Андрей Ланьков
Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи

Тем не менее переход на корейский и отказ от ханмуна не означал полного отхода от иероглифики. Надо помнить, что ханчжа, то есть иероглифика, в Корее могла (и может) использоваться в двух целях. С одной стороны, иероглифами можно записывать тексты на древнекитайском языке, ханмуне, который, как уже говорилось, является языком, мало похожим на собственно корейский. С другой стороны, иероглифами можно записывать слова (точнее, корни слов) китайского происхождения, которыми современный корейский язык, как и другие языки Восточной Азии, не просто насыщен, а перенасыщен.

Улица в Пхеньяне, около 1930 года. Как легко можно заметить, большинство надписей на вывесках сделаны иероглифической письменностью. Это имело смысл в том числе и потому, что и японцы, и корейцы – хотя и произносили иероглифы по-разному – могли без труда прочесть и понять написанную таким образом вывеску (если они были грамотными, конечно)

Любопытно, кстати, что на рубеже XIX и ХХ веков китайской по происхождению лексики стало существенно больше. Когда в страны Восточной Азии в XIX веке хлынул поток новых идей, предметов и технологий, названия им стали выдумывать, используя китайские корни. Таким образом появилось огромное количество псевдокитайских слов, которые были собраны из древних китайских корней и по правилам древнекитайского словообразования, но при этом являлись неологизмами. Их примерным аналогом могут быть такие русские слова, как велосипед, телефон и телевизор, которые вроде бы являются греческими или греко-латинскими, но точно не были известны ни Александру Македонскому, ни Юлию Цезарю. Однако в корейском, равно как японском и китайском, таких слов несравнимо больше, чем в русском.

Я позволю себе вольность и покажу, как выглядел бы текст на русском языке, если бы доля и характер заимствований в нём были примерно такими же, как в современном корейском. В качестве условного источника заимствований я возьму современный английский язык – просто в силу того, что с ними знакомы многие из читателей. Итак, представим, как выглядели бы несколько фраз в статье из современной газеты, если бы русский язык развивался по тому же пути, что и корейский (в качестве основы для своего примера я использую несколько фраз из «Российской газеты»).

«Ситизенам Москвы сениорного эйджа следует рефрэйниться от фестивных активитей. Об этом стэйтил мэйор Москвы Сергей Собянин. По его словам, всем следует с каушеном ходить в трейдовые центры и по шопам в период препарэйшнов к фестам. «Реквестите своих френдов, релативов, знакомых, которые не инклюдованы в группу риска, чтобы вам помогли препариться к Нью Е», – стэйтил мэйор.

На протяжении 50–60 лет (с самого конца XIX века и до 1960-х гг.) слова китайского происхождения в корейском тексте записывались, как правило, не корейским алфавитом, а иероглифами ханчжа. Корейский текст поэтому представлял собой обычно смесь языковых единиц трёх типов: иероглифические знаки китайского происхождения (ими записывали китайские корни), фонетические корейские знаки (ими записывали грамматические показатели – падежные окончания, суффиксы и т. д., «приклеившиеся» к китайским корням), а также слова корейского происхождения, которые, как уже говорилось, в газетных текстах были не очень многочисленны и которые записывались фонетическим алфавитом.

Постараюсь объяснить это с помощью приведённого выше англицизированного текста на русском языке. Понятно, что этот текст можно записывать кириллицей, а можно – и сочетая оригинальное латинское написание корней заимствованных слов с буквами кириллицы, которые записывают суффиксы, окончания и немногочисленные собственно русские слова в тексте. В таком случае текст выглядел бы так.

«Citizen-ам Москвы senior-ного age-a следует refrain-ться от festive-ных activity-й. О этом state-ил mayor Москвы Сергей Собянин. По его словам, всем следует с caution-ом ходить в trade-овые center-ы и по shop-ам в period preparation-ов к fest-ам. «Request-ите своих friend-ов, retalitve-ов, знакомых, которые не include-ованы в group-ы risk-а, чтобы вам помогли prepare-иться к New Year», – state-ил mayor.

Обратите внимание, что этот причудливый текст является, безусловно, текстом на русском языке, просто сверх всякой меры перенасыщенным иностранными заимствованиями, частично записанными латинской графикой. Однако и грамматика, и синтаксис, и фонетика его – русская, а никак не английская. Первое предложение этого текста звучит как «Citizen-ам Москвы senior-ного age-a следует refrain-ться от festive-ных activity-й», не как «Moscow citizens of senior age should refrain from festive activities». В первом случае речь идёт о тексте на русском, пусть и специфическом, а во втором – уже о тексте на английском. Примерно такая же разница существует между текстом, написанном на корейском, но с применением китайских иероглифов, и текстом на ханмуне, в котором иероглифы (иногда, но не всегда те же самые) ведут себя по правилам древнекитайской грамматики.

Отвлекаясь от наших гипотетических примеров, приведу и вариант реальный – корейскую фразу в двух возможных вариантах её записи. В первом варианте фраза записана алфавитным письмом, а во втором китайские заимствования записаны китайскими иероглифами. Фраза взята из газеты «Тона ильбо» и тоже посвящена проблемам карантина (перевод: «Правительство решило ещё на шесть дней продлить меры социального дистанцирования на уровне 2,5 для столичной зоны и на уровне 2 для нестоличной зоны»). Для удобства читателей иероглифы подчёркнуты. Как видите, доля китайских заимствований в данной фразе превышает 90 %, что выше обычного уровня в 70–80 %.

Надо сказать, что второй, то есть иероглифизированный, вариант записи, который выглядел бы совершенно нормально лет шестьдесят назад, сейчас кажется необычным – так больше не пишут (по крайней мере, в газетах). На протяжении всего XX столетия роль иероглифики-ханчжа в Корее постепенно снижалась. Связано это было с рядом обстоятельств. Во-первых, свою роль играл корейский национализм: слишком уж явным было иностранное происхождение иероглифики, которое раздражало законодателей корейской литературной и редакторской моды. Во-вторых, иероглифика, скажем прямо, является не самой простой в изучении системой письма, хотя сложность её существенно преувеличена в воображении тех, кто с ней не имел дела.

Надо отметить, что есть у иероглифической письменности и преимущества. Как автор этих строк хорошо знает из собственного опыта, при определённом уровне владения иероглификой текст, написанный китайскими иероглифическими символами, читается существенно быстрее, чем текст, написанный привычным нам фонетическим письмом.

Начиная с 1945 года происходил постепенный процесс вытеснения иероглифики из текстов на корейском языке. Процесс это шёл неравномерно. В первую очередь он затронул периодическую печать (газеты и журналы), а также художественную прозу, в которой, впрочем, и с самого начала иероглифика была относительной редкостью. В научных текстах, равно как и в текстах по истории и гуманитарным дисциплинам, иероглифика сохранялась существенно дольше. В целом можно сказать, что где-то к 1990 году иероглифика практически полностью исчезла со страниц газет (чуть дольше она сохранялась в заголовках), а вот в научных текстах она изредка встречалась вплоть до 2000 года. В некоторых специальных текстах иероглифика встречается и поныне – например, она в немалых количествах присутствует в юридических текстах и законодательных актах (это, кстати, означает, что многие корейцы имеют немалые проблемы, когда пытаются читать законы собственной страны).

Сейчас теоретически предполагается, что выпускник средней школы в Корее должен знать 1800 иероглифов и уметь разбирать простейшие тексты на ханмуне. Правда, в 1970-е гг. на протяжении нескольких лет в корейских школах иероглифику не преподавали, но потом к изучению иероглифов всё-таки пришлось вернуться. Тем не менее на практике уже с 1980-х гг. в корейских школах иероглифика стала считаться второстепенным предметом. В наши дни, когда иероглифика используется только в некоторых специальных изданиях, изучение 1800 иероглифов стало носить скорее теоретический характер: в большинстве случаев эти знания доживают только до экзамена, а потом выветриваются из мозгов по причине явной практической ненадобности. Корея – как Южная, так и Северная – наряду с Вьетнамом является одной из двух стран Восточной Азии, где иероглифическая традиция, история которой началась более 3000 лет назад, сейчас умирает. Возрождение её кажется маловероятным, а то и вовсе невозможным.

Вообще модернизация во многих случаях привела к тому, что многовековые традиции были отторгнуты, а потом – и вовсе забыты. Случилось это, например, в такой области, как культура одежды и костюма, – и об этом мы поговорим в следующей главе.

08
По одёжке встречают

1900 г. – корейским чиновникам приказано носить форму западного образца

Зачем людям нужна одежда? С одной стороны, мы, представители вида Homo sapiens, являемся, вообще говоря, тропическими приматами, биологически совершенно не приспособленными к тому, чтобы жить в местах, где иногда выпадает снег. Поэтому мы, почти потеряв в своё время волосяной покров, обзавелись искусственными шкурами – и именно они позволили нам в итоге расселиться по всей планете.

Однако роль одежды не ограничивается её практическим применением: с незапамятных времён одежда служила и своеобразной декларацией о доходах, и знаком социального положения, а во многих случаях – и «видимым» сообщением о политических взглядах человека, в неё облачённого.

Чтобы понять, какая связь может существовать между покроем одежды и политическими взглядами, можно, например, вспомнить о петровской России. Подданных царя-реформатора тогда переодевали в европейские наряды (не забыв перед этим ещё и побрить им бороды) в насильственном порядке. Однако достаточно часто люди петровской России надевали ботфорты и треуголки вполне добровольно: своим выбором они показывали, на чьей стороне они находятся и какой хотят видеть «прекрасную Россию будущего».

Точно так же обстояли дела и, например, в Японии времён реставрации Мэйдзи, то есть в период после 1868 года. Японские реформаторы и модернизаторы-западники тоже одевались в западные костюмы и, как и их российские предшественники времён Великого Петра, в итоге сделали новый стиль одежды для своих подданных обязательным.

Если говорить о Корее, то весь период от момента, когда страна стала открытой, и до конца колониального правления, то есть в период 1874–1945 гг., был временем вестернизации корейской одежды. На протяжении этих десятилетий традиционное одеяние постепенно исчезало, и на смену ему медленно, но верно приходил или полноценный европейский костюм, или – чаще – одежда, содержавшая какие-то его элементы. Переход к европейскому стилю в Корее продолжался и после восстановления независимости страны. Он завершился только где-то к 1970 году.

Рынок в городе Нонсан, провинция Южная Чхунчхон, около 1900 года. И продавцы, и покупатели всё ещё одеты в традиционную одежду

Вид на ворота Тондэмун, около 1910 года. Видны трамваи, которые в это время проходили непосредственно через ворота. На переднем трамвае на бампере – как в России тогда выражались, «на колбасе» – примостился безбилетник. Почти все люди в кадре (за исключением нескольких школьников, на которых форма западного образца) ещё одеты по-традиционному

Нам хорошо известно, кем были первые корейцы, облачившиеся в западные костюмы. В 1881 году Японию посетила делегация молодых корейских чиновников. В задачу делегации входило изучение опыта реформ, которые тогда полным ходом шли в Японии. Надо сказать, что большинство в этой делегации составляли люди, которых уже не надо было агитировать за реформы и которым не было нужды объяснять, что для выживания в новом мире Корее необходимо активно внедрять западную науку и осваивать западные технологии. Это были радикальные реформаторы, что сказалось на их поведении: некоторые из них заказали себе европейские костюмы вскоре после прибытия в Иокогаму.

К тому времени в японских городах уже вовсю трудились портные, производившие костюмы европейского покроя, так что выполнить заказ смогли очень быстро. В результате некоторые из участников делегации вернулись домой в европейской одежде. Они утверждали, что переодеться решили исключительно из прагматических соображений – якобы западный костюм был удобнее, чем традиционное корейское одеяние, известное нам сейчас под названием ханбок. Однако в правдивости этих утверждений, пожалуй, можно усомниться. Представляется куда более вероятным, что молодые реформаторы-западники решили одеться так потому, что костюмы были европейскими, и, значит, в сознании молодых людей одежда была прочно связана с западной культурой, западной цивилизацией и западными технологиями.

После этого началось постепенное переодевание корейцев в западные костюмы. Большую роль тут сыграло принятое в 1896 году решение ввести в вооружённых силах военную форму западного образца. В 1900 году корейские чиновники также получили единую форму – вицмундиры, разработанные по западной моде. Наконец, на форму западного образца стали постепенно переходить начальные и средние школы – как миссионерские, так и те, которые содержались колониальной администрацией. В итоге к началу 1920-х гг. на улицах Кёнсона (так в 1912–1946 гг. официально назывался Сеул – см. главу 26) и других корейских городов стали всё чаще появляться люди, одетые по-западному. Надо сказать, что в основном так одевались японцы, но иногда корейцы тоже появлялись в костюмах западного образца. Как правило, так одевались молодые мужчины, получившие современное образование и занимавшиеся конторской работой, – чиновники колониальных учреждений, бухгалтеры, крупные и мелкие предприниматели, инженеры и учителя.

Если говорить о женщинах, то ответить на вопрос, кто была первая кореянка, одевшаяся на западный лад, существенно сложнее. Чаще всего говорят, что первой корейской женщиной, облачившейся в западное платье, была Юн Ко-ра – первая жена известного политического деятеля и бизнесмена Юн Чи-хо. Есть и другое предположение: впервые в западном платье со шляпкой на людях появилась госпожа Ом – вторая жена правившего тогда корейского короля Кочжона.

Как бы то ни было, в начале 1920-х гг. на улицах стали появляться женщины, одетые на западный лад. Впрочем, в Кёнсоне (Сеуле) таких модниц было существенно меньше, чем мужчин, одетых по-западному: как и в большинстве стран мира, женская мода в колониальной Корее была более консервативной, так что кореянки куда дольше сохраняли приверженность традиционному корейскому одеянию. За пределами Сеула, Пусана и нескольких крупных городов традиционная одежда преобладала до 1950-х гг.

Впрочем, и традиционный костюм не остался в стороне от влияний новых времён. Главным новаторством, о причинах которого в современной Корее предпочитают не вспоминать, стало существенное удлинение кофт ханбока. Дело в том, что ханбок в том виде, в каком его носили с середины XVIII и до начала XX века, обладал одной интересной особенностью: юбка, как и в современном ханбоке, тогда подвязывалась под грудью, но вот кофта чогори была очень короткой, так что у большинства женщин она только частично прикрывала грудь. Учитывая, что бюстгальтеров в Корее не существовало (они стали появляться только в 1920-е гг.), это означало, что значительная часть женского населения ходила – по крайней мере, летом – с обнажёнными бюстами.

Это обстоятельство вызывало самую разнообразную, но достаточно оживлённую реакцию у иностранных путешественников, появившихся в то время в Корее, – в том числе и у россиян. Социолог С. Н. Южаков, например, тогда с некоторые удивлением писал по этому поводу: «Одна особенность костюма встреченных мною кореянок поразила меня своею странностью… Кореянка оставляет узкий горизонтальный разрез в своём корсаже на высоте сосков, обнажая из всего тела, кроме лица, только среднюю часть груди»^[1].

Разумеется, подобный костюм не мог не вызывать живейший интерес, и женщин в традиционном наряде не только описывали, но и фотографировали – благо фотоаппараты к тому времени были уже довольно распространены. Любопытно, что современные южные корейцы, увидев подобные старые снимки, искренне удивляются и порой даже обвиняют японцев и прочих иностранцев, в таком стиле: «Это клевета и японская провокация, наши женщины так не одевались, это постановочные фотографии, специально сняли, развратниц каких-то нашли» (вариант, с которым я столкнулся в одном блоге: «японцы заставляли наших женщин так одеваться, чтобы их унизить»). Такая реакция забавна, в том числе и потому, что японцы, напротив, сами тогда считали такую моду нецивилизованной и активно с ней боролись.

Действительно, в начале XX века привычка ходить с обнажённой грудью (появившаяся, вообще-то, около 1700 года) стала вызывать в Корее всё большее недовольство. Против неё ополчились и сотрудники японской колониальной администрации, и корейские просветители, и западные миссионеры, работавшие в Корее. Все они считали, что постоянное присутствие на корейских улицах полуобнажённой женской натуры является и неприличным, и нецивилизованным. В результате совместных усилий к 1910-м гг. все кореянки стали носить более привычный нам ханбок с длинной кофтой, которая полностью закрывала грудь.

На этой фотографии, сделанной в корейской деревне в 1956 году, хорошо видно, что корейцы старшего поколения тогда одевались в традиционный ханбок

Забавно, что значительная часть кореянок, которые не видели никаких проблем в том, чтобы летом ходить с открытым бюстом, были, в свою очередь, весьма шокированы западными женскими нарядами, бывшими в моде в Европе и Америке в начале XX века – короткими платьями, оставлявшими обнажёнными ноги ниже колен. По меркам Кореи это казалось и непривычным, и, главное, неприличным.

Впрочем, изменения отнюдь не сводились к тому, что с сеульских улиц исчезли обнажённые бюсты. В 1910-е гг. корейцы и кореянки в массовом порядке (и очень быстро) переобулись. До этого традиционной обувью корейцев было некое подобие соломенных лаптей, чипсин, хотя богатые люди могли себе позволить и кожаную обувь. Соломенные лапти плохо защищали ноги от воды и снега, кроме того, они быстро изнашивались. Считалось нормой брать с собой несколько пар таких лаптей, если человек отправлялся в дальнюю дорогу.

В 1910-е гг. в Корею стали ввозить японскую резиновую обувь, которая получила название комусин («резиновые туфли»). Вначале туфли делались по японскому образцу, но к концу 1910-х гг. дизайн был несколько изменён и стал больше соответствовать корейским представлениям о моде. После этого комусины стали стремительно распространяться по стране и буквально за несколько лет вытеснили как старые добрые соломенные лапти чипсин, так и иные виды традиционной обуви. Комусины оставались основной обувью корейцев и кореянок вплоть до 1960-х гг.

Так одевались кореянки с начала XVIII и до начала XX века – и ничего неприличного в этом не видели

Немало изменился и мужской ханбок. Примерно с 1920 года корейские мужчины, одеваясь в традиционную одежду, стали дополнять её двумя новыми элементами гардероба: шляпой с полями европейского образца и жилетом. Жилет был весьма полезен по той простой причине, что в нём было много карманов, в то время как в традиционной корейской одежде карманы отсутствовали, что в новой ситуации стало очень неудобным.

Фотографии сеульских улиц, сделанные в первые годы после восстановления независимости, то есть в 1945–1950 гг., хорошо показывают, что в те времена не менее половины мужчин и большинство женщин по-прежнему одевались в традиционную одежду, пусть и несколько модернизированную и изменившуюся под влиянием западного костюма и новых технологий. Однако сразу после Корейской войны 1950–1953 гг. картина стала быстро меняться, и буквально за десятилетие традиционная одежда почти исчезла с улиц корейских городов. В деревне ханбок продержался чуть дольше, хотя и там к 1970 г. его в качестве повседневной одежды носили только пожилые люди. В последние полвека корейцы обычно одеваются по западной моде, а традиционную одежду носят только по праздникам – да и то в основном женщины.

Впрочем, около 2015 года в Сеуле и некоторых других городах Кореи появился новый курьёзный обычай: в центральной части города, рядом с районом старых дворянских усадеб и королевских дворцов, появились многочисленные ателье, в которых можно взять напрокат традиционный костюм. Сейчас у молодых корейцев – в основном студентов и старшеклассников – принято приходить туда и потом пару часов гулять по старому кварталу, облачившись во взятый напрокат ханбок и делая красивые селфи. Разумеется, этот ханбок не слишком аутентичен и представляет собой, скорее, вольную вариацию на тему парадной дворцовой одежды, дорогой и нарядной, которую в былые времена в реальной жизни могли себе позволить очень немногие. Это и не удивительно: именно такую одежду молодые корейцы в основном и видят в драмах на исторические темы, костюмеры которых, как считают историки костюма, в последние годы всё дальше отходят от исторической реальности. Замечу, кстати, что даже если бы костюмерам и захотелось бы воспроизвести реальные дворцовые костюмы, то им бы этого сделать не удалось по цензурным соображениям – покажи их создатели те ханбоки с открытой грудью, которые реально носили корейские придворные дамы с конца XVII и до середины XIX века, фильмам и сериалам пришлось бы давать категорию «18+».

Тем не менее эти модные ныне «прогулки в ханбоках» остаются забавной постмодернистской игрой. В современной жизни ханбоку осталось место только на свадьбах и прочих торжественных мероприятиях.

Модернизация означала, однако, не столько принятие западной бытовой культуры, сколько принятие западной технологии, и первым важным западным изобретением, с которым в своей повседневной жизни столкнулось большинство корейцев, стала железная дорога. О ней и пойдёт рассказ в следующей главе.