bannerbannerbanner
Планета червей

Андрей Иванович Щеглов
Планета червей

Глава 6

Хлада с трудом разлепила веки и мутным взглядом осмотрелась. Она лежала на полу в той же позе, в которой припала к свечению ночью. До неё издалека, словно сквозь подушку, доносились звуки утреннего перезвона. Сиялки в лампе уже вовсю трепетали ярко светящимися крылышками, разгоняя мрак в жилище.

Голова непривычно гудела, и девушка никак не могла сосредоточиться. Она очень осторожно встала с пола, поморщилась от лёгкой головной боли и как в полусне начала искать свою белую накидку, пока не вспомнила, что подарила её малютке Хладэне.

Улыбка на мгновение коснулась губ Хлады, но она тут же вздрогнула от всколыхнувших память ночных видений. Её затрясло мелкой дрожью, но невзирая на страх, именно сейчас она чётко осознала, что как бы страшно ей ни было, теперь она ни за что не сможет отказаться от общения с червями, потому что это в корне и навсегда изменит всю её жизнь.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, Хлада села на кровать и, закрыв глаза, стала мысленно многократно повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне понимать вас и образы ваши! Я боюсь снова впасть в беспамятство, как случилось в первый раз. Мне тяжело разгадывать то, что вы мне показали, но я больше не смогу без общения с вами! Прошу вас, черви, свет несущие, помогите мне очистить мысли, принять ваши образы и понимать их!»

Легкое тёплое покалывание в ногах заставило Хладу открыть глаза, и она увидела вокруг ступней чуть видимый золотистый туман, который мерцал небольшими искрами.

Девушка улыбнулась, приняв от червей знак, что она услышана. Выйдя из жилища в привычный полумрак, она с улыбкой направилась под навес на утренний перезвон.

Первым, кого встретила Хлада, был Пётр, что стоял у самого входа и словно нарочно ждал её.

– Тепла тебе в дом, Хлада! – зычно пробасил мужчина и тут же, не дослушав ответного приветствия девушки, чуть смущаясь, добавил. – Я вот о чём думал полночи после твоего зова к червям при рождении моей дочурки. Ты же можешь теперь просить червей о любой помощи, так ведь?

Хлада немного растерялась от внезапно откровенного вопроса. Ничего не ответив, она прошла в глубь навеса и уселась, как обычно, с самого края общих столов.

Но Пётр не отступал и, присев рядом, продолжил:

– Тебе незачем так смущаться, девочка! Я ведь спрашиваю не для своей корысти, а чтоб помогла ты нам с уловами для доброго прокорма селения. Ведь как получается? – задал он вопрос, и тут же стал раскладывать на столе ложки да чаши с подставками, словно изображая карту. – Вот, посмотри! Тут наше селение! – и Пётр указал загрубевшим пальцем рыболова на подставку и, выдвинув вперёд чашу, добавил: – А вот тут выход из залива в Большую Чёрную Воду со скалой поперёк. И если бы мы каждый раз могли загодя видеть скалу в темноте, то из этого прохода гораздо было бы легче грести. А то иногда получается, что и вёслами от этой скалы отталкиваться приходится. А если ещё и волны сильные… Даже пару раз вёсла ломали, что прямо уж очень накладно. Сброшенных больших ветвей-то не так уж и много, да ещё выбрать с нужным изгибом надо и обточить, чтоб весло добротное вышло.

Хлада слушала очень внимательно и у неё в голове зрел план. Она отчётливо поняла, что если получится упросить червей подсвечивать дно в заливе у скалы, то рыбаки будут её снабжать чем угодно, лишь бы спокойно проплывать в Большую Чёрную Воду. Значило это только одно – ей самой больше никогда не придётся даже руки мочить, чтобы добыть себе пропитание.

А Пётр всё продолжал:

– И вот ведь какая закавыка ещё получается. Ежели мы сети забрасываем не в заливе, а сразу за скалой, то и рыбы там побольше, но и сети рвутся, о скалу цепляючись. А совсем далеко в открытую Чёрную Воду заходить-то опасно, хоть там улов и богаче! Волны там круче, сиялки от стужи дохнут в фонарях дюже быстро. Даже на четверть оборота их не хватает. И вот что я подумал… – хитро прищурив глаз, Пётр сдвинул чаши-плошки локтем, и посмотрел прямо в глаза Хладе. – Смогла бы ты червей упросить, чтоб сиялки на той скале могли жить и нам ход подсвечивать? Да чтоб не замерзали они так быстро в Большой Чёрной Воде. Ведь без них-то и на ладошку вперед не видно ничего в темноте этой кромешной. Ну, что скажешь?

Хлада спокойно выдержала прямой взгляд и тихо ответила:

– Хорошо, дядька Пётр, я подумаю, что смогу сделать, чтобы упросить червей. Только мне надо время на это и, боюсь, тогда всю свою ловлю моллюсков придётся забросить. А кормиться я чем буду?

– Вот ведь дитя ты малое! – с улыбкой пробасил рыболов, и приобнял за хрупкие плечи девушку. – Я ж тебе уже говорил, что за помощь твою при родах Арги я тебе часть с улова отдавать буду всегда! Да и ребята мои без подарков и еды тебя не оставят! Так что даже не думай об этом. Только помоги уж нам, рыбакам, пожалуйста!

На столы стали расставлять плошки с похлёбкой, и Хлада с удивлением увидела перед собой не только похлёбку, но и миску с двумя большими кусками зажаренной рыбы, посыпанными приправами, и с большим ломтём жёлтой лепёшки.

Девушка подняла глаза и увидела сияющую улыбку на лице матери Вайзы: та поставила перед ней рыбу, на мгновение задержалась и пошла дальше расставлять еду по столам.

Перед Петром стояла большая миска с двумя рыбинами, одну из которых он тут же стал разделывать руками, весело поглядывая на Хладу.

– Ну что не ешь? – наконец не выдержал он, хохотнул и добавил: – Это тебе моя благодарность ежедневная теперь. Так что с голоду ты точно не умрёшь! Давай! Налегай! А то остынет.

Хлада широко улыбнулась и, опустив глаза, сказала:

– Спасибо тебе, дядька Пётр! Твоя помощь для меня очень ценна и важна. И я обязательно упрошу червей помочь вам.

***

Пару оборотов подряд Хлада мысленно составляла зов червям с просьбой для рыбаков, но все слова выходили какими-то корявыми и неискренними. В голове у неё, сбивая с мысли, постоянно крутились всякие хитрости, с которыми она уже не могла совладать, выдумывая для себя всё больше и больше желаний и условий.

Однажды после утреннего перезвона и трапезы, Хлада помогала убирать со столов, когда к ней подошла мать Вайза и, с улыбкой погладив её по голове, спросила:

– Чем тебя Пётр так озадачил, что ты уж какой оборот и полслова не вымолвишь?

Хлада подняла глаза, и улыбка сползла с лица матери Вайзы, потому что наставница увидела перед собой уже не юную девочку, а взрослую девушку с твёрдым пронзительным взором.

Помолчав немного Хлада, не отводя глаз, спокойно сказала:

– Мне нужно скоро в Большую Чёрную Воду выходить, а без женского обряда от матерей селения мне этого делать нельзя. Я же взрослой ещё не считаюсь. Потому прошу тебя, мать Вайза, помоги мне, пожалуйста, свершить обряд.

С этими словами Хлада развернулась и ушла, потому что буквально за мгновение до начала разговора с Вайзой, она поняла, что и как ей надо дальше делать.

***

Придя к себе, Хлада забралась на кровать в дупле, закрыла глаза и начала представлять дно залива, по которому от самого берега двинулась светящаяся тонкая полоса, огибающая скалу и теряясь дальше в Большой Чёрной Воде. Полоска света у самой скалы чуть расширялась, делая видимыми камни и валуны, подходящие близко к поверхности. Бледный свет, преломляясь в воде, образовывал блики на небольших волнах залива, отчего казалось, что крутой выступ скалы так же мерцает в темноте.

Хлада ещё раз отчётливо представила эту картину с самого начала и стала тихо повторять: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Научите меня, как помочь рыбакам проходить залив у скалы без страха и со светящейся вашей помощью! Дабы им ловить больше рыбы для пропитания, чтобы не только кормить всё селение, но и на обмен оставлять. Чтоб жилось нам спокойнее и радостнее… Помогите мне понять ваш ответ, о черви, свет несущие и тепло дарящие!..»

На третий или четвёртый повтор в голове Хлады вдруг очень явственно стал проявляться вид скалы и она увидела, как чьи-то руки расставляли большие фонари с сиялками на выступающие над водой камни, и эти же руки бросали в фонари пригоршни жёлтых и оранжевых цветов, что в изобилии собирались для кормёжки этих насекомых. Сиялки тут же зарывались в цветы, выставив только сверкающие крылья.

Далее Хладе явилось видение, как над её головой проплыло днище большого баркаса и в воду упали сети с его бортов. На сетях девушка увидела привязанные небольшие пузыри, внутри каждого из которых били крыльями по одной сиялке. На этот слабый свет начали сплываться рыбы и попадать в сеть. Часть крупных рыб заглатывали мерцающие пузыри, но сеть от этого не портилась, а наполнялась уловом всё больше и больше.

Внезапно сеть резко ушла вверх, и весь улов поднялся над водой.

Затем девушка увидела, как, рассекая волны, возвращался в бухту селения баркас с сиялками в больших фонарях на носу и на мачтах. При этом большие мужские руки снимали фонари, в двойных днищах которых тлели остатки сланца.

Видения плавно исчезли, и Хлада, подождав ещё несколько мгновений, осторожно открыла глаза. Волна радости с легкой пульсирующей болью в голове накрыла её, потому что она впервые полностью поняла все указания червей. Опустив взгляд, девушка увидела едва заметное золотистое свечение под ногами, которое стало понемногу исчезать.

***

На вечернем перезвоне Хлада дождалась Петра и попросила его остаться после трапезы на важный разговор. Обсудить сиялок в пузырях для сетей она решила в самом конце разговора и начала с самого важного – помощи от червей.

Пётр постоянно вздёргивал брови от удивления, слушая рассказ Хлады. Выслушав с серьёзным лицом всё до конца, он внезапно решил позвать ещё несколько рыбаков для совета. Вскоре под навес вернулось трое мужчин, среди которых девушка узнала Песко.

Хлада с удивлением повернулась к Петру и увидела его хитрую улыбку:

– Да, Песко с нами уж целую надель12 рыбачит, а не особняком, как раньше. Так и безопаснее и улова больше всё равно получается. Ведь после гибели в пучине своих родных не доверялся он артельному лову, а теперь вот решился. Да и хитрость у него есть небольшая. Он рыбьи пузыри всегда собирал и нас просил отдать, якобы ему они по вкусу. Оказалось, он туда по сиялке засовывал, да щепочкой закупоривал пузырь, чтоб сиялка быстро не захлебнулась. И потом он этот пузырь с грузилом в воду-то бросал да большую рыбу на крючок ловил. Так что он теперь у нас ещё и изобретатель. Вот только туну всё никак не поймает, и поэтому горячится.

 

Песко с улыбкой присел рядом с Петром, взглянул на Хладу, и скромно произнёс:

– Спасибо за похвалу, дядька Пётр! А тебе Хлада, я особые слова благодарности сказать хочу, потому что ты меня своим тайным зовом к червям словно за пояс заткнула. Да только не озлился я от этого, а понял другое. Меня ведь после моего первого зова сначала распирало от гордости и значимости, особо когда удавалось согреть всех. А теперь я увидел, что больше можно добра делать. Я ведь сиялок в эти рыбьи пузыри запихивать не сам придумал, а словно мне приснилось это. И с тех пор, как ты помогла зовом при родах, чую, что и во мне словно что-то изменилось. Теперь и я хочу такому дару научиться.

Хлада спокойно смотрела на красавца Песко и думала про себя: «Да, уж! Такому зазнайке, как ты, я в последнюю очередь тайну общения с червями раскрою…» Но в ответ на признание спокойно сказала:

– Зов у меня из сердца исходит и обучить ему я пока не ведаю как, – и, меняя тему, добавила, обращаясь к Петру: – А по сиялкам в пузырях могу подсказать вам бо́льшую хитрость.

Пётр удивлённо вскинул брови:

– Надо же! Ты даже и это можешь придумать?

– Так уже придумала, – спокойно улыбнулась Хлада. – Надо внутри сети немного этих пузырей развесить и тогда не одна рыбина, а многие бросятся на сиялок. Вот и наловите за один раз полную сеть. Может, и туну тоже.

Все четверо рыбаков восторженно ахнули. Даже Песко смотрел изумлёнными глазами на Хладу и качал головой.

– Вот ведь деваха какая смышлёная! – воскликнул Яка, один из рыбаков, что был даже выше Петра на полголовы, и хлопнул его по плечу своей огромной ладонью.

– Ты уж поаккуратнее своими ручищами-то! – хохотнул другой рыбак, Трюн. – Так весь дух из вожака вышибешь и новое дело с ним не испробуем!

Мужчины дружно рассмеялись. Только Хлада лишь слегка улыбнулась и, перекрывая смех, спросила:

– Вы же без меня в Большую Чёрную Воду не пойдёте?

Все разом смолкли, и Пётр с широкой улыбкой заверил:

– Ну, куда ж мы без тебя в таком важном деле-то? Да и сиялок расставлять, верно, тебе и придётся. Ты же юркая да гибкая, а у нас все мужики словно глыбы каменные. Разве такие на скале удержатся?

И снова под навесом прозвучал дружный смех, но его перебил Песко вопросами:

– Постойте! На скале фонари развешивать? Да для чего ж такое делать? Сиялки ведь дохнут на холоде!

Пётр хмыкнул и с хитрым прищуром кратко пересказал задумку Хлады про сиялок в фонарях с цветами и с горючим сланцем в двойном дне. В конце он добавил:

– Вот так, други мои, девица наша смышлёная за один раз нам трудную работу облегчила, которую мы оборот13 за оборотом, на́дель за наделью решить не могли. Да, что уж там! Не один мах14 и даже не один период15 мы вёсла об скалу эту проклятущую ломали. Так что отдельное и огромное тебе спасибо за помощь твою!

С этими словами Пётр обнял за плечи, сидящую рядом Хладу, и весело произнёс:

– По пробуждению и опробуем советы твои! Мы тебе и одёжку рыбацкую подберём, да потеплее, чтобы ты не закоченела с нами на баркасе.

– Не выйдет мне с вами пойти в Большую Чёрную Воду поутру, дядька Пётр, – спокойно, но твёрдо сказала Хлада. – Мне ведь надо сначала женский обряд от матерей принять. Без него кто ж меня отпустит-то из селения?

– Так мы ж тебе трех поручительниц вмиг найдем! – воскликнул Пётр. – Моя Арги первой будет! Да и наставницы тебя любят! Они уж точно не откажут!

– Так, давайте их сейчас и созовём, чтобы они поручились и сразу к обряду приготовились, чтоб завтра уже его и провести, да прям на утреннем перезвоне! – прокричал Яка, и звонко шлёпнул ладонью по каменному столу так, что аж сиялки встрепенулись в ближайшем фонаре.

– Ты давай не шуми! – миролюбиво придержал огромную ладонь напарника Пётр. – Видишь, сиялки уже блекнуть начинают, а значит, спать всем пора. Да и не решаются такие вопросы наскоком.

В этот момент к столу подошла мать Вайза, вытирая руки после мытья посуды, и, присаживаясь, произнесла с улыбкой:

– Меня Хлада уже просила об обряде, чтобы в Большую Чёрную Воду ходить. И теперь, услышав ваши речи, я поняла её поспешную просьбу.

– Почему же поспешную? – удивился Пётр.

– Да, потому что Хлада напугала меня этой просьбой, словно она бежать собралась, – продолжила мать Вайза, глядя в глаза Хладе. – А нам в селении каждый человек важен.

– Мне некуда бежать, мать Вайза, – спокойно выдержав взгляд, ответила Хлада, и добавила, чеканя каждое слово: – Моё родное селение, что взрастило меня, не будет мною брошено и забыто.

– Тогда и клятву селению тебе придётся дать, – продолжила мать Вайза. – Ты ведь знаешь, что тогда тебе нужно выбрать жениха среди своих, дабы оставаться с нами всегда. Готова ли ты к такому?

Хлада обвела взглядом всех присутствующих и с холодной улыбкой ответила:

– Готова, мать Вайза. Даже если не сыщу жениха среди наших селян, то и не буду рваться замуж за чужаков и соседей, чтобы не покинуть вас.

Песко, услышав последние слова, склонил голову и тяжело вздохнул.

Хлада долго ворочалась ночью, борясь со своими мыслями. Ведь она и вправду подумывала уехать – искать лучшей жизни для себя, и долго мечтала найти того, кто не будет требовать от неё угождать ему, как поступали почти все женщины ради своих мужей. Нет, она не ждала, что кто-то будет ей полностью покорен. Ведь среди мужчин селения таких вряд ли найдёшь. Все здесь упрямые, да с крутым норовом. Прямо как она сама. Вряд ли какой-то разумный парень согласится быть на вторых ролях в семье. Его же просто засмеют и не дадут жить нормально. Хлада не хотела себе мужа-размазню. Что от такого толку? Ей нужен защитник и добытчик, но любящий и равный с ней.

Внезапно, в голове девушки сверкнула, как молния яркая мысль: «Я сама здесь создам те условия, о которых мечтала, и никуда уезжать не придётся! Однако без помощи и советов червей мне не обойтись!»

Глава 7

Оборот за оборотом Флэм искал повода почаще бывать в доме Вахвы, и каждый раз невзначай заводил разговор про червей, упоминая старые легенды. В них, по словам старожилов и их прародителей, черви помогали найти места для основания поселений, указывали, где рыть колодцы, и многое другое. Но Вахва при таких разговорах всегда ловко переходила на другие темы, и Флэму ничего не оставалось, как искать новые причины для прихода.

После очередного неудачного визита Флэму всё же улыбнулась удача.

Однажды на сборе селения он увидел щуплого ездока по имени Блаб. Тот был известным болтуном, повторяющим все байки и небылицы, которыми часто обменивались сплетники. Пришел Блаб в Сальдар из болотных мест и обладал достаточно светлой кожей. По слухам, он мог подолгу находиться и на светлой, и на полумрачной сторонах. Несмотря на свой щуплый вид, обладал достаточной силой и проворством, чтобы управлять тачкой. Вот только немногие хотели вести с ним дела, потому как человеком он был не очень приятным, а еще и неопрятным: в вечно грязной тунике и с сальными длинными волосами до плеч, зачёсанными назад.

Флэм, зайдя под центральный навес и, увидев тщедушного ездока, сначала даже сморщил нос и отвернулся.

Народ шумно обсуждал прошение одного из юношей жениться на девице из соседнего селения, а Блаб ходил между селянами и что-то тихо спрашивал, хитро улыбаясь. Когда совет селения разрешил брак, но поставил юноше условия – целый период делиться своим доходом от разведения птиц и продажи яиц, и все, согласившись, стали расходиться, Блаб подошёл к Флэму, и, поправляя пятернёй свои грязные волосы, спросил негромко:

– Может, желаешь прокатиться в Полунгар? Я попутчиков с товаром ищу, чтобы пустым не ехать. Через четыре оборота проход как раз открывается, а у меня даже пары затрапезных туник на обмен нет, как назло, а только несколько склянок с ядом скорпионов для тамошних знахарей-лекарей. Да и недорого возьму за услугу…

Пару мгновений Флэм равнодушно смотрел на щуплого ездока и вдруг схватил его за грязное плечо со словами:

– Какие условия у тебя, говоришь?

***

Все жители с обеих сторон Поса знали, что проходы открываются только раз в мах на два-три оборота, и вернуться раньше просто невозможно из-за густого тумана. Поэтому Флэм пошёл на всевозможные хитрости и уловки, чтобы только уговорить Элава, используя его особое к себе отношение, отпустить его на полный мах. Это ведь не один или два оборота, а целых двадцать восемь! Нужно было умудриться убедить зажиточного мастера и ублажить его так, чтобы тот без обиды согласился на отъезд подмастерья, потому что работы в стеклодувной мастерской было невпроворот.

Хоть Флэм и был воспитанником Элава, и слышал часто, что тот называет его своим лучшим подмастерьем, но всё же боялся потерять прибыльное место. И чтобы провернуть задуманное до конца, всё же решил перестраховаться и пожертвовал несколькими новыми заказами, отдав мастеру полностью всю выручку с них. Так же пришлось поделиться парой хитростей с одним из подмастерьев по выравниванию стеклянных марблов16, дабы Элав не остался без заметной помощи.

Всё это Флэм делал только ради того, чтобы самому добыть волшебные слова червям. Он догадался, что Чёдэс узнал их на полумрачной стороне, когда вернулся в прошлый раз, а значит, и сам Флэм сможет их раздобыть. Тогда в селении можно стать очень значимым человеком.

Флэм лично удостоверился, что волшебные слова действуют. Раз за разом, приходя к Вахве, он замечал, что в её жилище всегда прохладнее, чем у других. В то же время многие в Сальдаре мучились от нестерпимой жары. Обмороки приезжих или даже их смерти от перегрева уже не так вызывали сочувствие смуглых жителей и стали даже чем-то привычным. Вахва же тем временем уже не раз хвасталась направо и налево, что теперь ей слуг нужно меньше, так как опахала теперь не требуются, и ей достаточно вееров, с которыми справляется сама. Ощутимую прохладу в жилище хитрая женщина объясняла тем, что муж перестроил стены так, что жара теперь меньше проникает внутрь, отчего прохлада и держится.

Такой ответ устраивал многих, но не Флэма.

Приближался срок отъезда, и Блаб, всё это время постоянно ошиваясь возле мастерской Элава, не раз злил Флэма новыми условиями поездки.

То Блабу потребовалась новая туника – взамен старой, что он нечаянно порвал; то вдруг в набор для путешествия в Полунгар стали входить только плотные штаны и тёплая куртка.

 

Флэму раз за разом приходилось яростно отстаивать прежние условия и поднимать процент от финальной сделки, с которой он планировал выручить побольше красных водорослей за прочную и изысканную посуду из своих запасов.

Когда же Блаб за оборот до поездки окончательно обнаглел и потребовал половину выручки, Флэм решительно отказался и от условий, и от поездки.

Конечно же, пройдоха-стеклодув хитрил и знал, что если и дальше пойти на уступки, то даже добыв волшебные слова для червей, ему поначалу будет очень сложно наверстать упущенное после возвращения. Поэтому осадить наглеца стоило. Ведь Флэм планировал взять в поездку абсолютно всё свое нажитое добро, состоящее из немалого количества тончайших блице́й – чаш, кувшинов и блюд, потому что ничего другого ценного у него не было. За свои изделия Флэм рассчитывал выручить гораздо больше в Полунгаре, чем здесь. Если удастся привезти десяток тюков красных водорослей, то он скорее всего сможет открыть свою стеклодувную мастерскую! Почему бы и нет? Да если ещё и заветные слова червям узнать, то и жить можно будет просто припеваючи.

Хотя при этом он всё отчётливее понимал, что предстоящее путешествие будет крайне рискованным. Теперь юноша постоянно размышлял над тем, что в Полунгаре неизвестно, как и что сложится. Там у него не было ни одного знакомого, а надеяться на заверения Блаба, что у того там полно друзей, кто с радостью возьмёт посуду за красные водоросли, явно не стоило. Особенно после того, как этот прощелыга проявил себя с накручиванием новых условий. Да и где-то жить и питаться там до возвращения будет нужно, что тоже потребует затрат.

Думая обо всём этом, Флэм тяжело вздыхал и ругал себя за спешный, плохо продуманный план. Был момент, когда он даже хотел уговорить Вахву или постараться убедить самого Чёдэса, чтоб тот взял его с собой, но тут же отбросил эти мысли. Ведь он отказал Чёдэсу провернуть какое-то мутное дельце с марблами, а тот явно затаил обиду за это. Да и требовал всегда знатный ездок минимум половину выручки с любого товара, и не брал с собой попутчиков никогда, объясняя это тем, что управлять тачкой с пассажиром в два раза тяжелее. Поэтому проследить за тем, как и что Чёдэс выменивает, было совершенно невозможно, что и позволяло ему всегда оставаться в прибыли.

Другие ездоки редко, но брали с собой попутчиков и даже переоборудовали свои тачки, чтобы и пассажир помогал движению. Правда, не так давно стали происходить и печальные случаи, когда ездоки с пассажирами исчезали навсегда.

Флэм, отказав Блабу за оборот до поездки, конечно же, хитрил, потому что знал, что этот дрянной ездок теперь ни в чём не будет перечить и пойдёт на все нужные ему условия, лишь бы взять выгодного попутчика. При этом Флэм понимал, что на первых порах в Полунгаре без Блаба ему не обойтись. Однако рассчитывал за счёт своего обаяния и умения заводить связи постараться найти ездоков-полунгарцев, кто сможет помочь ему вернуться.

Флэм не видел, что сразу после того, как он отказался от поездки, Чёдэс в тихом месте прижал к стене дрожащего щуплого Блаба и что-то злобно и тихо ему выговаривал, а потом отшвырнул в сторону со словами: «Возвращать долг тебе всё равно придётся».

Поднимаясь и отряхиваясь, Блаб тихо прошипел в спину уходящему Чёдэсу:

– Ох… видать, придётся мне когда-нибудь одну склянку на тебя пустить…

Блаб полночи сидел у входа в жилище Флэма и не переставая тихо ныл, что он совершил глупость. Он причитал, что будет слушаться Флэма во всём и даже согласен на первоначальные десять процентов от сделки. При этом то и дело всхлипывал, что если поездка не состоится, то ему придётся голодать, питаться опавшими листьями или грызть сухие лианы.

Флэм рассчитанно долго не реагировал на это нытьё и вышел к Блабу только тогда, когда тот проскулил, что согласен и на пять процентов; лениво потянулся и презрительно посмотрел на вскочившего ездока:

– Теперь ты понимаешь, Блаб, что не стоило менять наши договорённости?

Блаб быстро закивал и заискивающе залепетал:

– Я же не думал обидеть тебя, уважаемый Флэм! Что ты?! Просто я…

– Просто ты стал врать напропалую и рассказывать всем, что я к тебе записался в помощники? – тихо перебил торопливую речь Флэм и схватил за горло затрясшегося от страха ездока.

В молочно-розовом сиянии светила Сао особенно хорошо было видно, как побледнел Блаб. А Флэм всё так же тихо продолжил:

– Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя ославить похлеще, чем верзилу Тотику. Тогда придётся тебе перебираться назад на стык миров, в твои родные болотные земли, чтобы сгнить там. С тобой и так не особо хотят знаться и иметь какие-то дела, а я смогу убедить всех, что якшаться с тобой ещё и опасно. Ты этого хочешь, а?

Блаб судорожно затряс головой и сквозь сдавленное горло прохрипел:

– Я буду делать для тебя всё, что скажешь! Прости меня! Прости, друг!

Флэм ослабил хватку и, презрительно улыбаясь, прошипел:

– Я никогда не буду тебе другом! С этих пор зови меня «господин», и никак иначе.

– Да, мой господин! – тут же прохрипел Блаб.

Флэм оттолкнул от себя щуплую фигуру ездока и негромко приказал:

– До смены цвета светила ты пригонишь сюда свою тачку и уложишь мой товар крайне бережно, и надёжно всё закрепишь, чтобы ни одна чаша или сосуд не разбились в дороге. Иначе я с тебя взыщу вдвое за каждую испорченную вещь. Ты меня хорошо понял?

– Да, да, мой господин! – суетливо закивал головой Блаб и быстро скрылся в зарослях, что были рядом с жилищем Флэма.

***

Ранее пение птиц нарушило дребезжание тачки Блаба, который усиленно крутил педали, чтобы не опоздать к жилищу своего господина. Как только Флэм вышел, ездок поклонился и заискивающе заулыбался:

– Я готов приступать, мой господин! Я готов!

Флэм криво улыбнулся и вынес несколько уже готовых тюков. Он бы ни за что не доверил Блабу укладывать стекло, заранее не упаковав его как следует. Этому непростому делу его обучил мастер Элав, когда однажды, в самом начале своего работы у него, Флэм довёз целым только половину заказа из простого стекла, разбив часть по пути. Пришлось ему тогда, конечно, и отработать сверх положенного, чтобы возместить ущерб, зато урок по перевозке стекла он получил более чем суровый. С тех пор Флэм всегда тщательнейшим образом упаковывал изделия, оборачивая их в несколько слоёв особо прочной тянущейся ткани, что делали из отслоившейся коры серо-зелёных деревьев «туки». Ткань из «туки» словно толстая кожа окутывала каждый изгиб так, что даже уронив стеклянную вещь, можно было оставаться уверенным в ее сохранности.

Старожилы говорили, что были в давние времена глупцы, срубившие пару таких деревьев, чтобы наделать побольше этой ткани. За это их изгнали из всех селений за нарушение строжайшего закона охраны каждого кустика и дерева, что безоговорочно соблюдался всеми, и в Сальдаре, и в Полунгаре.

Когда листья деревьев стали разворачиваться внутренней стороной вбок, означая, что Сао свершило первую четверть своего оборота, Блаб проверил последний узел и пригласил Флэма в тачку. Юноша уже надел плотные штаны из бурой ткани и натягивал высокие, до икр, сапоги, раскатывая их по ноге. Этому его успел обучить Блаб, и посоветовал пару хитростей, чтобы по прибытию в Полунгар не замёрзнуть. Для этого требовалось специальным методом намотать на ноги длинные широкие ленты из заранее разрезанной туники, и только потом надевать штаны, а затем раскатывать сверху сапоги.

Флэм, обуваясь, с непривычки уже истекал по́том и решил на жаре не надевать плотную куртку с капюшоном, пока не въедут в туманную часть.

В отличие от него, Блаб был облачён в тёплую одежду полностью, с варежками на верёвочках, висевших из рукавов. При этом даже не вспотел, укладывая тюки с товаром в тачку.

Наконец, Блаб помог Флэму перебраться через толстенные высокие колёса и усадил его как нужно. Ездок плотно привязал особыми узлами ноги Флэма к двум внутренним стойкам, соединённым со вторыми педалями, и пропустил оставшийся большой конец верёвки вперёд к себе на сиденье.

– Нам и одной веревки хватит на двоих! – торопливо сказал Блаб и проворно привязал себя. – Сейчас я быстро покажу, как надо крутить педали вместе, синхронно, а рулить-то уж я сам буду.

Они проехали немного вперед, и Флэм быстро понял принцип. Но он тут же понял и ещё одну важную вещь – он вообще никак не может управлять такой тачкой, что его слегка взволновало. Конечно же, он умел водить простые трёхколёсные тележки, где были похожие педали, но здесь всё было по-другому. Больше всего нервировало полное отсутствие контроля за движением, но он отбросил дурные мысли, и они вдвоём двинулись в путь.

Через некоторое время Флэм всё же решил заставить Блаба обучить его хотя бы самым простым навыкам управления, и в процессе движения Блаб начал давать пояснения, как и что работает. Выяснилось, что со своего пассажирского места на управление тачкой Флэм никак не сможет повлиять. Он только может помогать крутить педали, а когда тачка наберёт скорость в потоке, Флэм должен упереться ногами в два выступа над педалями, чтобы не сломать себе ступни. Система тормозов также находилась спереди, и если вдруг потребуется остановиться, то без Блаба этого не удастся сделать никак.

Всё это раздражало Флэма, и он уже в который раз обругал себя, что так простодушно ввязался в это путешествие, не успев обучиться практически ничему в управлении. Теперь ему оставалось только полагаться на умение Блаба, что, конечно же, действовало на нервы.

Наконец путники перестали вилять между деревьев и перед ними открылось огромное поле, уходящее за горизонт. Почти на самой кромке видимости Флэм разглядел клубы пыли, что поднимались вверх и тут же уносились вперёд.

– Поток появился! – перекрикивая шум от тачки, проорал Блаб. – Чуть больше одного вида17 осталось! Скоро мы въедем в него, и я разверну парус.

– Погоди! – встрепенулся Флэм. – Я куртку с варежками не надел!

12На́дель – промежуток времени, равный одной земной неделе в соотношении 1 к 1,00314. (Прим. авт.)
13Оборот – промежуток времени, равный земным суткам в соотношении 1 к 1,00314. (Прим. авт.)
14Мах – промежуток времени, равный земному месяцу в 28 оборотов (суток). (Прим. авт.)
15Период – промежуток времени, равный земному году в соотношении 1 к 1,00314. (Прим. авт.)
16Марбл – стеклянный, идеально прозрачный шарик, принятый на планете Поса как единица обмена. (Прим. авт.)
17Вид – эталонная единица измерения расстояния на планете Поса, равная 0,6 км, или 0,35 мили. (Прим. авт.)
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru