Андрей Мартьянов
Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников
Беренгария Наваррская сдавленно ахнула и первый раз в жизни потеряла сознание.
Глава шестая
Непротокольные встречи
9–10 октября 1189 года, ночь.
Мессина, королевства Сицилийское.
– Сир, все подготовлено. Завтра можно ожидать дальнейшего развития событий. Надеюсь, стряпчие из Рима прибыли?
– Со мной всегда ездят законники, сударь. В наши беспокойные времена обходиться без королевского адвоката? Не смешите меня, Ангерран. Вы действительно уверены, что завтра Львиное Сердце войдет в город и принудит Танкреда уступить?
– В наши беспокойные времена, – в тон ответил Ангерран де Фуа, – можно быть уверенным только в мэтрах королевских адвокатах и таинствах церкви. Ну, и… Пожалуй, в могуществе вашего величества.
Филипп-Август скривился. Язвительная лесть Ангеррана ему изрядно поднадоела, но выгнать ерника Филипп не мог. Мессир де Фуа был слишком ценной креатурой и слишком опытным интриганом, способным добиться всего, чего угодно, включая бескровную победу Франции в войне между Сицилией и Англией. Политические последствия такой, с позволения сказать, победы французского короля интересовали меньше всего. Сицилия – чужое для него королевство, за трон Мессины могут вести спор лишь сами сицилийцы, германцы и отчасти англичане, на торговлю интрига Филиппа практически не повлияет, ибо Париж предпочитает иметь денежные связи лишь с Ломбардией и орденом Храма, военная сила Танкреда сомнительна… В глупой войне за наследство, представлявшее собой не столь и большую сумму, не выиграет никто, кроме короля Франции, при условии, что до сих пор не пролито и капли галльской крови.
Дело обстоит примитивно: в соответствии с договором, заключенным перед крестовым походом, каждый из союзников должен отдавать другому половину военной добычи, каким бы способом она ни досталась. Плантагенет получит от Танкреда свои восемьдесят тысяч безантов и кое-какие ценные безделушки наподобие золотых блюд, кубков или отрезов шелка, а на следующий день в шатре Ричарда появится Филипп-Август с договором и вежливо потребует свою долю. Скандал будет изрядный, и душевные коронованные друзья наверняка всласть поругаются, однако закон есть закон и договор есть договор. Тут уже ничего не поделаешь – соответствующий пункт соглашения, которое Ричард подмахнул не глядя, предусматривает подобную ситуацию. Сорок тысяч – это немного, но казна собирается по крупицам.
– Чего вы хотите в награду? – Филипп остро посмотрел на Ангеррана. Старый пройдоха наверняка потребует денег или земель. Ни клочка земли де Фуа не получит – французский король никогда не разбрасывался ленами, предпочитая включать как можно больше участков в королевский домен. Деньги? Немножко… Допустим, две тысячи ливров. И лучше бы не наличным золотом, а верительным письмом тамплиеров или миланских банкиров. Какая, в сущности, разница?
– Награду? – эмоционально воскликнул Ангерран. – Сир, моя награда – лишь благосклонность вашего величества!
– Конкретнее, пожалуйста, – нахмурился Филипп-Август, но наткнулся на преграду из чистопробного высокомерного молчания. – Хорошо, полторы… да, полторы тысячи ливров.
– Раздайте эти деньги бедным, мой король, – прохладно посоветовал де Фуа, всем видом показывая, что он любит авантюры ради авантюр, а золота у него и своего достаточно. – Прошу одной награды: выслушайте несколько моих советов.
Король тяжко вздохнул и сделал большой глоток вина. Филипп славился как чревоугодник, а пьянство, как известно, тоже относится к таковому смертному греху. Наконец, он выжидающе посмотрел на Ангеррана.
– Государь, – вкрадчиво начал старик, – вам не кажется, что дожидаться договора Танкреда с Ричардом отнюдь не стоит? Пройдет еще пара дней, Львиное Сердце заработает интердикт от папы за нарушение Божьего мира, большинство соратников от него отвернется… Далее появятся две возможности. Во-первых, крестовый поход будет практически сорван, а без поддержки Ричарда вы можете благополучно сложить с себя крест и не тратить деньги на отправку в Палестину.
– С ума сошли? – возмутился Филипп. – Да вы представляете, что будет, если я скажу о таких словах представителям церкви? Долгим покаянием вы не отделаетесь!
– Умолкаю, – поклонился Ангерран. – Тогда второй совет, более разумный: опять же подождать неминуемого отлучения Ричарда и благополучно отплыть в Палестину в одиночку. Многие аквитанцы и англичане захотят присоединиться к истинно христианскому королю, а не к заслужившему немилость Рима авантюристу, вдобавок еще и нищему. Вы возглавите значительно бо́льшую армию, чем имеете сейчас, будете единовластным повелителем… Высадиться можно не возле Акки, а рядом с дружественным Тиром, где вы без особых тревог дождетесь подхода огромного войска императора Фридриха. А дальше… Возможно, через некоторое время явится покрывший себя позором Ричард, но никакого веского слова в решение судьбы Иерусалимского королевства и прочих княжеств Святой земли иметь не будет. Таким образом, вы просто избавитесь от глупого, но опасного соперника.
– Тоже отвергаю, – категорически покачал в воздухе указательным пальцем король. – Вы же знаете, Ангерран, Ричард, увы нам, – вождь. Душевный подъем армии пропадет, коли этот буйнопомешанный не возглавит хотя бы ее часть. Предложение крайне заманчивое, я… я сам думал об этом. Ричард во многом необходим.
– Пока необходим, – любезнейше улыбнулся де Фуа. – И последний совет, если уж вы не приняли два предыдущих. Что вы думаете об острове Кипр?
– Хороший остров, – согласно кивнул Филипп. – Большой, богатый, удобно расположенный.
– Хотите половину?
– Сударь, – Филипп страдальчески поднял глаза на Ангеррана. – Вас матушка в детстве не роняла из колыбели?
– Вполне может статься, сир, – де Фуа расплылся в совсем уж лучезарной улыбке. – Многие мои знакомые именно так и считают. Скорее всего, от зависти.
– Вы удивительный наглец, – усмехнулся толстый король. – Мне, суверену и помазанному монарху Франции, вы запросто предлагаете: «Хотите половину Кипра»? Как будто щедрый граф захудалому барону. Вы теперь на Кипре королем?
– Отнюдь, – замахал руками Ангерран, будто отгоняя муху. – Там правит самозваный император, дальний родственник нынешнего базилевса Византии.
– Знаю, – начал терять терпение Филипп-Август. – Говорите быстрее, мне хочется отправиться в опочивальню.
Ангерран мгновение подумал, а затем выдал:
– Сир, я могу сделать так, чтобы кесарь-самозванец Кипра, за которого точно не заступится Константинополь, крупно оскорбил Ричарда. Разумеется, англосакс бросится в бой. Сил у него достаточно, а поэтому спустя всего несколько дней Кипр перейдет под английское управление. После этого вы получите половину острова, как и указано в договоре о военной добыче. Вам ничего не придется делать, только снова строго блюсти нейтралитет и смотреть, как Львиное Сердце завоевывает вам новый лен.
Филипп-Август помолчал, пожевал губами, глядя не на Ангеррана, а в деревянный потолок каюты королевского нефа, и, вдруг бросив лукавый взгляд на гостя, спросил:
– Ну за это предприятие вы точно у меня что-нибудь попросите?
– Сир! Я ведь, простите, не шлюха из портового лупанария, чтобы пробавляться попрошайничеством, – кажется, не на шутку оскорбился де Фуа. – Просто в подходящее время вы соблаговолите прислушаться к моим словам.
– Ничего за Сицилию, ничего за Кипр… – хмыкнул король Франции. – Кажется, в Средиземноморском и Эгейском архипелагах насчитывается не меньше трех тысяч островов? Три тысячи «ничего»? Вы что, решили заделаться святым бессребреником?
– Кто знает? – многозначительно пожал плечами Ангерран. – Просто я буду впредь рассчитывать на вашу щедрость, сир. Так как насчет владения половиной Кипра?
Филипп встал с кресла, махнул рукой, давая понять Ангеррану, что время разговора вышло, и бросил вслед:
– Я подумаю.
Де Фуа, неплохо зная французского короля, понял – это означало согласие.
* * *
Когда мадам де Борж вернулась с вечерней прогулки, она застала в покоях странноприимного дома самую умилительную картину: мессир Серж, одетый в цвета Наварры, вел с принцессой Беренгарией душеспасительную беседу о схоластике. Только почему-то лиф на платье Беренгарии был зашнурован неправильно, но мадам де Борж решила, что сама ошиблась утром, когда одевала наваррку. Впрочем, нравы при аквитанском дворе оставляли желать лучшего еще со времен папаши Элеоноры Пуату, великого герцога Ренье, а госпожа де Борж находилась в герцогском замке с раннего детства. Так что она вряд ли удивилась бы, приметив за Беренгарией некоторые вольности в отношении с мужчинами.
Камеристка отправилась в соседнюю комнату, не желая мешать разговору молодых людей, который на самом деле оказался весьма занимательным. Казаков и принцесса спорили о православии и католичестве.
Разделение церквей случилось не столь уж давно, всего сто тридцать пять лет назад, когда папа римский и патриарх константинопольский взаимно отлучили друг друга от церкви, но схизма (или раскол) в духовном мире Раннего Средневековья была одной из самых животрепещущих тем. Казаков, как русский и православный, только воспитанный в конце XX века (когда взаимный интердикт был снят в 1967 году при папе Павле VI), относился к столь давней и непонятной проблеме в достаточной мере наплевательски, о чем и сообщил Беренгарии, только, понятно, в более сглаженных выражениях. Принцесса назвала его воинствующим язычником и принялась объяснять, что к чему.
– Ортодоксальная церковь, – втолковывала Беренгария непонятливому оруженосцу, – не признает вселенскую власть папства, но это еще полбеды, сударь. А как же быть со Святым Духом? Прочитайте-ка соответствующую строку из вашей молитвы «Credo».
Казаков напрягся, вспомнил (причем не без труда) и проговорил на старославянском:
– …И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, иже со Отцем и Сыном споколаняема и сславима, глаголавшего пророки.
Потом попробовал перевести, но получилось выдать только основной смысл. Беренгария, впрочем, уяснила.
– Ваш язык звучит красиво, но непонятно, – покивав, сказала она. – Если вы правильно перевели, то различие действительно только в одном слове, как мне и объясняли монахи из Сантьяго де Компостелла: и в Духа Святого, Господа и Животворящего, от Отца и Сына исходящего.
Казаков начал про себя посмеиваться, ибо он не замечал особой проблемы. Исхождение одного из ликов святой Троицы только от Отца или еще и от Сына? Какая, в сущности, разница? Он, обычный человек весьма отдаленного будущего, где спорят не о схоластике, а о квантовой теории, новых программах Билла Гейтса или Большом Взрыве, абсолютно не понимал, как можно придавать значение подобным мелочам. И наверняка большинство местных, особенно простецов, твердят молитву на латыни, когда их родной язык, например, английский или норвежский, не понимая ее истинного смысла. Но для человека образованного разница в одном слове представлялась буквально вселенской проблемой.
– Я читала греческих авторов, – горячо говорила Беренгария. Принцесса даже встала и заходила по комнате. Кошка вилась у ее ног. – Брысь, Гуэрида, не мешайся! В Беарне отличнейшая библиотека… Так вот, у Дамаскина есть возражение: «Святой Дух вполне происходит от Отца. Поэтому излишне предполагать, что Он происходит от Сына».
– И что? – не понял Казаков.
– Один очень мудрый человек сказал… Не помню, как точно, но попробую процитировать, – Беренгария, вспоминая, постучала себя кулачком по лбу и, наконец, старательно выговорила: – «Основываясь на том, что Святой Дух вполне происходит от Отца, не только не излишне говорить о его происхождении о и от Сына, но, скорее, абсолютно необходимо. Потому что одна сила присуща Отцу, и потому что все то, что от Отца, должно быть и от Сына, если только оно не противостоит свойству сыновства, ибо Сын не от Себя, хотя Он – от Отца».
– Беренгария, – окликнул Сергей увлекшуюся диспутом собеседницу, – ваше высочество? Вы называете меня варваром и, думаю, вполне справедливо. Хотите услышать одну варварскую поговорку? Только обещайте, что не обидитесь.
– Обещаю, – согласилась принцесса. – Как же она звучит?
– Женщина бывает либо умная, либо красивая, третьего не дано, – с ехидным смешком проговорил Казаков, поспешно добавив: – Удивляюсь, как вы умудряетесь совмещать в себе первые две ипостаси, добавляя к ним третью. Соблазнительность. Только не от лукавого, а от Господа, ибо, насколько я понимаю, дьявол не может вызывать чувства любви…
– Клянусь, – гордо задрала подбородок Беренгария, хотя обещала, что обижаться не станет, – будь здесь Хайме де Транкавель, я бы попросила его вызвать вас на поединок!
– Тогда бы я сразу сдался, – умиротворяюще ответил Казаков. – Так какой вы хотите сделать вывод из этой беседы? Признаюсь честно, я до сих пор не понял, в чем суть. Разве спор из-за одного слова может служить причиной вражды между людьми?
Беренгария посмотрела очень серьезно.
– Эта причина, – сказала она, – вовсю употребляется честолюбцами и властителями, для которых не существует Царствия Небесного, а только земное. Свои сокровищницы, свои монастыри, набитые богатствами, свои войны, своя вражда… Может быть, когда-нибудь отыщется человек, способный при помощи своего разума, своей воли и при способствовании Господа Бога снять это противоречие и примирить народы. Поверьте, мне очень не нравится этот спор с греками и тот раскол, та схизма, которая заставляет христиан относиться друг ко другу не по-братски. И это – перед лицом народов, не знающих Слова Божья! Представьте, что скажут – да и говорят! – сарацины: «Коли вы не способны найти единства меж собой, то почему же мы должны принять Крест?»
– Наверное, такой человек еще появится, – пробормотал Казаков, но понял, что вновь не сдержал язык. Нельзя Беренгарии рассказывать о будущем, даже самом ближайшем. Если бы святой Франциск Ассизский, который примет служение, дай Бог, лет через пятнадцать, не только боролся с зажравшимся монашеством, а при помощи данного Небесами дара убеждения попытался даровать мир между Западом и Востоком, у него наверняка получилось бы…
«Между прочим, – подумал Сергей, – Франциск уже родился. По истории он вроде появился на свет в 1182 году, значит, сейчас ему семь годков. Где-то в захолустном итальянском городишке бегает пацаненок, теоретически способный перевернуть мир. Или нет?»
Если бы сейчас Казаков, сэр Мишель или Гунтер могли бы узреть, что именно происходит за тысячу с лишним километров от Сицилии, где в предгорьях Пиренеев стояла твердыня Ренн-ле-Шато, по крайней мере двое из них были бы очень удивлены. Нынешним же вечером, прямо сейчас, когда часы Сергея показывали десять вечера 9 октября 1189 года, некий Франческо-Джованни Бернардоне проводил изыски в дарохранительнице часовни замка Ренн (куда его никто не приглашал) и только что отыскал неприметный деревянный стаканчик с повытершейся резьбой, мессир Гай Гисборн жаловался библиотекарю замка, отцу Ансельмо, на свое неразумие, а Дугал Мак-Лауд по прозвищу Данни охотился в горах на волкодлака.
* * *
– Значит, вы просто перепутали коридоры подземного хода?
– Да, сударь.
– И попали в подвал этого здания случайно?
– Конечно, сударь. Случайно.
– И собирались выйти наружу?
– Да, сударь, собирались.
– А кроме «да» и «конечно» вы знаете другие слова, мессир?
– Да, сударь, знаю… Много разных.
Восседавший за широким, загроможденным пергаментами столом командор тамплиеров, мессир Анри де Шатоден, приехавший из Парижа, побарабанил пальцами по доскам столешницы. За его спиной молчаливо громоздился другой командор, сицилийский – благородный рыцарь Арно де Тревизо. Последний, слушая сэра Мишеля, которому выпало несчастье объясняться с храмовниками за всю компанию, поджимал губы, сдерживая улыбку. Право допроса он уступил мессиру де Шатодену, ибо тот был почетным гостем прецептории и занимал в ордене Храма куда более значительное положение, нося титул Великого приора Аквитании, командовавшего всеми силами и золотыми ресурсами ордена на западном побережье материка. Бог даст, однажды Анри де Шатоден станет Великим магистром – человеком, стоящим наравне с любым королем.
– И вы хотели, – продолжил командор, – ночью захватить башню и открыть ворота?
– Да, сударь.
Сэр Мишель предпочитал объясняться с тамплиерами наивозможно кратко. В конце концов, он был сам виноват в происшедшей неприятности и должен отвечать один за всех. Еще неизвестно, что подумали грозные тамплиеры, обнаружив английского короля в своей сокровищнице, и что предпримут дальше.
Связываться с могучим орденом не имелось никакого желания. Тамплиеры не подчиняются никому, кроме своего магистра и папы римского, никакие монархи им не указ. Поэтому Ричард Львиное Сердце смирил свой гнев и тихонечко сидел в углу, беззвучно сквернословя. Он понимал, что сэр Мишель поступил необдуманно, но злого умысла не имел. Следовало вначале получше изучить дорогу, выслать одного из оруженосцев в разведку, а не переть всей толпой. Да какая толпа? Так, полдесятка. В суматохе погиб оруженосец – не повезло бедолаге Стаффорду. Придется нового выбирать, а желающих целый полк наберется…
– И потом вы хотели захватить Мессину?
– Ах, мессир, на все воля Господня.
– Первое разумное слово за целый вечер, – буркнул командор. – Признаться, я вам верю. Вы должны были знать, что у банков ордена неплохая охрана. И вели себя отнюдь не как воры. Я готов забыть эту досадную случайность и извиниться перед его величеством Ричардом Английским за смерть одного из ваших друзей. Может быть, стоит заплатить выкуп родным?
Бертран де Борн толкнул Гунтера локтем и, мастерски передразнивая басовитые интонации Ричарда, прошептал на ухо германцу:
– Конечно, конечно, непременно заплатите! Только не родственникам, а мне. Родственники у Стаффорда и так богатые.
Гунтер неодобрительно покосился на менестреля. Как можно шутить в столь тяжелый момент? Хотя, если подумать, что еще остается делать? Оптимизм порой становится единственной вещью, помогающей в трудные времена.
– Благороднейшие мессиры, – продолжил тамплиер. – Смею напомнить, что я не только рыцарь, но и лицо духовное, облеченное апостольским престолом надлежащей властью и обязанностями пастыря… Ваше величество? Сир, вы меня слышите?
– А? – встрепенулся Львиное Сердце, отвлекаясь от своих невеселых размышлений. – Конечно, слышу.
– Вы задумывались о спасении души? – каким-то подозрительным тоном вопросил Шатоден. Гунтер насторожился. Знаем мы эти разговорчики о спасении души, ведомые тамплиерами. Сначала душу спасать, а потом Бафомету поклоняться?
…Во времена жития Гунтера в Германии до него доходили слухи о том, что в партии Гитлера и в СС очень распространены оккультизм и самые невероятные эзотерические течения – теософия, теозоология, вотанизм, ариософия, Эддическое общество и так далее почти до бесконечности. У рейхсфюрера СС Генриха Гимлера имелся на содержании даже личный маг, некий Карл Мария Вилигут, с которым командующий личной гвардией фюрера консультировался по весьма широкому кругу вопросов, включая разработку эсэсовской эмблемы – «кольца мертвой головы» – и создание особых тайных церемоний СС, величаемого нацистами «арийским орденом». Кстати, эта организация во многом была создана на основе и в подражание древним рыцарским сообществам.
Естественно, в Германии тридцатых годов не обошли вниманием и весьма интересную страницу истории, повествующую о тамплиерах. Таинственное очарование давно исчезнувшего ордена привлекало, как магнитом. Некий Адольф Иозеф Ланц, также известный как Ланц фон Либенфельц, во времена Первой мировой заинтересовался тамплиерами и его романтическое преклонение впоследствии превратилось в настоящую манию. Легенды о Парсифале, рыцарях Грааля стали невероятно популярными благодаря оперному циклу Рихарда Вагнера и романам неоромантических писателей наподобие Фридриха Лиенхарда – духовный поиск, непреходящие ценности, затмевающие собой серую обыденность, великие тайны… Ланц посчитал, что легендарные рыцари Чаши были напрямую связаны с историческими тамплиерами.
Взгляды герра Ланца полностью соответствовали взглядам Гитлера: чистота крови, расы и сознания, создание великого германского ордена-государства на территории бывшей Римской империи, включая Палестину и север Африки. Далее Ланц вышел на скользкую дорогу одержимости тамплиерством. На книжных прилавках появляется его исследование, в котором святой Грааль интерпретируется в виде электронного символа, «отвечающего панпсихическим силам чистокровной арийской расы». Далее последовали выводы о том, что тамплиеры занимались строгими евгеническими практиками, предназначенными для выведения божественной породы людей, а все сохранившиеся со времен разгрома ордена Филиппом IV Красивым сведения о «Бафомете» и прочих секретах, умерших вместе с Тамплем, есть лишь косвенные указания на некую Великую Тайну, которой владели тамплиеры.
Руководство рейха одобрило вполне подходившие под философию нового государства выкладки Ланца и начало вовсю их использовать. Наподобие: СС есть великий орден, преемник ордена Храма; ариохристианский центр, наследующий психологию, гнозис, символику и ритуалы, сюда же приплетались мистерии святого Грааля, замок Монсальват, Парсифаль, Галахад, Нибелунги, Лоэнгрин, в огороде бузина, а в Мюнхене дядька.
Гунтер с отцом, почитывая на досуге в Райхерте сочинения неотамплиеров и выкладки партийных идеологов, покатывались со смеху и ради такого случая устраивали домашнее аутодафе: брошюрки после изучения торжественно отправлялись в камин под рев патефона, на котором заводили избранную пластинку – финал оперы Вагнера «Гибель богов».
И вот – здравствуйте. Настоящие тамплиеры, да не какие-нибудь обычные рыцари, а наверняка посвященные в невероятные секреты Бафомета командоры. Душу спасти предлагают. В частном порядке.
– Я вчера исповедался, – ответил на вопрос мессира де Шатодена Ричард. – И причащался.
– Я не о том, – поморщился командор. – Завтра вас, сир, отлучат от церкви, ежели вы немедленно не заключите полюбовное соглашение с королем Танкредом. Вы нарушаете волю святейшего папы и Матери-Церкви. В Европе – Божий мир. В Палестине вашей помощи ожидает король Гвидо (Ричард едва не сплюнул, услышав о неудачнике из Лузиньяна), а вы, государь, растрачиваете силы на бессмысленную борьбу с христианским монархом. Остановитесь!
– Пока он не вернет деньги моей сестры, – упрямо нагнув голову, медленно, едва не по слогам, ответил король, – я не смогу примириться с Танкредом. Вы стали бы мириться с грабителем с большой дороги, сударь?
– Возможно, стал, – невозмутимо ответил Великий приор Аквитании. – Как мне предписывает Господь и церковь. Не понимаю вас, сир, вы же получили деньги от матушки, причем немалые!
– Я? – изумленно поднял брови Ричард. – Матушка только обещала мне сто пятьдесят тысяч фунтов, из которых я пока не увидел ни единой монетки.
– Деньги, – вздохнул Анри де Шатоден, – хранятся в монастыре Святой Цецилии. Несколько дней назад я лично передал их шевалье, являющемуся доверенным лицом королевы Элеоноры. Некоему благородному мессиру из Киевского герцогства.
«Все правильно, – мелькнула мысль у Гунтера. – Сундуки с золотом лежат под охраной Казакова. Точнее, это он сейчас лежит на сундуках, сдуру сунувшись под арбалетную стрелу».
– Итак, сир, если вы согласны принять деньги вашей царственной матери, я просил бы вас немедленно отправиться со мной в замок Мессины к королю Танкреду. Орден будет посредником меж двумя сторонами. К утру мы наверняка придем к соглашению, устраивающему всех.
– Извольте, я ничуть не против, – широко и нагло улыбнулся Ричард. – Только в соглашении должно быть указано, что Танкред возвращает в казну Англии… э-э… вернее, моей сестре Иоанне все, причитающееся по праву. И никак иначе.
– Подумайте еще раз, – командор подался вперед, сверля Ричарда взглядом темных глаз.
– Подумал. Мое слово неизменно.
«Тупой ублюдок», – всем своим видом сказал Анри де Шатоден.
«Купчишка с рыцарскими шпорами», – подумал король.
Гунтер решил, что ситуация сложилась патовая. И тамплиеры не отступятся, и Ричард на попятный не пойдет. Значит, грозят новые осложнения. Да, попали мы в историю. Скорее, не попали, а влипли.
– Спасение души… – преспокойно начал командор, – есть великая цель. И она может оправдать средства ее достижения. Я не хочу, чтобы король Англии, происходящий из великой династии, умер отлученным и стал первым из христианских венценосцев, чья душа вечно горела бы в аду. Посему я, как приор Аквитании и командор прецептории ордена Храма, а со мной и благородный Арно де Тревизо, решение приняли заранее. Ваше упрямство губит вас, сир. Оружие вам не вернут. Сейчас мы так или иначе поедем к Танкреду. Я вынужден буду передать вас королю Сицилии. Танкред далее решит, что делать – принять вас как царственного брата или как пленника. Полагаю, вам хорошо знакомы законы войны.
Ричард побледнел. Если он попадется в лапы Танкреду и не останется под защитой храмовников, проклятый норманн сделает все для того, чтобы получить из бедственного положения англичанина как можно больше выгод. Выкуп, позорное содержание под стражей… Хуже всего выкуп. Денег нет. Платить нечем. Надо было предпочесть сто пятьдесят тысяч Элеоноры и подписать мир, а не упрямствовать. Но слово короля есть слово короля. Изменить ему – покрыть свое имя бесчестьем.
Ричард был настолько убит столь звонкой оплеухой по его доблести и удачливости, что безмолвно позволил тамплиерам отвести себя вместе с Бертраном де Борном, сэром Мишелем, бароном Мелвихом и шевалье де Краоном вниз, во двор, машинально дал обещание не пытаться бежать и забрался в седло.
Гунтер с Мишелем переглядывались удовлетворенно. Так или иначе, он выполнили свою задачу. Ричард повстречается с Танкредом, а ворота Мессины сегодня никто не откроет. Пускай герцог Йорк со своим ретивым воинством безнадежно ждет под стенами.
Де Борн делал постное лицо нагрешившего монаха, явившегося на исповедь к аббату. Менестрель хотел спать, хотел выпить вина, а больше всего опасался грядущей перспективы уговаривать Ричарда не бузить в гостях у Танкреда. Выражение его глаз со всей ясностью гласило: «Я говорил! Я предупреждал: эта глупая авантюра плохо кончится!»
Кортеж в составе пятерых пленников и трех рыцарей во главе с командором (если король поклялся не бежать, значит, и охраны особой не нужно) выехал на темные улицы Мессины и направился вдоль стены к побережью.
* * *
Разговаривая с Беренгарией о том о сем, Казаков не забывал поглядывать на распахнутое окно комнаты. Сумерки постепенно сгущались, солнце уползало за изумрудный излом Средиземного моря на западе, значит, пора собираться в дорогу. Дорога короткая – до Северной башни, где следует найти мессира Роже, потом в подземный ход, в лагерь Ричарда и обратно. Интересно, что все-таки сказано в письмах Рено? Крайне интересно, до дрожи!
Средневековая интрига – вещь тонкая, тут интеллектом и менталитетом надобно работать. Алмазные подвески, кинжал в рукаве, яд в перстне, пароль «Я пришел от герцога Борджиа», черная полумаска и удар из-за угла. Здесь же какая-то банальщина: сходи к англичанам, отдай пакеты. И не особому секретному агенту, а просто кому попало. Якобы каждый встречный передаст по назначению. Не дожили они до электронных шифров, микросхем в каблуке или стреляющих авторучек. Работают по старинке, но так даже забавнее. А говорят – Штирлиц, Джеймс Бонд, Мата Хари… С. В. Казаков! Агент Ноль-Ноль-Ноль. Тьфу, что за глупости в голову лезут!
– Вы чем-то озадачены, сударь? – поинтересовалась Беренгария, глядя на загадочно улыбавшегося Сергея. – У вас вид юного оруженосца, готовящегося отправиться на первое свидание.
– Ваше высочество, а вы часто видели оруженосцев, идущих на первое свидание? – съязвил Казаков.
– Доводилось. В папином окружении, – хмыкнула принцесса. – Физиономии у сих достойных юношей были точь-в-точь, как сейчас у вас. Не то дурацкие, не то обрадованные. Извините, если я позволила себе лишнего.
– Ничуть, – мотнул головой Казаков. – Только у меня не свидание, а… встреча по делу. Неизвестно с кем. Вернусь утром, наверное. Глядите, совсем стемнело. Я вас оставлю?
– Бросать одинокую беззащитную девушку, – сдвинув брови и изображая на лице испуг, простонала Беренгария, – на произвол судьбы, в осажденном городе, рядом с кошмарной аббатисой?.. Если завтра я умру от изнурения, вызванного непосильной епитимьей, вы поклянетесь хранить мне верность до гроба и впредь не смотреть на женщин?
– Уйду в орден Храма, – с готовностью кивнул Казаков. – Милые люди. Мечи, кольчуги, конные атаки. Два рыцаря на одной лошади. Миндальные сады, опять же. И вообще, хочешь помахать топором – ступай в тамплиеры. Тебя ждут дальние страны, подвиги, хорошее жалованье и харчи за счет ордена. Не беспокойтесь, Беренгария, со мной ничего страшного не случится.
– Когда вчера вечером вы уезжали вместе с шевалье де Фармером на Северную башню, я слышала точно такие же слова, – не преминула напомнить наваррка. – Не помните, кого потом привезли обратно в монастырь едва не при смерти?
Казаков, слушая насмешливую болтовню принцессы, натянул желто-зеленое блио с наваррским гербом, огорченно посмотрел на валявшуюся комком в углу испорченную кольчугу и на всякий случай сунул за пазуху кобуру с пистолетом. Кинжал на пояс. Меч брать или нет? Неудобно. Но лучше взять. Перевязь через плечо, утвердить рукоять повыше левого бедра. Может, арбалет прихватить? Да что вы, сударь, в самом деле? Обычное поручение почтаря превращаете в чеченский конфликт… Все будет в порядке.
Распрощались быстро – легкий целомудренный поцелуй, Беренгария проворчала что-то насчет несправедливости женской судьбы, вынуждающей представительниц прекрасного пола всегда и постоянно ждать, и того, что все самое интересное достается мужчинам. Казаков отбыл. Прогремел сапогами по коридору, потом направо, потом на лестницу, ведущую во двор. Служки у ворот те же самые, что помогали таскать сундуки. Пропустили.
Беренгария немного поскучала, сходила к сестре Марии Медиоланской за новой книгой, почитала, а затем попробовала немного поколдовать. Чем это закончилось, известно: принцесса от неожиданности упала в обморок.
Очнулась Беренгария быстро – она была исключительно здоровой девушкой, с первых дней жизни воспитывавшейся в горах Наварры, отец всегда брал ее на охоту, лет с десяти она сопровождала короля Санчо с военных походах против мавров или бунтующих баронов на спорных территориях между Наваррой и Кастилией. Беренгария вначале даже не поняла, отчего она вдруг лежит на полу, а по телу разлилась непривычная слабость. Батюшка предупреждал, что подобное может происходить с молодыми женщинами, когда они носят ребенка, и советовал собраться с силами, встать и не обращать внимания на этот мимолетный недуг.
