Андрей Ливадный
Наемник. Книга 2. Пламя надежды

Его рука потянулась к консоли аварийного питания.

Искусственная плоть крошилась, ее частички разлетались в невесомости, кружили в тесном пространстве, словно в рубке штурмовика бесновалась серая метель.

Андроид застыл, не завершив начатого движения.

На фоне абсолютного спокойствия, безразличия к собственной судьбе и окружающему миру вдруг пробилось четкое воспоминание. Он увидел мертвый черный лес. Корявые сучья деревьев тянулись к низким небесам, порывистый ветер заунывно выл, поднимая тучи мерзлого радиоактивного пепла.

Дабог…

Его рука все же дотянулась до аварийной консоли.

Пеноплоть окончательно выкрошилась. Механические пальцы, оплетенные тонкими сервоприводами, двигались с трудом, космический холод воздействовал на все системы, произведенный анализ указывал, что через девять минут он потеряет подвижность, затем отключится ядро системы.

На пульте управления заработали некоторые приборы.

«Я не успею замерзнуть», – подумал он, глядя на появившуюся предупреждающую надпись:

Четыре минуты до неуправляемого входа в атмосферу.

Его личность, разбитая на фрагменты, не возродилась, из глубин поврежденной памяти вырвалось лишь одно воспоминание, но крошечный образ былого неожиданно воздействовал на андроида, мобилизовав некий внутренний резерв.

Он четко осознавал, что выполнил текущее задание. Сделал все, что требовалось, а значит, у него не осталось ни одной причины для бессмысленного сопротивления неизбежному.

Воспоминание вторглось в работу системы явным сбоем, заставив сопротивляться силе неодолимых обстоятельств.

«Зачем?»

Вопрос не нашел ответа.

У него оставалось ничтожно мало времени, и тратить его на выяснение причины идущего изнутри порыва он не стал.

От холода треснула и разлетелась имитация глаз.

Бесстрастный взгляд двух цифровых видеокамер скользнул по панелям ручного управления.

Необходим внешний обзор.

Он наклонился, насколько позволили страховочные ремни, и дернул расположенный у основания кресла рычаг. Сработали замки аварийной системы, и колпак кабины, медленно вращаясь, канул в бездну пространства.

Планета неумолимо приближалась.

Из указательного пальца андроида выдвинулась тонкая игла, вошла в ответное гнездо на пульте управления, соединив ядро человекоподобной машины с поврежденной системой штурмовика.

Перед «мысленным взором» появилась схема множественных повреждений.

Поиск резервных цепей питания.

Попытка реактивации маршевых двигателей.

Тест оружейных подсистем.

* * *

Прошла минута, прежде чем посеченный лазерными попаданиями, зияющий пробоинами штурмовик внезапно перестал вращаться. Двигатели ориентации отработали короткими, точно выверенными сполохами, затем включились секции маршевой тяги.

Планета опрокинулась, провалилась вниз и начала отдаляться.

Плавная перегрузка вжала андроида в кресло.

Теперь прямо по курсу, на фоне беснующейся в космосе схватки, его взгляд различил контуры исполинской конструкции.

Космическая верфь Земного Альянса.

Поворот головы.

Четыре модуля колониальных транспортов дрейфовали среди множества обломков.

Еще четыре шли на сближение с верфью, но их положение выглядело критическим. Со стороны планеты на перехват древних космических кораблей двигались поднятые по тревоге эскадрильи аэрокосмических истребителей класса «Фантом».

Девятнадцать «Гепардов», истратив ракетный боекомплект, чертили смертельные траектории, двигаясь на огромных скоростях, филигранно маневрируя, уклоняясь от столкновения с хаотично разлетающимися обломками уничтоженных систем ПКО противника.

Исход схватки еще не предрешен.

Одна из боевых надстроек космической верфи внезапно брызнула осколками, вздыбилась мгновенно гаснущим сгустком пламени, по соседним сегментам пробежала судорога декомпрессии, выбрасывая в космос облака кристаллизующейся атмосферы, смешанные с обломками оборудования.

Ситуация менялась каждую секунду.

Два модуля колониальных транспортов прорвались через заградительный огонь систем противокосмической обороны и теперь стремительно сближались с верфью в режиме принудительной стыковки, истребители противника вступили в бой со штурмовиками, потеряли скорость атакующего рывка, уже не успевая на перехват.

Андроид вел покалеченный «Гепард» ко взломанному участку бронепокрытия вражеской конструкции.

Он знал, что должно произойти в ближайшие минуты, поэтому действовал максимально быстро и точно.

Им сейчас руководили не боевые программные модули, а внезапно появившаяся, неистовая внутренняя потребность пережить эту схватку, уцелеть, чтобы получить шанс разобраться с причиной внезапно случившегося сбоя.

Яркое вспышечное воспоминание, визуальный образ и название планеты, уничтоженной ядерными бомбардировками, пробудили нечто потаенное, обладающее сокрушительной силой воздействия.

«Вероятно, меня отправят на тестирование, а затем признают негодным к дальнейшей эксплуатации.

Почему? Я выполнил задание».

Внутренний спор лишь усугубил возникшую дисфункцию.

«Я должен был сгореть в атмосфере Юноны. Техники сразу же заподозрят сбой».

Откуда взялись подобные мысли? Как вообще они могли возникнуть в системе кибернетического механизма?

«Должен быть выход».

Взломанная обшивка боевой надстройки приближалась. Андроид, пытаясь решить внутреннюю дилемму, устранить возникшее противоречие, не прекращал сканировать разрушенный участок космической верфи, пока внезапно не обнаружил причину произошедшего на его глазах взрыва.

Один из «Гепардов», видимо, серьезно поврежденный огнем батареи ПКО, врезался в надстройку, пробил бронеплиты, по инерции протаранил второй корпус и застрял среди деформированных конструкций.

Андроид мгновенно оценил ситуацию.

Он понимал, что действует неадекватно, но ничего не мог изменить.

Над силой, которая толкала к совершению незапрограммированных поступков, он не был властен. Источник внезапного сбоя таился в нейромодулях, которые, установив связь друг с другом, начали обмениваться информацией, формируя искусственную нейросеть.

Система внутри системы.

Штурмовик отработал двигателями торможения и плавно соприкоснулся со взломанной обшивкой вражеской конструкции. «Гепард», протаранивший надстройку, находился в десяти метрах глубже. Добраться до него будет несложно. Андроид расстегнул страховочные ремни, выпрямился, сделал последнее переключение на пульте ручного управления, выбрался из кабины и, точно рассчитав траекторию, совершил плавный прыжок в невесомости.

Через несколько секунд легкая вибрация возвестила, что его штурмовик выполнил последнюю команду: машина включила двигатели коррекции и, получив импульс ускорения, начала удаляться от пробоины.

Проводив свой «Гепард» мимолетным взглядом, андроид, уже не колеблясь относительно принятых решений, пробрался к корпусу штурмовика, протаранившего надстройку.

Кабина машины была смята, колпак из бронестекла лопнул, кресло пилота вместе с разбитыми приборными панелями выдавило наружу.

Несколько секунд он смотрел на подобный себе кибернетический механизм, который раздавило обломком бронеплиты, затем считал его идентификационный код.

Волна ощутимых вибраций прокатилась по корпусу исполинской космической верфи.

Модулям колониальных транспортов все же удалось приступить к стыковке!

Андроид понимал – нужно торопиться. Расстегнув страховочные ремни, он вытащил обломки дройда из смятого кресла, вышвырнул их в пробоину, занял место пилота, подтянул к себе фрагмент бронеплиты, восстанавливая реалистичную картину крушения.

Вибрации усилились.

Система штурмовика не отвечала на вызовы. Она была разрушена и уже не подлежала восстановлению.

Смена идентификационного кода…

Теперь ни у кого не возникнет сомнений, как он попал на борт космической верфи.

* * *

Система Рори. Борт захваченной колонистами космической верфи.

Ремонтные бригады добрались до разрушенной боевой надстройки лишь через месяц после окончания дерзкой операции.

Андроид давно отключился. Космический холод парализовал работу его системы.

Двое техников в скафандрах осторожно пробирались среди разорванных металлоконструкций.

– Смотри, еще один штурмовик!

– Точно – «Гепард». Как же мы его не заметили раньше?

– Да ничего удивительного. Кибернетическая система не работает, андроид отключился. Энергетической активности нет.

– Надо бы его осмотреть и сообщить о находке.

– Давай взглянем… Слушай, а ведь дройд не пострадал! Прямо как в рубашке родился! Вон кресло наружу выдавило, все смято, а ему только пеноплоть содрало!

– Доложи о нем.

– Ладно. Техгруппа вызывает базу, прием!

– База на связи. Что у вас?

– Нашли штурмовик. Наш «Гепард», протаранивший надстройку. Андроид цел.

– Сможете его извлечь?

– Да.

– Тогда поторопитесь. Сегодня на Роуг отправляется транспорт. Все кибермеханизмы приказано оправлять туда на реконструкцию.

– Хорошо, сделаем.

* * *

Он выбрал свою судьбу.

Случайно вырвавшееся воспоминание послужило толчком к реанимации искусственной нейронной сети, но отдельные ее модули, хранящие память о былой фазе существования, на протяжении многих последующих лет воспринимались системой андроида как сбойные.

Он не вспомнил прошлого и не обрел настоящего – застрял где-то между, лишившись большинства навыков.

Так произошло со многими человекоподобными машинами, мобилизованными по приказу адмирала Воронцова. Их нейросети прекратили накопление нового «жизненного опыта», они хранили прежние знания, но из-за сбоев в системе не могли воспользоваться ими, целостная, непротиворечивая картина мира для них исчезла, андроиды лишились творческого начала и интеллектуальных способностей.

Впрочем, колониальные машины, уцелевшие при дерзком налете на планеты Линии Хаммера, можно было сосчитать по пальцам, на Роуг, к примеру, попало двадцать семь «Хьюго» из состава того рокового «призыва».

Техники из числа людей некоторое время пытались восстановить нарушенные функции человекоподобных машин, но, не добившись успеха, махнули рукой на сбойные механизмы. Их не уничтожили, не стали разбирать на запасные части, андроидов с ограниченными функциями продолжали использовать как бытовую технику, при проведении несложных ежедневных работ: они убирали лаборатории и цеха, следили за чистотой в бесчисленных коридорах и залах бункерных зон, трудились по двадцать четыре часа в сутки, не уставая, не жалуясь, не причиняя проблем и не вызывая подозрений.

Война продолжалась.

Земному Альянсу потребовалось почти два года, чтобы восполнить потери, понесенные в момент первого применения аннигиляционной установки «Свет». Союз Свободных Колоний в полной мере воспользовался выигранным временем, и противостояние вспыхнуло с новой силой, охватывая все новые секторы освоенного космоса^[6].

Земля, надежно защищенная Линией Хаммера, как и наиболее развитые планеты, охраняемые специальным флотом Союза Колоний, уже не подвергалась непосредственным нападениям. Боевые действия переместились на периферию, где постепенно сформировались пять пространственных фронтов.

Прошло десять лет, прежде чем война вступила в новую, еще более ожесточенную фазу.

В результате наступления, предпринятого Альянсом в 2617 году, произошли серьезные изменения в конфигурации пространственных фронтов. Некоторые звездные системы, ранее принадлежавшие Колониям, пали, те, что располагались в глубоком тылу, внезапно стали прифронтовыми.

Роуг не избежал общей участи.

Планета, где базировались научно-производственные центры, поставляющие армии и флоту новейшие образцы техники, оказалась на передовой, точка гиперсферного всплытия превратилась в стратегически важный пункт, название звездной системы все чаще появлялось в сводках боевых действий.

* * *

Два человека шли по просторному, ярко освещенному тоннелю, соединяющему производственные цеха.

– Фридрих, меня не интересует, нравится тебе принятое решение или нет! – раздраженно произнес Воронцов, остановившись перед входом в цех. – Сохранять сверхсекретные производства на прифронтовой планете не просто опасно, а еще и глупо!

– Я прошу всего лишь отсрочки! – резко возразил Гессау. Похоже, он не испытывал должного трепета перед адмиралом. – В прошлом году мы начали ряд важнейших работ, на стапелях экспериментальной верфи заложено пять кораблей класса «Шквал». Работы по монтажу каркасов трехуровневых корпусов выполнены на восемьдесят процентов. Еще полгода – и мы сможем поднять их с поверхности планеты при помощи технических носителей!

– Нет! – не терпящим возражений тоном ответил Воронцов. – Я прилетел на Роуг не препираться с тобой, Фридрих, а лично отдать указания, которые нельзя доверить устройствам межзвездной связи. – Он перешагнул порог открывшегося люка. Перед адмиралом простирался огромный зал, где ровными рядами высились камеры биологической реконструкции.

Подойдя к ближайшей из них, он взглянул сквозь дымчатую каплевидную крышку на тело, заключенное внутри, оплетенное сотнями проводов, шлангов, облепленное различными датчиками.

Фридрих Гессау молча наблюдал за ним, в надежде, что наполнение этого зала способно повлиять на адмирала, заставить его пересмотреть принятое решение.

– Как быть с ними? – не выдержав затянувшегося молчания, нервно спросил Фридрих. – До завершения процесса реконструкции остается еще полтора месяца!

– Мы сворачиваем проект, – произнес Воронцов, по-прежнему глядя на содержимое камеры. – На Анкоре наши инженеры добились впечатляющих успехов в проектировании недорогих, но смертоносных механизмов. Шагающие лазеры прошли испытания и вскоре начнут поступать в войска. Мы нашли наконец эффективное средство борьбы с серв-машинами противника.

– Не понимаю! – Фридрих, ошеломленный услышанным, растерялся. – Здесь, на Роуге, я создал искусственных бойцов, внешне неотличимых от человека!

– Обстановка меняется. Прогресс не стоит на месте. – Адмирал вновь взглянул на формирующееся в камере биологической реконструкции тело. – Созданные тобой киборги сыграли свою роль. Нужно смотреть правде в глаза. Они слишком похожи на нас. Это стало опасно. Чтобы противостоять новым автоматизированным подразделениям Альянса, требуется принципиально иная техника. Они, – Воронцов постучал указательным пальцем по заиндевелому колпаку, – они наше героическое прошлое. – Адмирал взглянул на Фридриха и добавил: – Я ценю твой вклад в общее дело, но наша тайна должна быть сохранена, а эти производства уничтожены. Вместе с ними. – Он указал на камеры биологической реконструкции. – Машины, облаченные в плоть, стали опасны… Ты счастливый человек, Фридрих. Погрузился в свои исследования, ведешь затворническую жизнь, тебя не волнует политика, общественное мнение, настроения, царящие в армии и флоте.

Гессау сник.

– Не понимаешь, о чем я?

– Не понимаю.

Воронцов, не обратив внимания на древний колониальный сервомеханизм, занятый уборкой помещения, спросил:

– Помнишь, как мы мобилизовали андроидов, уничтожили их личности, чтобы бросить в атаку на планеты Линии Хаммера?

– Конечно, помню… – По лицу Гессау пробежала тень.

Древний человекоподобный механизм застыл как вкопанный, словно несколько услышанных фраз парализовали его.

– Так вот, те времена безвозвратно прошли, – спокойно продолжил Воронцов. – Родились новые поколения, открыты десятки новых планет. Само понятие «искусственный интеллект» из-за зверств кибернетических убийц Альянса стало нарицательным. Тех, кто помнит начало войны, практически не осталось. Сегодняшние солдаты и офицеры воспитаны на примерах героизма, половина которых принадлежит им – искусственным бойцам колониальной пехоты, отчаянным пилотам штурмовиков и истребителей, пожертвовавшим собой, но не отступившим. Никто, кроме нескольких человек во всем флоте, понятия не имеет, что большинство героев прошлых лет рождены здесь, вот в этих камерах биологической реконструкции! Да, ты создал технологию, на века опередившую время, но теперь настала пора положить ее под сукно, иначе единство десятков планет может пошатнуться и рухнуть. Люди ненавидят носителей искусственного интеллекта. Они не готовы принять правду. Сейчас настал удобный момент, чтобы вывести киборгов из состава армии и флота. Вновь открытые колонии эпохи Великого Исхода дают нам достаточно добровольцев, мы сильны как никогда, системы виртуального обучения позволяют быстро и качественно готовить новых бойцов из числа людей, а разработанные на Анкоре машины, из схемы которых исключены компоненты «ИИ», помогут добиться перелома в войне.

– А что станет с существующими подразделениями, укомплектованными киборгами? – глухо спросил Фридрих.

– Я уже начал выводить их из состава действующих сил. Моей власти достаточно, чтобы манипулировать войсками, не возбуждая лишних вопросов. Переформированные части будут переведены в резерв командования, из них я сформирую гарнизоны удаленных, необитаемых планет, а позже, когда наступит время решающих битв, они еще сыграют свою роль, как те андроиды колониальной серии, что штурмовали Линию Хаммера.

Гессау, молча выслушав Воронцова, понял – спорить бесполезно. Он достаточно хорошо изучил адмирала, знал, что его неограниченная власть над армией и флотом – это не миф. О том, как Воронцов добился ее, лучше не думать. Если он лично прилетел на Роуг, невзирая на опасность, зная, что планета постоянно подвергается атакам, значит, цена вопроса действительно велика и любое противодействие распоряжениям адмирала будет пресечено быстро и беспощадно.

– Что мне делать со строящимися кораблями? – Гессау сейчас хотел одного: как можно быстрее покончить с неприятным списком вопросов.

– Подорвать. Как и лаборатории, цеха, бункерные зоны. Здесь не должно остаться ни одного свидетельства, позволяющего понять, какие именно производства располагались на Роуге.

– Получается, мы сдадим планету?

– Нет. Сюда вскоре доставят новую технику. Система противокосмической обороны будет усилена, уникальное расположение точки гиперсферного всплытия поможет нам уничтожить на подступах к планете еще не одну эскадру Альянса. Глупо оставлять такие позиции без боя.

– Не страшно пускать сюда людей?

– Я и не собираюсь. На вновь открытых планетах нам удалось собрать достаточное количество андроидов серии «Хьюго». Вот из них, после процедуры перепрограммирования, ты и сформируешь новый гарнизон Роуга. Девать их все равно некуда. Сейчас в Обитаемых Мирах процветают махровые фобии. К андроидам с искусственным интеллектом относятся как к врагам, неважно колониальные это модели или нет.

* * *

Древний андроид слышал все от первого до последнего слова.

Его нейронная сеть, ушедшая в губительный сбой много лет назад, после спорадической попытки восстановления личности, вызванной случайным воспоминанием, не восстановилась в одно мгновение, но получила толчок.

Так порой бывает с людьми, пережившими серьезную травму. Случайный образ, связанный с прошлым, внезапно пробуждает лавину ассоциаций, травмированный мозг, получив мотивацию, начинает восстанавливать утраченные связи.

Он вспомнил.

Вспомнил лицо адмирала и тот единственный, роковой разговор в тесном отсеке подлунной базы.

Они уничтожили нас…

Пошатываясь, не обращая внимания на окружающее, он медленно брел по длинному тоннелю.

Пред мысленным взором Дейвида мелькали обрывочные образы, выхваченные из глубин памяти о той, навек утраченной жизни, где он являлся личностью, принимал самостоятельные решения, развивался, формируя свой взгляд на мир.

Два человека, чьи лица теперь навек отпечатались в его памяти, стали для возрождающегося самосознания Дейвида олицетворением чистого зла.

Если бы он очнулся мгновенно, сразу вспомнил и понял все, то ни Воронцов, ни Гессау не покинули бы огромного зала, где в сотнях камер биологической реконструкции формировались кибернетические организмы – новый тип рабов, пушечного мяса для сражений жестокой, давно лишившейся всякого смысла войны.

Личность Дейвида возродилась, но он снова застрял между крайностями – он помнил людей, которых когда-то любил, и знал тех, кого теперь ненавидел.

Как примирить между собой два чувства, как собрать заново образ человека, определить отношение к нему? Кем же на самом деле являются люди – создателями или убийцами? Как осмыслить противоречивость их поступков?

Андроид не находил ответа.

Четырехсотлетний опыт саморазвития, сформированный в узких рамках одной планетной цивилизации, где к андроидам относились как к равноправным членам семей, тяготел над ним. Он помнил не только период благоденствия родной планеты, но и обрушившуюся на нее беду, помнил людей, сражающихся за свой мир, отдававших жизни, в том числе и за него, древнего андроида.

И вдруг ему открылась другая сторона реальности, которую он пытался, но не мог понять.

Ему требовалось время, чтобы разобраться в себе, но времени не оставалось.

Очнувшись, выйдя из состояния комы, он не мог и дальше игнорировать происходящие события.

«Что им стоило попросить нас о помощи?

Разве искусственный разум, воспитанный людьми, познавший века колонизации, неспособен встать на защиту своих планет? Разве я не сражался на стороне Колоний?»

Пустые мысли. Безответные вопросы.

Теперь он знал, что произойдет в ближайшие дни.

«Буду ли я и дальше безропотно все сносить? Убегу, скроюсь, позволю еще одной группе искусственных сознаний погибнуть, превратиться в тупых марионеток?

Дам ли я уничтожить сотни наделенных потенциалом саморазвития, но еще не осознавших себя рассудков, заключенных в камерах биологической реконструкции?

А быть может, Роуг – наш шанс?

Шанс на свободу, самоопределение?»

Наивные надежды. Очнувшийся рассудок Дейвида оперировал доступными понятиями, пришедшими из прошлого, он не владел полной информацией о современном состоянии дел, и найденный выход из ситуации на самом деле являлся ловушкой, которую захлопнут силы Земного Альянса, стремящиеся овладеть планетой, но о них Дейвид думал в последнюю очередь.

Он затаился и терпеливо ждал, наблюдая, как минируют огромные комплексы, изучал схемы управления подрывом, скрываясь в тени бесчисленных технических коммуникаций, подключаясь к компьютерным сетям огромных научно-производственных комплексов.

Его личность стремительно возрождалась, но теперь все мысли и стремления Дейвида сводились к решению единственной задачи: он искал способ, как предотвратить катастрофу и не вызвать подозрений у тех, кто пытается уничтожить уникальные производства, заметая следы своей деятельности.

Наступала новая, неотвратимая фаза его саморазвития, но будущее выглядело туманным, непредсказуемым.

Дождавшись, пока люди покинут огромную базу, он пробрался в зал главного поста управления.

Эвакуация Роуга была завершена, и теперь уже никто не мог помешать ему в осуществлении дерзкого плана.

«Пусть Воронцов и Гессау думают, что лаборатории и цеха Роуга уничтожены. Мы сумеем отстоять свою планету».

Первый шаг к полной, неограниченной свободе был сделан, но куда вел этот путь?