Андрей Мартьянов
Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников
– …Еще добавляем, – сказал вслух Казаков черно-серой вороне, изымавшей полезные зернышки из украшавшей монастырский двор кучи лошадиного помета, – что мы забираемся в сферу, которой нормальный и наделенный инстинктом самосохранения смертный обязан сторониться, как черт ладана. Но я все равно не хочу два года торчать под Аккой и умереть от поноса. Полезли?
Ворона недоумевающе покосилась на человека и каркнула. Сей звук был принят Сергеем как согласие.
Была середина дня, осеннее солнце, не столь уж и яркое, как летом, но достаточно теплое, взирало на монастырь Святой Цецилии с равнодушием купца, который и так знает, что покупатели у него так или иначе будут, а если конкретно этот благородный мессир ничего не купит, а только переворошит товар, ничего страшного не случится.
В дверях Сергей натолкнулся на мадам де Борж, собравшуюся погулять. Пожилая камеристка чуть поклонилась оруженосцу, но, как всегда, не сказала ничего.
Ее королевское высочество, принцесса Наваррская Беренгария откровенно скучала. Занимательная книжка Публия Овидия была закончена, кошка играть не желала, а желала спать, забравшись в клетку на мягкую подушку, преподобная сестра Мария Медиоланская занималась делами по хозяйству, и, следовательно, забрать из тайного отделения библиотеки новое захватывающее сочинение пока не представлялось возможным.
– Каковы прогулки в миндальных садах? – едко поинтересовалась у Казакова Беренгария, едва тот появился на пороге. От скуки принцесса стала еще более язвительной.
– Ваше высочество! – притворно оскорбился оруженосец. – Если уж вы недолюбливаете жениха, то разве прилично обвинять в его грехах всех окружающих?
– О чем вы так долго беседовали с мессиром Ангерраном? – осведомилась Беренгария, но ее лицо вмиг приняло обеспокоенное выражение: – И почему вы встали с постели, сударь? Утром смотреть на вас было тоскливо. Переутомитесь и опять сляжете.
– Уже нет, – решительно помотал головой Казаков и присел на сундуки, одновременно сбросив явившуюся обнюхать нового гостя кошку. Рыжая тварь оскорбилась, мяукнула и забралась на колени Беренгарии. – Рено… В смысле, Ангерран сделал кое-что для меня. Не думал, что у него талант лекаря.
– Рено? – прищурилась принцесса. – Вас не очень покоробит, если я скажу, что люблю подслушивать? Ах нет? Вы не рыцарь, мессир! Никакой благородный шевалье не потерпел бы подобных признаний от дамы… Так вот, когда еще до начала осады Ангерран де Фуа беседовал с Элеонорой, я, каюсь, навострила уши. Они беседовали на провансальском, а я знаю этот диалект. Королева-мать называла Ангеррана именно этим именем – Рено. И вы только что оговорились.
– Это второе имя, данное при крещении, – изящно, как ему показалось, соврал Казаков.
Беренгария не поверила:
– Знаете, Серж, мне кажется, что я очутилась в центре какой-то очень непонятной и замысловатой интриги. Вы здесь человек новый, а я умею замечать подобные вещи. Мне не нравится Ангерран, я удивлена историей с тамплиерским золотом и… – принцесса запнулась.
– Чего уж там, говорите, – насторожился Казаков.
– И вашей быстрой поправкой, – сказала Беренгария. – Чересчур быстрой. Говоря откровенно, я поражена до крайности. Мне приходилось ухаживать за отцом и братьями. Их ранили на турнирах или во время войны с маврами, так я вам скажу, что после похожей раны всякий нормальный человек лежит в постели с жаром и зачастую с бредом не меньше трех-четырех седмиц. А тут пришел Ангерран, побыл с вами весьма недолго, и вот результат – вы встали на ноги.
– Разве это плохо? – удивился Сергей.
– Необычно, – уклончиво сказала Беренгария, наклонив голову и не глядя на собеседника. – Необычности вызывают подозрения. Я даже думала о колдовстве.
«Догадливая ты у нас, – подумал Казаков. – Может, ей действительно кое-что объяснить? Во-первых, Беренгария не продаст, во-вторых, знает здешнюю жизнь гораздо лучше меня. Вдруг что-нибудь прояснится?»
– Я никогда не сталкивался с настоящим колдовством, – Сергей понимал, что для принцессы колдовство является вещью самой что ни на есть настоящей, не то чтобы обыденной, но существующей в природе. Между прочим, спустя лет сто – двести инквизиция будет полагать «неверие в магию» одним из пунктов обвинений против еретиков или колдунов – однако не исключено, что из многих тысяч людей, отправленных на костер по подобному обвинению могли затесаться и самые настоящие маги. Судя по редким обмолвкам сэра Мишеля и даже такого прагматика, как Гунтер, волшебный потенциал мира в нынешние времена еще не исчерпан. Это века с шестнадцатого или семнадцатого магия начала постепенно уходить из обитаемой людьми Вселенной.
– А я сталкивалась, – заявила наваррка. – Помните, я вам рассказывала про де Транкавелей? Семейство из Ренн-ле-Шато? У нас в Наварре бывали и другие случаи. Настоящая порча и многое другое – малефика, лигатура, привороты, гибель урожая.
– Обычный набор черной магии, – согласился Казаков. – Вам, ваше высочество, никогда не казалось, что все свои личные неудачи, просчеты или обычную глупость человек сваливает на кого-то другого, не желая признавать себя виновным? Издохла корова – значит, поработала ведьма.
– Но ведь ведьма может наслать болезнь, – справедливо сказала принцесса. – Помню, во дворце моего отца от сапа умерли почти все наши охотничьи лошади. А потом братья из inquisitio арестовали одного барона, которому отец оказал немилость. Эпидемия прекратилась, а барон сознался, что нанял ведьму и она околдовала наших коней.
– И что с ними случилось? В смысле, с бароном и с ведьмой?
– Его сослали в Португалию, ведьму повесили, а труп сожгли, – Беренгария равнодушно пожала плечами.
– Но ведь бывает и добрая магия, – улыбнулся Казаков. – Всякие там единороги, Мерлин, чудеса святых…
– Бог мой, как вы необразованны, не перестаю изумляться! – ахнула принцесса. – Как же вы не понимаете, сударь: единорог – это одно, Мерлин – совсем другое, а чудеса не имеют к волшебству вообще никакого отношения, потому что происходят совсем из другого источника! Да, святые исцеляют именем Господа нашего и Его волей, Его силой… Но меня никто не убедит, что Ангерран де Фуа – святой! Не спорю, исцеление – это добро, но даже самое доброе дело можно оборотить злом. Вы точно уверены, что Ангерран не колдовал?
– Нет, – решительно сказал Казаков, для пущей убедительности размашисто покачав головой. Нечего вызывать у Беренгарии подозрения. И, конечно, не стоит рассказывать о своем разноцветно-черном сне. Гунтеру – пожалуйста, у него с предрассудками несколько полегче, да и он сам по себе человек знающий, что такое цивилизация в виде электричества, паровозов и огнестрельного оружия. Может, сумеет чего растолковать. – Кажется, Ангерран научился лекарству у арабов, а вы, ваше высочество, помните – даже преподобная сестра Мария Медиоланская подтверждала, будто сарацины многое знают о медицине.
– Наука о человеческом теле прежде всего должна быть основана на практике. – Беренгарии надоел бессмысленный разговор, и она лукаво глянула на мессира оруженосца. – Между прочим, сударь, мадам де Борж обычно гуляет до заката.
– Пусть ее гуляет, – согласился Казаков.
Принцесса подсела рядом на сундуки, и ее тонкая ладонь скользнула по плечу Сергея от раны и выше.
– Довольно красивый шрам, – оценила работу Ангеррана Беренгария. – И следа ниток не осталось. А у вас еще есть где-нибудь шрамы?
– Есть. Но не на руках, – фыркнул Казаков. – Хотите глянуть?
Рыжая кошка забралась на стол и улеглась, подобрав лапы и обвернувшись хвостом. Эти люди такие странные… Самое ужасное в них – это надетая поверх шкура, которую слишком долго снимать. Впрочем, делая это умеючи, вполне можно привыкнуть. Эти двое, как видно, умели неплохо.
* * *
За время праздного сидения в подвале башни Гунтер двадцать раз подумал о том, как провернуть авантюру с захватом Ричарда таким образом, чтобы не получить английского короля себе в кровные враги – хуже подобного оборота германец ничего себе и представить не мог. Стоит вообразить: мы корчим из себя наивернейших подданных, сами предлагаем королю сделать вылазку в город, да еще якобы и с подачи Ангеррана де Фуа, вылезаем наверх, а там нас ждет не дождется Танкред с оравой жаждущих английской крови норманнов. До Ричарда моментально дойдет, что предательство заранее подстроено и кто виноват. После этого проще будет удавиться в первом же нужнике на потолочной перекладине. Конечно, Ричард слегка сумасшедший, но он, простите, еще и монарх, сиречь помазанник Божий, в чьем праве карать и миловать. С Танкредом они быстро договорятся, а вот двоих незадачливых шевалье потом могут ждать самые невероятные неприятности – сицилиец и не вспомнит, кто именно помог ему справиться с буйным англосаксом, решившим повоевать из-за наследства любимой сестры. И вообще, все исторические авторы, хронологи и летописцы в один голос твердят: благодарность – отнюдь не самая распространенная черта королевского характера.
Ричард, отлично знающий военное дело (точнее, способный великолепно спланировать и провернуть операцию, не требующую большого количества людей, когда исход зависит только от личного героизма и удачливости), и сам понимает, что в Мессине его может поджидать любая, самая фатальная неудача. Соваться вшестером против целой армии короля Танкреда? Разумеется, можно попробовать, но если авантюра сорвется, виноватый непременно отыщется, и таковым виноватым станет любой, кроме самого Ричарда. Так что, господин барон Мелвих и шевалье де Фармер, думать надо было раньше, а сейчас извольте положиться на судьбу и благоприятное стечение обстоятельств. Смешнее другое: никто даже не знает, в какой именно точке города находятся отряд английского короля – возвращаться к перекрестку подземного коридора и размышлять нет ни времени, ни желания.
– Поднимаемся, – Львиное Сердце счел, что время для решительного броска в вотчину Танкреда Гискара наконец наступило.
– Я только собрался вздремнуть, – подал голос из темноты Бертран де Борн. – Почему все чудесные приключения начинаются в самый неподходящий момент? Здесь тепло, сухо, нет комаров…
Менестрель, стариковски покряхтывая, поднялся на ноги и закрепил плащ у горла. Ричард надвинул шлем, скрыв лицо. Оруженосцы короля нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
– Показывайте, – приказал Ричард сэру Мишелю. – Вы же здесь бывали, а не я. Как открыть дверь?
Гунтер едва не застонал, когда понял, что дверь заперта снаружи. Судя по некоторым мелочам, становилось ясно – это не Северная башня. Лестница чуть короче, немного другая, пусть и очень похожая кладка, дверь-люк имеет иную форму. Ну все, влипли. Ночью все кошки серы, а все подземелья похожи друг на друга.
– Будем ломать, – провозгласил Ричард. Недовольным он не выглядел, вовсе наоборот – перед королем появилась ясная цель и конкретная преграда, которую нужно преодолеть.
– Иисусе… – очень тихо сказали где-то сзади, а Гунтер, приобернувшись, рассмотрел, как трубадур страдальчески прижал пальцы к вискам. Верзила Ричард напрягся, толкнул несколько раз притвор плечом, а затем, сообразив, где находится засов, просунул в узкую щель между каменным косяком и дверью лезвие меча. Дерево хрустнуло, начиная поддаваться, король повел клинок наверх, молодецки ухнул и за дверью грохнула по полу деревянная балка засова.
– Думал, будет хуже, – заговорщицки прошептал Ричард, обернувшись. – Вроде бы там тихо. Шевалье де Фармер, сколько народу должно быть в подземельях башни?
– Э-гм, – кашлянул рыцарь. Кажется, и до сэра Мишеля начало доходить, что пришли они куда-то не туда. Но признаваться в своей ошибке не стоит – рванем напролом! Гунтер мимолетно подумал, что младший Фармер и Львиное Сердце отлично бы спелись меж собой, благо обычно действуют, не особо раздумывая над возможными последствиями. Казаков таких людей обычно называл сложно переводимым словом «отморозки», истинный смысл которого Гунтер так и не смог уяснить. Сергей попробовал растолковать, что можно отморозить руку, можно ногу, а можно – мозги. В этом случае человек становится почти невосприимчивым к опасности, нарушая ради достижения цели многие из морально-этических законов социума и оставаясь в то же время вполне дееспособным. Кстати, он и не соображает, что существуют какие-то этические ограничения… Отмороженность не болезнь, это состояние души.
Сэр Мишель ответил, почти не раздумывая:
– Пять, десять человек. Но, ваше величество, за дверью действительно полная тишина.
– К лучшему! – Ричард бесстрашно выбрался наружу, за ним в проем нырнул сэр Мишель, потом остальные. Замыкал шествие Бертран де Борн, явно решивший прикрывать от нападения с тыла.
Сэр Мишель с Гунтером переглянулись. Теперь ошибка стала осязаемой и несомненной. Это не Северная башня. Похоже, это вообще не крепостная башня, а подвал одного из зданий в городе. Только вот какого? Куда может вести подземный ход? В замок Танкреда? Слишком далеко, пришлось бы идти гораздо дольше. В кафедральный собор? Скорее всего нет, потому что в подвалах кафедрального собора никто не стал содержать бы некое подобие купеческого склада и арсенала. Здесь лежали готовые связки пик, мечи, конная упряжь, отрезы тканей, внимательный де Борн узрел даже разобранную на части катапульту. Кунсткамера преуспевающего старьевщика и явно бывшего вояки.
«У семейства нашего дорогого Роже де Алькамо вполне может иметься такой же подвал, – подумал Гунтер. – Обычный склад полезных вещей, способных пригодиться и для войны, и для мирного времени. Не ошибусь, если скажу, что эти бочки наполнены вином, а ящики в углу…»
– Тихо! – шикнул король, осматриваясь. – Господин де Фармер, вы куда нас завели?
– Видимо, пошли не по тому коридору, сир, – беззаботно отозвался сэр Мишель, хотя в его глазах уже загорелись тревожные огоньки. – Но, коли так случилось, нам повезло немного больше. Мы наверняка оказались в доме какого-нибудь ломбардского торговца или, допустим, оружейника. Сможем выйти без лишнего шума, а дорогу к воротам в городе отыщем. Смотрите, здесь же нет ни одного человека! Достаточно поискать выход.
– А чего его искать? – де Борн вальяжно прогулялся к темному проему арки и попинал носком сапога очень тяжелую дверь, более напоминавшую ворота. – Сбить замки и мы на свободе.
– Попробуем, – согласился Львиное Сердце. – Только вряд ли эта дверь ведет на городские улицы. Очень уж замки громадные.
Сэр Вальтер Скотт перевернулся бы в гробу, увидев, как предводитель блистательного европейского рыцарства сбивает при помощи меча замковые петли, в точности уподобляясь неумелому взломщику. Но известный писатель во гробу пока не пребывал по вполне банальной причине (Вальтер Скотт еще просто не родился), а значит, ужасаться было некому, кроме Гунтера. Наконец Ричард вкупе с мессиром Жаном де Краоном одержали победу, и вырванные из двери вместе со щепками и гвоздями замки глухо брякнули по каменному полу.
Снова темное длинное помещение, только сундуки у стен. Очень много сундуков – подвальная комната была длиной шагов в сорок и на всем ее протяжении была уставлена тяжеленными черными ящиками, где с поднятыми, где с опущенными крышками. Ричард, заинтересовавшись, подошел к одному из сундуков, наклонил факел и…
И пробормотал под нос такую фразочку, что пришел бы в умиление самый запойный сержант из захолустного гарнизона где-нибудь на границе с Шотландией. Гунтер невольно фыркнул, но король не обратил выражение непочтения и малейшего внимания.
– Надо будет запомнить, где стоит этот домик, – выдал мысль вслух король, – и после взятия Мессины сюда наведаться.
Эта комната была сокровищницей. Очень богатой сокровищницей. Некоторые сундуки были полны монетами под завязку, в тех, что стояли открытыми, золота и серебра было поменьше, некоторые вообще стояли пустыми. Над ящиками были видны надписи по латыни, ничего присутствующим не говорящие. Например: «Корабельная контора Риккарди из Милана», «Генуэзцы», «Парижский бальи», «Иерусалим». Или вот еще чище: «Фридрих Барбаросса».
«Если бы мы были нормальными, честными людьми, – с нервным смешком подумал Гунтер, – мы бы взяли отсюда все, что могли, и тихонечко покинули подвал по подземному ходу, пока не заявились хозяева, желающие узнать, кому и какого дьявола приспичило ломать замки на их сокровищнице. Кажется, я начинаю понимать, где мы находимся и кто хозяева».
– Всем бросить оружие! Немедленно!
Голос шел из пустоты. Возле открытой двери никого не было. Гунтеру почему-то показалось, что Ричард вздрогнул.
– И не подумаю! – если король и испугался, то мигом взял себя в руки. Остальные напряженно оглядывались, поводя гаснущими факелами. В ответ на крик Львиного Сердца раздалось одновременно несколько щелчков проволочных тетив, и в стены за спинами незадачливых визитеров ударили, выбив искры, наконечники арбалетных стрел. Казалось, палили прямо из стен. Вероятно, в них были пробиты очень узкие бойницы, не различимые в полутьме.
– Кажется, нам не рады, – вздохнул Бертран де Борн. – Господа, мы вовсе не хотели нарушить ваш покой! Мы оказались здесь случайно! Пожалуйста, выведите нас на улицу, и мы обещаем, что забудем дорогу к этому дому.
– Каковы мерзавцы, – под аркой входа наконец появился человек с факелом в левой руке и мечом в правой. – Судари мои, в сокровищницы люди посторонние никогда не попадают случайно.
– Это меня ты назвал мерзавцем? – рявкнул Ричард и решительно шагнул к незнакомцу.
Снова щелкнул арбалет, и короля зацепило за плащ болтом. Львиное Сердце приостановился. Похоже, они оказались в серьезном переплете. Разумеется, можно доказать хозяевам, что англичане пришли сюда подземной галереей и просто искали выход, но сколько же времени пройдет?
Охнул Бертран де Борн. Менестрель, как и Гунтер, понял, что означает склад вещей, странная сокровищница и надписи над сундуками.
– Орден Храма, – сдавленно прохрипел де Борн. – Тамплиеры… Нас же отсюда не выпустят, если не признаемся, кто мы есть!
– Как вы догадливы, сударь, – человек с мечом усмехнулся. – Быстренько выложите украденные вами деньги обратно, сложите оружие и идите за мной.
– Самое досадное, что мы ничего не взяли. – Де Борн пожал плечами, вложил клинок в ножны и, сняв перевязь, аккуратно устроил ее на крышке сундука. – Сударь, произошла ошибка. И произойдет еще бо́льшая ошибка, если вы станете относиться к нам враждебно.
– Назовитесь, – холодно ответил тамплиер.
Остальные братья-рыцари, оберегавшие сокровищницу, видимо, находились за стенами возле бойниц. Гунтер вспомнил, как только что зацепился за нитку, натянутую над полом. Вероятно, к шнуру были привязаны колокольчики, висевшие в караулке или что тут у них есть? Извольте видеть, забрались в тамплиерский банк, подняли на уши все командорство ордена и поставили себя в весьма двусмысленное положение.
– Я отказываюсь! – сквозь зубы процедил Ричард. – Я дворянин и имею герб. Вы тоже дворянин, сэр. Поверьте мне на слово – мы не хотели трогать ваши деньги и искали выход из подземного хода.
За спиной первого храмовника появились еще трое. С самострелами в руках.
– Герб имеете, сударь, а денег нет? – чуть презрительно буркнул рыцарь командорства. – Отдайте нам оружие, и я вас провожу к командору. Он будет с вами беседовать, как вышестоящий.
Львиное Сердце начал закипать, будто чайник: выпятил грудь, поднял голову и тяжело задышал. Гунтер с идиотским смешком подумал, что сейчас из-под шлема короля повалит пар. Никого вышестоящего, кроме Господа Бога и, наверное, папы римского, над королем не было. Великий магистр ордена Храма приравнивался по статусу к королю, но не более.
Бертран де Борн снова попытался спасти положение:
– Благородные мессиры, – менестрель вышел вперед и примирительно поднял руки, – мы все здесь дворяне. Если угодно, мы дадим слово, что оставим оружие в ножнах и ни в коем случае не употребим его против рыцарей вашего славного ордена.
Тамплиер, склонив голову набок, поглядывал на Бертрана безразлично.
– Понимаете ли, – продолжал разливаться соловьем фаворит Ричарда, – дело в том, что король Англии ведет в Мессине боевые действия, а командор сицилийских храмовников объявил о полном нейтралитете. Повторяю, мы забрались сюда по ошибке, пытаясь сделать вылазку. Задерживая нас, вы нарушаете приказ командора прецептории.
Как и всегда, дело испортил излишне импульсивный Ричард Львиное Сердце. Судя по виду, рыцарь ордена Храма, командовавший охраной, был готов согласиться с увещеваниями де Борна и хотя бы не забирать у неожиданных гостей оружие, а обойтись с ними в соответствии с дворянским этикетом. Но Ричард не любил ждать и совсем не терпел, когда ему приказывают или что-то решают за него.
…Двое самых благоразумных людей в пытавшейся сохранить инкогнито компании – а именно Бертран де Борн и Гунтер фон Райхерт, барон Мелвих – с размаху бросились на пол, откатываясь к доскам сундуков: опасались арбалетных стрел. Ричард же вместе с сэром Мишелем, также не желавшим отступать, и господами оруженосцами (эти рванулись в драку не столько из обязанности перед сюзереном, а потому что король предпочитал видеть рядом с собой людей с такой же сумасшедшинкой, как и у него самого) разудало выкрикнули «Сент-Джордж!» и напали на тамплиеров, загораживавших дорогу.
«Теперь это называется не просто кражей со взломом, – уныло подумал Гунтер, слыша, как взвизгнули над головой стрелы, – а вооруженное ограбление вкупе с сопротивлением властям и членовредительством».
Разговаривавшего с ночными посетителями тамплиера Львиное Сердце просто снес, как тяжело груженый купеческий корабль раздавливает лодчонку рыбака. Ударил всем телом, да еще и приложил кулаком, сжимавшим рукоять меча, в лицо. Двое из троих сопровождавших храмовника рыцарей успели выстрелить, однако первый болт улетел в пустоту, найдя себе пристанище в стенке сундука с генуэзским золотом, а вот второй вошел прямиком в шею оруженосцу короля Брюсу Стаффорду, пробив кольчужный ворот. Стаффорда отбросило, а наблюдавший за ним Гунтер понял: смерть мгновенная и даже не потому, что повреждена гортань, а из-за того, что стрела, наверное, задела шейные позвонки.
Краткую победу спутники Ричарда все-таки одержали – король либо убил, либо ранил двоих их четырех тамплиеров, загнав их в зал с бочками, с двумя остальными разобрались сэр Мишель и уцелевший оруженосец, де Краон. Гунтер вместе с трубадуром на четвереньках поползли из кладовой, желая поскорее покинуть опасное помещение, ибо стрелки за бойницами не дремали, но достать Ричарда сейчас не могли – король со своими людьми был за дверями сокровищницы.
– Барон, у вас весь плащ в пыли, – гнусаво заметил ползущий рядом с Гунтером Бертран де Борн. – И зачем я только в это ввязался? Не вздумайте поднимать голову, если не хотите получить стрелу в череп.
– Спасибо за заботу, – прошипел германец. – Как думаете, шевалье, тамплиеры нас извинят за столь бесцеремонное вторжение?
Оказавшись на пороге, они быстро поднялись на ноги, увидев перед собой спины короля, молодого Фармера и мессира де Краона, несколько растерявших боевой пыл. Впрочем, было отчего.
Зала, куда выводил подземный ход, теперь была ярко освещена. Факелов двадцать – тридцать, не меньше. И столько же людей – тамплиеры и послушники ордена, многие в кольчугах, другие в белых или черных плащах с багровым крестом. Почти у каждого обнаженное оружие в руках.
– Между прочим, – высокий светловолосый рыцарь лет сорока шагнул вперед. И усмехался он очень нехорошо, – вы, господа, осквернили себя не только грабежом и убийством, но и оскорблением святой Матери-Церкви. Если угодно, назову свое имя. Я командор сицилийской прецептории ордена Арно де Тревизо. Если вы сделаете хоть один шаг, вас нашпигуют стрелами, как кабана – чесноком.
– Теперь нас точно не извинят за вторжение, – обреченно прошептал Бертран де Борн на ухо Гунтеру. – Сейчас схлопочем интердикт от этих монахов с мечами…
Ричард понял – это проигрыш. Абсолютный. Если он сейчас не назовется и не сложит оружие, королем Англии станет принц Джон, до Палестины доберутся только Филипп-Август с Барбароссой, а его имя будет навсегда опозорено. Недурно будет смотреться строчка в летописях: «Английский монарх Ричард Плантагенет, попытавшись ограбить сокровищницу ордена Храма, был застигнут рыцарями Тампля и убит на месте». Может быть, еще получится договориться? Тамплиеры не посмеют тронуть короля!
Львиное Сердце аккуратно вложил меч в ножны и левой рукой снял шлем.
Гунтер сравнил бы реакцию тамплиеров, узревших светлейший лик Плантагенета, с изумлением обитателей волчьего логова, куда забрел рассеянный кролик. У командора так вообще челюсть отвисла. Узнал.
– Кхм. – Арно де Тревизо сглотнул слюну. – Доброй ночи, сир… Смею напомнить вашему величеству, что срок уплаты по векселю тулузского командорства, где вы заняли девяносто тысяч безантов, подходит через два дня. Я не хочу вас оскорбить, государь, но можно ли осведомиться?..
– Ну? – буркнул Ричард.
– Вы действовали по правилу, согласно которому правая рука не ведает, что творит левая? Ради возвращения денег Тулузе вы решили позаимствовать их на Сицилии?
– Прекратите оскорблять короля! – взвился Львиное Сердце. – Вы же духовное лицо, мессир, а рассуждаете в точности как мелкий лавочник, у которого стащили с конторки истертый медяк! Мы не хотели вас грабить! Это ошибка! Шевалье де Фармер, немедленно объясните командору, почему мы здесь находимся!
Ричард был слишком возбужден для того, чтобы заметить, как сзади истерично фыркают, пытаясь сдержать хохот, новоиспеченный барон Мелвих и Бертран де Борн. Эти двое отлично понимали, в какую глупейшую ситуацию попал король (правда, заодно со всеми остальными). Ты должен тамплиерам денег, и тебя же ловят в тамплиерской сокровищнице. Да ни одна живая душа не поверит клятвам в твоей невиновности, а со вполне законным основанием сочтет, что ты пытаешься любой ценой выкрутиться из неприятного положения!
