bannerbannerbanner
Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Андрей Квакин
Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Характеризуя деятельность большевистской власти в годы «военного коммунизма», И. Г. Лежнев подчеркивал, что «не безделье, а бесплодие труда было бичом революции. Все подвергалось «учету», кроме производительности труда… Всеобщий чиновничий стаж, военное обучение, пешее хождение, стояние в хвостах очередей, всеобщее, но прямое, часто тайное и отнюдь не равное пайкотаскательство, – всеобщее народное бедствие, связавшее всех единой круговой порукой»[152]. По мнению Н. В. Устрялова, «политика реквизиций и конфискаций вызвала со всех сторон органический протест, а запрещение торговли – всеобщее неповиновение. Человек, решивший подчиниться коммунистическим декретам, умер бы с голода через пару недель – ибо «легально», кроме восьмушки сомнительного хлеба и тарелки бурды из гнилого картофеля, достать было нечего. Вся страна, включая самих коммунистов, жила вопреки коммунистическим декретам, вся Россия «спекулировала»[153].

Путь постепенного возвращения большевистского государства к нормальным для демократического общества условиям хозяйственной жизни, вызванный провозглашенной «новой экономической политикой», встретил поддержку в среде сменовеховцев. Социально-политическая ситуация начала 1920-х годов создавала иллюзию различных альтернатив своей возможной экспериментальностью. Значительной частью интеллигентской общественности революция воспринималась лишь как момент радикального обновления, возможность начать все заново. В этих условиях сменовеховство превратилось в широкое, но внутренне неоднородное общественно-политическое течение, широко распространившее свое идейное воздействие как внутри страны, так и в эмигрантских слоях.

Правда, сменовеховцы неоднократно ставили вопрос о гарантии прочности объявленного большевиками курса и приходили к различным вариантам ответа. Так, по мнению Ю. В. Ключникова, «опасность коммунистического рецидива вовсе не изжита Россией, так как отход наших коммунистов на буржуазные позиции есть чисто тактическая мера. Он может затянуться и углубиться, но может так же внезапно прерваться. В этом случае все новое будет зависеть уже не от него самого, а от того, какова будет обстановка в других странах»[154]. Если экономические и политические дела Запада будут улучшаться, считал Ю. В. Ключников, почва для всякого рода коммунизма будет все больше уходить из-под ног советского правительства. Напротив, если политическая неразбериха, экономические нехватки и постоянные военные угрозы будут усиливаться на Западе, «то и «коммунистическая зараза» непременно будет все усиливаться и усиливаться, доколе есть поводы для революции»[155]. А С. Лукьянов считал, что если западноевропейские и американские правящие классы «своею внутренней и международной политикой сумеют создать и поддержать такие объективные условия, при которых противоречия внутренней и международной жизни всех стран окажутся устраненными и сглаженными, то для советской власти станет невозможен, а главное, не нужен возврат к революционной тактике «немедленного коммунизма»[156].

С другой стороны, Н. В. Устрялов, соглашаясь с Ю. В. Ключниковым и С. С. Лукьяновым, что «нэп» у коммунистов только тактическая мера для достижения прежних целей, утверждал, что повернуть «назад к коммунизму» им не удастся, так как «пролетарская власть, сознав, наконец, бессилие насильственного коммунизма, идет на уступки, вступает в компромисс с жизнью, принимает меры для хозяйственного возрождения страны, не считаясь с тем, что они «буржуазной» природы»[157]. В этих мерах заинтересованы самые широкие слои населения, которые не допустят возврата «военного коммунизма». Следовательно, по Н. В. Устрялову, плоды «нэпа» будут обладать силой непреодолимой даже для самих авторов и неизбежно приведут к эволюции большевиков.

С точки зрения сменовеховцев, «нэп» – это результат экономической политики «военного коммунизма», из-за которой страна пришла в состояние крайнего обеднения, ее производственный, обменный и распределительный аппараты расстроены, наблюдается тяжелый кризис недопроизводства. В условиях, когда страна нуждается в безграничном количестве различных потребительских ценностей, задача «новой экономической политики» состояла в том, чтобы максимально использовать производительные силы в ликвидации экономического кризиса. В связи с этим сменовеховцы неразрывно связывали процесс преобразований в экономической области с постепенным ограничением «сферы государственного коллективизма за счет расширения сферы частной инициативы»[158]. Приветствуя меры большевиков, направленные на частную денационализацию промышленности и легализацию частной торговли, С. С. Лукьянов, в частности, делал вывод о том, что в будущем в России «должна будет сохраниться собственность частная, снова «неприкосновенная» в силу своего государственно-полезного характера»[159]. И. Г. Лежнев считал, что «частная инициатива – охранительная форма производства, поставлена на службу отечественного производства, стало быть, – интересов государства. Частная инициатива и государственное регулирование должны создавать взаимно то равновесие, которое жизненно необходимо в нашу переходную эпоху»[160].

Государственно-полезный характер частной инициативы сменовеховцы видели в ее способности быстрого восстановления нарушенных хозяйственных связей между городом и деревней, вовлечения в сферу материального производства убыточных государственных предприятий. Исходя из этого, сменовеховцы полагали, что по отношению к мелким и средним предприятиям государство могло бы «провести принцип полной денационализации, поручив в отношении наиболее важных предприятий местного значения надзор органам местного экономического управления, минуя государственный центр»[161]. Однако к «предприятиям, имеющим кардинальное значение в экономике страны, как то: крупным комплексам металлургических, машиностроительных заводов, текстильных фабрик, угольных копей, государство должно и в дальнейшем сохранить нечто большее, нежели контроль, например, в форме делового участия и в руководстве им»[162]. Тем самым, предлагая такую форму государственно-частных хозяйств в крупной промышленности, сменовеховцы считали всякую попытку пойти дальше по пути «освобождения частной инициативы» на данной ступени экономического развития России «шагом экономически и социально реакционным»[163].

 

Вариантом возрождения российской промышленности сменовеховцы считали укрепление единоличных крестьянских хозяйств. Разруха глубоко затронула сельское хозяйство, продукция которого в 1921 г. уменьшилась вдвое. И одной из первоочередных задач «нэпа» должна стать «действительная консолидация завоеваний крестьянства»[164]. Обеспечивающая «владение землей в виде цельных единоличных участков»[165].

По мнению сменовеховцев, выход из тяжелого продовольственного положения, в котором оказалась Россия в начале 1920-х годов, в том, чтобы деревня стала работать на рынок. А для этого, помимо мер, направленных на поднятие крестьянского хозяйства и на восстановление в нем специальных культур для промышленности, необходимо предоставить простор процессу расслоения и дифференциации среди крестьянства, возникновению крупных и сильных хозяйств, которые были бы способны поднять производительность сельского хозяйства и вырабатывать излишки продуктов для рынка. Этому, по словам Н. В. Устрялова, способствовали бы дальнейшие реформы советской власти, обеспечивающие действительное развитие производительных сил страны. И «тогда за ними должны прийти и созидательная буржуазия – выдвинутая и закаленная революцией, – и в первую голову, конечно, тот «крепкий мужичок», без которого немыслимо никакое оздоровление нашего сельского хозяйства, основы экономического благополучия России»[166]. И. Г. Лежнев с удовлетворением замечал, что «под знаком НЭПа встает все наше крестьянское хозяйство. Ведь это, по меньшей мере, 90 % всего нашего хозяйства. НЭП крестьянский – сплошь трудовой и производительный»[167]. А это повлекло за собой расширение социальной базы советской власти, так как «после беднейших были признаны и бедные, потом – середняки, а теперь – и кулачки… кооперативные, – арендаторы с правом маленькой эксплуатации наемного труда»[168].

Подчеркивая, что в большевистском государстве политическая власть слита с экономической и тем самым открыт большой простор для волюнтаристских политических влияний на экономическую жизнь, сменовеховцы предупреждали о недоступности развития социалистических элементов народного хозяйства через репрессивные меры к частным элементам. Н. В. Устрялов отмечал, что вытеснять частный капитал государственным и кооперативным нужно «не мерами репрессий, а путем экономических усилий государства», так как, не предъявив ничего взамен вместо частного капитала, административные меры могут привести к деградации народного хозяйства и экономическому упадку, «страна окажется обреченной на перманентное полуголодное существование, а «смычка» с деревней вступит в полосу новых испытаний»[169]. По Н. В. Устрялову, ликвидировать в стране частный капитал – «значит зарезать курицу, несущую государству золотые яйца» не только в форме производства продуктов труда и насыщения ими рынка, но и в форме налогообложения. Так, к концу 1920-х годов в результате провозглашения «новой экономической политики» сумма прямых налогов с капиталистических элементов приближалась к 300 миллионам рублей, что составляло примерно половину налогов, взимавшихся с населения[170]. Известно, что политика «раскулачивания» крестьянских хозяйств, начатая в конце 1920-х годов, привела к исчезновению хлебного экспорта из торгового баланса государства, что поставило под угрозу программу индустриализации, выполнение которой в значительной мере зависело от зарубежных поставок оборудования.

Немаловажное место в условиях «нэпа» сменовеховцы отводили проблеме кооперирования населения. По словам профессора Г. Швиттау из идеологически близкого сменовеховству журнала «Экономист», роль кооперации должна будет возрасти, потому что она предполагает наиболее равномерное распределение продуктов труда среди самих производителей. Кроме того, «пока крупный капитал будет медленно и постепенно захватывать в сферу своего влияния отдельные отрасли промышленности, вся необозримо-огромная область сельского хозяйства со столь значительными отраслями, как скотоводство, льноводство, лесоводство, хлопководство, с массой отраслей мелкого ремесленно-кустарного производства могут быть кооперированы немедленно и во всем своем целом»[171]. Признавая целесообразность кооперирования населения, профессор Л. Литошенко подчеркивал, что задача кооперации лежит в сокращении экономического неравенства, которое «может заключаться только в поднятии уровня низших доходов, но не в насильственном уничтожении высших. Кооперация может рисоваться как идеал общества с преобладанием средних доходов, достигших довольно значительной абсолютной величины»[172]. Дальнейшее развитие кооперации, по мнению Г. Швиттау, «не только не противоречит советскому строю, но, напротив, способно его лишь усилить и укрепить»[173]. Следовательно, большевистская власть должна быть заинтересована в широчайшем применении кооперации для хозяйственного возрождения страны, привлекающей к себе все основные производительные силы и обслуживающей «все основные нужды всего русского трудового населения»[174].

Эффективным средством для возрождения народного хозяйства являлась бы рациональная политика в отношении банков и финансов. Сменовеховцы предусматривали денационализацию банков, так как их национализация привела к остановке делового оборота денежных средств и к потере таких функций, как финансирование предприятий, выдача кредитов на товары и прочее. Предполагалось, наряду с Государственным банком, допустить «к широкой деятельности кредитные учреждения общественного типа, построенные на кооперативных началах, и, по мере возрастания и расширения промышленности и торговли с их запросами к денежному рынку, частные банки»[175]. В то же время представлялось обязательным «введение государства в каждый частный банк в качестве одного из крупнейших акционеров для надзора за финансовой деятельностью и получения прибыли для экономического возрождения России»[176].

Допущение банков ставило вопрос об оздоровлении денежной системы. Сменовеховцы предполагали, что данная работа должна будет заключаться в целом ряде последовательно проведенных большевистским руководством мер общего характера: «1. Исправление государственного бюджета в сторону сокращения его расходной стороны. В современных условиях это означало бы: а) сокращение кадров государственных чиновников и служащих; б) крайнюю экономию во всех отраслях государственной работы; в) в области государственных предприятий охранение лишь тех, которые являются доходными, с тем чтобы убыточные были переданы в руки частной инициативы или закрытия; г) ограничение ввоза из-за границы предметов непроизводственного потребления. 2. В доходной части бюджета – стремиться к ее увеличению, для чего: а) отказаться от бесплатных услуг, где это только возможно; б) установить довольно значительное налоговое обложение; в) увеличить производство в доходных предприятиях государства; г) вести нормальные ввозные таможенные пошлины. 3. В финансовом отношении необходимо будет: а) ограничить до минимума печатание новых денежных знаков (эмиссию); б) создать резервуар для добровольного притока народных сбережений; в) широко развить вместо наличных платежей систему расчетов, перечислений, выдачи чеков; г) добиться всеми способами внутреннего и заграничного кредита, причем полученный кредит направлять на созидательные цели, на действительное поднятие производительных сил страны»[177].

 

Непременным условием хозяйственного возрождения страны сменовеховцы считали активное привлечение большевистской властью к сотрудничеству широких слоев интеллигенции. «Надо прямо сказать, – писал И. Г. Лежнев, – что одной из важнейших предпосылок культурно-экономического возрождения является пересмотр отношения руководящих кругов к интеллигенции. Ее ответственная роль в производстве и культурном развитии недооценивается»[178]. Сменовеховцы неоднократно призывали большевиков не упрощать проблему сотрудничества и не сводить ее только к вопросу об отношении к советской власти, так как от интеллигенции зависит поднятие культурного уровня страны, подготовка квалифицированных кадров для народного хозяйства, научный и технический прогресс. По их мнению, «все, кто искренне желает хозяйственного возрождения нашей страны, должны научиться ценить наряду с трудом физическим – труд квалифицированный, хозяйственно-организующий»[179].

В условиях «нэпа», с точки зрения С. Андрианова, «неизбежно сотрудничество сил, доселе исключавших друг друга. Крепнет спрос на профессии и знания, на практические и даже бытовые навыки, которые еще вчера представлялись ненужными, даже вредными. Для образованного слоя начинают открываться возможности приложить свою энергию к привычным видам труда»[180]. Сменовеховцы подчеркивали, что перед большевиками стоит задача создания в стране культа квалифицированного работника, производителя, организатора, так как человеческий фактор в производстве материальных благ играет решающую роль. Н. В. Устрялов считал, что необходимо воспитать в стране «новое поколение хозяйственников, деловиков из рабочих, кооператоров, людей живого опыта, практиков «американской складки», с личной инициативой, энтузиазмом работы»[181]. А это станет возможным лишь в том случае, если в стране будет соблюдаться «принцип сочетания начала частного, индивидуалистического, с началом государственным, общественно-необходимым»[182].

Успех экономического возрождения России во многом будет зависеть от налаживания внешнеэкономических связей, и, по выражению сменовеховца С. Андрианова, «НЭП» внутренний неизбежно ведет к «НЭПу» дипломатическому»[183]. Большевистским правительством был принят ряд конкретных мер в этом направлении. С. Лукьянов отмечал, что новым стало разделение функций Наркоминдела и Коминтерна, так как «во внешней политике «немедленная мировая революция» утратила свое регулярное значение в отношении конкретных шагов русского правительства, при отстаивании им международного положения РСФСР»[184]. Такое «эволюционизирование вправо русского коммунизма» давало возможность державам Запада «избежать мировой революции не борьбой с Советской (коммунистической) Россией, а примирением с нею именно как с таковой»[185]. Сменовеховцы подчеркивали, что дипломатическое признание Советской России необходимо и для нормализации международных экономических связей, так как долгое отсутствие нашей страны на внешнем рынке наносило вред не только ее внутренней экономике, но ощутимо сказывалось и на экономике других стран. «Европе нужна хозяйственно-оправляющаяся Россия, – писал И. Г. Лежнев, – а России нужна экономически крепкая Европа»[186]. Изменение социально-экономического строя в России, с точки зрения сменовеховцев, вовсе не означало, что экономические связи с другими государствами должны быть разорваны, необходимо развивать их во взаимных интересах на основе политических компромиссов. «Если новая экономическая политика есть большевистский термидор, – писал Ю. В. Ключников, – то Каннская резолюция о том, что державы не претендуют на указывание друг другу правительственных режимов и обязательность для каждого из них режима собственности, есть термидор буржуазный. Начинается процесс двустороннего взаимного мироприспособления – требовательной русской революции к условиям иностранной жизни и буржуазии разных стран к требованиям русской революции. Это именно тот двойственный процесс, который мы все время считали единственным способом избежать мировых катастроф»[187]. Со своей стороны Ю. Н. Потехин подчеркивал, что «ближайший этап всемирной истории определится неизбежным компромиссом между Советской Россией и остальным миром. И чем дальше в этом компромиссе западный капитализм пойдет навстречу нуждам и идеалам новой, но в свою очередь считающейся с реальными экономическими условиями России, тем безболезненней и быстрей все человечество выйдет на пути истинного эволюционного прогресса»[188].

Сменовеховцы призывали российскую политическую эмиграцию «помочь иностранцам понять и осмыслить русскую революцию», примирить «цивилизованный мир» с Новой Россией». «Как никогда, Россия нуждается в помощи иностранцев, – писал Н. В. Устрялов, – и русские люди обязаны добиваться этой помощи, прилагая все усилия, воздействуя на иностранное общественное мнение и, сколько возможно, на правительства. Единым фронтом, единым разумом, единой волей внедрять в сознание мира факт преобразующейся России»[189].

Налаживанию нормальных экономических отношений с другими странами в значительной степени препятствовал нерешенный вопрос о внешнем долге России. Сменовеховцы считали, что наиболее желательным для страны был бы отказ Запада от чрезмерных требований в вопросах выплаты большевистской Россией старых государственных долгов и предоставление ей кредитов на восстановление экономики. Для решения вопроса о внешней задолженности России сменовеховцы предлагали ряд мер. На 1 января 1918 г. внешняя задолженность составляла 4,2 миллиарда золотых рублей довоенного и 7,428 миллиарда золотых рублей военного долга. Но так как военные займы Россия брала во время мировой войны, которую она вела в интересах бывших союзников, то эти страны, по мнению сменовеховцев, большую часть своих затрат компенсировали «территориальными приобретениями и контрибуционными уплатами»[190]. Несправедливость выплаты военной задолженности сменовеховцы аргументировали еще и тем, что военный долг в большинстве случаев есть долг на «право пролития своей крови». «Россия понесла убитыми 41,2 % всех союзнических потерь, и за это Россия оказалась бы еще в неоплатном долгу? Или нынешнее русское правительство не является преемником старого, и тогда союзники признают, что они должны были оплачивать тех бескорыстных людей, которые за них жертвовали жизнью, или же Советы являются правопреемниками старых правительств, и тогда где же союзнические отношения?»[191] По статье 116 Версальского трактата Россия не получила от побежденной Германии контрибуционные выплаты, которые, «по подсчетам финансистов, могли бы составить около 42 миллиардов франков золотом»[192].

Сменовеховцы считали, что «еще довольно большая часть государственного долга подлежит списанию с русских счетов на счета тех самостоятельных государственных образований, которые были выкроены из территории довоенной России, а так как процент населения довольно большой, то и часть долга существенная»[193]. В то же время сменовеховцы предлагали советскому правительству учитывать и то обстоятельство, что в заграничных банках «хранятся принадлежащие России ценности, в разное время секвестрированные или принятые на хранение союзными правительствами. По подсчетам докладной записки в Лигу Наций, эти ценности (золотом и бумажными ценностями) составляют 2680238250 золотых франков»[194]. Исходя из этого, сменовеховцы делали вывод о том, что получилась сравнительно небольшая внешняя задолженность, которая «должна потерять всякий удельный вес среди доводов против возможности предоставления России новых кредитов»[195].

Оставшиеся долги сменовеховцы предлагали конвертировать, а для этого требовалось, чтобы советское правительство добилось бы у мирового сообщества права удовлетворить держателей займов в действующей валюте, а не в валюте 1914 г. Практическую выгоду от этого они видели в том, что вследствие понижения золотого курса европейских валют будут понижаться и платежи в золоте по довоенному государственному долгу. Учитывая, что во Франции было помещено ¾ довоенного долга, а курс франка в начале 1920-х годов упал в два раза, то, соответственно, и выплаты России в золоте уменьшились бы в два раза. Ликвидацию основной части долга сменовеховцы предлагали отсрочить на время, «в течение которого Россия успела бы завершить процесс своего экономического возрождения и оздоровления своих государственных финансов»[196]. Следовательно, и «интересы Франции не в том, чтобы попытаться выколотить консолидированный долг, а в том, чтобы восстановить поприще, на котором французская энергия могла бы создавать новые и новые ценности»[197]. Таким образом, выполнение долговых обязательств России сменовеховцы ставили в прямую зависимость от восстановления экономики, которая сама нуждается в помощи иностранных государств.

Сменовеховцы сделали принципиальный вывод: «Положение о том, что Россия без кредитов со стороны иностранных держав не в состоянии будет достичь сколько-нибудь серьезных результатов в деле экономического возрождения – стоит вне споров»[198]. Самым приемлемым из всех видов кредита сменовеховцы считали денежный долгосрочный заем, так как предоставление других форм кредита (натурального или промышленным капиталом) означало бы зависимость от кредиторов[199]. Однако, с точки зрения сменовеховцев, был бы неприемлемым открытый доступ в страну иностранного капитала, который, «придя в Россию и укрепившись там, постарается забронировать себя от неудобного ему контроля со стороны государства»[200]. Эти суждения опровергают надуманные рассуждения некоторых большевистских деятелей и их последователей в общественно-политической литературе, утверждавших, что для сменовеховцев были характерны планы «передачи России мировому капиталу»[201].

Для сменовеховцев была, наоборот, характерна забота о создании условий, благоприятствующих получению страной иностранных займов. Для этого внешняя политика большевиков должна быть направлена «на достижение реальной экономической связи с западными державами»[202]. Налаживание взаимовыгодных торговых отношений с другими странами позволило бы России сберечь оставшийся золотой фонд, который расходовался бы большевиками «на приобретение предметов первой необходимости»[203]. Вместо золота Россия смогла бы расплачиваться другими товарами, прежде всего продуктами сельского хозяйства. Один из представителей сменовеховского течения писал: «Когда стабилизация внутренних социальных отношений на основе твердой законности, предоставляющей необходимый минимум хозяйственных гарантий, осуществится, русское сельское хозяйство сможет осуществить накопление. С ним начнется экономическое взаимодействие с индустриальными странами Европы»[204]. Россия должна выходить на мировой рынок страной сельского хозяйства, так как «максимальный интерес индустриальная Европа питает к восстановлению экспорта русских сельхозпродуктов»[205]. Если России удастся насытить Европу более дешевой продукцией сельского хозяйства по сравнению с американской и австралийской, то «экспорт европейского капитала в форме продуктов тяжелой индустрии и металлообрабатывающей промышленности не заставит себя ждать. В этом виде он имеет готового потребителя в русском транспорте и металлургической промышленности, которые будут обслуживать восстанавливающееся сельское хозяйство и добывающую промышленность»[206].

Вместе с тем, по мнению сменовеховцев, нормальное развитие внешнеэкономических связей невозможно без «немедленного общего умиротворения вдоль всех русских границ»[207]. Россию нужно «превратить в такой международный фактор, который силой своего влияния устранил бы раз и навсегда возможность враждебных международных коалиций»[208]. Этому могла бы способствовать политика сближения США и России, так как «Вашингтон и Москва вместе – это мир всего мира, прогресс и свобода»[209]. Сменовеховцы также считали, что «Россия должна призвать всю помощь, которую ей может дать энергия и знания германцев… русскому народу нужна дружба и Франции, и Англии, и всего мира»[210]. Большое значение они придавали налаживанию торговых отношений с этими и другими странами. Так, например, сменовеховец С. Андрианов замечал, что Германия, лишенная после войны основных рудных районов, вынуждена ввозить дорогое сырье из Скандинавии и Испании, а высокие ввозные пошлины европейских стран закрыли дорогу на их рынок дешевым немецким товарам. Исходя из этого, им делался вывод о том, что «для промышленной Германии сейчас становится вопросом жизни и смерти связаться как можно скорее и теснее с русским сырьем и с русским потребительским рынком»[211].

Желательным сменовеховцы считали и восстановление нормальных экономических отношений со странами, до революции входившими в состав Российской империи. «Я вполне понимаю эстонцев, – писал в 1921 г. в журнале «Смена вех» С. Стелецкий, – латышей и литовцев, – воспользовавшихся подходящим случаем, чтобы устроиться так, как им нравится. До отделения и Эстония, и Латвия, и Литва жили одной с Россией жизнью. Их связывала общность экономических интересов: поскольку Россия нуждалась в эстонских и латышских портах и в литовских железных дорогах для прямой связи с Западом, постольку же Эстония, Латвия и Литва не могли обходиться без России, как поставщицы почти всей совокупности предметов местного потребления и выгодной покупательницы тех немногочисленных предметов, которые ими производились. Теперь все это, что связано с русским именем, предается безоговорочному остракизму. Как Рига, так и Ревель тянутся к Западу и ищут заморских друзей и союзников, находя, впрочем, только покровителей и опекунов»[212]. Такое положение противоестественно, и в качестве подтверждения сменовеховец приводит высказывание одного из эстонских государственных деятелей того времени, не указывая конкретно его фамилию: «Отделившись от России, с которой у нас было так много общего, мы встретились с множеством затруднений. Это привело очень скоро к тому, что, сохраняя внешне самостоятельность, мы фактически очутились в сфере влияния иностранцев. Наши природные богатства немногочисленны и имеют сильнейших конкурентов за границей. Наша промышленность никакой реальной силы не представляет. Наша торговля в застое. Мы приобрели политическую физиономию, оставаясь чрезвычайно слабыми экономически. Что же остается? Россия. Сближение необходимо»[213]. Примечательно, что аналогичную точку зрения со своей стороны высказал и С. Андрианов, который подчеркивал, что экономика прибалтийских государств «находится в полной зависимости от России. Только русским транзитом живут их порты и торговля, только на русском сбыте может возрождаться их промышленность, всегда рассчитывавшая свой размах на имперский рынок, а не на крохотный местный»[214].

Для дальнейшего качественного развития и углубления внешнеэкономических связей сменовеховцы предлагали советскому правительству отказаться от государственной монополии внешней торговли, ибо она «могла бы иметь свой полный смысл только при условии сохранения своего господства и на внутреннем рынке, с допущением вольной торговли внутри страны значение монополии не только ослабляется, но становится в прямом противоречии с желательным ростом производительных сил страны»[215]. Сменовеховцы полагали, что благодаря введению монополии новому внешнеторговому государственному аппарату будет недоступно все то, что частной русской торговлей «было ранее сделано за границей в смысле связей, организации, знания рынков, закупленных, но не отправленных в Россию товаров и т. д.»[216]. В то же время все расходы по содержанию государственных внешнеэкономических структур, в отличие от частных, ложатся на республиканский бюджет, а эффективность работы сильно снижается из-за влияния элементов бюрократизма, которые проявляются в невозможности быстро заключать выгодные сделки с зарубежными партнерами из-за различных долговременных согласований с центральным руководством. Помимо этого, вся тяжесть финансирования внешнеторговых операций также ложилась на государственный бюджет. Сменовеховцы подчеркивали, что по причине монополии внешней торговли «все те ресурсы, которые могли бы быть брошены в обращение из общественных и частных источников, оказались блокированными во вред делу, ибо у государства никогда не может быть в руках достаточно средств, чтобы закупить потребность в товарах всего населения целой страны»[217].

Исходя из строгого учета экономических потребностей страны и достаточно полного удовлетворения производственных и потребительских нужд населения, сменовеховцы предлагали заменить монополию такой системой регулирования внешней торговли, которая более всего отвечала бы запросам «нэпа». Так, в порядке убывания централизации и регулирования внешней торговли предлагались следующие переходные меры: «строгая система разрешений на ввоз и вывоз любого количества и рода товаров; – облегчение ввоза и вывоза на компенсационном начале, вывоз разрешается, если обеспечивается равноценный ввоз, и наоборот; – установление количественных контингентов, в пределах которых более свободно даются разрешения на ввоз и вывоз; – издание списков товаров, к которым применяется облегченный ввоз и вывоз не в разрешительном, а в явочном порядке; – переход к таможенной системе, с регулировкой ввоза и вывоза соответствующими повышениями или понижениями пошлин автономного тарифа; – принятие конвенционных таможенных тарифов с отдельными странами; – восстановление начала «наибольшего благоприятствования» и возвращение к довоенной системе международной торговли»[218].

152Лежнев И. Г. Великий синтез // Новая Россия. 1922. № 1. С. 16.
153Устрялов Н. В. Чрезвычайка // Новости жизни. 1922. 5 марта.
154Ключников Ю. Из переписки // Смена вех. 1921. № 5. С. 14.
155Там же.
156Лукьянов С. Эволюция // Смена вех. 1921. № 5. С. 14.
157Устрялов Н. Эволюция и тактика // Смена вех. 1922. № 13. С. 18.
158Григорьев М. Русская экономическая проблема // Смена вех. 1921. № 1. С. 13.
159Лукьянов С. Эволюция… С. 12.
160Лежнев И. О Бисмарке и мещанине // Россия. 1922. № 1. С. 11.
161Григорьев М. Денационализация промышленности // Смена вех. 1921. № 3. С. 6.
162Там же.
163Там же.
164Устрялов Н. Две реакции // Смена вех. 1921. № 4. С. 11.
165Львов В. Советская власть в борьбе за русскую государственность // Смена вех. 1921. № 5. С. 20.
166Устрялов Н. Логика революции // Устрялов Н. Под знаком революции: Сб. статей. Харбин, 1925. С. 98.
167Лежнев И. Катушка перематывается // Россия. 1923. № 6. С. 12.
168Он же. Великий синтез // Новая Россия. 1922. № 1. С. 23–24.
169Устрялов Н. Тринадцатый съезд // Устрялов Н. Под знаком революции… С. 156, 158.
170Частный капитал в народном хозяйстве СССР. М.; Л., 1927. С. 185–186.
171Швиттау Г. Современное состояние русской кооперации // Экономист. 1922. № 20. С. 15.
172Литошенко А. Кооперация, социализм и капитализм // Экономист. 1922. № 2. С. 198.
173Швиттау Г. Указ. соч. С. 17.
174Там же. С. 15.
175Григорьев М. О денационализации банков // Смена вех. 1922. № 11. С. 8.
176Там же. С. 9.
177Григорьев М. Об оздоровлении русского денежного обращения // Смена вех. 1922. № 13. С. 11.
178Лежнев И. Смена вех // Новая Россия. 1922. № 1. С. 62.
179Он же. Катушка перематывается… С. 12.
180Андрианов С. Третья Россия // Новая Россия. 1922. № 1. С. 5.
181Устрялов Н. Ответ налево // Устрялов Н. Под знаком революции… С. 142.
182Григорьев М. Государственные тресты // Смена вех. 1922. № 16. С. 10.
183Андрианов С. Под знаком НЭПа… С. 8.
184Лукьянов С. Эволюция // Смена вех. 1921. № 5. С. 13.
185Ключников Ю. Из переписки… С. 15.
186Лежнев И. Дни нашей жизни // Новая Россия. 1922. № 2. С. 53.
187Ключников Ю. Девятый съезд Советов // Смена вех. 1922. № 12. С. 9.
188Потехин Ю. Перед катастрофой // Смена вех. 1921. № 5. С. 16.
189Устрялов Н. Проблема возвращения // Смена вех. 1922. № 11. С. 11.
190Григорьев М. Кредит России и старые государственные долги // Смена вех. 1921. № 8. С. 6.
191Кудрявцев Ф. Россия и Франция // Смена вех. 1921. № 8. С. 16.
192Там же. № 7. С. 6.
193Григорьев М. Кредит России… С. 6.
194Там же.
195Там же.
196Там же. С. 7.
197Кудрявцев Ф. Указ. соч. С. 6.
198Григорьев М. Кредит России… С. 4.
199Там же. С. 5.
200Григорьев М. О денационализации банков // Смена вех. 1922. № 11. С. 8.
201Хохунова О. И. Борьба Коммунистической партии против идеологии сменовеховства в годы восстановления народного хозяйства (1921–1925 гг.): Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1967. С. 149.
202Устрялов Н. Две реакции // Смена вех. 1921. № 4. С. 11.
203Кудрявцев Ф. После термидора // Смена вех. 1921. № 9. С. 6.
204Дикий Г. Об иностранном кредите // Россия. 1923. № 7. С. 13.
205Там же.
206Там же. С. 13.
207Ключников Ю. Генуэзская конференция // Смена вех. 1922. № 13. С. 4.
208Он же. Вашингтон и Москва // Смена вех. 1921. № 2. С. 5.
209Там же.
210Кудрявцев Ф. Гарантии // Смена вех. 1922. № 11. С. 6.
211Андрианов С. Под знаком НЭПа… С. 6.
212Стелецкий С. Россия и окраинные государства // Смена вех. 1921. № 5. С. 18.
213Там же. С. 13.
214Андрианов С. Под знаком НЭПа… С. 63.
215Швиттау Г. Современное состояние русской кооперации // Смена вех. 1922. № 20. С. 16–17.
216Григорьев М. Пути русской внешней торговли // Смена вех. 1921. № 6. С. 4.
217Там же. С. 5.
218Там же. С. 6.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35 
Рейтинг@Mail.ru