bannerbannerbanner
Проклятые экономики

Андрей Мовчан
Проклятые экономики

Полная версия

И пришли надзиратели сынов Израилевых, и возопили к фараону, говоря: для чего ты так поступаешь с рабами твоими? Соломы не дают рабам твоим, а кирпичи, говорят нам, делайте. И вот, рабов твоих бьют; грех народу твоему.

Но он сказал: праздны вы, праздны, поэтому и говорите: “пойдем, принесем жертву Господу”. Пойдите же, работайте; соломы не дадут вам, а положенное число кирпичей давайте. И увидели надзиратели сынов Израилевых беду свою в словах: “не убавляйте числа кирпичей, какое положено на каждый день”».

Показательно, какую большую роль играют «приставники и надзиратели» – это же целый класс людей, которые заняты тем, что вообще не нужно в нормальной экономике, где владелец земли или ремесленник смотрит за качеством работы своих работников, а работник стремится сделать больше, чтобы больше получить. Спустя 150–200 лет после начала огосударствления экономики в Египте работают лишь рабы, которым нужны бесконечные приставники и надзиратели, чтобы заставить работать.

Как должны были собирать солому производители кирпичей? Кто хоть на секунду задумался о том, что если заставить их собирать солому и делать столько же кирпичей, что и раньше, то качество кирпича неминуемо существенно упадет?

Интересна фраза «собирать жниво вместо соломы». Солома (straw в английском варианте Библии) – это срезанные стебли зерновых. Жниво (stubble) – это то, что осталось торчать в земле после того, как стебли срезали. Производителей кирпичей отправили собирать оставшиеся в земле части стеблей. Почему? Кому придет в голову отложить в сторону имеющуюся солому и отправить людей собирать жниво просто ради того, чтобы поиздеваться? Видимо, тому, кто понимает – соломы не хватает на кирпичи. Кирпичей нужно всё больше, а соломы всё меньше – урожаи падают, пирамиды – растут. Не правда ли, все эти ресурсные автократии напоминают друг друга даже спустя тысячелетия?

Легенда гласит, что кочевники-рабы пожелали уйти из Египта. Когда фараон отказался их отпускать, на Египет обрушились несчастья (казни египетские); в конечном итоге большая масса рабов уходит через Синай, войско фараона не может их остановить – по легенде, так рождается еврейская нация, а в Египте наступает смутное время.

Вряд ли можно утверждать, что легенда об Исходе описывает конкретные события. У нас нет исторических подтверждений существования Моисея – предводителя уходящих кочевников-рабов. Но процессы, описанные в начале книги «Исход», – не выдумка древнего летописца. Они происходили, и происходили многократно; более того, они происходили и за тысячу лет до времени, о котором мы говорим в этой истории.

Папирус «Лейден 344», датируемый серединой второго тысячелетия до нашей эры, является (со слов писца) копией литературного произведения, созданного еще лет на 500 раньше, условно называемого «Предостережения Египетского Мудреца». Этот пространный «поучающий документ» (жанр «поучающего письма» в Египте был очень популярным) рассказывает, какие беды случаются в государстве, когда в нем ослабевает центральная власть. Рассказ этот – не теоретический, он – воспоминание о первом периоде междуцарствия, который случился в 2200–2100 годах до нашей эры. Неизвестный автор достаточно детально описывает бедствия того времени: многолетний голод, вызванный как засухой, так и тем, что земля не засевалась, и нашествиями вредителей; эпидемии среди скота и людей, гибель детей от болезней; беспорядки, восстания, столкновения между отделяющимися друг от друга частями государства; нашествия извне и массовые исходы жителей (в основном рабов). Мы позволим себе предположить, что не только «Предостережения…» повлияли на авторов книги «Исход», но и события начала третьего промежуточного периода были сильно схожи с событиями, описанными в «Предостережениях». Почему? Потому что, скорее всего, и предшествующие события были похожи: как и в XI–XII веках, до нашей эры, за более чем тысячу лет до того, централизация власти в Египте во времена «Древнего Царства» привела к «политике Иосифа» в отношении ресурса – той же пшеницы. Рынок был так же уничтожен, население превращено в рабов, солдат и чиновников. Исчезновение рыночной мотивации приводит к сокращению производства и заброшенности земель, а бездарное управление отнятой землей – к потерям из-за засух и саранчи. Скот тоже оказывается государственным, то есть бесхозным, и страдает от эпидемий и нехватки кормов – их и людям-то не хватает. Массы полурабов и рабов, отношение к которым чиновников-надсмотрщиков красочно описано в Библии, в конечном итоге не могут не начать сопротивляться. Восстания прокатываются по всем регионам, причем их поддерживают и оставшиеся немногие земледельцы, и разорившиеся, но еще свободные предприниматели, и даже священники, потому что храмы всё время ведут борьбу за свое влияние, и междуцарствие дает им возможность получить еще больше власти и богатства.

Начинается «промежуточный период» – первый за 1000 лет до третьего (о начале которого идет речь в книге «Исход»), но суть у них одна. Армия, способная обогащаться в войнах с кочевыми племенами и грабить собственное население, чиновники, занятые поборами и собственным обогащением, не в состоянии помочь фараону удержать страну под контролем. Раньше страну связывал общий рынок, защита которого единой армией была крайне важна. Теперь связь оборвана и всем, кто на что-то способен, выгодно ее разделение. В каждом более или менее самодостаточном регионе Египта образуются местные элиты, которые реприватизируют землю и перестают платить фараону. Они активно используют священников (храмам они платят и даже очень щедро), чтобы оправдать свои действия. В начале третьего промежуточного периода половина Египта вообще переходит под контроль священников, противостоящих бессильным приказам фараона.

После первых двух промежуточных периодов Египет оправляется долго, но оправляется. Новый Египет оба раза начинается как страна, в которой частная экономика превалирует, количество рабов сравнительно невелико, а главной идеей централизации власти является не централизация капитала, а защита производителя от внешней угрозы и внутренних распрей. Но проходит время, власти забывают уроки прошлого – и кризис повторяется.

В итоге не климатические изменения, внешние враги или «пятая колонна» приводят к тому, что Египетская империя угасает, в беспорядках и голоде распадается на мелкие царства и в конечном счете без боя сдается грекам. К этому приводит политика национализации, централизации и бюрократизации страны, основанная на использовании ресурса – изначально благословения, но в итоге – проклятия для страны.

Пройдут три тысячи лет после Рамзеса III, а на Земле всё еще будут находиться гениальные правители и министры, которые будут стремиться использовать ресурсы их стран ровно таким же способом – чтобы централизовать экономику, обеспечить несменяемость власти, наполнить до краев казну, параллельно убивая бизнес и равнодушно глядя на обнищание граждан, вынужденных идти на непроизводительную государственную службу. На фоне масштабных, но бессмысленных госпроектов экономика таких стран будет сокращаться, а сами они будут уверенно идти к своему «промежуточному периоду» – смутному времени, дезинтеграции и массовому исходу всех, кто хотел бы и мог бы способствовать росту и развитию. Но об этом – в других главах книги.

Глава 4. Кризис менеджмента

О феномене финансовой системы как ресурса в экономике, о катастрофических последствиях экономического дисбаланса, а также немного о сходстве между временами правления императора Тиберия и некоторыми современными государствами

Через 50 лет процветания стало невозможно игнорировать последствия нарастающих бюджетных расходов, эмиссии необеспеченных денег, огромных социальных трат и тотального дефицита торгового баланса.

Цены на недвижимость постоянно росли. Вести бизнес в метрополии становилось всё менее прибыльно, в то время как избыточная денежная масса, генерировавшаяся как необеспеченной эмиссией, бывшей любимым способом пополнять бюджет, так и бурным ростом кредитования, выплескивалась в менее развитые регионы, где рост экономики был более быстрым.

В результате отток капитала из центра стал столь серьезным, что уже для поддержания внутреннего потребления потребовались масштабные кредитные ресурсы, которые и были предоставлены потребителям банками под проценты, существенно превышавшие рост экономики. Стагнация требовала действий, и глава государства велел сенату принять законы, значительно ограничивавшие возможности ухода от местного налогообложения за счет инвестиций за рубежом, и лимитировавшие ставки потребительского и ипотечного кредитования. Сенат, члены которого сами активно инвестировали за пределами метрополии и кредитовали под высокий процент, долго противился, но всё же согласился и принял законы с отсрочкой полного ввода в действие на полтора года.

Последствия не заставили себя ждать: отток капитала резко усилился – инвесторы стремились быстро спрятать средства и уйти с рынка с низкими ставками кредитования и роста. Банки стали сворачивать операции в метрополии, пытаясь досрочно закрыть кредиты и не выдавать новых. Выяснилось, что ипотека является пирамидой: заемщики оказались массово не способны вернуть кредиты. На рынок единовременно попало огромное количество недвижимости должников, и цены на недвижимость резко пошли вниз.

Банки оказались на грани банкротства – это угрожало глобальным крахом, так как эти же банки в первую очередь финансировали импорт и бизнес за рубежом. Государство отреагировало на ситуацию достаточно быстро: фактически неограниченная эмиссия была направлена в виде беспроцентных кредитов банкам на возмещение проблем ликвидности. Пожар кризиса был потушен за счет существенного роста общего долга. Падение потребления удалось сдержать – на время.

Это не США 2008–2013 годов, хотя очень похоже. Это не современная Россия, хотя сходство также есть. Это Древний Рим, 30-е годы I века нашей эры, правление императора Тиберия, в описании Тацита. Как видно, методы управления экономикой за две тысячи лет не изменились – только время сегодня идет значительно быстрее.

 
Древние секреты «Новой экономики»

Изначальным фокусом экономики Рима была шерсть и другие продукты овцеводства – настолько, что латинское слово pecunia означало и деньги, и овцы (по некоторым данным – скот). Но выделиться в ряду других народов и даже просто защититься от агрессии с экономикой, построенной только на продаже шерсти, было бы невозможно.

Источником могущества Рима во времена города-государства и ранней республики – той самой, данных о которой почти нет, а историческое предание заменило ее на мифическую «первую империю» от Ромула до Тарквиния Гордого – стали успешные войны, сопровождавшиеся большой добычей, в том числе рабами. Но завоевания хороши только вначале – стратегически они ложатся на экономику тяжелым грузом, требуя администрирования территорий и их защиты, контроля над периферией, унификации систем с метрополией, инвестирования в развитие новых территорий. Не рабы (почему – смотреть ниже) и не тонны золота, драгоценностей и других товаров, вывозимые поначалу из захваченных провинций, сделали Рим Великим Римом, а «услуги», которые Рим экспортировал во все провинции-колонии: прежде всего финансовые технологии и инфраструктура снижения рисков международной торговли.

В конце III века до нашей эры Рим всерьез вышел за пределы Апеннинского полуострова и начал формировать Pax Romana – экономическую систему «метрополия – колонии», которая будет работать более 600 лет, правда, первые 250 – хорошо, а потом всё хуже. II век до нашей эры стал в римской истории веком масштабных завоеваний, огромных трофеев, позволявших рывками двигать экономику вперед, – и веком масштабирования экспорта своей системы на новые колонии. Уже к I веку до нашей эры экономика Рима стала в большой степени зависеть от международных финансовых и торговых операций. Именно тогда доходы от этого «экспорта ноу-хау и безопасности» становятся ресурсом в экономическом смысле слова: имея почти нулевую себестоимость и вовлекая в процесс незначительное меньшинство населения, они становятся существенной (а со временем – основной) частью доходов метрополии.

Всё начиналось очень оптимистично: Рим можно считать первым государством мира, практически на современном уровне развившим финансовую систему. Банки и ипотека были еще в Греции, но только в Риме банковский (и еще больше – брокерский) сектор был хорошо структурирован и оперировал не с кассой, а с активами и пассивами. Римляне использовали в повседневном бизнесе не только сложные проценты, но и идею дисконтирования и приведенной стоимости. Nomina (торгуемое обязательство) и permutatio (перевод денег «на бумаге», без передачи наличных) придуманы в Риме и создали базу для всей финансовой системы Римской империи.

Ритейл и производство в большой степени, а торговля – в очень большой степени опирались на кредит. Договоры включали сложные понятия форс-мажора, а банкиры умели считать риски и оценивать с их учетом активы (в частности, законы ранней империи предусматривали право кредитора индивидуально оценивать риск перевозки товара заемщика). Повсеместно, в особенности в торговле, использовалось страхование. Римская финансовая система переживала кризисы, подобные современным (Цицерон даже описывает «азиатский кризис», похожий на кризис 1998 года, когда из-за потерь в Азии банкротились банки в Риме). Наконец, только в Риме банки научились служить проводниками государственной необеспеченной эмиссии.

По мере завоевания финансовая система экспортировалась в провинции (колонии), резко повышая в них бизнес-активность и принося банкам метрополии огромные прибыли. Параллельно шла централизация и унификация систем управления, внедрялись удобные законы. Международная торговля между провинциями и зачастую со свободными государствами держалась на римском праве, которое не только было отлично приспособлено для снижения рисков, но и поддерживалось эффективными нотариальным и судейским институтами Рима. Часто контракты, даже между дальними провинциями, даже без участия римлян, совершались по законам римского права, со ссылкой на Рим как место разрешения споров. Неудивительно, еще и учитывая положение Италии «посередине» Средиземного моря, что города Италии, в частности Остия, становятся торговыми хабами: товары, например, из Испании в Малую Азию, идут через итальянский рынок, продаваясь и покупаясь оптом в портах метрополии.

Существенную роль в создании такого рынка играет и римская армия. Еще со II века до нашей эры армия – это совокупность гарнизонов, расположенных большей частью в колониях и находящихся на государственном содержании. Налоги из колоний частично идут на финансирование гарнизонов, а солдаты в свободное от военных операций время заняты строительством дорог: дорожная сеть бесплатна для провинций и строится со стратегической целью обеспечить быстрый доступ к границам от столицы – Рима. Как следствие, дороги расходятся веером от метрополии по колониям, а вдоль них формируются торговые потоки. Если морские перевозки идут через Италию в силу географического положения, то сухопутные – в силу специфики дорожной сети.

Отдельно стоит выделить технологии. На поверхности это изобретение бетона и римской арки – составляющих для перехода к многоэтажному строительству и созданию инженерных сооружений. Но на практике римские инженеры создавали множество объектов и машин, существенно изменивших и производительность труда, и качество жизни. Их талант активно применялся в провинциях, от Арля в Галлии до Египта и Малой Азии. Римские водопроводы поставляли воду в города, на поля, приводили в действие водяные мельницы, обеспечивали смыв канализационных стоков, питали фонтаны и т. д. Мы не имеем свидетельств стоимости древнего R&D, но можем предположить, что «экспорт технологий» приносил в Рим существенные средства.

Не удивительно, что римская валюта стала «мировой». Уже во времена республики римские деньги (медные ассы, серебряные динарии и сестерции) стали деньгами в полном смысле слова, то есть оторвались от своей себестоимости и стали приниматься как средство платежа. Во времена ранней империи римские деньги использовались вплоть до Индии и Китая, и до III века нашей эры их принимали во всех операциях в колониях по определению. Очень быстро римским бюрократам стало понятно, что на снижении веса денег и ухудшении сплава казна может зарабатывать. Медные деньги уменьшались в размере последовательно со времен республики. Серебряный динарий при Нероне стоил на рынке минимум на 30 % выше себестоимости, и с каждым годом эта диспропорция росла [9]. Не обходилось (спасибо nominae и permutatio) без выпуска необеспеченных обязательств, особенно центральной властью, сенатом, императорами и крупными политическими деятелями.

Разветвленное государство (император, сенат, правительство, местные правительства), не занимавшее на рынке, а формально жившее на налоговые доходы, выпускало тем не менее столько монеты, сколько требовалось для покрытия дефицита бюджета за счет разницы в цене монеты и металла. Это способствовало монетизации экономики и активизации торговли, но провоцировало постоянное падение эффективности государственных расходов на фоне регулярных преобразований государственных финансов (слияния и разделения различных фондов, изменения системы их наполнения, в основном за счет перераспределения территорий между платящими налоги в фонды императора и в фонды сената). Коррупция и нецелевое использование средств вынуждали власти уменьшать вес и качество монеты всё дальше.

Внутри метрополии шли предсказуемые процессы.

Первым ударом по экономике стало социальное обеспечение. Борцы за права бедных – братья Гракхи отдали свои жизни за то, чтобы лишить плебеев стимула работать. Благодаря, в частности, их усилиям в Риме раз и навсегда было введено социальное обеспечение неимущих – сперва путем субсидирования цены, а потом и путем раздачи зерна бесплатно. Зерно раздавали всем, кто считал себя нуждающимся (доходило до 15–5 % населения), в разное время – разный объем, но редко когда меньше 4–5 кг в день на человека (что было чуть меньше средней зарплаты)[10]. Римская демократия настолько зависела от плебеев, что кандидаты в трибуны, консулы или диктаторы, стремясь получить поддержку, только увеличивали раздачи и добавляли денежные подношения. Социальное напряжение, связанное с возможностью покушения на право не работать и получать свою долю «анноны», было настолько велико, что даже отразилось на легенде о Гае Марции Кориолане (одном из главных антигероев римской древности, «поселенном» легендами в V век до нашей эры). Если более ранние (периода завоеваний) «сказания» делали его виновным в присвоении военной добычи (за что он был изгнан, возглавил армию врага и только матерью был убежден не нападать на Рим), то уже в I веке до нашей эры новый «канонический» текст обвиняет его в том, что он выступал против раздачи зерна плебеям. (Последней, как часто бывает в истории, во времена Гая Марция еще не существовало, насколько мы вообще что-то знаем о тех временах – нам до сих пор непонятно, существовала ли вообще первая римская империя и ее императоры, или Рим изначально был республикой, а остальное – легенды.)

Для подобных раздач требовалось много пшеницы (до 30 % всех закупок в некоторые годы)[11], и государство стало брать налог с сельских хозяйств «натурой». Когда консул Гай Марий провел свои военные реформы, введя постоянную контрактную армию размером не менее 250 000 человек (чем разом включил еще 15 % населения в число государственных служащих, также разом «закрыв» выгодную для развития сельского хозяйства Италии практику награждать ветеранов землей внутри Апеннинского полуострова), натуральный налог оказался как нельзя кстати для снабжения армии [12]. Учитывая требуемые объемы, налог был экспоненциально прогрессивным, так что почти весь «избыточный» урожай в метрополии (свыше примерно одной тонны с гектара) стал уходить в казну.

Результатом явилась остановка в развитии зернового сельского хозяйства, лишенного стимула к увеличению урожайности. Производство пшеницы стало стагнировать, и Рим, вместо изменения политики, стал импортировать ее из колоний. По злой иронии, именно к концу I века до нашей эры Рим, до того использовавший при сборе с провинций налогов систему откупщиков и собиравший пропорциональный налог с дохода, под давлением провинций переходит к прямому сбору налогов, исчисляемых от объема имущества и подушно. Это создает сильнейшую мотивацию к росту производительности в провинциях, ведь маржинальный налог равен нулю! К середине I века Рим выращивает менее 10 % потребляемого зерна на территории Апеннинского полуострова, а около 90 % от потребляемых 60 млн модий в год по признанию Аурелиуса Виктора поставляет Африка, в том числе 20 млн – Египет[13]. Трудное и на 100 лет дестабилизировавшее политическую ситуацию завоевание Сирии было, по сути, вынужденным поиском источника дешевой пшеницы. Когда чуть позже Антоний пытается противостоять Октавиану, он не случайно берет под контроль Египет: без поставок египетской пшеницы Рим обречен на голод и бунт плебеев. Октавиан, который по замыслу Антония не будет рисковать и пойдет на переговоры, тем не менее рискует и выигрывает, но и его стремительный ход ва-банк тоже понятен: у него нет времени. И конечно, Октавиан не может остановиться и допустить в будущем повторения угрозы «пшеничных санкций» – он полностью захватывает Египет и превращает его в провинцию, оставляя Египет «социалистическим» – вся земля в собственности императора, развитие частных банков ограничено, цены регулируются.

 

Создав общество высоких социальных гарантий, Рим уничтожил не только стимул к росту местного сельского хозяйства (вслед за переходом на импорт пшеницы страдает скотоводство из-за дороговизны кормов). Уничтожен был стимул работать у широких масс населения. Перспективы пойти в армию или жить на раздачу зерна были существенно более привлекательны. До I века нашей эры армия в целом оставалась прибыльным для Рима институтом: завоевания приносили новые территории и материальные трофеи в казну, ветераны тратили заработанное в метрополии. Но когда завоевания закончились, армия, созданная Марием, превратилась в основную статью расходов экономически, а политически – в неодолимую силу, способную заменить императора, который бы покусился на ее размер, права и экономические привилегии. Ветераны, которые стали селиться в обширных провинциях (дешевле жить, земли больше, налоги меньше), только укрепляли дисбаланс между метрополией и колониями.

Третьей «створкой капкана», погубившего Рим, были высшие классы. Рим притягивал богатых спекулянтов, чиновников, родовую аристократию близостью к власти, стилем жизни и концентрацией финансового и торгового бизнеса – их образ жизни требовал роскоши. Изменения достигли даже сената: ко II веку нашей эры большинство сенаторов родом из провинций. К тому же росла армия чиновников центрального аппарата. Постоянно увеличивался импорт: торговля с Индией и Китаем, с одной стороны, и провинциями с другой, в больших масштабах включала импорт массы «необязательных товаров» – от мрамора из Греции до специй и косметики из Индии. Богачи, платившие самостоятельно, и государство, платившее в виде натуральных и денежных раздач городскому люмпену, создавали спрос на всё. Из-за дороговизны транспортировки (местных товаров всё меньше) и высокого платежеспособного спроса Рим становится сверхдорогим для жизни: цена пшеницы в Египте была в девять раз ниже, чем в Риме, в Палестине – в два с половиной раза, в Турции (Малой Азии) – в три раза, в Испании – в два раза [14].

Капитал всё больше уходил в колонии – за более высокой нормой прибыли и просто в места активного роста от стагнирующего «социалистического рая». Вслед за капиталом из Рима постепенно уходил «средний класс», хотя до III века инфляция и в метрополии была невысока, цены на недвижимость в Риме становились слишком велики, и работы не было. С параллельным оттоком плебеев в армию демографическая ситуация метрополии уже в I веке нашей эры была тревожной: стало заметно падение численности населения.

В итоге местное производство в метрополии сокращается, доля импорта растет, структура экономики необратимо смещается в сторону дистрибутивной модели, растет экономическое неравенство на фоне увеличения доли государственных служащих и спекулянтов, с одной стороны, и финансируемых безработных, с другой.

К I веку нашей эры Рим превратился в центр торговли и потребления, без материального производства. Он пока еще производил административное управление, деньги, культуру и искусство, а колонии производили всё остальное. Но уже при Веспасиане в Риме чувствовался дефицит даже образовательных учреждений: преподаватели уезжали в Грецию и Египет – за более дешевой жизнью и, возможно, лучшей компанией. Дошло до того, что Веспасиан вынужден был выписывать в Рим преподавателей из Афин, Родоса и Александрии и начислять им из государственной казны жалование, которое компенсировало издержки на проживание и давало премию, тем самым пытаясь остановить отток студентов и, соответственно, денег: в Риме учились богатые молодые люди, их траты и налоги были важны для казны.

Снижение населения Рима и падение количества рабов привели к сокращению трудовых ресурсов, шедшему параллельно с ростом продолжительности жизни, связанным с сокращением числа войн, улучшением качества жизни и питания, но и банально – с развитием медицины. Одновременный отток капитала и невозможность привлечь иммигрантов как из-за невыгодных экономических условий (всё дорого и налоги высоки), так и из-за рестриктивных законов о гражданстве (в 212 году Каракалла дает римское гражданство всем свободным жителям империи, но мера эта запоздала лет на двести), привели к банальной нехватке рабочих рук для поддержания не только хоть какого-то производства, кроме относительно небольшого объема овцеводства и скотоводства, которое сохранялось в метрополии, но и социальной инфраструктуры Рима. Рим продолжал «производить смыслы», но ситуация стала существенно снижать качество обыденной жизни и увеличивала ее стоимость. В конечном счете, если в I веке население Рима составляло 1,5 млн человек, а римских граждан было более пяти миллионов (тогда гражданами были только свободные жители метрополии – Апеннинского полуострова), то к V веку в Риме осталось до 400 тысяч жителей, а на полуострове, по некоторым данным, до двух миллионов человек [15][16][17][18]. Как мы видим, дело тут не в готах и не в чуме.

Население северных колоний росло за счет миграции из варварских территорий, высокой рождаемости и под конец – движения на юго-запад народов, уходивших под натиском гуннов. Империя становилась всё более пустынной в середине и населенной по краям. Регионы и региональные правительства процветали, их бюджеты сводились с таким профицитом, что серьезной проблемой становилось размещение резервов. В это же время метрополия продолжала жить на налоги с провинций и эмиссию, а ее жители – в кредит, потребляя всё импортное.

Изменения привели к появлению проблем уже в I веке. О них пишут Тацит, Катон, Сенека, Цицерон. Рим стал полностью зависим от использования провинциями его нематериальных услуг, в которых провинции-колонии всё менее нуждались. К III веку укрепление колоний и их прямых связей между собой уже существенно снижает роль Рима как торгового хаба и финансового центра. «Неожиданно» обнаруживается, что римские деньги стоят сильно дороже себестоимости – от них стали отказываться сперва изредка и местами, а потом – в большем и большем объеме. Снижение оборота римских монет и nominae существенно ослабило и без того уже слабую экономику Рима.

Инфляция, не превышавшая 3 % годовых столетиями, резко идет вверх в конце II века (и антонинова чума имеет к этому лишь косвенное отношение)[19]. По некоторым данным, цены в метрополии вырастают в пять раз за какие-то 10–15 лет[20]. Динарий девальвируется в разы по всей империи, колонии переходят на другие валюты в прямых расчетах.

Императоры пытаются ответить на вызовы – в знакомой нам убийственной манере – дальше от рыночной экономики, в пользу экономики перераспределения. Диоклетиан проводит реформу, удваивая бюрократический аппарат для улучшения контроля, устанавливая ограничения на цены, повышая натуральные налоги. Кроме дополнительного роста числа чиновников в центре, приводившего к усугублению дефицита счета торговых операций метрополии, значимым последствием реформ Диоклетиана было массовое банкротство банков, которые, в силу резко возросшего различия между номинальными и реальными ставками, не смогли ни кредитовать по реальным ставкам (из-за ценовых ограничений и роста налогов маржи основных бизнесов упали), ни адаптировать свои издержки. В то же время пограничные области империи стали впервые сокращать сельское хозяйство (новые натуральные налоги, вместе со стоимостью транспортировки, были слишком велики для сохранения экспортного бизнеса), и жители стали перебираться в города, образуя «мини-метрополии». Это немедленно привело к росту цен на продовольствие в Риме. В итоге экономика всей империи начала сокращаться на фоне роста инфляции.

Дальнейшее управление империей можно назвать «хаотическим». То, что было последним «экспортным товаром» – стабильные и единые законы и гарантии бизнесу, сменяется чехардой разворотов на 180 градусов: каждый новый император, зачастую назначаемый армией, которая по сути своей является экономическим паразитом, но представляет из себя крупнейшую политическую силу, отменяет законы предыдущего. В 330 году метрополия фактически признается безнадежной – столица переносится в Константинополь. Но целостность империи и это спасти не может: Pax Romana уже стал слишком многополярным, чтобы империя могла сохраняться. Призрак империи просуществует еще 130 лет, и учебники отметят дату смерти – 476 год. Но судьба империи была решена на 600 лет раньше – с появлением раздач зерна и реформами Мария.

Рим начала первого тысячелетия был, с непременными оговорками, в экономическом и политическом смысле для мира примерно тем же, чем США сегодня, и в некотором смысле – тем же, что Москва для сегодняшней России. Классическая (школьная) история оставляет у учеников ощущение, что великая и прогрессивная (для своего времени) Римская империя пала в конце IV века под ударами орд варваров, в результате чего в Европе наступили «темные века». Это ощущение как нельзя лучше сочетается с современной парадигмой Pax Americana – о необходимости защиты американских ценностей от варваров (в том числе – с помощью оружия, в том числе – по всему миру).

9URL: https://web.archive.org/web/20100919005246/http://coins.msk.ru/an/monsist.shtml (дата обращения: 08.06.2020).
10Коуэл Ф. Древний Рим. Быт, религия, культура. М.: Центрполиграф, 2006. С. 255.
11Mitteis L. Chrestomathie. Leipzig: Teubner, 1912. P. 351.
12Наследие аграрного закона Тиберия Гракха: земельный вопрос и политическая борьба в Риме 20-х гг. II в. до н. э. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. С. 296.
13URL: https://penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Journals/CP/29/2/Population_of_Rome*.html#note9 (дата обращения: 14.07.2020).
14Asakura H. World History of the Customs and Tariffs. Brussels: World Customs Organization, 2005.
15Evans J. K. Slavery and Society at Rome. NY.: Bradley, Keith, Cambridge University Press, P. 202.
16Carry M., Scullard H. H. A History of Rome: Down to the Reign of Constantine. Bedford/St. Martin’s; Third edition, 1976. P. 694.
17Finley, Moses I. Ancient history: Evidence and models. London.: M. I. Finley., Chatto & Windus, 1985. P. 131.
18Asakura H. World History of the Customs and Tariffs. Brussels: World Customs Organization, 2005.
19URL: http://www.rmki.kfki.hu/~lukacs/ROMLAS.htm (дата обращения: 08.06.2020).
20URL: http://www.rmki.kfki.hu/~lukacs/ROMLAS.htm (дата обращения: 08.06.2020).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru