Андрей Мир
Гортензия
– Не волнуйся, отец, в крайнем случае я задержусь на сутки. – заверил Жак и добавил: "Пусть это станет моей последней попыткой!"
Оставшись наедине старик вновь подумал о том, как однажды Жак полноправно займёт его место и будет так же рачительно заботиться о процветании отеля. Вообще господин Биро дожил до преклонного возраста счастливым человеком: у него не было детей, но были сын Жак и дочь… "Гортензия". Его отель, – дело всей жизни, единственная муза, безмолвно-прекрасный цветок, – неуёмно радовал сердце старика и восхищал его душу. Жак же был признанным приёмным сыном, однако сначала для дел отеля, описанных выше, затем по привычке, перед гостями это скрывалось. Впрочем, как истый работник и хозяин отеля, господин Биро, вообще, мало рассказывал о себе, что делало его бесподобным собеседником в глазах гостей. Служение же своему делу не знало границ, так, например, пережив в год открытия отеля мёртвый сезон в холодное время года, господин Биро перенёс дату своего рождения и дату основания отеля на зимний период, объединив их. Он подначил персонал "Гортензии" рассказывать всем прибывавшим гостям о новой знаменательной дате, грандиозном событии, которое все кругом только и делают, что нетерпеливо ждут. В следующую зиму самым именитым гостям были разосланы приглашения, написанные рукой Биро. Таким образом удалось не только избежать ежегодной поры увядания, но и сделать "Гортензию" восхитительным местом для зимнего отдыха.
Но если процветание отеля ещё было в силах создателя, то сам господин Биро был не вечен, что он и понимал ещё во времена усыновления Жака. Малыш, не осознавая этого, работал на благо "Гортензии" с самых пелёнок. Его рождение наделало шуму в стенах отеля и намеренный расчёт сделал "бедное дитя" всеобщим любимцем, развлечением для напыщенно-заботливых дам всех мастей, впрочем, это, пожалуй, было получше приюта, который, кстати говоря, в отличие от других служб, так и не появился в долине. Далее юный Жак в течение многих лет был проведён невидимой рукой господина Биро через все должности отеля, кроме разве что должности управляющего. Впрочем, детство юного лодочника было довольно безоблачным: он постоянно с увлечением постигал что-то новое, проводил много времени на свежем воздухе, а в свободные часы общался и играл с детьми со всего света. Трудно предположить для чего господин Биро неоднократно рассказывал Жаку о прекрасных временах принцесс, хотел ли он лучшей участи для приёмного сына или преследовал какие-то свои цели, было неясно. Так или иначе он периодически делал это, и делал осторожно, ведь ему не хотелось, чтобы разгорячённый Жак сбежал из "Гортензии", отправившись на поиски своей Дульсинеи. На более поздние выходки приёмного сына в духе прогулок на водопад господин Биро относился философски, следуя принципу "чем бы дитё не тешилось", однако последние заявление Жака его обрадовало.
Жак, выйдя от отца, погрузил в лодку медикаменты и некоторый походный инструмент, как-то: огниво, нож, топор, небольшой котелок, рыболовные снасти и даже сигнальные огни, которые он брал с собой, отправляясь с гостями "Гортензии" в горы. Всё это он отвёз к водопаду и спрятал у знакомого места, однако через мгновение вернулся к тайнику и для надёжности убрал дар Гефеста во внутренний карман жилета. Жак убедился, что уровень воды достаточный, затем вплавь подобрался к водопаду и несколько раз нырнул. Уверившись что на дне не появилось ни топляков, ни острых камней, он вернулся на берег, ещё раз определил идеальную точку входа и только после этого отправился в отель. Привязав лодку, он внимательно осмотрел её и убедился, что привязи вёсел не истёрлись и смогут сдержать их в уключинах при падении. Вернувшись в свою каморку, расположенную к слову сказать по соседству с комнаткой господина Биро, однако чуть большую по размеру, Жак ухмыльнулся своей небывалой осторожности, но, недолго думая над этим, упал на кровать и тут же забылся сном праведника.
На следующий день лодка Жака привезла молодую пару к водопаду. В определённые моменты все девушки похожи словно родные сестры, так и сейчас, Марте захотелось взглянуть на водопад. Оба человека сидящих в лодке желали увидеть природную красоту, однако Жак предупредил спутницу, что переплавляться на другой берег озера напрямик опасно и нужно сделать довольно большой круг.
– Тут же совсем нет течения! – возразила ему девушка.
– Тут нет, оно проходит чуть дальше.
– Что ж, тогда нам следует вернуться в отель, вечером я уезжаю, а сделать большой круг по озеру, это всё равно что подплыть к "Гортензии". Времени на такие манёвры, к сожалению, нет. Нужно было сразу идти вдоль лесистого берега!
– Ладно, – решился Жак. – Я так сильно хочу, чтобы вы увидели водопад, что попробую пройти напрямик, – заявил он.
Наградой за желанный ответ лодочнику послужила обворожительная подбадривающая улыбка.
– Нет, нет, – опомнилась девушка через минуту, – вдруг там, действительно, сильное течение, я ведь ужасно, ужасно боюсь воды! – она испуганно спрятала лицо в ангельских дланях.
– Поворачивать теперь поздно, – пробурчал Жак.
Ему, действительно, хотелось избежать падения, он повернул нос лодки на спасительные тридцать градусов и налёг на вёсла с утроенной силой. Через несколько минут, показавшихся Жаку и Марте вечностью, стало ясно, что лодке не удастся избежать могучих объятий водопада. Лодочник перестал грести, решив не растрачивать свои силы понапрасну, он пытливо взглянул на пассажирку и получил в ответ сдержанную улыбку. Марта не предалась панике, или, вернее, её паника была величественно безмолвной. Девушка не хулила Жака, как это делали многие до неё, не кричала, не проливала слёзы, она бессильно сползла на дно лодки и вцепилась одной рукой за скамейку, расположенную на корме, а другой за борт судна. Марта, действительно, словно кошка смертельно боялась воды.
Всё происходило в течение одной минуты, за это время Жак быстро завёл вёсла в лодку, сообразил, что бессмысленно что-то объяснять девушке в таком состоянии, глупо приказывать "прыгай подальше от лодки", если такой прыжок сулил ей встречу с дикой рекой, но и оставлять Марту в таком положении было опасно. Он встал и, не раскачивая лодку, быстро подошёл к своей спутнице, осторожно, но быстро схватил девушку за тонкую талию, затерянную в складках шерстяного платья, и начал отрывать Марту от губительного судна. "Словно кошка, вцепившаяся в ковёр", – подумал Жак и в последний момент поднял девушку на ноги. Не отпуская её, он стремительно перехватился, пытаясь "пристегнуть" к себе Марту. Жак хотел, что есть силы отпрыгнуть с девушкой в сторону, но было слишком поздно: лодка начала уходить из-под ног; тогда он, поворачиваясь с девушкой лицом к обрыву, закричал "вдыхай!" и вместе с Мартой рухнул в водную бездну.
Крик чайки привёл Марту в чувства, девушка отрыла глаза и увидела над собой небо полное птиц, они летали над ней и то и дело посматривали на неё свысока, о чём-то крича. Девушка вспомнила водопад и падение, вспомнила Жака и его крик. Ей было несказанно холодно, она попыталась оглядеться, понять, что с ней происходит, но не могла пошевелиться – Жак всё ещё крепко держал её. Собравшись силами Марта позвала его слабым голосом, но он не откликнулся. Лодочник был без сознания, но продолжал дышать. Марту неумолимо клонило ко сну, ей почудилось, что всё это ей только кажется, как кажется и то, что при выдохе Жака они чуть погружались в воду, а при его вдохе вновь всплывали. Она снова забылась.
Терпкий запах дыма разбудил Марту, и она, испугавшись, села. Её рука удивлённо нащупала мягкие иглы пихтовых веток, вдруг, заменившие привычные шёлковые простыни, её глаза заворожённо и испуганно устремились на яркий костёр, потрескивающий в паре-тройке шагов от неё.
– Всё хорошо, Марта, не пугайся, – донёсся до неё знакомый голос из-за пылающего пламени. – Как ты? Цела?
Марта попыталась понять цела ли она. Сейчас ей было тепло и платье на ней было сухим, у неё в общем-то ничего не болело, но ей было мучительно не по себе. Она болезненно пыталась понять, как очутилась у костра, как высохла, ведь она помнила и ужасную воду, и холод, о которых ей теперь напоминали лишь не до конца просушенные волосы.
– Мне пришлось просушить твоё платье, – виновато сказал её спутник.
Теперь Марта вспомнила о том, как она слышала громкий надоедливый голос Жака, который много раз звал её по имени, кричал и нагло не давал спать. За секунду она восстановила в голове ход событий.
– Всё нормально, Жак, – чуть грустно ответила она, немного радуясь тому, что сейчас, за занавеской костра, он её не видит. – Как ты сам?
К слову сказать, парочка, пережившая целый водоворот событий, не сразу обратила внимание, что впредь они обращались к друг другу на "ты".
– Да, что со мной будет? – с притворным удивлением ответил Жак. – Давай, Марта, собирайся мыслями, поешь. Я приготовил улиток.
– Терпеть не могу улиток! – ухмыльнулась девушка, затем, по привычке, она чуть надула губки и села поудобнее, поджав под себя ноги.
– Я тоже не любитель, – улыбнулся Жак, – но найти что-то более съедобное мы сможем не ранее завтра, скоро стемнеет.
Они помолчали.
– Ладно, раз уж ты не голодная, принеси нам хворосту на ночь.
Марта хотела было возразить собеседнику, ведь после пережитого холода уходить от целительного костра совсем не хотелось, но затем передумала и отправилась в лес.
– Марта! – позвал Жак.
– Что? – отозвалась она.
– Не уходи далеко, до темноты примерно пол часа.
При падении в водопад лопасть алюминиевого весла глубоко порезала Жаку правую икру, а борт лодки рассёк ему затылок, неприлично сильно по нему ударив. Когда Жака с Мартой выбросило на берег, ударившись головой о камни, он очнулся, открыл глаза и увидел безжизненно склонённую набок головку девушки, лежавшую на нём. Пожалуй, впервые в жизни он, действительно, испугался. Жак осторожно расцепил руки, вынес спутницу на берег и устроил её на мягкой траве. Дыхание Марты было редким, едва приметным. Обрадованный тем, что она до сих пор жива, Жак принялся растирать её сорванной скомканной травой, радуясь тому, что белое тело начитает медленно розоветь. Он стал громко звать Марту по имени, а когда наконец растолкал её, заставил недовольно и устало блеснуть глазами, накрыл её своим жилетом, доверил высоко парящему солнцу и счастливый побежал собирать костёр. Сделав пару шагов, Жак, однако решил перевязать свою кровоточащую ногу, и один из рукавов его рубахи отлично сгодился для этой цели.
Место, куда причалили потерпевшие кораблекрушение, пролегало на берегу горной речки, постепенно заворачивающей вправо. Русло здесь было довольно узким, но за поворотом река расширялась и текла размеренно. На протяжении десятка шагов от воды берег был устлан камнями, далее зелёным ковром раскинулась широкая поляна, постепенно переходящая в лес. Примерно на середине поляны Жак организовал место для костра и стал носиться в лес за хворостом, с сожалением вспомнив тайник у водопада. Водопад, действительно, остался в нескольких километрах позади них. Набрав достаточно хвороста, Жак вернулся в лес и быстро наломал мягких пихтовых веток; несмотря на то, что это дерево редко встречалось, его было легко отыскать по гладкому серому стволу. Вскоре Марта была бережно перенесена на мягкое многослойное зелёное ложе, пахнувшее целительной хвоей. Костёр быстро высушил одежду девушки и шкуру охотника. Жаку ещё многое нужно было сделать: найти какой-нибудь еды, собрать материал для навеса, отыскать и приволочь толстые бревна, которые бы могли тлеть всю ночь. Охотник понимал, что всё это нужно делать сейчас же, сию минуту, пока нога позволяла работать и не разболелась окончательно, но, склонившись на спящей Мартой, укрывая её своей шкурой, он невольно залюбовался девушкой. На её губах и щёках вновь распустились алые розы жизни, да и водопад сделал своё дело. Завороженный прекрасным лицом Марты, Жак подумал: "какая она красивая!", и, пытаясь догнать сердце ногами, побежал по ждавшим его делам.
Сейчас, когда Марта отправилась за хворостом, Жаку совсем не хотелось, чтобы она уходила, но ещё больше не хотелось, чтобы она видела его ужасно распухшую ногу, его новую идиотскую походку, ведь ему нужно было сделать навес над новым гнёздышком его спутницы, который был нужен не столько от дождя, редкого в этих краях, сколько для тепла. Охотник решил, что сходит за еловыми ветками для своего лежака уже после того, как Марта заснёт. Для строительства навеса всё было готово, и Жак приступил к делу. Большими камнями он вбил в землю по бокам пихтовой кровати два ствола дерева толщиной с мужскую руку, примерно такими же жердями подпер вбитые стволы сзади, а одну жердь подлинней установил сверху вбитых столбов. Всё это охотник связал молодыми ветками. Наклоненную заднюю стену навеса Жак выложил плотно прилегающими друг к другу тонкими жердями и прямыми ветками, далее, словно укладывая черепицу на крыше, он покрыл её еловыми лапами.
