Андрей Манилкин
Когда не настало утро
Угрюмый охранник покорно снял пиджак, кинул его в машину, невольно демонстрируя окружающим кобуру скрытого ношения поверх светлой рубашки, и пошел за запаской и инструментами.
Когда подчиненный скрылся за поднятой крышкой багажника, начальник наконец умолк, вытащил из кармана коробку с леденцами и закинул одну конфету в рот. На вид ему было около сорока лет, ремень ещё пока удерживал норовящий перевалиться через него живот, а пухлые пальцы нервно теребили маленькую жестяную коробочку. Человек боролся с отчаянным желанием закурить, и оттого его злость была только острее.
Из темноты с противоположных сторон машины вынырнули фигуры Старшего и Санчеса. Охранник, услышав шаги, обернулся и схватился за кобуру, но увидев направленный прямо на него ствол пистолета, замер, медленно поднимая руки. Санчес приложил палец к губам: – Т– с– с…
Уткнув ствол в живот охраннику, Санчес свободной рукой вытащил его пистолет из кобуры и сунул себе за пояс:
– Шагай. – Кивнул головой в сторону Старшего Санчес.
А Старший даже не поднял пистолета. Чиновник был настолько напуган появившимся из темноты человеком, что ничего не предпринимал. Он только нервно сглатывал и хватал ртом воздух. Старший начал не торопясь накручивать матовый цилиндр глушителя. Чиновник попятился:
– Вы… вы… вы… – продолжения он выдавить из себя не смог.
В тот момент, когда из–за автомобиля появился Санчес с обезоруженным охранником, дверь машины распахнулась и к чиновнику кинулась маленькая темноволосая девочка лет девяти. Санчес повернулся, хватая шустрого ребенка одной рукой, и охранник оказался не на линии огня. Этой секунды ему хватило, чтобы шагнуть Санчесу за спину и выдернуть у него из–за пояса свой «Глок». Поднимая пистолет, отработанным движением передернул затвор, досылая патрон в патронник. А Санчес ещё только начал поворачиваться. Ева нажала на спуск. До Тараса долетел не громкий звук, словно ударились друг о друга два речных камня, дерево позади машины взорвалось осколками мелких щепок. Пуля насквозь прошла через плечо охранника, и он повалился на землю, роняя оружие. Санчес придавил ногой выпавший пистолет, свой пистолет ловко спрятал в кобуру и, продолжая одной рукой держать девочку, наклонился и сунул пистолет охранника в карман. Затем грозно разогнулся, достал из набедренных ножен тактический нож и, держа широкое лезвие прямо перед лицом девочки, прижал ее к автомобилю.
– Стой смирно, пока кого– нибудь из–за тебя не убили!
Чиновник дернулся к дочке, но Старший преградил ему дорогу: – Нет! Она пока останется здесь. А мы с вами отойдем, побеседуем. Конечно, возможно, что вы больше никогда не увидитесь, но это будет целиком зависеть от вашего благоразумия.
На земле, держась за плечо, постанывал раненный охранник. Сквозь плотно прижатые к ране пальцы сочилась кровь. Чиновник выкатил глаза, у него была глубокая нездоровая одышка. Старший же наоборот держался совершенно спокойно: – Дышите, Виктор Петрович. Сейчас рано умирать.
Старший включил крохотный фонарик и цилиндром глушителя толкнул чиновника в сторону ближайших деревьев. Тот нехотя заковылял в их направлении, постоянно спотыкаясь и озираясь по сторонам. Если бы не приборы ночного видения и Тарас, и Ева потеряли бы их из виду, как только они отошли от машины. Не смотря на то, что Старший включил фонарик под деревьями было очень темно.
Когда машина скрылась из виду, Старший остановился:
– На колени.
Чиновник испуганно замер. Тогда старший ударил его по ногам. Чиновник охнул и шумно грохнулся на землю.
Старший взвел пистолет и приставил срез глушителя к затылку Виктора Петровича: – Хотите что–то объяснить?
– Не понимаю… Кто вы? Что вам нужно? – лепетал полный человек, стоя на четвереньках.
Голос Старшего совершенно не изменился: – Действительно не понимаете. Я дам вам десять секунд и, если вы не перестанете валять дурака, выстрелю вам в затылок – есть у меня и такие полномочия. А потом мне придется убить вашего охранника и вашу дочь.
В это время у машины девочка извернулась и цапнула зубами Санчеса за руку с ножом. Затем выскользнула из курточки и бросилась бежать. Санчес взревел и бросился за ней, догнал девочку за машиной, наклонился и широко замахнулся рукой с ножом в кулаке. Ева сделала выдох и снова нажала на спуск.
Негромкий хлопок и звон металла. Санчес замер и посмотрел на обломок ножа в своей руке. На запястье маячила зеленая точка лазерного прицела. Потом точка двинулась и переползла к нему на грудь, остановилась там, где у Санчеса сердце. Секунду спустя там же появилась ещё одна точка – Тараса.
Санчес сдернул с пояса рацию: – Вы охренели?
Отозвалась Ева: – Держи себя в руках.
Немедленно из рации раздался голос Старшего: – Оставить радиообмен! Тишина в эфире.
Санчес поднял ребенка одной рукой и закинул в багажник. Девочка тут же начала колотить изнутри в обшивку. И это было слышно даже за деревьями. Чиновник попытался подняться: – Сонечка!
Старший выстрелил рядом с его ухом. Даже не смотря на глушитель это довольно болезненно. Чиновник съежился, прикрываясь руками, и плюхнулся обратно. А из багажника продолжали доноситься крики и стук. И тогда Виктор Петрович начал плакать.
– Да что ж вы делаете? Я же уже говорил, что мне нужно время для согласования. Там ведь целая процедура предусмотрена. Я не могу просто так взять и подписать, чтобы завтра всё заработало. Так не бывает.
Старший пнул чиновника ногой в бок, а когда тот упал, придавил его к земле тяжелым армейским сапогом. Заговорил с ним почти равнодушно, словно ничего не произошло:
– И снова вы неверно оцениваете ситуацию. Я не принимаю решений, со мной договариваться бесполезно. Просто напоминаю: вашим завтрашним решением человек, о котором вам говорили, должен быть назначен на должность, о которой вам говорили. Это произойдет неизбежно, даже если вас сегодня убьют, просто мы потеряем время. А наше время в обмен на ваши жизни мне кажется вполне разумной сделкой.
Виктор Петрович молча хлопал глазами.
– Кстати, о времени: знаете, за сколько минут сгорает автомобиль с человеком внутри? Вы после этого сами будете просить, чтобы я вас застрелил, а я этого не сделаю. Прострелю вам ноги, и вы будете медленно истекать кровью, пока догорает ваш ребёнок. А прежде, чем вас найдут, вы тоже умрете. Зачем же до этого доводить? Просто кивните головой, скажите, что всё поняли – и я вам поверю. У вас будет 24 часа, чтобы выполнить то, что вы пообещаете.
Чиновник послушно замотал головой: – Да– да– да… я завтра всё подпишу.
– Хорошо. Это именно тот ответ, который вас спасет. Но я всё проверю. И, если завтра вы, вдруг передумаете, если всё, произошедшее сегодня покажется вам дурным сном, то вас удивит, какими беззащитными окажутся ваши друзья, по сравнению с теми, чьи интересы я представляю. Кстати, ваши заграничные счета мы пока заблокировали, чтобы вы не надумали удрать. Убедитесь в этом сами, когда доберетесь до дома. И оцените всю серьезность сделанного вам предложения.
Старший поднял ко рту рацию: – Подержи его пока на мушке. Дернется, стреляй.
– Работаю, – голосом Евы хрипло ответила рация. На груди чиновника вспыхнуло зеленое пятно целеуказателя.
Старший ушёл. А чиновник ещё полминуты зачарованно смотрел на подрагивающую зеленую точку, пока она не погасла. Тогда Виктор Петрович, мелко перебирая конечностями, отполз за дерево и вытащил из кармана мобильный. Но связи в лесу, как назло, не было. Он истерично чертыхнулся, осторожно выглянул из–за дерева: звезды, Луна. Ничего не видно в окружившей его темноте. Оперся о ствол, поднялся на ноги и, подсвечивая себе телефоном, побрел на крики ребенка, беспомощно выставив перед собой руки.
***
Автомобиль с группой мчался по вечерней загородной дороге. Старший явно не был расположен шутить:
– Вы, бойцы, охренели там что ли? Тут минимум три команды в обеспечении вашего разгильдяйства: связь глушат, пути блокируют, охрану ведут. Что за болтовня в эфире? Что за стрельба?
Тарас ухмыльнулся: – Случайный выстрел. Очень мягкий спуск.
Санчес нахмурился, но промолчал. Зато не промолчал Старший: – Опять ты? Неделю работаешь без оплаты!
Тарас никогда не умел вовремя останавливаться: – Так случайно же…
Старший отрезал: – Две недели! А в следующий раз пристрелю, и даже объяснять ничего не придется!
Ева потихоньку взяла Тараса за руку. Он откликнулся на прикосновение. По позвоночнику прокатился холодок: не то адреналин от прошедшего, не то предвкушение будущего. Между их ладонями чётко ощущалась маленькая, слегка толще обычного, таблетка. Тарас незаметно перекинул её в рот. И снова нашел руку Евы. Дальше ехали молча.
Когда до дома оставалось метров пятьсот, Старший вдруг скомандовал:
– Санчес, стой! Кажется, у нас гости. Ева, Мороз, берёте оружие и занимаете позицию слева от дороги, чтобы видеть и дорогу, и дом. Санчес, остаешься с машиной тут, двигатель не глуши, из машины не выходи. Рации держите включёнными. Прикрываете меня. На всякий случай, готовность к эвакуации.
Санчес поинтересовался: – Эвакуация – это как?
– Это, Санчес, мочить всё, что движется. Кроме меня. Если не скомандую иное. – И Старший пошел к дому пешком.
Тарас с Евой нырнули из машины к ближайшим деревьям. Прикрываясь ими отбежали ещё метров на пятьдесят, и залегли у кустов, разглядывая окрестности через приборы ночного видения.
– Какие гости? – вполголоса обратился к Еве Тарас. – Ты что– нибудь заметила? Не видно же ни черта…
– Не забивай голову несущественными деталями, он знает, что делает, – отозвалась девушка.
Спорить тут было не о чем, и Тарас принялся внимательно изучать окрестности, переключая режимы прибора. Но так ничего и не разглядел.
Старший дошел до дома, обошел его кругом и пропал за фасадом. Потянулись минуты ожидания.
Внезапно Ева подала голос:
– Ты когда– нибудь по– настоящему любил, Мороз?
Видимо она тоже приняла таблетку, и сейчас разговор помогал ей сосредоточиться.
– Конечно, – Тарас даже улыбнулся, чувствуя, как разгоняется кровь. Прильнул щекой к оружию и, высунув кончик языка, прикоснулся к ствольной коробке, ощутив вкус масла и легкую кислинку металла, – я и сейчас… люблю.
– Слишком легко согласился, – задумалась Ева.
– Как это легко? Нормально я согласился! – Тарас уже наслаждался всём, что скажет Ева, и тем, что говорил он сам, – А ты сама–то любила кого– нибудь или это так, научный интерес?
– Любила, Мороз, – лицо Евы на секунду изменилось, – свою собаку. Очень любила.
– Как собаку? – искренне удивился Тарас, с трудом перепрыгивая с одной темы на другую, – а парня что не было?
– Был парень, конечно. И не один. Очень полезный скилл – умение обращаться с парнями. Почти любую актуальную проблему решить помогут при правильной постановке вопроса. Но причем тут любовь, Мороз, если вы и сами любить не умеете? – не отрываясь от прицела, Ева странно улыбнулась.
– Так, понятно, с парнями не задалось… – Тарас всеми силами пытался не потерять ниточку заинтересованности Евы, которую почувствовал в машине. – Ну, а родителей? Папу, маму?
– Любила… по– своему, конечно… – по лицу Евы пробежала тень какой–то сложной эмоции, – Как–то раз я отвела свою собаку в клинику. Она плохо ела, и всё время плакала по ночам. Несколько дней пытались понять, что с ней не так. Анализы, капельницы, ультразвук, снова анализы. И вот, наконец, выходит врач и говорит, что больше ничего не может сделать. Совсем. Что она промучается ещё несколько дней и всё равно умрет. Никто не виноват, Мороз, просто пришло время. Понимаешь? Сейчас ты должен убить того, кого любишь, чтобы оставаться милосердным.
Ева не отрываясь смотрела в ПНВ, сливаясь со своим оружием, и Тарасу даже начало казаться, что это оно решило поговорить с ним голосом Евы: – Спустя несколько минут ты остаешься жить с картонной коробкой в руках, выходишь с ней на улицу, всё ещё стараясь нести её аккуратно, словно это имеет теперь хоть какое– нибудь значение. И размышляешь над самой сутью милосердия: оно было необходимо тебе или тому, кого ты только что убил? – Ева повернулась, – И, знаешь что?
– Что?
– Нет ответа. Если мы не знаем, что такое жизнь, откуда нам знать, что такое смерть? Нет, Мороз, милосердие необходимо тем, кто остается. Чтобы не сойти с ума. Потому что чисто физиологически любовь – равно жизнь. И, когда ты убиваешь ради любви, весь твой организм борется с крохотным участком мозга, который мы считаем разумом. И знаешь что?
– Что? – эхом отозвался Тарас.
– Не всегда разум побеждает. Вернее, редко побеждает разум. Он слишком молод, чтобы бороться с древними участками мозга, где живут наши эмоции. Да и триумфом историю человека разумного назвать сложно: сто тысяч лет из двух с половиной миллиардов – просто вспышка. Как вспышка сверхновой. Грандиозно, но мимолетно.
Ожила рация. На дороге появился Старший: «Ей вы, двое из ларца, меня видите?»
Ева: «Вижу отчетливо на 13 часов»
Старший: «Отлично. Санчес, будь наготове»
Санчес: «Принял»
Они снова припали к окулярам. Последнее, что этим вечером сказала Тарасу Ева, всё так же, не отрываясь от наблюдения:
– Это потому что на Земле мы не навсегда.
Ведь у каждого свой срок хранения,
А потом нас просто выкидывают, и тогда,
На сцену выходит новое поколение.
Сначала Тарас не нашелся, что ответить. Потом на связь вышел Старший, велел пропустить отъезжающую машину и возвращаться. А когда добрались до дома, Ева сразу ушла к себе в комнату.
Тарас ещё некоторое время покрутился в гостиной, чувствуя интригующую необычность наведенного таблетками состояния, но смотреть телевизор с Санчесом ему оказалось удивительно скучно. Тогда он сделал пару бутербродов, восхищаясь, как гармонично ложатся кусочки мяса на хлеб, и тоже пошел отдыхать. Хотел позвонить жене, но никак не мог придумать тему для разговора. Слова просто не лезли в голову. Тогда он написал СМС: «Я тебя люблю»
Принял ещё одну синюю таблетку и почти сразу провалился в сон.
***
Утро оказалось на удивление бодрым: в восемь утра Тарас почувствовал зверское чувство голода, выскользнул из–под одеяла и спустился вниз. Там уже возился с завтраком Санчес, искусно соединяя на одной тарелке омлет с румяными тостами и свежим салатом.
Они скупо поздоровались, ревниво зыркая в тарелки друг друга, но потом Санчес не выдержал:
– Мороз, это же не ты вчера стрелял?
– Не я, конечно, – Тарас даже улыбнулся, – я бы даже в голову тебе не попал. Только если случайно.
Санчес хмыкнул.
– Ну, и на том спасибо! А то я уже напрягся, не мне ли на замену тебя прислали.
– Да, кто их знает? Может и тебе. Сам пока не в теме, – решил поддержать интригу Тарас, не без интереса наблюдая за тем, как меняется физиономия Санчеса. Но переживал тот не долго, еда быстро вернула ему былой настрой:
– Может, сегодня шашлыка замутим? Я проверил, только одно занятие будет. Как раз после обеда. Так что вечер свободен, – и он облизнул оказавшуюся уже пустой тарелку.
– Можно, – резонно рассудил Тарас, – но лучше у Старшего поинтересоваться. А за мной дело не заржавеет. Я на маринованное мясо таких телочек клеил – в обморок упадешь!
Санчес оживился:
– Вот, с этого места поподробнее! Особенно про мясо, про тёлочек я тебе сам расскажу!
– Мур, котики! Мне про своих тёлочек расскажите, – раздался со второго этажа голос Евы, – а то я уже стала забывать, что кругом мужчины.
И она недвусмысленно уставилась на Тараса. «Придется делиться едой», – благоразумно решил он, и понес Еве свою тарелку.
– Ой! – хихикнула Ева, – Ну, не пались же ты так!
Но тарелку взяла. Санчес утробно загоготал, после чего повисла недолгая тишина.
– Занятие сегодня со мной. –тон Евы стал отстранённым, – не опаздывать, не тупить, надеть памперсы. Будет жёстко!
И Ева исчезла так же внезапно, как и появилась. Только остался в большой комнате запах её волос, который не смог перебить даже пошлый дезодорант Санчеса.
– Ну, всё, боец, ты попал! – хмыкнул Санчес и включил телевизор.
Что Ева может быть жёсткой, было понятно с первой минуты знакомства. И, падая лицом в грязь, Тарас ни на секунду не усомнился, что та выстрелит ему в затылок, если он не хлебнёт этой коричневой болотной жижи. А Ева и не собиралась его в этом разубеждать, давая залп поверх голов каждый раз, когда кто–то из них приподнимался чуть выше травы.
Вдоволь погоняв парней по полосе препятствий она, наконец, вывела их к огневой позиции. «Пока не поймешь, как унять дрожь в руках, ты – мишень, а не охотник. А значит труп» – заявила она измотанным бойцам, пока те пытались совладать с оружием. Все безбожно мазали. Но учили их не стрелять. Слушать и выполнять, даже если твой командир девушка, похожая на подростка – так понял этот урок Тарас, испытывая некое подобие странного удовольствия от вынужденного подчинения.
«Когда слышишь звук выстрела, пригибаться уже поздно. Пуля всегда прилетит первой» – это он тоже запомнил.
Река смыла грязь, но не усталость. Надевая чистое сухое белье из вещмешка, Тарас уже не хотел ни вина, ни шашлыка, о которых они так задорно рассуждали ещё пару часов назад. Даже Санчес подозрительно помалкивал, хмуро зыркая на Еву, а она не сводила с них внимательных глаз.
– Я, конечно, парень не стеснительный, но первый раз за моим переодеванием наблюдает девушка, с которой у меня не было секса, – наконец буркнул он, складывая снаряжение.
– Не расстраивайся, Санчес, – на полном серьезе ответила Ева, – скоро привыкнешь.
– Не дай бог! – Угрюмо отозвался Санчес и поглядел на Тараса, словно ища поддержки.
– Да нормальная у тебя задница, не комплексуй! – неожиданно для себя выдал Тарас.
Ева не сдержала смешка, а Санчес окончательно надулся:
– Ну, и компания! Не знаешь, с какой стороны прикрываться! Вообще, нужно срочно что– нибудь сожрать… с тебя, Мороз, шашлык, как приедем!
– Чего это сразу с меня?
– А потому что у тебя язык длинный, за который тебя никто не тянул. А когда сильному другу утром мясо пообещаешь, нужно выполнять. Это я тебе как голодный сильный друг говорю!
Тарас ухмыльнулся:
– Прозвучало, как угроза. Ну, раз пообещал, сделаю. Не ходить же из вредности голодным. Вон, и Ева поможет…
Ева удивленно подняла бровь:
– А ты, Мороз, часом не перегазовываешь? На мясо, я, конечно, спущусь. Даже вина вам налить могу, девочки. Но ещё один намек на меня и кухню, и со следующего занятия кто–то может не вернуться.
Она произнесла это совершенно спокойно, чудь задумчиво, словно прицеливаясь. Потом выдохнула, и ее правый указательный палец еле заметно дрогнул:
– Заканчивайте припудриваться, жду у машины!
***
Как и обещала, Ева спустилась из своей комнаты, когда от мангала потянулся запах специй и маринада, перемешанный с дымком. Вскоре на угли начал капать растаявший жирок, аромат распространился на весь дом, и на веранде показался даже Старший, который до сих пор сторонился их компании, словно капитан старого пиратского судна.
«Наверно Флинт вел себя точно так же, – расслабленно думал Тарас, медленно поворачивая шипящее над углями мясо, – команда должна знать свое место. Это правильно»
Почему он подумал про Флинта? Наверно потому, что никакое другое имя пиратского капитана просто не пришло ему в голову. В неё сейчас вообще мало что приходило после стакана красного вина на пустой желудок.
Вымотала их Евы знатно! После возвращения он даже хотел принять таблетку для бодрости, но вовремя вспомнил, что увлекательная кулинария под препаратами заканчивается столь же унылым равнодушием к приготовленной еде. Представив румяное мясо, салат из свежей зелени и лаваш, Тарас решил не лишать себя такого удовольствия, и от души плеснул вина в большой, почему–то зеленый, стакан. Готовить сразу стало веселее.
К тому моменту, когда он достругал салат, привычное место у телевизора уже занял Санчес, тут же оторвавший себе кусок лаваша и обильно намазавший его майонезом. Мясо он не тронул только потому, что оно было ещё сырым. Но его долгий тоскливый взгляд на миску с маринующимися кусочками заставил Тараса поволноваться. К счастью, каким бы голодным не был взгляд Санчеса, мяса от него в миске не убавилось, и Тарас отправился разжигать угли. Но перед этим предусмотрительно отправил в холодильник миску с салатом: в том, что салат может таинственно исчезнуть в безразмерном желудке Санчеса, если оставить его на видном месте, Тарас даже не сомневался. «Никогда не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня» – любил приговаривать Санчес, выходя на кухню.
Когда дело, наконец, дошло до готовки мяса, Санчес уже нетерпеливо вертелся в кресле, слабо реагируя даже на телевизор. Вскоре потянулся аппетитный дымок, появились Ева и Старший. И даже завязалась какая–то беседа, которую Тарас слушал в пол уха, через открытое настежь окно. Чтобы как–то оправдать свое появление перед командой, Старший поинтересовался у Евы, как прошли занятия. Та, тоже формально, ему отчиталась. Затем повисла неловкая пауза, которую прервал Санчес:
– Ну, чего там Мороз? Может уже готово?
– Ещё десять минут, Санчес. Мясо не любит суеты и приказам подчиняется слабо.
– Уморить нас всех решил студент, – буркнул окончательно проголодавшийся Санчес, заговорщицки оглядываясь по сторонам в поисках чего– нибудь съестного. Взгляд остановился на бутылке вина:
– А мы тогда что– нибудь выпьем… готовь– готовь, не отвлекайся!
И он лихо разлил открытую бутылку вина по трем стаканам. Старший посмотрел на Еву, по лицу пробежала смесь не то улыбки, не то удивления:
– Ты бы хоть девушке в бокал налил, оболтус! Не на боевом привале.
– Виноват, – незамедлительно среагировал Санчес, отобрал у Евы стакан и полез в навесные ящики в поисках более подходящей посуды. Нашел одноразовые пластмассовые коктейльные бокалы с разноцветными основаниями, и, разумно рассудив, что это именно то, что нужно, попытался перелить туда содержимое стакана. Бокал был меньше, но и эту задачу Санчес решил мгновенно, просто допив не поместившееся в бокал вино. Что не говори, а насчет заботы о собственном желудке он был непризнанным гением. Урегулировав все сопутствующие вопросы, он наконец вернулся к разместившийся на диване Еве.
– Да ладно, чего ты? И стакан бы подошёл, – слегка улыбаясь Ева взяла пластмассовый бокал настолько элегантно, что тот едва не зазвенел хрусталем.
– Или я не Д`Артаньян? – хохотнул Санчес, потом оглянулся на Старшего: – Старших нужно слушать, даже если это твой непосредственный начальник!
Он вытянулся по струнке и комично кивнул головой, как делали это в старых фильмах гусары, приглашавшие дам на танец.
– Вольно, боец! – отозвался Старший. – На сегодня вольно.
– Мясо готово! – Показался в окне Тарас, – Давайте столик и стулья, поставим возле мангала. Чего в духоте сидеть?
– Не– не, – замахала руками Ева, – я тут на мягком диванчике. В кои—то веки.
– А я поближе к мясу! – азартно подскочил с кресла Санчес, и начал подавать мебель в окно с такой скоростью, что Тарас едва успевал принимать.
– Соседи сейчас подумают, что дом кто–то грабит, улыбнулась Ева.
– Соседи далеко. Только, если в подзорную трубу за нами смотрят, – подхватил шутку Санчес.
– Не смотрят. – Произнес из глубины дома Старший. Все оглянулись. Санчес хотел было сказать ещё что–то, но было уже не смешно, и он выскочил во двор, чтобы, наконец, добраться до мяса.
– Мороз, подай мне один шампур. Пойду к себе, – Старший подошёл к окну, взял мясо, выложил его на тарелку, кинул туда же кусок лаваша и ушёл.
– Чего это он? – Санчес искренне не понимал, как можно добровольно уходить от только что приготовленного на огне мяса.
– Настоящий пират! – шепнул ему Тарас и заговорщицки подмигнул. То ли этот ответ Санчеса вполне устроил, то ли просто его рот был уже занят обжигающим шашлыком, но он только интенсивно закивал головой.
Следующий шампур Тарас понёс Еве. Проходя мимо холодильника, достал миску салата, положил девушке на тарелку.
– Вот, кто у нас сегодня настоящий Д`Артаньян, – промурлыкала она, и Тарас смутился того, что через открытое окно это услышит Санчес. Но тот аппетитно чавкал у костра, дурашливо постанывая от удовольствия. Он был слишком занят мясом, чтобы отвлекаться на огурцы и подслушивать разговоры.
– Человек счастлив, сразу понятно, – усмехнулся Тарас, выкладывая порцию и для себя, – там со счастьем всё очень не сложно!
Ева подняла глаза на Тараса:
– А у тебя? Счастье в простых вещах, или нет?
Тарас растерялся вопросу: он был слишком голоден для разговоров по душам.
– А что у меня? Наверно тоже ничего сложного. Как у всёх: муж, жена, дети. Если жена ещё готовить умеет – вообще сказка!
Ева грустно улыбнулась:
– Это очень старая версия счастья. Ей слишком много сотен лет, чтобы можно было использовать, не рискуя отравиться.
Пришлось всё–таки остановиться и продолжить разговор, чтобы не показаться невежливым:
– Думаю, вряд ли что–то случилось со счастьем за последние 10 тысячелетий. Те же мужчины, те же женщины…
–только они и остались прежними. – Возразила Ева. – Изменилось всё остальное. Буквально всё.
– Например? Что изменилось в отношениях? Что изменилось в любви? – Тарас стоял на пороге с наполненной салатом тарелкой в руках.
– Например, Тарас, изменилась среда обитания. Раньше твоя формула существовала, потому что по– другому было не выжить: мужчина пахал вне дома, женщина внутри. Ни тем, ни другим пренебречь было невозможно, если речь шла о продолжении рода. Дети в этот процесс выживания, кстати, тоже были вовлечены с самого раннего возраста: чем больше детей, тем больше помощников. Сейчас всё не так. Люди сейчас не нужны друг другу, чтобы выжить. Наоборот, они друг другу, скорее, даже мешают. Лишают возможности маневра.
Тарас переминался с ноги на ногу, совершенно не понимая, чем может обернуться этот разговор. Впрочем, с женщинами всегда так, решил он, вспомнив жену. А Ева продолжала:
– Много ты знаешь счастливых семей? Чтобы муж не сбегал из дома, от постоянного мозгоклюйства? Чтобы женщина не задалбывалась у плиты, вернувшись с работы? Это потому, что все ждут свое счастье от других. Что кто–то придет и сделает тебя счастливым. И таким образом сами себя загоняют в рабство. Счастье – это состояние внутренней гармонии, Мороз. Внутренней. Нигде, кроме как внутри нас, его не существует. Ожидание счастья от других людей, делает несчастными обе стороны. А несчастные всегда порождают несчастных.
За окном было подозрительно тихо. И Тарас забеспокоился, что пока они разговаривали, Санчес всё съел и заснул. Поэтому пожав вместо ответа плечами, он быстрым шагом вышел на улицу. Санчес курил, откинувшись на стуле:
– А я уж надеялся, ты не придешь! – Хитро прищурился он сквозь сигаретный дым и потянулся за предпоследним шампуром.
Когда первый голод был утолен, Тарас разлил по бокалам вторую бутылку вина. Монолог Евы не шел у него из головы. Он зашёл к себе в комнату, и закинул в рот расслабляющую таблетку. То ли выпитое вино сыграло эту шутку, то ли жажда экспериментов не давала покоя. Тарас внутренне удивился, такому своему поступку, но решил отпустить ситуацию – будь, что будет – в конце концов, не сам он себе эти таблетки прописал.
А было вот что: смесь модифицированных опиатов в коктейле с легкими галлюциногенами и веществами, схожими по своему действию с MDMA, быстро проникли через гематоэнцефалический барьер, встретившись там с крохотными молекулами этилового спирта, попавшими в мозг Тараса ранее. Действие их взаимно усилилось, возникла реакция торможения и Тараса с непривычки повело. Но любая мысль приобрела существенную глубину, любое действие – особенное значение. Этим непременно хотелось поделиться. И когда Тарас дошел до Евы, уютно поджавшей ноги на диване, он уже точно знал, что должен ей сказать.
– Чем человек качественно отличается от других животных?
Ева с интересом подняла на него глаза, явно не ожидая продолжения беседы от не очень–то сообразительного, как ей показалось, парня. А Тарас тем временем продолжал:
– Словосочетание «от других» я использовал не случайно, потому что мы тоже животные, и в гораздо большей степени, чем нам приятно об этом думать. Нынешний предел эволюционного развития, обеспечивающий многообразие форм и мнений, а значит выживаемость вида, это умение слышать. Именно слышать, а не слушать. Потому что слух и зрение – это то, что привело природу к необходимости развить животным способность достраивать картину мира в отсутствие сигналов от одного из основных органов осязания. Скажем, отсутствия зрения ночью, когда слух позволяет воображению, на основе предыдущего опыта сконструировать более или менее реалистичную картину окружающего мира. Мы слушаем, представляя себе события, которые с этими звуками связаны, таким образом дополняя недостающую от органов зрения информацию.
Трас настолько увлекся потоком своего сознания, что, остановись он хоть на секунду, с удивление обнаружил бы себя сидящим на диване, крепко обхватившим Еву одной рукой и отчаянно жестикулировавшим другой:
– И тут, казалось бы, что умение прогнозировать ближайшее будущее даже на основе ассоциативной информации – основной козырь эволюции. Но нет, потому что прогнозировать может и волк во время охоты. А мы – давно уже не просто хищники. Мы боремся внутри себя. И даже не столько с конкурентами – этим сейчас заняты наиболее примитивные представители человеческого рода. Мы боремся со своей собственной косностью за многообразие, позволяющее жизни принять ещё более сложные формы. Система локально усложняется, пока в неё закачивается избыток энергии. Усложняется и человечество, пока рядом светит Солнце. И усложнение – суть многообразие. Эволюция сама отметет лишнее. Ей просто необходим строительный материал. Получается, жизненно важно допустить, что люди вокруг отличаются от тебя. А значит, важнейшая способность конструктивно коммуницировать сейчас – именно слышать собеседника.
Видимо, Ева что–то поняла. Потому что слушала его едва сдерживая улыбку. А мысль и не думала заканчиваться. Тарас продолжал тараторить:
– Слышать – не равно слушать, слышать – равно понимать.
Для того чтобы диалог состоялся, понимание необходимо. А вот соглашаться – совершенно не обязательно. Никто не запрещает оставаться при своем мнении, тем более, если оно не противоречит всему предыдущему опыту. Но что эффективнее: всегда провозглашать собственную точку зрения, пусть подтвержденную собственными неудачами или победами, или же дать говорить собеседнику, открывая новые обстоятельства никак с твоим личным опытом не связанные?
Многозначительно поднял палец.
– Единственный способ узнать что–то новое, слушать, а не говорить. Но куда важнее при этом не просто слушать, а слышать, то есть понимать, своего оппонента. Дайте ему говорить, и он сделает вас умнее.
