против фактов не попрешь.
– Да помню я, даже меня батя твой подбивал по архивам каким-то искать, хотя какие там архивы, финны что было, все сожгли. Ладно, не хочешь имя менять, как пожелаешь. Приветствую тебя на Земле-ноль, лу Марк Травин, – дядя встал, торжественно потряс мою руку. – Будь достойным представителем своей планеты, точнее говоря – реальности.
– Почему лу? – удивился я.
– Это значит, что ты обычный человек, а не эре – раб, или не зу, это вроде как дворяне по-вашему.
– А ты тогда кто?
– Ты на меня посмотри, и палец к виску приложи, – посоветовал дядя.
Я так и сделал.
– Эн Громеш?
– Он самый. Громеш – моё родовое имя, как твоё – Травин. Эн – значит здесь, на материнской планете, я владею клочком земли, и поверь, дружок, это очень, как ваше поколение говорит, круто. А теперь, Марк, ещё раз приложи палец к виску, и представь, что хочешь пройти к себе в комнату.
На полу появлся зелёный пунктир.
– Видишь? Вот и иди. Разбирайся пока сам, что к чему, меня по пустякам не дёргай, хорошо? Осмотрись, по парку погуляй, сходи пообедай, в общем, займи себя чем-нибудь, а у меня дела.
Кусок стены исчез, и дядя эн Громеш выпихнул меня в широкий коридор.
Мне ничего не оставалось, как последовать совету чудом воскресшего родственника. В парк – значит в парк, тем более что есть, спать, пить и прочее я не хотел, а энергии было хоть отбавляй, видимо сказывался продолжительный отдых в инопланетном лечебном аппарате.
