Андрей Кузечкин
Святокаменск
Прошло минуты полторы, слышны были только отголоски далёкой стрельбы. Потом, когда на несколько секунд наступила тишина, где-то совсем рядом прозвучал громкий удар чего-то тяжёлого обо что-то мягкое.
Ещё через минуту из-за гаражей вышел высокий бритоголовый человек в лёгкой спортивной куртке. В руке он держал небольшую кувалду с чёрной рукоятью. За спиной висел охотничий карабин.
– Эй, ты! – крикнул «легионер» с гнилыми зубами, что допрашивал Аглаю. Потом бросился прямиком на нежданного неприятеля, отведя назад руку с ножом.
Удар молота был быстрым и точным, прямиком в висок. «Легионер» упал без единого звука, человек перешагнул через его ноги. Стало видно его лицо: серьёзное и спокойное до безразличия.
Последний из четверых «легионеров» заплясал на месте, размахивая битой:
– Ну, давай! Давай, подходи! Я тебя успокою!
Противник приближался. Он не ускорил шага и не встал в боевую позу – просто шагал. «Легионер» не выдержал этой психологической атаки: бросил биту и побежал, но ему под ноги бросился молодой человек в распахнутом пиджаке, а потом прыгнул упавшему на спину, прижал лицом к асфальту.
Приблизившись, бритоголовый перехватил кувалду поудобнее.
– Я держу его, держу! – с победными интонациями закричал молодой человек в очках.
Его спаситель опустил молот на «легионера», метя в позвоночник – очкарик еле успел отскочить.
«Легионер» взвыл. После второго удара потерял сознание от боли. Человек ударил его ещё несколько раз. При каждом ударе молодой человек в пиджаке громко хлопал кулаком о ладонь.
– Как вы их! – восторженно воскликнул он.
Молотобоец бросил на него полупрезрительный взгляд, а молоток – на асфальт.
Кроме молодого человека на окружённом гаражами пятачке осталась только Аглая, прочие пленники успели разбежаться.
– Эй, а я тебя знаю. Ты Дэн, музыкант! – воскликнула журналистка.
– А ты кто? – спросил тот, не особо удивившись.
Она протянула ему руку, будто юноша:
– Аглая Лысенко. Корреспондент.
– А я – Артём, – представился молодой человек, но Дэн не удостоил его второго взгляда – он схватил за ворот «легионера» с перебитой спиной и поволок к ближайшему гаражу.
– Аглая, а я читал твои материалы, – буркнул он на ходу, а затем швырнул «легионера» к стене гаража и отправился за вторым телом.
– Правда?
– Ты пыталась открыть людям глаза. Ткнуть их в грязь мордой. А люди ведь не любят, когда их мордой в грязь тыкают, – проговорил Дэн, везя по асфальту скалившийся гнилыми зубами труп. – Ну, вот и дождались на свою голову.
– Дэн, вам не кажется, что сейчас нет времени возиться с мёртвыми?.. – начал Артём, который подобрал биту и помахивал ею, тренируясь наносить удары.
– Боишься? Найди себе укрытие. – Дэн ушёл за гаражи и вернулся, волоча сразу два тела. Голова Коляна была свёрнута набок, у бывшего владельца карабина вместо лица была кровавая вмятина.
– Мне кажется, самое безопасное сейчас – быть рядом с вами, – угодливо произнёс Артём.
– Валяй.
Свалив все трупы в одну кучу, Дэн намочил в крови пятерню и крупно вывел на стене гаража: «ТВАРИ».
Артём внимательно рассматривал его:
– Дэн, а ведь вы местный?
Тот и не думал отпираться:
– Местный…
– Но вы за нас? – уточнил Артём, хотя ответ был очевиден.
– Я против фашистов. Убивать детей – фашизм. Эти твари убивают детей и женщин. Аглая!
– Да?
– Что происходит в городе?
– А ты не знаешь? «Легионеры» захватили город. Пытаются, точнее.
– А что менты?
– Менты не вмешиваются. Просто не вмешиваются. Разошлись по домам и всё.
– А кто же тогда стреляет?
– Я тоже хочу это знать… Наверное, «питбули Меликова». Личная гвардия.
– Личная гвардия, ага… – Дэн вытер ладонь о камуфляжную куртку мёртвого «легионера». – А ты, значит, репортаж делаешь? Смелая.
– Работа такая… – с гордостью сказала Аглая.
– По какому принципу они убивают? – спросил Дэн. – Ведь не во все же квартиры вламываются?
– Как я поняла, у них есть какой-то расстрельный список, – сообщила Аглая. – Истребляют всех более-менее крупных начальников и людей, близких к иностранцам. И самих иностранцев. И журналистов не любят…
Дэн вопросительно посмотрел на Артёма.
– А я хотел из города вырваться, когда всё это началось… – заговорил он. На влажном от пота лице Артёма было хищное выражение, он тяжело дышал – напоминал животное, почуявшее кровь. – Живу на первом этаже… вот. Они начали у соседей дверь выламывать, я быстренько оделся – и в окно. Сел в машину и ходу. Пытался вырваться через Углы… Логически рассудил: если все «легионеры» в Каменске, то в Углах сейчас спокойно…
– И что?
Артём осклабился. В сочетании с очками, блестевшими при свете фонарей, его улыбка выглядела жутко.
– Вырвался, ага, аж два раза. Все выходы из города перекрыты.
– Кем?
– Солдатами. Перекрыли все выходы. Поперёк дороги БТР стоит, и солдаты цепочкой. Черту города не пересекают, хитрые твари. Просто стоят и не выпускают. А там уже целая пробка образовалась, все орут, сигналят… Кто-то пытается пешком пробежать – в него стреляют. И тут сзади набегают «легионеры». И началось месилово: людей вытаскивают из машин, бьют битами, швыряют зажигательные бутылки… Я «тачку» бросил и бегом, бегом…
– Сколько я всего пропустил-то, а… – усмехнулся Дэн. – И всего-то за пару часов…
– А где ты сам был всё это время, позволь узнать? – слегка ядовито полюбопытствовал Артём.
– В очень спокойном месте. Что-то вроде бункера. Могу и вас туда проводить. Запросто можно отсидеться пару суток.
– Ага, а потом вылезти и поприветствовать новую власть, – оскалился Артём. – Лучше сразу сдохнуть.
– У тебя будет шанс. Лично я собираюсь подобраться поближе к эпицентру стрельбы и посмотреть, что и как.
– Помощь нужна? – тут же спросил Артём.
– Будет достаточно, если ты просто не будешь мешать. Аглая, это и к тебе относится. Всё время держитесь у меня за спиной. Никакого шума. И никакой самодеятельности. Если всё ясно – двинулись.
– Секунду. – Аглая наклонилась к убитому легионеру, и, отвернувшись, дрожащей рукой на ощупь вынула из кармана его куртки свой телефон.
* * *
Антон проснулся от того, что ныли зубы, вся правая половина. Он лежал на полу, расплющив щёку о холодный кафель и скрючившись. Было темно. Перед глазами до сих пор стояли картинки из сна. Почему-то Змейцеву приснилась война. Когда-то ещё в детском саду смотрел фильм про Великую Отечественную. Фашисты въезжают на мотоциклах в мирную деревню, преследуют жителей, стреляют им в спины – этот страшный эпизод иногда снился Антону. Он был в толпе спасающихся, а то и один спасался. Декорации сна бывали самые разные, да и преследователи не всегда выглядели как фашисты – просто какие-то тёмные человеческие фигуры. Преследователей не рассматривают, от них бегут и прячутся. Антон бежал по каким-то незнакомым улицам, прятался в арках, подъездах, а мотоциклисты стреляли в него.
За секунду до пробуждения Антон, как это часто бывает, понял, что это сон. А спустя ещё две вспомнил, что находится в туалете на четвёртом этаже телецентра. И как он сюда попал, и что делал – тоже припомнил. В воздухе – остатки приторного дыма, во рту небольшой сушняк… и всё, весь эффект. Антон слышал, что когда покуришь «травки» в первый раз – ничего не происходит. Ничего и не произошло, если не считать того, что он вырубился намертво. От лежания на полу в тесной кабинке затекли руки и ноги. Антон встал, пошатнулся. Упасть помешала только фанерная стена. Прислонившись к ней, отыскал мобильник. Времени – около двенадцати ночи. Кажется, будет неприятный разговор с родителями. Папа обязательно скажет в своей ироничной, деланно интеллигентской манере: «Антон Иванович, коль скоро вы имеете счастье проживать в нашем доме и за наш счёт, будьте любезны придерживаться правил и заблаговременно информировать нас о том, что вы собираетесь ночевать в гостях». А потом добавит на нормальном языке: «Мать решил до инфаркта довести? Тебе для чего телефон купили? Так трудно позвонить, предупредить?» И возразить-то нечего будет, что обидно.
Позвонить прямо сейчас? Не стоит. Лучше прийти самому, как можно скорее. Какая разница, отчитают по телефону сейчас, или лично – через полчаса. Сперва надо добраться до ближайшей кофеварки, закинуться алкалоидами для бодрости. Мозг проснулся, но тело будто бы только что вышло из многолетнего анабиоза.
Сделав два шага, Антон осознал, что из телецентра так просто не выберешься. Если здание покинули абсолютно все, даже охранники, то некому будет отпереть входную дверь. На окнах первого этажа – решётки, а играть в человека-паука и лазить по стенам Антону как-то не особенно хотелось. Впрочем, есть запасной выход сбоку, он запирается на задвижку. Хотя снаружи его уже никак не закроешь… Да наплевать.
Вышел из полутёмного туалета в полутёмный коридор. Отыскал выключатель. Когда зажёгся свет – не поверил своим глазам: весь пол был усыпан осколками стекла. Почти все стёкла в окнах и половина «ламп дневного света» перебиты.
Это что – ремонт? А если ремонт – то почему свет выключен, почему ночью, и где, собственно, те, кто этим ремонтом занимается? Антон ступал осторожно, чтобы не пропороть подошвы кроссовок осколками. Может, его ещё «травка» не отпустила? Он-то думал, что всё уже закончилось – а оно только началось…
На улице затрещало где-то вдалеке, одновременно с этим справа от Антона разлетелась в щепки оконная рама, а с потолка на него посыпался белый порошок и бетонная крошка. Какие-то инстинкты заставили Змейцева упасть прямо на пол, на стекло, поранив левую ладонь и подбородок. Если точнее, ноги подломились сами собой.
Какое-то время он валялся, боясь пошевелиться. Зачем-то закрыл голову руками, тоже рефлекторно. Слышал, как снаружи заработал ещё один автомат, потом сразу несколько. Смотрел перед собой и видел, как сыплются на пол остатки стёкол и обломки рам. Осознав, что находится в безопасном пространстве, пополз. Главное – не высовывать голову в окно и всё будет нормально.
«Травка» действительно как-то подействовала на мозг – Антону почему-то не стало страшно, не было ни шока, ни изумления. Спокойное осознание ситуации, будто кто-то на ухо нашептал. Ничего невероятного не происходит. Пирогов ввёл в город войска, плюнув на договор и на мнение американцев. Солдаты штурмуют телецентр – это бывает во время всяких переворотов и гражданских войн. Может, и из пушек долбанут. Надо быстро где-то спрятаться, лучше всего в подвале. Пусть солдаты дерутся, а он не солдат, он гражданский и не при делах.
Ни хрена себе, а? Диктатор всё-таки решился на военное вторжение! Антон вспомнил кадры московских событий 93-го года. Снайперы, танки, стрельба по безоружным… Сейчас, наверное, что-то такое происходит в Святокаменске. Надо срочно позвонить папе…
Когда Антон почти добрался до лестничной площадки, стрельба уже утихла. Змейцев вполз в дверной проём и уткнулся лбом в чьи-то ноги, обутые в кеды. Поднял голову: серые джинсы, две худых руки, сжимавших автомат с единственной рукоятью, похожий на «узи», голубая рубашка с коротким рукавом, злое мальчишеское лицо, кепка с эмблемой «авангарда» – перевёрнутой буквой «А». Автоматчик был сверстником Антона, а то и моложе на пару лет. Рыжий, прыщеватый.
– Это ты свет включил? – «Авангардист» несильно толкнул Змейцева ногой.
– Я…
– Дурак ты. Кто такой вообще? Что-то я тебя не узнаю. «Легионер»?
– Нет…
– А кто? Чего свет включаешь? Лазутчик?
– Не направляй на меня эту штуку, – попросил Антон.
«Авангардист» ещё раз толкнул его:
– А ну встать! – Командной интонации не получилось, хотя парень явно пытался.
– Ладно, ладно… – Змейцев выпрямился. На лестничной площадке было одно окно, узенькое, расположенное на безопасной высоте под потолком.
Рыжий упёр автомат в живот Антону и проговорил:
– Я спрашиваю в последний раз: кто ты такой?
Антон подумал, что легко смог бы опрокинуть этого паренька: рвануть автомат в сторону левой рукой, а правой съездить по уху.
– Я здесь работаю.
– Допустим. И чё ты тут делаешь?
– Выкурил «косяк» и вырубился. Вот. – Антон сунул «авангардисту» под нос пальцы, сохранившие приторный запах «травки».
Злое выражение лица паренька сменилось сперва недоверчивым, а потом каким-то досадливым. Он смог сказать только:
– Да?
– Чё – да? Караганда. А ты кто такой?
– Не видишь, что ли – «Авангард».
– В войнушку играешь? – Антон усмехнулся.
– Тут не войнушка, а государственный переворот, – буркнул рыжий и взял автомат наизготовку. Как же ему хотелось выглядеть брутальным воителем!
– Ты из этого автоматика спецназ, что ли, валишь?
– Какой спецназ, блин. Был бы тут спецназ, нам бы всем давно хана была.
– А там кто? – Антон кивнул в сторону окон.
– «Легионеры», целая толпа… Ты серьёзно всё проспал? Ну ты даёшь… Так, всё, заболтался я с тобой. Топай давай. Отведу к Сане, он разберётся, что с тобой делать.
Антон зашагал вниз под дулом автомата.
– Не понимаю… Там «легионеры»?
– Да.
– Это они стреляют?
– Ну.
– А стволы откуда?
– Милицейские участки разграбили.
– А менты что?
– Менты дезертировали. Просто сдали город «легионерам». Давай ползи прямо по коридору.
Спустившись ниже этажом, они на четвереньках поползли по тёмному, усыпанному осколками коридору.
– А у вас откуда?
– Мэр прислал. Сейчас только мы «легионеров» держим. Мы и «питбули Меликова».
«Питбули Меликова». Это словосочетание очень любила жёлтая пресса. Якобы, у мэра есть какая-то собственная спецслужба, состоящая из этнических японцев, бывших членов якудза, изгоев, нарушивших кодексы чести и нашедших прибежище здесь. И якобы незадолго до того, как был подписан договор об аренде Святокаменска, эти «питбули» оперативно вырезали в городе весь более-менее заметный криминальный элемент. Трупы утопили в Японском море.
– Ну прямо сенсация на сенсации сидит, – съязвил Антон.
Кабинет шеф-редактора Андрея Фомича находился в самом центре этажа. Первым, что увидел Антон, когда вполз в кабинет, была мускулистая спина невысокого полуголого человека. Кроме него в кабинете находилось ещё трое. Рядом с полуголым стоял, прислонившись к стене, могучего телосложения длинноволосый детина в чёрной футболке и кожаных брюках. В полутёмном углу кабинета на кушетке сидели темноголовая пигалица и блондин-увалень. Говорят, на этой кушетке Фомыч проводит частные беседы с секретаршей Инной.
Рыжий толкнул Антона так, что тот упал прямо к ногам полуголого, на пол, усеянный крупными гильзами. Полуголый стоял за пулемётом, водружённым на пододвинутый к окну стол. Змейцев какое-то время рассматривал пулемёт – огромный, со щитком, на треноге – потом перевёл взгляд на пулемётчика. Короткая стрижка и оттопыренные заострённые сверху уши делали его похожим на быдловатого эльфа. На левом предплечье парня синела наколка: человеческий череп в десантном берете.
– Саня, смотри, кого я нашёл. – Судя по голосу, рыжего распирало от гордости, что он совершил настоящий военный подвиг.
Пулемётчик глянул на Антона, от удивления приподняв левую бровь:
– Кто такой?
– Говорит, здесь работает. Покурил «травы» и вырубился, очухался только сейчас. Вроде не врёт, хотя кто его знает.
– Э, да это же Антоша Змейцев! – закричал белоголовый увалень, вскакивая с кушетки.
– Тим! Хоть ты подтверди, что я не лазутчик! – взвыл Антон.
– Да, да. Это – Змейцев, стажёр с ТВ, я его знаю. Он не «легионер» и вообще никто, – подтвердил Блимберг.
Здороваться за руку демонстративно не стал. Ах ты, гнида, подумал Антон.
– Я, может, пойду? – спросил он.
– Валяй, тебя никто не держит, – усмехнулся десантник Саня. Кажется, именно он был здесь главным – не Блимберг же, маменькин сынок. – Выйди наружу, скажи этим ребятишкам, что ты просто мимо проходил.
Все, кто был в кабинете, нервно засмеялись.
– Дать ему ствол, пусть сражается, – басом предложил детина.
– Ты же знаешь, что нету. Значится как, Антоша, – произнёс Саня тоном покровителя. – Наружу тебе соваться резону нет. Я понимаю, что тебе эта война на хрен не упала, но те ребятишки, снаружи, они не станут разбираться, за кого ты. Так что сиди тут. Стволов у нас меньше, чем людей – так что, оружием обеспечить не могу, уж прости. Если ещё кого-нибудь вальнут – возьмёшь, а пока посиди тут, вдруг понадобишься.
– И много уже… это… вальнули? – спросил Антон, собираясь с мыслями.
– Пятерых. Троих – одиночным в голову. У них там снайпер нормальный работает, как раз со стороны проспекта, так что голову тоже больно-то не высовывай… А, суки, полезли, полезли, полезли, полезли! – забормотал Саня быстро-быстро и отправил несколько коротких очередей. Грохот стрельбы больно саданул по ушам, прямо на Антона посыпались раскалённые гильзы – он ойкнул и торопливо отполз.
Окна кабинета выходили на проспект. Перед телецентром – большая площадка с клумбами и скамеечками, дальше – проезжая часть. Открытое пространство, которое, должно быть, отлично простреливается отсюда. Как раз под окнами кабинета – главный вход.
– Демон! По автостоянке вдарь, вдарь! – проорал Саня в промежутке между двумя очередями.
Снаружи вели ответный огонь. Несколько пуль ударились в щиток пулемёта, выбив искры, другие прошли выше и вгрызлись в стену, уже изрядно побитую.
Длинноволосый детина по прозвищу Демон поднял какое-то оружие, похожее на ружьё с коротким и очень толстым стволом. Разломил его пополам, будто хлеб, вставил крупный, как стакан, заряд. На корточках подполз под окно, встал на одно колено, уложил ствол на подоконник, выстрелил, покачнувшись от отдачи, и тут же спрятался. Снаружи ударило, гулкий звук взрыва был смешан с оглушительным лязгом железа.
– Ещё разок, родимый, ещё разок! – закричал вожак.
Демон повторил процедуру.
– Ой, хорошо, ой, молодец! – приговаривал Саня и продолжал стрелять, ворочая пулемёт на треноге.
Стрельба на улице не совсем, но поутихла.
– Штанишки не намочил? – весело спросил десантник, бросив взгляд на Антона. – Так вот и живём. Они лезут – а мы их по рылу, по рылу.
Змейцев подумал, что у него до следующей атаки есть немного тишины, чтобы позвонить папе. У мамы нет мобильного телефона, она не умеет пользоваться ни им, ни компьютером и никакой другой техникой с кнопочками. Ну, вот не дано человеку.
Только после двадцать второго гудка Антон нажал на сброс. Громко вздохнул, уткнулся лицом в собственные колени.
– Чё такое? – сочувственно спросил Саня. – Мама трубку не берёт?
– Отец…
– Антош, ну ты ж понимаешь: там снаружи ад кромешный. Может, твой батя заперся в подвале, до телефона не может добраться… Ты, главное, сопли не пускай раньше времени.
– А вы почему не там? – зло поинтересовался Змейцев. – Заперлись тут с пулемётом. А пошли бы наружу, повоевали…
– Не можно. То есть попросту нельзя, – усмехнулся вожак. – Приказ у нас, Антоша. Мы – люди военные. Я, по крайней мере.
– Приказ… Ведь вы заранее подготовились? Вы знали?
– Только вчера узнали, да и то сведения были неточные. Что, мол, «легионеры» готовят грандиозную провокацию и что менты, скорее всего, не будут вмешиваться. И всё, никаких подробностей. Девяносто процентов из ста, что ничего не будет, либо будет обычный «легионерский» марш. Тогда бы мы тут до утра поторчали, а утром оружие на склад и по домам. Кто ж знал, что всё будет настолько жёстко… У них, у «легионеров», целый план по захвату города…
– Ну, захватят они город – дальше-то что?
– Антон, ты совсем дурак? – завопил Блимберг. – Тогда городу трындец! Всё! Труба! Хандрык!
Змейцеву ужасно захотелось повторить ту экзекуцию, которой за день до того подверг Тимофея харпер из группы «Бухие тролли».
– Ты понимаешь, какая фигня, – продолжал Тим. – В договоре есть пункт, что только при желании текущего руководства города договор можно досрочно пересмотреть, а то и аннулировать. Текущего руководства, понимаешь? Те-ку-ще-го! Не «законно избранного», например, а «текущего», в такой формулировке. Если бы в город вошли войска Пирогова, то фактически это была бы международная агрессия. Но если «легионеры» захватят власть в результате переворота, они смогут аннулировать договор в одностороннем порядке, тогда в город вполне легитимно войдут солдаты Пирогова, и всё. Всё.
– На хрена, а? – На лице Антона отразилась боль. – На хрена вся вот эта свистопляска? Ради какого-то сраного городишки в самой жопе страны?
– Дело-то не в городишке… – сказал десантник Саня. – А в политике. Пирогов решил устроить показательную порку. Хочет и город проучить, что мол не хер отделяться, и всех, кто сюда понаехал, чтобы не смели дезертировать, чтобы, ёптить, даже не думали об этом. Там, снаружи, эти ублюдки ходят толпами по улицам, вламываются в квартиры и убивают людей. Битами забивают и ногами. Просто за то, что они сюда приехали.
Антон представил это: двадцать молодчиков в камуфляже выламывают дверь подъезда, убивают старика-вахтёра, бегут вверх по ступенькам. Взламывают замок его квартиры – наверняка среди них есть настоящие воры-домушники. Навстречу незваным гостям выбегает ничего не понимающий папа и падает на пол под ударами дубинок. «Легионеры» топчут его избитое тело ботинками и бегут дальше. В спальне, в комнате Антона, в гостиной – пусто. Кто-то догадывается дёрнуть дверь ванной: заперто изнутри. С гоготом и улюлюканьем «легионеры» принимаются таранить хлипкую дверь, которая быстро слетает с петель. В ванной прячется мама…
Антон опять позвонил папе. Опять – длинные гудки и больше ничего.
Надо звонить. Неважно кому. Хоть кто-то из списка в его телефоне должен ещё быть жив.
Начнём с начала. Буква «А». Первой в списке была Аглая.
* * *
До проспекта Ленина добирались самым безопасным путём – стройками.
– Гармонист, а можно посмотреть твою гармошку? – спросила Аглая.
Они шагали вдоль берега огромного котлована, на дне которого рос целый лес из вбитых в грунт свай.
– Не называйте меня гармонистом. Гармонист сидит в деревне на завалинке, в фуражке с цветком.
– А как правильно?
– Харпер. Посмотри.
Аглая уважительно и осторожно приняла гармошку.
– А вот эта штучка сбоку для чего?
– Это слайдер. Меняет звук на полтона выше-ниже. А ещё можно делать вот так, если быстро нажимать. – Дэн забрал гармошку и сыграл на ней трель.
– Здорово, на птичку похоже. Давно играешь?
– Года полтора.
– А до этого?
Дэн усмехнулся:
– До этого не играл.
– Я имею в виду, как ты решил учиться играть на гармошке?
– Случайно получилось. Услышал по радио какой-то джазовый фестиваль… В одной композиции солировала губная гармошка.
– А я думал, на гармошке только блюз и кантри играют, – заметил Артур. В распахнутом пиджаке, очках и с бейсбольной битой на плече он выглядел потешно.
– На хроматической гармошке играют всё. Я был потрясён. Тот музыкант, джазмен – не просто играл, он говорил. Точнее, гармошка говорила. Я до сих пор не знаю: когда я играю – я ли это говорю, или говорит гармошка, а человек ей нужен просто так, чтобы воздух подавать.
Аглае доводилось брать интервью у настоящих музыкантов (последним был знаменитый пианист из «Серебряного якоря», Алексей Сахарков или просто Алёша), поэтому она не удивилась. Истинные творцы и не такой бред несут. Вполне взрослый дядька может рассуждать как дошкольник, обчитавшийся волшебных сказок.
– О чём она говорила?
– Мне показалось – о большом городе. Может быть, о Нью-Йорке или Токио. Композиция называлась «Мегаполис». И я, правда, всё это увидел: небоскрёбы, машины, людей. Ночь и вот эти вот… – Дэн поднял ладонь, будто бы защищая глаза. – Миллионы слепящих огней.
– А для чего тебе музыка? Почему ты решил не только слушать, но и сам играть?
– Когда я впервые взял в руки гармошку… – Дэн сделал паузу, ненадолго захлебнувшись в потоке воспоминаний. – Подул, потом попытался сыграть по самоучителю мелодию… Это были «Когда святые маршируют». Так вот, когда я это сделал – мне показалось, что я начал понимать, как устроен мир. Я всегда хотел это понять. Например, понять, почему есть люди живые и мёртвые.
– Мёртвыми люди становятся, если их убить, что ты и продемонстрировал, – глумливо подсказал Артем.
– Я говорю о людях, которые стали мёртвыми при жизни.
– Я знаю много таких людей, – сказала Аглая.
– Их большинство. Но я никогда не мог понять, что делает их мёртвыми. Понял, когда начал делать музыку. Музыка бывает живой и мёртвой. Если механически воспроизводить ноты с листа или на слух – музыка мертва. Если не играть, а разговаривать, с интонациями, с образами – музыка жива.
– У меня один знакомый примерно так же изъяснялся… – заметил Артём. – Мой сосед, напротив меня жил, ещё когда я в Иркутске обретался. Этот мой знакомый был немножко нарк. Дэн, если тебя без всякой химии так плющит – моё почтение!
Котлован кончился. Впереди – захламленный пустырь, до которого ещё не добралась цивилизация в лице новых хозяев города. Потом начиналась двухэтажная старенькая улочка, почти полностью заброшенная. Скоро и она станет добычей бульдозеров – точнее, должна была стать, и теперь уже неизвестно, станет ли. Над домами-бараками возвышались многоэтажные офисные здания проспекта Ленина. Некоторые из них полыхали, освещая пустырь ярко-красным.
Оттуда, с проспекта, доносилась стрельба и взрывы.
– Я вот прекрасно понимаю, о чём он, – возразила Агния. – Большинство людей живёт механически, будто играет музыку с листа, без души. Ты об этом, Дэн?
Харпер усмехнулся:
– Если излагать примитивно – то да. Об этом. Выразить сложней я и сам не могу.
– Те, кого ты убил – мёртвые?
– Я не убил их. Нельзя убить того, кто уже мёртв.
– Вот это отмазка! – Артём оттопырил большой палец. – Можно кучу народу завалить и – никаких угрызений потом. Я их не убивал, они и до этого были дохлые. И много народу ты вот так вот «не убивал»?
– Достаточно. Но я никогда не трогал женщин и детей.
– Ты воевал? – спросила Аглая.
– Нет, – ответил харпер, помедлив.
– Ладно врать-то. По-моему, типичный наёмник, – сказал Артем. – Солдат удачи. Дольф Лундгрен.
– Я ещё слышала, что ты сидел…
– Не сидел. Не воевал.
– …И никогда не вру, – подсказал Артём. Он уже привык, что на его выпады Дэн никак не реагирует.
– Только в особых случаях, – невозмутимо парировал тот. – Если от этого зависит моя жизнь. В данный момент – не зависит.
– А как ты определяешь, кто жив, а кто зомби? – не унимался очкарик.
– Я это чувствую. Это как музыкальный слух: либо есть, либо нет.
Добавить к этому было просто нечего. Все трое молчали до тех пор, пока в кармане у Аглаи не запиликал мобильник, «Полёт валькирий» Вагнера.
Журналистка почему-то занервничала.
– Да! Алё! – крикнула она в трубку, даже не посмотрев, кто вызывает. – Кто там? Кого надо?
– Аглая, это я, я! Антон Змейцев! Антоха!
– Ой, это мой знакомый, на ТВ работает! – громко изумилась Аглая. – Антон, ты живой? Где ты?
– Аглая! Ты где сейчас? – он будто не слышал. – Ты далеко от моего дома?
– Я… я рядом с проспектом Ленина…
Антон выругался.
– Тьфу ты. Я сам на проспекте.
– Где?
– В этом… как его называют… – он тоже нервничал, забывая самые обычные слова. – В телецентре.
– Чё ты там делаешь?
– Тут «авангардисты» окопались. У них пулемёт и куча всякого оружия. Держат оборону.
– Говорит, на телецентре окопались «авангардисты». Держат оборону, – недоуменно произнесла Аглая.
– «Авангардисты»? Эти дети в синих рубашечках? – засмеялся Артём.
– Антон говорит, что у них там пулемёт и другое оружие.
– Пулемёт? Я с ними дружу, – оживился очкарик. – А они нас к себе пустят?
– Антон, а к вам можно как-нибудь пробраться?
– Сейчас узнаю. Я перезвоню.
* * *
– Саня? – сказал Антон, нажав на кнопку сброса звонка.
– Ась? – откликнулся тот.
– Там снаружи девочка, журналистка. Аглая. Ей можно сюда?
– Куда – сюда? Да не фиг делать. Если она сквозь вот это вот кольцо из «легионеров» прорвётся – так пусть заходит. Добро пожаловать, как говорится, – засмеялся вожак.
– Эта девка в любую дыру пролезет.
– Ещё раз говорю: мне не жалко. Пусть лезет.
– Что значит «не жалко»?! – завопил Блимберг. – Это опасно!
– Заткнись, а… – устало бросил Саня. Жалкие попытки Блимберга напомнить о собственном формальном статусе командира очень раздражали бывшего десантника. – Для неё – конечно, опасно. Для нас – нет. Пусть с пожарного хода забирается, дверку-то приоткроем ненадолго.
– А если «легионеры» проберутся?
– Не проберутся. Там Вика со своим взводом, мимо неё ни одна вражина не просочится, – усмехнулся Саня.
Антон вновь позвонил своей знакомой:
– Аглая, Аглая! Сбоку есть пожарный ход. Если сможешь туда пробраться – тебя пустят.
– Только это… я не одна.
Антон зажал телефон ладонью:
– Говорит, с ней два каких-то парня.
– А вот это уже интересно, – иронично произнёс Саня. – Что за парни?
– Говорит, парни свои. Один из них своими руками уложил четверых «легионеров».
Саня размышлял ровно одну секунду.
– Дай-ка мне телефон. Алё, Аглая? Александр Шемякин, воздушно-десантные войска. Дай-ка мне этого героя, который «легионеров» крушит голыми руками.
– Дэн, это тебя… – сказала журналистка.
– Да? – раздался грубый мужской голос.
– Алё, здравия желаю. Александр Шемякин, воздушно-десантные войска.
– Дэн. Музыкант.
– Музыкант? – усмехнулся Саня.
– На губной гармошке играю.
– А четверых «легионеров» ты чем завалил? Губной гармошкой? В общем, так, гармонист. Напротив телецентра – здание. Там снайпер сидит. Очень хороший. Где-то на верхних этажах засел и нашим не даёт высунуться. Снимешь снайпера – мы вас к себе пустим. Выполнять.
Короткие гудки.
* * *
Дэн вернул телефон Аглае.
– Что сказали? – взволнованно спросила она.
Дэн повторил.
– Здание напротив телецентра… Это же наша редакция!
– Редакция?
– Да… все газеты, журналы, которые есть в городе – все там.
– Как туда попасть?
– Вход один, со двора.
– Веди, – приказал Дэн.
Двор был небольшим пространством между заброшенным домом-бараком и пятиэтажным зданием редакции. Травка, две скамеечки, мусорный контейнер. Высокое крыльцо. Стеклянная дверь. Никого. Даже странно, что не выставили часовых. Возомнили себя хозяевами города?
– Ты что, просто возьмёшь и войдёшь туда? – спросила Аглая.
– Без вариантов. Если не вернусь через пятнадцать минут – идите к телецентру без меня.
Дэн быстрым шагом пересёк двор, взлетел вверх по ступеням.
– У этого дяденьки с головой очень сильно не всё в порядке, – восторженно произнёс Артём.
– И это хорошо, – произнесла Аглая. Очкарик истолковал эти слова по-своему:
– Да, он псих, но он НАШ псих. Он абсолютное оружие, и это оружие – в наших руках!
– Я не о том вообще. Помнишь, как он сказал: нельзя убить того, кто мёртв?
– Ну, я вроде на склеротика не похож… И что?
– Точно так же: нельзя сойти с ума, если уже сошёл. Мне кажется, я свихнусь скоро среди всей этой вакханалии. А ему – хоть бы что, он и не такое видел.
– Откуда знаешь?
– Интуиция. У меня работа такая – людей читать.
