Андрей Михайлович Глущук
Маньяк в городе
– А ведь поймать убийцу могу только я! Во всем городе только я один! – Эта мысль прорвалась сквозь головную боль и мгновенно вернула его в реальный солнечный полдень.
Боль в голове исчезла, мышцы снова наполнились силой. То, что с ним только что произошло, не имело объяснения, но Диме объяснения и не требовались. Он словно прозрел. Он понял, что поимка убийцы, это не просто способ реабилитировать себя в глазах следователя, мужиков с завода и всех, кто имеет глупость подозревать его в этом преступлении. Нет. Это миссия Дмитрия Кириллова. Миссия, которую за него не сможет выполнить никто. И он эту миссию осуществит. И с ним ничего не случиться.
Дима решительно толкнул калитку. Он шёл к крыльцу по узкой дорожке, из выложенных в два ряда кирпичей. Шел, как делал это уже тысячу раз. Дорожка была та же, не изменились почерневшие от времени и грязи кирпичи, только он, Дмитрий Кириллов стал другим.
15
– Не правы вы, Василий Семенович. – Сергей Ларьков напряг мышцы, и все-таки сдвинул с места прикипевшую гайку. – Дерьмо нужно утилизировать, превращать в перегной. И это – единственное приемлемое решение. Одновременно достигаются две цели: общество избавляется от вони и повышается плодородие почв.
– Ну, предположим, от трупов почва сильно-то не улучшается. – Покачал головой Василий Семенович.
– Хорошо. Пусть почва и не улучшается, зато наверняка улучшится жизнь. – Следующая гайка подалась намного легче.
– И по поводу жизни, я с вами готов поспорить. – Упрямился Василий Семенович. – Жизнь убийствами улучшить невозможно.
– Говорил же вам, Василий Семенович, поставьте защиту. – Проворчал Ларьков, разглядывая трещину на поддоне картера. – Вот вы и тогда все не согласны были. “Я аккуратненько езжу. Я машину берегу. Зачем мне защита?”. А не жмотились бы, сейчас не нужно было поддон менять.
Василий Семенович владелец “восьмерки” под которой сейчас отплевывался от пыли Ларьков, смущенно оправдывался:
– Да я не жмотился. И вожу, действительно аккуратно. Кто же знал, что такая ямина на проезжей части за сутки появится. Ещё вчера её не было.
– Была, не была, а поддон теперь менять придется. Хорошо если маслоприемник остался цел.
– Да хорошо бы. – Согласился клиент.
– Лучшее хорошо – это титановая защита. Восьмерка – машина нежная. По нашим дорогам спокойно можно только на танке разъезжать.
Поддон картера, лишившись болтов, аккуратно развалился на две половинки. Остатки не слитого масла тонкой темной струйкой полоснули по чумазому лицу Ларькова.
– Чёрт. – Ругнулся он. – Говорил мне тренер: “Иди работать в спорткомитет”. Не пошел, дурак. Сидел бы сейчас за чистеньким столом, перекладывал бумажки, писал приказы и подворовывал понемногу. Нет, нечистая занесла в автосервис. Теперь машинное масло хлебаю да тосольчиком закусываю.
– Ладно вам плакаться, Сергей Васильевич. Лучше вас в городе в машинах никто не разбирается. Были золотыми перчатками страны, стали золотыми руками. Так, что всё путём.
–Все, да не все. Пока я медали стране добывал, те мальчики, у которых я бои выигрывал, научились кулачками настоящие деньги зарабатывать. Теперь у них свои фирмы, магазины да акции. Чиновники, которые за мои медали ордена получали, нынче заставили государство поделиться с ними собственностью. А Ларьков махал руками и до смерти будет махать. Только раньше руки в перчатках были, а теперь – вот они, грязненькие и голенькие. – Сергей не жаловался. Это был обычный треп, так чтобы занять язык. Выправив погнутый маслоприемник, Ларьков выполз из-под машины.
Василий Семенович, бывший инженер-конструктор, а ныне благородный “челнок” поглядел на разукрашенную физиономию чемпиона и улыбнулся.
– Неужели вы, Сергей Васильевич, сожалеете о том, что в рэкетиры не подались?
– Не об этом речь. Сожалеть о том, чего нет – глупо. О несуществующем можно мечтать. Вопрос в другом. Раньше мальчишка в секцию бокса приходил, чтобы стать сильным. Каждый хотел вырасти чемпионом. Олимпиада была мечтой любого спортсмена. От сосунка до мастера. А сейчас приходят в надежде выучиться на бандита.
– Так уже и на бандита? – Недоверчиво поинтересовался хозяин “восьмерки”.
– Не верите? Посмотрите сколько вокруг всяких клубов карате до, во время и после, развелось. Государство на это ни копейки не дает. У государства денег на детей нет. Ответьте: на чьи средства существуют все единоборства?
– Не знаю. Они же вроде платные.
– Да, платные. Только сначала детки платят деньгами, а потом, изучив азы мордобоя, платят жизнями. Поверьте, в этом бизнесе многие мои бывшие друзья крутятся. Я всё из первых уст знаю.
– Что же, по-вашему: теперь всех, кто не в ладах с законом нужно расстреливать? – Интеллигентный Василий Семенович даже покраснел от возмущения.
– Почему расстреливать? Вор должен жрать баланду, а убийца – кормить червей. – Сергей задумчиво покачал, зажатыми в руках половинками сломанного поддона и, тяжело вздохнув, швырнул их в ящик с мусором. – Давайте, уважаемый господин бывший инженер, новый поддон.
Василий Семенович открыл старенький объемистый дипломат.
– И все же я с вами не согласен. – Он подал новый поддон Ларькову. –Это всё сталинскими лагерями попахивает. Украл колосок- получи пять лет. Враг народа – пожалуйте на расстрел. А если милиция ошиблась? А если прокурор обвинил невиновного? А если судья не во всем разобрался? Из могилы человека не вытащишь. Извинения не попросишь.
– На счет милиции и судов – вы правы. – Сергей покряхтывая снова полез под машину. И уже оттуда продолжил рассуждения. – Если за что и сажают, так только за колоски. Те, кто по-крупному ворует, отбывают срок на Канарах, по турпутевкам. Чиновников проворовавшихся и шпану всякую, я бы милиции не доверил. Я бы их собственными руками давил.
– Странный у вас, Сергей Васильевич, компот получает. В один стакан чиновников и шпану. Это по какому, позвольте полюбопытствовать, признаку? – Хозяин автомобиля присел на корточки и заглянул под машину.
– По принципу беспредела. – Сергей еще раз оглядел “кишки” машины и стал прикручивать поддон. – Вам, Василий Семенович, здорово повезло. Легко могли двигатель запороть. Пару километров проехали бы и все.
– Значит не такой уж я безнадежный. И все же, вы про “беспредел” начали. – Напомнил автолюбитель.
– “Беспредел”, он и есть “беспредел”. Друга моего школьного в прошлом году шпана чуть не убила. По чистой случайности остался жив. За что? А просто так. Денег у него было – рублей триста. Ценными вещами не владеет. Сегодня утром его жена звонила, опять те же, опять там же. Сняли куртку и часы. Вы понимаете: человека убивают развлечения ради.
– Хорошо, а причем здесь чиновники?
– А чем они лучше? – Смазанные солидолом болты, один за одним, без задержки, впивались в гнезда под ловкими руками Ларькова. – Чиновник –кто? Человек, которого я, как налогоплательщик, нанял на работу. Его обязанность – поддерживать порядок. Экономический или правовой – без разницы. Нам говорят: ваши налоги нужны для выплат пенсий, зарплат учителям и врачам, военным. Много ли мало – налоги мы платим. Но именно до тех, кому они предназначены, деньги не доходят. – Экс-боксер закрутил последний болт, с удовольствием оглядел результат своих трудов и выполз из-под, вздыбленной домкратом, “восьмерки”. – Далее. Положив в свой карман налоги, те же чиновники просят в долг у богатого Запада. Им дают. Они берут. И снова не забывают поделиться со своим кошельком. А почему бы и нет? Платить –то по долгам будем мы с вами, а не они. Иначе говоря, эти господа приватизировали себе госсобственность, лишили нас работы, обобрали налогами и сделали должниками заграничных кредиторов.
– Я и не знал, что вы Сергей Васильевич, коммунист.
– Причем здесь коммунисты или демократы. Ни грамма политик в этом нет. Наш благодетель Седых – бывший советский и партийный деятель. Ныне – демократ и муж капиталистки. При этом активный участник первомайских демонстраций. Не пропускает ни одной коммунистической акции. Но, одновременно владеет акциями всех предприятий города. Где здесь политика? Чушь, одно чиновничье воровство. Вся политика в России сводится к стремлению чиновников, претендующих на власть, отобрать кормушку у чиновников, обладающих властью. – Сергей вошел в раж. Видно этот разговор задел его за больное.
– Да бросьте вы кипятиться. – Попробовал успокоить собеседника хозяин машины.
– Нет, – остановить Ларькова было уже невозможно. Если бы сейчас ему под горячую руку попались те самые чиновники, о которых он с таким жаром рассуждал, шансов на продолжение карьеры у них наверняка бы поубавилось. – Подумайте сами: вы занимаете кому-то деньги. Потом он берет в долг еще у кого-то. А вам объявляет: “Дорогой друг. Заплати за меня долг, тому, третьему, тогда мое финансовое положение улучшиться и я, возможно верну долг тебе”. Каково?
– Хорошо, с этими все ясно. А почему нет такой же нелюбви к организованной преступности? Что, старых друзей жалко?
– Почему нет, есть. Только те нас, обывателей, непосредственно не касаются. Пока не лезешь в криминальную сферу, можешь прожить жизнь спокойно и с ними не пересечься ни разу. Организованная, она потому и организованная, что у них существуют определенные правила игры. Более того: достаточно уничтожить беспредел, и организованная преступность сразу “просядет”. Может быть, не умрет, но станет перебиваться случайными заработками. Это уж точно.
– Больно у вас все просто получается.
– Больно – это точно. Но не просто. Суды, милиция и прокуратура – плохие помощники в борьбе с беспределом. И уличным, и чиновничьим. Это нужно в свои руки брать.
– В какие “свои”? – Поинтересовался Василий Семенович.
– А вот в эти самые. – Сергей продемонстрировал черные от масла и грязи кулаки.
– Вы это серьезно?
– Ещё как. Времени только на все это нет. Ничего кроме автомобильных кишок не вижу. Вот друга нужно проведать, а сегодня снова не выйдет. Да и завтра вряд ли доберусь.
– Что, серьезно пострадал?
– Не очень. Жена сказала, что сегодня уже на работу пошел. Но все равно неудобно.
Сергей залил в двигатель масло, вытер руки, забрался в салон и завел мотор. Послушав пару минут, и удовлетворенно резюмировал:
– Да. Легко отделались. Движок работает как часы. А о “защите”, Василий Семенович, все-таки, подумайте. Осторожность – прекрасно, но “защита” – осторожности не помешает. Она осторожность великолепно дополнит. Причем не только у автомобилей. Счастливого пути.
16
Дверь Дима открыл дверь своим ключом. Сменил в сенях полуботинки на тапочки и зашел в дом. Таня сидела на кухне и смотрела по телевизору двухчасовые новости. Скорее почувствовав, чем услышав мужа, она, не оборачиваясь сказала:
– Привет, Кириллов. Голодный?
– Есть немного. – Дима обнял жену за плечи сзади и, потерся носом, о стянутые на затылке в плотный узелок, волосы.
– Сейчас щи поставлю разогреться. – Таня попыталась подняться.
– Сиди, я сам. – Дима насильно усадил Таню на место и переставил кастрюлю с подоконника на печку.
– Скорее бы, что ли, Примаков правительство собрал. – Началась реклама и Таня, пультиком, выключила телевизор.
– Танюха, тебе президентом нужно быть, а не продавцом. – Подколол жену Дима. – Что тебе с этого правительства?
– Как чего, с завтрашнего дня – опять на работу. А пока у них в Москве этот бардак идёт, нам каждый вечер приходится ценники переписывать. С одним оформлением возврата товара сколько возни. Больше бумажки пишем, чем торгуем. Они там с умными лицами по Кремлю и Белому дому бродят, а мы за них все расхлебываем.
– Президент, как есть президент! – Дима сел перед Таней на корточки, обнял за ноги и положил подбородок ей на колени. – Давай выдвинем твою кандидатуру на следующий срок? Тебя наверняка весь магазин поддержит. И все покупатели.
– Давай. Хуже Ельцина не буду. – Таня ласково потрепала мужа за короткий чубчик.
– Конечно. Как ты можешь быть хуже? Ты, вообще, самая лучшая. – Дима поцеловал обнаженные Танины коленки и стал раздвигать полы халатика. На улице потеплело и, жарко протопленная, печь разогрела Танину кожу. Дима нежно прикоснулся к обжигающим, плотно сжатым бедрам прохладными с улицы губами.
– Димка, щекотно. Губы холодные. – Таня руками пыталась удержать полы на месте.
– Сейчас согреются. – Дима поднял глаза, любуясь Таниным зарумянившимся лицом и, расстегнул нижнюю пуговку халата. Таня отпустила подол и шлепнула его порукам. Халатик распахнулся. “Никогда не подумаешь, что эта женщина выносила и родила ребенка” – в очередной раз восхитился женой Кириллов.
Таня действительно сохранила девическую легкость. Дима приспустил резинку белых тонких трусиков и поцеловал розовый рубчик, опоясавший Танину талию. Он почувствовал, что теряет голову. Крепко сжав её упругие ягодицы Дима потянул жену к себе. Таня, раздвигая ноги, подалась ему навстречу.
– Димка, дурачок, не на кухне. А то опять все кастрюли раскидаем. – Танины руки сжали Димкин затылок. Задыхаясь от желания и сладкого аромата ее кожи, Дима легко поднял жену, вынес в комнату и бросил на кровать….
– Кириллов, щи выкипят.
– Пусть…
Дима лежал на спине и, улыбался Тане, уютно примостившейся у него на животе. Его согнутые в коленях ноги она использовала как спинку кресла.
“Где та скромная девочка, которая пол часа назад на кухне одергивала халатик и сжимала ноги?” Дима поглаживал Танины колени и, с удовольствием глядел на обнаженное тело жены.
– Какая ты у меня красавица. – Диму потянулся к нежным золотым кудряшкам между ее ног. Таня перехватила руку:
– Не мешай. – И стала выводить пальчиком какие-то каракули на его груди.
– Ты письмо пишешь или стихи?
–Нет. – Таня быстро взглянула ему в глаза и хитро улыбнулась.
– Что “нет”?
– Не письмо и не стихи. – Таня нажала пальчиком посильнее.
– А что? – Диме было так, хорошо, что будь его воля, он никогда бы не встал с этой кровати и не за какие деньги не вышел из этого дома. Никогда.
– Я записываю тебе твои слова на память. – Таня стала “обводить надпись” по второму разу.
– Какие? – Дима взял руку жены и крепко сжал её пальцы.
– Больно. – Сказала Таня жалобно, но освободиться не пыталась.
–Какие слова? – еще раз переспросил Дима.
– “ Какая ты у меня красавица”. Вот какие.
– Зачем?
Таня посмотрела на Диму в упор:
– Я состарюсь, и ты меня разлюбишь. Разлюбишь и решишь бросить. Тогда я дотронусь до этой надписи. Ты вспомнишь свои слова, и тебе станет стыдно. И мы останемся вместе. Потому, что я всегда буду только твоей красавицей.
– Глупая ты Таня. Мы же состаримся вместе. И никогда я тебя не разлюблю. Даже без этой надписи.
Таня наклонилась и прикоснулась губами к Димкиной руке, как будто прощалась с ним. Прощалась навсегда. Как с божеством, как с царственной особой. Диму смутил этот неожиданный порыв жены.
– Тань, пошли обедать, пока есть что. А то я проголодался.
– Я тебя люблю. Слышишь, Кириллов? – Таня запахнула халатик, легко поднялась над Димой и, соскочив с кровати, выбежала на кухню.
Портить такой день не хотелось, но решение уже было принято. Сейчас, за столом, Диме предстояло убедить жену вернуться в дом к родителям. Причем вернуться одной. Без Димы. Посвящать Таню в свои планы он не мог. Она ни за что не согласилась бы, отпустить мужа в одиночку, в такое рискованное предприятие. А не посвящать – означало врать.
Давно, еще когда их отношения только начинались, Кирилловы договорились, что даже в самом крайнем случае, обманывать друг друга они не станут. Даже в случае измены между ними не встанет ложь. И за все время семейной жизни этот договор они не нарушили не разу. Хотя, если честно, то серьезного поводя для вранья просто не возникало. Через все бытовые проблемы они проходили легко, не делая из них трагедий. Но сейчас случились особые обстоятельства. Происшедшее с ним не подпадало под разряд обычных жизненных трудностей. Диму ожидала опасная игра, в которой победитель получал жизнь и свободу, а проигравший мог умереть. И подвергать опасности жену Дима не мог.
Наличие семейного моратория на вранье в данных обстоятельствах могло оказаться на руку Диме, но могло и подвести. Искусство обманывать, “забивать баки”, “вешать на уши лапшу”, как и всякое другое занятие требует таланта и практики. По поводу таланта, Дима ничего определенного сказать не мог. Что до практики, тот здесь все было ясно. Практика отсутствовала полностью. И подловить его на лжи, наверное, будет совсем несложно.
С другой стороны, Таня не ждет от него подвоха. А, значит у этой аферы, есть определенный шанс на благополучное завершение.
– Таня, у меня есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать? – Дима зашел на кухню. На столе уже красовались две тарелки щей. Аппетитный парок поднимался над ними, заставляя сглатывать слюну. Димина тарелка полная до краев. Танина, налита наполовину. Дима не понимал, как жене удается работать больше мужиков, а питаться наравне с маленькой Ленкой.
– Начни с хорошей. Плохих новостей я сегодня по телевизору наслушалась.
Дима взял нож и начал резать хлеб. Занялся он этим специально, чтобы не видеть Таниного взгляда. Так врать было проще:
– Мне предлагают на недельку съездить в заводской профилакторий. Подлечиться. – Дима сложил нарезанные ломти на тарелку и сел. – Что ты по этому поводу скажешь?
– Это же здорово! – Обрадовалась жена. – А ты говорил у вас директор – дерьмо.
– Ошибочка вышла. Виноват исправлюсь. – Дима отправил в рот ложку щей и поперхнулся: крепки куриный бульон, покрытый янтарными каплями жира, обжег небо, язык и, раскаленными углями провалился в желудок. – Горячий!
– Бог наказал. Так тебе и надо. Не будешь о людях плохо говорить.
– Теперь не буду. Вообще говорить не буду: язык обжег.
– Ничего. Я тебя немого любить буду больше. Но сначала скажи плохую новость.
– Нельзя тебе здесь одной оставаться. – Дима замешкался, придумывая как бы помягче пересказать сегодняшнюю встречу с Шахом и его командой. Но изобретать ничего не пришлось.
– А я и не останусь. Я пока к родителям переберусь. И на работу ходить от них ближе, и Ленка под приглядом. Авось за неделю с мамой не передеремся.
– Танька, ты у меня не только самая красивая, но и самая умная. Как все быстро решила. – Дима искренне радовался, что все проблемы так просто утряслись.
– Про “умную” я тоже на тебе напишу. На спине. А то у мужиков память короткая, что сегодня сказал – все завтра забудешь.
– Ни-ког-да! – Громко по слогам продекламировал Дима.
– И чего это ты раскричался? Лучше объясни подробнее: с какого числа у тебя заезд в профилакторий, когда собираться будешь?
– С сегодняшнего. – Продолжая улыбаться, соврал Дима. – В восемь вечера автобус уходит от проходной.
– Чего, дурачок улыбается? Обрадовался, что от жены на неделю сбежал? Да? – Таня, видно немного расстроилась из-за скоропалительного отъезда мужа, но быстро взяла себя в руки. – Давай, доедай быстренько, да нужно собираться. И тебе вещи в дорогу сложить и мне тряпки собрать, чтобы сюда на неделе не возвращаться.
17
В маленькой комнате Шварца всей компании было тесновато. Кровать занимала почти половину помещения. Тумбочка с двухкассетным магнитофоном и стул с “отстегивающейся” ножкой дополняли убогий интерьер. Собраться у Шварца решили по той простой причине, что его предок постоянно торчал в гараже. Мать Славика умерла лет пять назад. Больше в доме никто не жил. А значит, можно было спокойно все обсудить без свидетелей.
Шах, оседлав повернутый спинкой вперед стул, изучал свою команду. Шварц, Шестерка и Гиря сидели на кровати напротив него. Над головой Шварц поблескивал большой красочный плакат со Шварцнеггером в роли Терминатора.
– Да, пацаны. Я уже начинаю думать, что вас зря с нар сняли. Не по плечу вам серьезное дело.
– Ладно, тебе, Шах. Прокололись, с кем не бывает. – Начал оправдываться Гиря. – Больше, на х.., не повторится. Все будет тип-топ.
– Гиря прав. – Прыщавый Шварц на фоне глянцевого Терминатора смотрелся просто пародийно. Шах против воли улыбнулся. Славик, заметив улыбку, приободрился. – Мы же его почти достали. Если бы не мент, он бы у нас асфальт жрал, как бутерброды с сыром.
– Это не мент был. – Негромко поправил приятеля Вася-Шестерка. – Следак из прокуратуры.
– Какая разница. Повезло придурку – и все тут. Ты не думай: мы, в натуре, больше не оплошаем.
– Я же говорю: все будет тип-топ. – Гиря потер здоровенной лапой свою маленькую башку.
– Не думай, говоришь? – Шах перестал улыбаться. – Если я не буду думать, вы завтра все на зоне окажитесь.
Троица опустила головы. Спорить с Шахом никто не решался. Закончив демонстрацию силы, Шах приступил к “раздаче слонов”. Пачка долларов, неожиданно, словно из воздуха возникшая в его руке, произвела на провинившихся неизгладимое впечатление.
– Ого! – Искренне как ребенок отреагировал Гиря.
Шах небрежно раскидал всем по две сотни. Себе оставил четыре. Молча оглядел компанию.
– Класс! – Шварц с восторгом рассматривал купюры.
Шестерка равнодушно сунул свою долю в карман и спросил:
– Ты же говорил, что задаток пять штук?
– Да. Четыре завтра возьмем из сейфа. За остальным поеду вечером. – Шах достал пачку сигарет и протянул приятелям. – Угощаю.
Все закурили.
– Не нравится мне это. – Так же без эмоции резюмировал Вася.
В другое время Шах не задумываясь поставил бы Шестерку на место. Но сейчас он хотел услышать, что по поводу фокусов Седых думают другие. Поведение заказчика беспокоило. Мнение Васи, на этот счет, могло оказаться полезным. Чем-чем, а гомозгами Бог этого поселкового пацана не обделил.
– Баксы не нравятся? – В вопросе Шаха не было агрессивности. Шестерка сразу сообразил, что ему позволено высказать свои сомнения.
– Баксы нравятся. – Вася говорил, не поднимая головы. – Но, по-моему, Седых решил нас кинуть. Приедем, устроим шухер. А это все, что ему нужно. Сидеть у него в магазине и разбираться: где задаток, мы не можем. Менты накроют. А не расплатится: потом в суд на него не подашь. Обломит он нас.
– Интересно говоришь. – Шах поглядел в окно. Небо к вечеру заметно посерело. Похоже, собирается дождь. То, что сказал Шестерка, почти полностью совпадало с тем, чего опасался сам Шах.
– Какой резон Седых нас кидать. Для него десять штук, как для тебя пачка “Беломора”. – Загорячился Шварц.
– Помолчи. – Оборвал его главарь. – Кажется мне, что Шестерка прав. На все сто. У тебя погреб в гараже цел?
– Бабаубежище? – Уточнил Шварц. Шах кивнул. Под гаражом отец Славика в свое время выстроил целый дворец: бетонированный погреб в два этажа. В нижнем – хранилась картошка и прочие запасы на зиму. Второй этаж предназначался для любовниц. Жена была уверена, что супруг возится с машиной, а он в это время, буквально под носом у своей половины, “возился” на стареньком диване в своем “бабаубежище”. После смерти жены, бабаубежище потеряло актуальность. Прятаться стало не от кого. Кроме того, Бог наказал ловеласа сначала простатитом, потом импотенцией. Когда Букет болезней дополнил радикулит, нижние этажи гаража перешли в безраздельную собственность Славика. Привычка ежедневно, как на работу ходить в гараж, у Славкиного отца осталась, но погреб и секс-полигон казались их создателю недоступны. – Цело бабаубежище. Что ему сделается?
– Предок туда не лазит?
– Куда ему с его спиной.
– Понятно.
В комнате повисла долгая пауза. Шах о чем-то раздумывал. Остальные молча ждали. Наконец Шах принял решение.
– Сделаем так. – Шах залез в карман брюк и достал стандарт таблеток. – Держи Шварц. Подложишь утром отцу штуки три в чай.
– Это что? – насторожился Шварц.
– Не боясь. Это снотворное. Всю операцию сдвигаем на полчаса вперед. Придем сразу в магазин и пешком. Пока люди Седых будут нас ждать на площади, мы спокойно со всем разберемся. Если денег в сейфе нет – прихватим с собой Витечку. Сунем его в погреб к Шварцу. Пусть там за жизнь подумает.
– А нас потом, на х.., не замочат? – Шварц кажется не на шутку сдрейфил. И понять его было можно. С Седых в городе шутить решались немногие.
– Подбери слюни. Как выжить потом – потом и придумаем. – Вася уже понял, что Шах заранее продумал всю комбинацию и наверняка есть какая-то страховка.
– Все будет тип –топ. Мы из этого маменькиного сынка, в п… не десятку, а побольше вытряхнем. Сами на “вольвах” разъезжать станем. – Гиря был готов выполнить любой план, предложенный Шахом.
– Деньги и тачки – это все х… Сейчас важнее решить другой вопрос. С твоими соседями, с пришлыми квартирантами. – Шах махнул рукой в сторону дома Кирилловых.
– А чего с ним решать, на х…. Дать по башке, и все. – Гиря махнул кулаком, изображая, как именно это нужно сделать.
– Если этот коротышка связан с прокуратурой, он нам здесь все может испортить. – Вася, как охотничья собака, шел по следу мыслей своего шефа.
– Точно. – Подтвердил Шах. – Шварц, следи, когда они объявятся дома, предупредишь нас. Мы эту семейку сегодня из Поселка выкурим. Раз и навсегда. А чтобы никто нам в этом деле не помешал, слушок распустим.
– Чего? – Удивился Гиря.
– Трепаните, между делом, что мужик этот…. Как его? – Шах напрягся, вспоминая имя. – Кириллов. Так вот: стукачит он ментам на поселковых. Специально его сюда подселили. А бабкам можно подкинуть мысль будто Кириллов и есть тот убийца, который, шлюшку с кирзавода загрыз. Много не болтайте. Скажите, мол, слышали разговоры. И всё.
– Ну, ты Шах, в натуре, башка! – Шестерка не скрывал своего восторга.
– Аплодисментов не надо. Ладно, пошли потихоньку. А то сдохнем в этой душегубке.
В маленькой комнатушке Шварца дышать было нечем. Даже открытая форточка не спасала положения.
– Айда по домам. Жрать охота – Гиря поднялся и вышел. Остальные потянулись следом.