Андрей Манилкин
Когда не настало утро
Если бы и в этот раз Тарас мог прочитать мысли Евы, то за такими простыми строчками он бы увидел маленькую испуганную девочку, прижимающую плюшевого зайца к груди. Девочку, которая стоит ночью перед небольшим деревянным домом. Она хочет, и боится заходить внутрь. В распахнутых окнах безумствует пьяная компания. Ночи сменяются днями, на смену которым снова падает ночь. Люди орут, бьют друг друга, разливая дешевую водку на облупленные грязные стены. Визг и хохот звучат одновременно. И это пугает её ещё больше. Она оборачивается в поисках помощи, но никого не видит.
Где–то в этот момент сознание Евы раскалывается, словно блокируя что–то особенно ужасное. И больше бы Тарас не увидел там ни маленькой девочки, ни плюшевого зайца. Только неведомо откуда взявшийся коктейль Молотова в руке девочки– подростка, который она, широко размахнувшись, закидывает в проклятое окно. Но главное, чего там больше не увидел бы Тарас – это страха. Он исчезает в яркой вспышке гудящего бензинового пламени, когда из окон выпрыгивают горящие, словно бенгальские свечи люди. Падая тут же, они продолжают гореть – и Ева не может отвести от них зачарованного этой новой свободой взгляда.
– Теперь понятно, почему ты хочешь разнести тут всё. – Чуть толкнув Тараса бедром, Ева забрала свою винтовку.
– Не всё. – Снова, не поняв её настроения, ответил невпопад Тарас.
– А что именно?
Тарас молчал окончательно сбитый с толку.
– А, Тарас?
Нет ответа. Ева перевернулась на спину, уставившись в черное небо. И в глазах её блеснули высокие звезды. Впрочем, она быстро закрыла глаза.
– Диалог – это всегда здорово. Но иногда даже разговор в пустоту может быть конструктивным. – Всё так же с закрытыми глазами произнесла Ева. И могло показаться, что у неё перехватило дыхание. Затем она сделала выдох, как при прицеливании, и приподнялась.
– А где твой дом?
– Вон, три окна лунный свет отражают. – Не особенно охотно ответил Тарас, словно вдруг, чего–то испугавшись.
– Там правее ещё одно окно и ещё правее – ещё одно. – Добавил он уныло, понимая, что говорит какую–то совсем уж неподходящую глупость.
– Это? – Ева щелкнула кнопкой включения инфракрасного лазера.
Тарас проследил за направлением ствола её винтовки, поднял прибор ночного видения и увидел ослепительно яркую точку прямо на фасаде их с Настей дома.
– Ты что делаешь? – Схватил винтовку за цевьё. – Убери!
– Ой, Мороз, а ты что, любишь её до сих пор что ли? – Не отрываясь от прицела, сквозь зубы процедила Ева.
– Не твоё дело! – Всё ещё пытаясь закрыть прицельное приспособление, ответил Тарас. Но Ева плавно вытянула винтовку из его руки, куда сильнее на этот раз толкнув его бедром.
– Как же не моё? Прям, вот, моё– моё! Смотри, что я могу! Оп, оп!!!
Точка целеуказателя затанцевала по дому Тараса, то появляясь, то исчезая.
– Прекрати, я сказал! – неожиданно рявкнул Тарас, ударив по цевью винтовки. Ева заинтересованно повернула в его сторону голову: – Ну, мужик – мужик! Вон, как умеет! Ещё меня ударь!
– Сска! – Окончательно потеряв самообладание, заорал Тарас. – Нашли, кого на задание отправить!
И истерично полез в карман за пакетиком с порошком, решив, что с него на сегодня хватит испытаний. Сунул нос прямо в пакетик и сделал глубокий вдох, едва не подавившись таким количеством порошка.
Не скрывая больше своего разочарования, Ева недобро заявила:
– А сладким мальчикам на войне вообще делать нечего! Подтирай тут за вами сопли!
Кинула Тарасу бумажную салфетку и, пока Тарас чихал и откашливался, вытирая нос и слезящиеся глаза, снова навела винтовку на дом Тараса.
– Я даже жену твою в окне вижу!
Потом голос Евы дрогнул, и она с неподдельным удивлением произнесла:
– Она ляльку качает??? У тебя ребёнок есть???
Тарас зарычал и вслепую бросился на Еву. Оттолкнул от винтовки, перевернул её на лопатки и уселся ей на живот, плотно прижав руки к земле.
Винтовка скатилась с подпирающего её камня, чиркнув лучом по пустому полю, по дороге, по блокпосту.
***
В этот самый момент, Саша удивленно смотрел на алюминиевую кружку Храма, окруженную синим ореолом странного, словно потустороннего, света.
– Красиво. Не замечал, что у тебя паракорд со светонакопителем. Не боишься, что ее в темноте легко заметить? – обратился он к Храму, выглядывающему что–то в темноте ночной дороги. Храм обернулся, но поднятая Сашей кружка, перестала светиться, как только он поднес её поближе к глазам.
– Как это? – обескуражено произнес Саша, и поставил кружку обратно на бетонный блок. Свечение появилось снова. Если бы он изучал теорию люминесценции, то, возможно, догадался бы, что неизвестно где и по какой технологии произведенный китайскими товарищами паракорд, оплетающий кружку, сработал, как апконверсивный люминофор, превращая незаметное глазу инфракрасное излучение в слабый видимый свет. А может и не догадался бы, потому что на лини фронта у теории всегда выигрывает практика. Храм сбил Сашу с ног, прижимая к земле: – Снайпер! – Зашипел он, озираясь по сторонам.
– Опа! – Раздался откуда–то сзади голос опытного Потапа. Он щелкнул выключателем прибора ночного видения и осторожно выглянул в щель между блоками.
– Не снайпер. Наводчик. – Хмыкнул он удовлетворенно спустя пару секунд, очевидно, что–то разглядев. – Поздравляю, прямо нас засвечивает. Вон, с того пригорка.
Сань, доложи в город, у них снайперские комплексы – не чета нашей трехлинейке. А нам отойти бы надо, пока не прилетело.
Саша схватил рацию.
***
Тарас окончательно потерял рассудок и был в этот момент, как ему казалось, действительно опасен. С перекошенным от гнева лицом он склонился над Евой так низко, что едва не коснулся кончика её носа.
– Сука, но почему ты не можешь остановиться? Просто заткнуться и молчать! Почему вообще никто не может заткнуться?
На Еву его дикие гримасы не производили никакого впечатления. Потому что нет ничего страшнее человеческого разочарования. И, пока оно не поглотило её с головой и не лишило разума, Ева сосредоточилась на рефлексах. Рано или поздно он допустит ошибку, это очевидно. А она – нет.
– Ломает без таблеток, да?
И Тарас зарычав от бессильной злобы начал трясти перед ее лицом сжатыми кулаками.
Почувствовав освободившиеся руки, Ева схватила Тараса за шею, притянула к себе и плотно прижалась к губам, целуя жадно, чувствуя, как постепенно ослабевает его напряженное тело. И, когда кулаки окончательно разжались, она сделала стремительный очень техничный перехват за шею, легко вывернулась – и вот противник уже сам лежит на лопатках с приставленным к горлу его же собственным ножом. Надо отдать должное, насчет ножа она сымпровизировала, но всё остальное произошло автоматически, без тени сомнений, как учили.
Кажется, этот парень начал её бесить, с удивлением отметила она про себя. Раньше это удавалось только тренеру по рукопашному бою, которого она никак не могла победить ни силой, ни хитростью. «Интересно, семейная жизнь она вся такая?» – мелькнуло в голове у Евы, глядящей на замершего под ней Тараса с приставленным к горлу ножом. И она снова смутилась собственных мыслей, почувствовав горькую обиду на этого самовлюбленного мальчишку. Наверно, лучше было бы им никогда и не встречаться.
– Какой же ты дурак, Мороз! Каждый раз, уезжая, я ждала, что ты попросишь меня остаться. Но, похоже, только с пулей в стволе я людям и нужна.
Живу с винтовкой. Иногда она мне жизнь спасает, иногда я ей. Её обнимаю, за ней ухаживаю, люблю по– своему… но чаще ненавижу. Прямо, как тебя. Только, в отличие от тебя, у неё выбора нет. А у тебя он всегда был.
Лезие ножа задрожало, будто по телу Евы пустили ток.
– Странно, что вам, мужики, на самом деле ни хрена не надо: куда жизнь тащит, туда и ползете. Да чтоб мамочка рядом стояла и по жопе иногда стучала, для ясности. А раз вас даже жалеть не хочется, так какого черта мне вас слушаться? – И впервые за много лет Ева расплакалась. – Уеду на Карибы… или на Гоа. Должны же быть где–то нормальные люди, которым не требуется всё время кого–то убивать…
Она вытерла глаза рукавом крутки.
– Я раньше думала, что любила тебя, Мороз. Больше нет. Не думаю. Просто завидовала. – Дыхание сбилось. Ей трудно было произносить длинные фразы. – Знаешь, какая она, бабская зависть? Весь мир спалить хочется! А, главное, вот он пример перед глазами: семья, дети. Сколько бы я за всё это отдала… А ты… Ой, дурак, Мороз! Ой, дурак!
Ева сделала быстрый красивый перехват ножа, лихо провернув его между пальцами, не глядя вщелкнула обратно Тарасу в ножны и начала подниматься.
– К черту всё…
Пуля, попавшая Еве в голову, снесла девушку с Тараса. Его обдало тугой волной теплых солёных брызг. От удара он зажмурился и некоторое время лежал так, пытаясь понять, что произошло, ощущая на зубах кровь и кусочки раздробленных костей. Вытер глаза ладонями, размазывая по лицу и одежде частички того, что ещё пару секунд назад находилось внутри человеческого черепа.
Опустил глаза вниз, туда, где теперь лежала Ева.
Даже без фонаря было понятно, что помощь ей уже не нужна. И тогда Тарас закричал. Сначала это был глубокий протяжный стон раненного зверя, потом глухой утробный рык, а потом его голос сорвался. Он хрипел, бессмысленно растирая по лицу соленые кровавые потеки. Затем замер. Не поднимаясь, перекатился на живот и схватил лежащую рядом винтовку Евы.
С лазерным указателем целиться было очень легко: он навел зеленую точку на хорошо различимый тепловой след среди бетонных боков и нажал спуск. Винтовка взбрыкнула, ударив обнимающего её чужака в плечо, выбрасывая струю раскаленных газов и крохотный, смертоносный кусочек металла, который, мгновенно преодолев звуковой барьер, унес с собой хлесткую звуковую волну, оповещая весь мир о начале своего стремительного пути. Менее трети секунды понадобилось ему, чтобы преодолеть расстояние до блокпоста и впиться в живую плоть.
***
– Эй, браток, ты чего? – Спросил Храм, глядя в удивленные глаза повернувшегося к нему Саши, на груди которого расплывалось кроваво– черное пятно.
– …левее блокпоста метров… – сказал ему Саша и выронил тангенту рации, сев рядом прямо на землю, словно собирался отдохнуть.
Потап рванул рукоятку взвода крупнокалиберного пулемета, разворачивая его в сторону леса.
***
С блокпоста начал работать пулемет. Несколько быстрых вспышек, пули легли вокруг Тараса. Но он не замечал. Он целился. И он выстрелил бы снова, если бы раскаленный кусок металла не взорвал камень прямо у него под руками, осыпав градом осколков, рассекая кожу на руках и лице. Цевье винтовки треснуло, целеуказатель сместился на своих надежных армейских креплениях – такой силы был удар. И только благодаря покореженной винтовке глаза Тараса остались целыми.
Он сполз в низину, вытирая грязными липкими руками грязное липкое лицо, пока прямо над головой проносились стремительные пулеметные очереди.
До очередного залпа «Акации» оставалось всего несколько секунд, но целеуказателем больше никто не управлял. Брошенный прибор просто уперся своим невидимым лучом в темный силуэт города, подсвечивая никому не нужную цель.
***
Настя качала на руках малышку. Подошла к окну и уже привычно помахала рукой соседской девочке Ане, внучке тети Томы, которая стояла на стуле возле своего окна и изучала вечерний двор, словно пытаясь запомнить его перед сном. Наверняка, утром она первым делом побежит проверять, не изменилось ли что– нибудь, пока её не было. Подошла тётя Тома, увидела Настю с малышкой, прижала руки к груди, словно обнимала. Затем тоже помахала на прощание и увела Аню укладываться, показывая ей на часы.
Вдалеке ухнуло, завыла сирена. Малышка вздрогнула, но не проснулась. А Настя, уже привычно, отошла от окна и выключила свет в комнате. Бережёного, конечно, бог бережёт, но и самому нужно постараться, чтобы не угодить в неприятности. Во всём городе гасли окна. На некоторых улицах выключилось наружное освещение. Но полной темноты не было. Да и смысла в ней тоже не было – враг прекрасно знал, где находится город. И переместить его незаметно под покровом темноты не было никакой возможности. А вот сдвинуть линию фронта ближе к городским улицам было можно. И именно это, где–то там в темноте, сейчас и происходило.
Со стороны окна ухнул взрыв. Настя едва успела закрыть своим телом ребёнка, как выбитое окно, рассыпавшись шрапнелью осколков, стеклянным водопадом располосовало ей спину и руки. Настя беззвучно закричала и, обернувшись, успела увидеть, как складывается внутрь себя подъезд соседнего дома. Последней обрушилась стена, выходящая во двор. Закричали люди.
Настя одной рукой схватила из кроватки одеяло и бросилась в соседнюю комнату, где ночевала после исчезновения Тараса мама. Они столкнулись в дверях.
– Настя, что случилось? Вы в порядке? С малышкой всё хорошо?
Настя передала ей малышку и накинула сверху одеяло.
– Бегите в подвал, сидите там!
Мама спросонья хлопала глазами.
– А ты??? Ты куда?
Настя скинула тапочки, и, помогая себе пальцами, чтобы не развязывать шнурков, натянула кроссовки.
– Я тоже приду. Там людям помочь надо. Не ждите меня, идите в подвал!
Выскочила за дверь. Помчалась по лестнице, перескакивая ступеньки. Вслед закричала мама:
– Настя, боже ты мой, у тебя вся спина в крови!
Но Настя уже не обращала внимания. Оны выскочила из подъезда и бросилась в груду обломков. Из соседних домов начали собираться люди.
– Стой, куда! Стены еле стоят! – Крикнул вдогонку кто–то из соседей, но она только отмахнулась.
В пригороде стрекотал пулемет. В ночном городе ухали далекие взрывы. Царила невероятная какофония из шума войны, криков и трещащих конструкций обрушающегося здания. Славно огромный раненный зверь, здание ещё некоторое время стонало. Пыталось удерживать былую форму, но, постепенно слабея, сбрасывало с себя самые тяжелые конструкции, которые с глухим рёвом обрушивались внутрь. Ходили ходуном перекрученные стропила. Срывались вниз балки перекрытия и кирпичи расколотых труб. Оседали пыльными облаками фрагменты стен.
Настя вынырнула из–под клубов пыли и обломков, неся на руках Аню. Казалось, что хрупкая девушка даже не замечала веса девятилетнего ребенка. Бросилась к двери подвала своего дома, распахнула её.
– Мама, возьми Аню! Дай ей воды.
Мама уже уложила малышку в коляску и качала ее возле дальней стены, бормоча про себя не то колыбельную, не то какую–то молитву. Выбежала на крики Насти. Скинула летнюю крутку, чтобы положить на неё девочку. Сбрызнула её лицо водой из крохотной бутылочки с соской. Аня открыла глаза, тут же пытаясь подняться.
– Бабуля! Баба!
Мама подхватила Аню, помогая ей встать. Повернулась к Насте.
– А где Тамара? Что с ней?
– Я ее видела, – крикнула Настя, снова выбегая во двор, – сейчас вытащу… сейчас вытащу.
Снова бросилась в груду обломков, нырнула под одну балку, обогнула другую. Страшный лабиринт теперь мало напоминал хорошо изученную с детства квартиру, но что–то пугающе знакомое в груде обломков ещё оставалось. И это помогало ориентироваться. Нашла тетю Тому, но справиться с пожилой грузной женщиной ей было не под силу. Настя бессильно закричала. Вынырнула обратно, бросилась к ближайшему человеку, который тоже разбирал обломки.
– Там женщина, помогите вытащить, я одна не могу!
К ней уже бежали несколько местных жителей. А из деверей подвала за этим страшным балетом наблюдали перепуганные зрители: Аня и мама. Настя повернулась к ним и широко махнула рукой: «Уйдите обратно!» Мама послушно закрыла дверь.
Вместе им удалось достать из–под обломков тетю Тому, отнести её подальше от разрушенного дома. Что она не дышит, Настя заметила ещё там, под завалами. Кто–то уже начал делать сердечно– легочную реанимацию, когда во дворе появился человек в форме ополченца, бросился к тете Томе.
– Мама!
Встал рядом на колени, потом повернулся и закричал: – Где Аня? Аня!
Снова вскочил и бросился к завалам. Наткнулся по дороге на Настю: – Я отвела её в подвал.
Мужчина, очевидно, не услышал её, тогда она крикнула, хватая его за рукав: – Она в подвале!
Показала рукой в сторону подвала. Мужчина побежал туда. А Настя вернулась в завалы, ловко ныряя между искорёженных балок и плит перекрытия.
Подъехала «скорая» с выключенными проблесковыми маячками. Врачи уже знали, что лучше не привлекать внимания. Машина и без того слишком приметна, а кресты на бортах давно никого не останавливали, делая светлый автомобиль легкой добычей. Словно метки прицела.
Нескольким раненым перевязали конечности. Закатили на носилках накрытое тело тёти Томы. К врачу подошёл сосед, который помогал Насте:
– Там под завалами ещё несколько человек. Хорошо разъехались многие, а то бы совсем плохо было.
Врач грустно поглядел на соседа из–под стекол пыльных очков и пошел в сторону завалов.
Из перебитой трубы внутри дома била струя воды. В углу занимался одинокий огонь пожара, который сбивали тряпками. С обрушенных стен на завалы осыпалась известковая пыль.
Когда Настя в очередной раз вынырнула из–под обрушившегося здания, то почти сразу натолкнулась на врача скорой, который куда–то вел её маму. Она опиралась на доктора, припадая на одну ногу.
– Настя, Полинка в подвале. – С виноватой улыбкой сказала мама.
– А с тобой–то что? – опешила Настя.
– Упала, представляешь? Снаряды меня не берут, а на лестнице споткнулась.
В разговор вмешался врач: – У вашей мамы, очевидно, перелом голени. Жизни это не угрожает, но в больницу ей поехать придется. Вы идите, лучше, к малышке в подвал, мало ли. Тут уже без вас справятся. А вашу маму мы утром отпустим.
– Хорошо, – развела руками Настя, – спасибо вам.
И заторопилась к подвалу. Но не успела пройти и пары шагов, как её остановил голос доктора.
– Э– э, голубушка, постойте– ка…
Врач усадил притихшую маму и подошёл ближе. Повернул Настю спиной к свету одинокого фонаря. Пробежал пальцами по липкой от крови рубашке.
– М– да… берите ребенка, переночуете вместе с мамой. Вас тоже обработать надо.
– Думаете, это безопасно? – спросила Настя, оглядываясь по сторонам. – Может, в подвале эту ночь переждем?
– Сейчас нигде не безопасно. – Заметил мудрый доктор. И, постаравшись придать голосу уверенности, добавил. – Не будут же они стрелять по больнице.
***
Рация, стоявшая на краю стола, время от времени выплевывала короткие сообщения от артиллеристов. Что при наведении на цели возникли какие–то сложности, Диса уже знал, и дал распоряжение бить по квадратам без корректировки, фактически сорвав артподготовку готовящегося наступления. Он лихорадочно придумывал, как будет выкручиваться, отчитываясь об этом провале. А чтобы думалось лучше, раскатал несколько длинных белоснежных дорожек отличного кокаина и как раз собирался их снюхать.
Из коридора донесся невнятный шум, возня и тяжелое сбивчивое дыхание двух боровшихся человек. Дверь распахнулась, и на пороге появился дежурный, который вцепился в Тараса, тщетно пытаясь его остановить. Тот шел вперёд, просто не обращая внимания, на повисшего на нем солдата.
Что это Тарас Диса понял не сразу, и уже даже полез в кобуру за пистолетом. Тот был весь перемазан подсыхающей кровью: лицо, руки, форма и, казалось, даже бешено сверкающие глаза были красными. Тут дежурный отцепился от Тараса и пожаловался прямо с порога:
–товарищ комбат, я не мог его остановить!
Диса ругнулся и вложил пистолет обратно в кобуру. Рявкнул на подчиненного: – А оружие тебе на что? Не понимает слов – стреляй!
Солдат ошалело посмотрел на них обоих, не понимая, что ему теперь делать: действительно стрелять или потихоньку ретироваться, пока начальник не вспомнил, что у него на столе раскатаны несколько подозрительных дорожек. Благо, тут уже заорал Тарас:
– Я тебя щас самого пристрелю, гнида!
Диса приподнял левую бровь.
– Так, понятно. – И, обращаясь к солдату, добавил. – Выйди!
Солдат тут же выскочил за дверь. А Диса, глядя на медленно приближающегося Тараса, протянул ему скрученную в трубочку купюру.
– Я уж думал, вас накрыли. На связь не выходите. Артиллерия доложила, что в вашем районе бой идет. Что за выкрутасы, а, Тарасик?
Тарас со страшными глазами дошел до стола и истерично затряс окровавленными руками, то сжимая их в кулаки перед самым Дисиным лицом, то широко распахивая объятия, словно в безумной молитве.
– Какой я тебе Тарасик!
О– кей, о– кей! – Диса достал из стола бутылку и налил полстакана виски. Потом подумал и налил до краев. – Рассказывай, что случилось!
Встал, влил в Тараса выпивку, потом дал свернутую купюру и почти силой наклонил над столом.
– Давай– давай! Вку– усный кокос, дорогой. Себе брал.
Тарас сделал глубокий вдох, распрямился. Носоглотка мгновенно онемела, и Тарас начал шмыгать носом.
– Нас и накрыли. – Сунул свои окровавленные руки прямо Дисе в лицо, судорожно сглатывая морозную горечь.
– Это – Ева. – Он начал истерично тыкать пальцем, то в кровавые потеки на лице, то на одежде, постепенно срываясь на крик. – И это… И это…
Диса глядел на истерящего приятеля без особого сочувствия. В няньки он не нанимался.
– Жаль девку, я думал, мы подружимся.
Вернулся за стол, налил ещё полстакана виски, подвинул к Тарасу. Потом достал из стола пакетик с порошком и деньги.
– Ну, зато теперь все деньги нам достанутся. Распишись за неё.
Подвинул к Тарасу пакет и часть купюр. Остальное спрятал обратно в стол. Тарас расписался, жалобно всхлипнул, словно задохнувшись, но быстро взял себя в руки. Опрокинул стакан, тщательно спрятал деньги в нагрудный карман, который и без того уже топорщился.
– Всё копишь, пират? – Диса одобрительно хмыкнул. – И куда тебе столько?
– Куда– куда… чтобы тебе меньше досталось. – Раскачиваясь на качелях из алкоголя и наркотиков, пробормотал поплывший уже Тарас. – А иначе нахера мне всё это? У самого, небось, мешок уже.
Диса хмыкнул и, оценив состояние приятеля, как удовлетворительное, начал наводить на столе порядок.
– Ты, давай, Тарас, иди в туалет умойся, приведи себя в порядок. Ко мне сейчас туз козырный из центра приехать должен. А тут ты – чудище. – Заговорщицки приложил палец к губам. – К утру будем брать город. Но… тс– с… Никому!
Высунулся в коридор: – Дежурный! Значит так, выходишь на крыльцо, встречаешь гостя и продолжаешь нести службу там. Зайдешь, когда я позову! Выполнять!
Выпроводил Тараса из кабинета. Времени оставалось всё меньше, а как он будет оправдываться, Диса так и не придумал. Достал свою роскошную трубочку для кокаина, задумчиво покрутил в пальцах, затем хлопнул полстакана виски и убрал бутылку в стол.
***
Огромный черный джип подъехал к воротам части и замер, словно готовясь к прыжку. Приоткрылось водительское окно, откуда подбежавшему часовому показали служебное удостоверение. Часовой вытянулся в струну, козырнул и побежал открывать ворота. Утробно заурчал мощный двигатель, и машина вкатилась на охраняемую территорию.
А в это время Тарас разглядывал себя в зеркало туалета. Он вымыл лицо и руки. Но свежие порезы кровоточили, тут же растекаясь красным по влажной физиономии. Тогда он оторвал побольше туалетной бумаги и просто промокнул лицо.
Достал пакетик порошка, который дал ему Диса, и огляделся в поисках подходящей ровной поверхности. Даже в затуманенном наркотиками мозгу сохранились остатки брезгливости, и нюхать с крышки унитаза, как иногда делают самые отбитые любители этого дела, он не стал. Достал из кармана купюру, влажными руками скатал из неё трубочку и осторожно нюхнул прямо из пакетика. На этот раз слишком осторожно. Пришлось повторить попытку. Наркотики в крови начали смешиваться, образуя неведомый коктейль.
Тарас слышал, как со стороны ворот к штабу подъехал мощный автомобиль. Затем в кабинете Дисы раздался телефонный звонок, и обострившимся слухом Тарас через несколько стен услышал, как Диса испуганно приветствует звонившего. Впрочем, это могло ему и померещиться.
Он снова промокнул лицо туалетной бумагой, оставив на ней несколько расплывшихся розовых пятен. Ранки затягивались. Главное больше не мочить.
Посмотрел на себя в зеркало. Огромные зрачки придавали ему пугающий вид. Да и в целом, его ощутимо колбасило. Кончики пальцев подрагивали, и положить пакетик со скатанной трубочкой обратно в карман оказалось гораздо сложнее и интереснее, чем обычно. Ему даже захотелось проделать это ещё разок, но под рукой больше ничего не оказалось. Тогда он хихикнул и вышел в коридор.
Одновременно с ним из своего кабинета вышел встречать гостя Диса. Открылась входная дверь, внутрь зашёл человек с дипломатом в левой руке. Трое оказались на одной линии: человек из центра на входе, Диса возле своего кабинета лицом к нему, а позади Дисы, который всё ещё лихорадочно придумывал оправдание, в нескольких шагах Тарас. Тарас и гость встретились глазами. Время остановилось. В перегретом мозгу Тараса вспыхнула темная улица столицы, проезжающий мимо автомобиль и внимательно глядящие на него глаза Куратора.
Мгновение спустя Тарас и Куратор выхватили пистолеты. Тарас из набедренной кобуры, Куратор из–под левого плеча. При этом куратор не отпустил чемоданчик, а упёр левую руку снизу в обойму пистолета, который держал правой рукой. Получился импровизированный щит перед его грудью. Глаза Дисы округлились, он пока не видел Тараса, а если бы даже и видел, вряд ли понял, что происходит. Тарас толкнул приятеля навстречу Куратору, открыл огонь и бросился к ближайшему окну. Куратор тоже открыл беглый огонь, не обращая внимания на стоявшего между ними Дису. Диса закричал и рухнул на пол, закрыв голову руками.
Одна из пуль Тараса, которые он посылал почти не глядя, попала в чемоданчик, ударила по раме, расплескалась брызгами осколков. Дипломат распахнулся, выбросив наружу облако порошка, запакованные белые пакеты и пачки денег.
Тарас выбил телом окно и исчез в тёмном проеме. Пули следовали за ним в нескольких сантиметрах – Куратор был прекрасным стрелком. Он отстрелял обойму. Левая рука травмирована. На пальцах кровь. Он, скрипя зубами, стремительно сменил обойму, убирал пистолет в скрытую кобуру и подошёл к скулящему на полу Дисе. Поглядел на него с нескрываемой ненавистью, ударил по ягодице ногой, затем схватил за шиворот и толкнул в сторону выпавших из чемоданчика наркотиков и денег.
– Собери!
С улицы заскочил дежурный. Куратор глянул на него так, что тот отшатнулся.
– Охранять вход!
Дежурный немедленно испарился. Куратор распахнул дверь кабинета Дисы.
– Оружие где? – Крикнул он в коридор. Диса ответил подвывая: – В шкафу– у.
На улице заревел мотор, машина с пробуксовкой сорвалась с места.
Пока Диса судорожно сгребал пакеты и деньги в чемодан, в его кабинете грохотали открываемые дверцы шкафов. Куратор появился с АК и несколькими магазинами, которые распихивал по карманам. Проходя мимо, схватил Дису за шиворот и потащил с собой к выходу. Диса спотыкался и испугано прижимал дипломат к груди.
– Я с тебя потом спрошу. – Прорычал Куратор и вытолкнул Дису на улицу.
На выстрелы из казарм повыскакивали солдаты, на ходу поправляя форму и снаряжение. Проходя мимо дежурного на крыльце, Куратор снова свирепо на него посмотрел.
– Внутрь чтобы никто не заходил. Головой ответишь!
Дежурный напугано козырнул.
Куратор толкнул Дису к джипу. Поглядел на поврежденную руку, сжимая– разжимая пальцы. Видимо, оставшись удовлетворенным, направился к автомобилю. Диса нерешительно топтался рядом. Куратор глянул на него настолько свирепо, что тот попытался спрятаться за дипломат, который всё ещё прижимал к груди.
– Сидеть! – Человеческие команды для Дисы у Куратора закончились. И Диса, который окончательно перестал соображать от ужаса, полез за руль.
– Куда? Рядом! – рявкнул Куратор.
Диса с дипломатом обежал джип, уселся рядом с хозяином. Куратор завел двигатель. Потом полез в бардачок и достал оттуда какую–то тёмную бутылку. Открыл зубами пробку, плеснул на поврежденное запястье. Запахло крепким алкоголем. Куратор закричал и огромная машина, словно вторя своему хозяину, утробно взревела и сорвалась с места.
***
Тарас сходу пробил закрытые ворота части. Часовой на посту не успел ничего предпринять. Только, когда заскрежетало железо и автомобиль, не сбавляя хода, промчался мимо поста, выскочил на дорогу и сделал несколько отчаянных выстрелов в воздух. Машина ушла в темноту по пустой проселочной дороге.
Поначалу могло показаться, что его никто не преследует. Но разыгравшаяся паранойя, гнала Тараса вперёд. Поэтому, когда спустя несколько поворотов, сзади мелькнули фары огромного автомобиля, он только оскалился и крепче вцепился в руль. Ему с трудом удавалось удерживать автомобиль на узкой дороге, но для преследующего его джипа это было ещё сложнее. В повороты на такой скорости Куратор вписывался едва– едва.
Тарас первым выскочил на щоссе. Крутанул руль, резко поворачивая вправо. Поддал газу, уходя в отрыв. Из темноты ночного перелеска сзади с ревом появился джип.
Куратор перебросил АК с колен сидящему рядом Дисе. Теперь Диса прижимал к груди и постоянно норовивший открыться дипломат, и автомат.
– Да отпусти уже чемодан, придурок! – Раздраженно заорал Куратор. – Мочи урода!
Диса бросил дипломат под ноги, открыл окно и, высунув автомат, попытался стрелять. Пули летели куда угодно, только не в автомобиль Тараса. А повороты ещё больше усложняли эту задачу. Одна из очередей попала в собственное крыло джипа, прошла навылет, сбила фару. Диса грязно выругался, едва не выронив автомат.
– Ты можешь сделать хоть что–то или у тебя нормально только нос работает? – Куратор уже жалел, что взял этого придурка с собой. Стоило бы оставить его в кабинете, а с собой прихватить солдата, охранявшего вход. Толку было бы больше. Но не переиграешь.
Куратор нажал кнопку открывающую люк. Махнул рукой Дисе. Тот высунулся наружу. Так стрелять было гораздо удобнее, и он несколько раз почти попал в автомобиль Тараса. Но патроны закончились.
Виляя на темной дороге, Тарас перегазовал, вписываясь в очередной поворот. Автомобиль ушёл в занос, слетел с дороги и, если бы не широкая обочина, наверняка бы нырнул в канаву и перевернулся. А так его просто развернуло. Тарас выжал газ, пытаясь вернуться на асфальт, но правое заднее колесо зависло над канавой и буксовало. Тогда он выскочил из машины, и руками попытался вытолкать автомобиль. Машина качалась, но не двигалась с места.
Одноглазый джип остановился метрах в пятидесяти.
Диса нырнул обратно в кабину.
– Ты чего? – свирепо глянул на него Куратор. – Стреляй! Я тебе автомат нахера дал?
– Патроны… того… – заикаясь попытался объясниться Диса. Куратор бросил ему запасную обойму, поигрывая педалью газа. Машина рычала, дёргаясь, готовая сорваться с места в любую секунду. Диса справился с перезарядкой.
