Андрей Истомин
Первый дозор
– Десерт подан, ваше првсходво! Жрите, пожалуйста! Если не влезет, отдай Машке, у неё сегодня арбузный день. Вы у меня последние.
– Замётано! А нож?
– Ты ж дневальный? У тебя штык есть.
– Он же ломает, не режет!
– Пора бы свой иметь, вообще – то. Это вон мальку простительно без ножа, а тебе, старому, стыдно.
– Да, блин, Юрка, у меня, во-первых, складешок, а во-вторых, не с собой.
– Вот что бы ты без меня делал? – с этими словами повар вытащил из-за спины огромный, сантиметров 40 в длину, хлеборез и воткнул его в арбуз, – держи! Вернёшь,– сказав это, он забрал миски со стола, наиграно ворча: – Приходють туть всякие, намусорют и уходють, – и добавил более ровно: – Тарелки заберу, а нож вернёте, и корки все Машке потом, чтоб тут чисто было! А то этот нож сам знаешь, где будет. И удалился с видом полного превосходства над вселенной.
Сергей уставился на арбуз. И, к собственному удивлению, первое, что сказал: “А Машка – это кто?” Михаил, выдернув нож из арбуза, тихо и задумчиво произнёс: “Коза”. И начал резать арбуз…. На гражданке Нахимов, конечно, ел арбузы и резал их не раз на большие радиальные ломти. Но как резал Михаил, его озадачило. Он уверенными движениями разделил арбуз на 4 продольные части. Потом порезал поперёк мякоть на треугольники, не прорезая корки. И, в довершение всего, отделил мякоть от коры. Удовлетворённо заявил: “Готово”, – и подвинул четверть арбуза Сергею, взявшись резать себе вторую четверть. За поеданием арбуза молчали.
После ужина Сергей оказался предоставлен самому себе. Отнёс корки арбуза на подхоз – местной козе Машке и, по совету Михаила, пошёл в душ, чтобы успеть к “приказу”.
Если читатель не знаком со спецификой погранслужбы, необходимо уточнить, о чём речь. На границе сутки разбиты на “от приказа” и “до приказа”. “Приказ” – это построение, на котором распределяются наряды, поскольку это всё оформляется как “Приказ заступить на охрану государственной границы СССР, форма наряда….” Вот поэтому между собой пограничники и называют время этого мероприятия “Приказ”. И время это неизменно двадцать часов ноль-ноль минут. Поэтому и сутки зачастую считают не от ноля часов, а от двадцати.
Помылся наш герой в летнем душе, вода в котором оказалась явно горячее, чем в учебке, из водопровода в бане.
Без десяти восемь. Нахимов уже слонялся возле флагштока. Он был немало удивлён, что почти все на приказ собрались, как из ниоткуда, за две минуты до восьми. Последние бежали на бегу, приводя себя в порядок. Ровно без минуты восемь все уже самостоятельно встали в строй. Определив своё место, туда же встал и Нахимов. Ровно в восемь появился начальник заставы. Прозвучала команда дежурного:
– Застава! Равняйсь! Смирно!
Собственно, процедура приказа, конечно, Сергею была знакома назубок. И он слушал всё в полуха. И чуть не прозевал, когда заговорили о нём.
– Сержант Усталов и младший сержант Нахимов – вид наряда “Дозор”. Старший – Усталов. Маршрут: правый стык, левый стык, застава. Время выхода: шесть ноль-ноль. На охрану государственной границы – заступить! – и Сергей едва успел, одновременно с Усталовым, ответить:
– Есть!
Остаток времени он уже вообще выпал из жизни. В голове носилось: “Как так? Почему “Дозор”, а не секрет с ПСНР, или ещё что по профилю? И, вообще, про ПСНР ни слова не было. Ладно, хоть не поставили под начало рядового”. Из раздумий его вынул голос Усталова:
– Такс, малёк. Из-за тебя мне завтра весь участок топать.
– А я-то тут причём? – успел возразить Нахимов.
– Слушай меня внимательно и не перебивай. При том, что тебя явно выгнали на ознакомительную прогулку. А мне с тобой таскаться. Итак, первое – рация. Твоя прогулка – ты и тащишь. Рацию выбери у связиста сейчас. “Айву” не бери. Если б только правый фланг, её б хватило. На левом слишком плохо работать будет. Так что “Эр – 392” – твоя судьба. И возьми доп батарею. Чтобы весь день мы были на связи в любом случае!
И спать. Немедленно, не жди отбоя, как приучили
в учебке. Мне ты завтра нужен бодрый и
красивый.
Второе – надеюсь, намотку портянок ты освоил достаточно, чтобы не сбить ноги? Завтра у нас марш больше двух десятков километров. Только правый фланг восемь кэ мэ.
Третье – в шесть утра мы должны выйти из ворот, а не встать. Ты уже в наряде. Так что скажешь дежурному, чтобы поднял тебя в четыре. Потом быстро в столовку – завтрак, получить сухпай, таким, как мы, счастливчикам, старшина с вечера в столовой оставляет их долю. Потом вооружиться, собраться, и в пять пятьдесят я тебя вижу тут, где стоим.
И ещё, прям щас. Пока старшина никуда не делся, получи у него для себя две фляжки под воду. Тут быть без воды. Я сам тебе наведу.
Подошёл замбой и начал давать дополнительную вводную. Тут-то выяснилось, что прихвастнуть своими навыками пока не перед кем! Оказывается, “Кредо” в ремонте уже год. И только вот-вот к ноябрю ожидается, что привезут из ремонта. Поэтому – после ему надо будет привести в порядок аккумуляторы, выяснить, чего не хватает, составить перечень нужного. Само локаторное отделение будет сформировано вновь после появления “Кредо”. В дозоре ознакомиться со старыми точками размещения локатора, посмотреть, может, есть лучше. Особое внимание уделить к возможности ночного скрытного перекрытия полей, примыкающих непосредственно к границе.
Оказывается, застава “предгорная”, левый фланг практически весь в предгорье: сплошные горки, скалы, ущелья и ложбины. И при длине всего в пяток километров пройти фланг можно лишь за несколько часов. Всего одна гравийная дорога вдоль границы – и та “наша”, всего несколько направлений, где можно пройти пешком – все надёжно закрыты секретами. Вышки, часовые границы и т.д. на этом фланге не применяются. Нет смысла – в основном секреты и дозоры.
А вот правый фланг проблемный. Сразу по выходу из заставы, между рекой (фактической границей) и маршрутами дозоров, порядка 5 км, т.к. река, спускаясь с гор, делает крюк на юг, потом обратно, к точке стыка. Внутри этого мешка – низина, заросшая камышом и, местами, кустарником. И только возле самого стыка с двенадцатой заставой расстояние между рекой и дорогой, идущей вдоль полей и активно используемой совхозом, меньше одного километра. Вдоль поймы реки есть крутой обрыв, постепенно снижающийся. Вдоль него узкая дорога – скорее направление, по нему проходят обычные маршруты дозоров. Секреты разбросаны по всему пространству, но в тыл не далее, чем этот самый обрыв, так как за ним почти сразу – скалы или, в случае стыка, поля и дорога. И, хотя по карте расстояние от маршрута дозоров до ближайшей “Гражданки” не больше пяти километров, в реальности – полдня пути, так как там весьма крутые скалы.
И он (целый старший лейтенант! Герой, взявший банду контрабандистов) ждёт от него в течение недели советы по помощи в организации левого фланга вблизи стыка. Карту он ему выдаст в канцелярии после дозора, чтобы он, наглядно сравнив с увиденным, что-то предложил.
Замбой и сержант почти одновременно развернулись и ушли от Нахимова, даже не сказав въевшееся уже за время учебки в печень “Вольно”.
Солнце зашло совсем. Было ощущение, как будто выключили свет. Только что было светло, и бац – ночь. Привыкшему и дома, в Поволжье, да и в Приморье, к более долгим сумеркам, Сергею было это удивительно. Но тут, мало того, что сильно южнее, даже чем в учебке – но и горы, за которые свалилось солнце, сокращали сумерки в разы. По территории сначала затлели, потом разгорелись уличные лампы освещения. Тут же на свет фонарей слетелась ночная мошкара. И вскоре, как по команде, застрекотали ночные кузнечики. Где-то вдали, в стороне реки, заухала какая – то птица.
Окрылённый задачами, слегка обескураженный разницей жизни между учебной частью и заставой, он лёг спать впервые за полгода не по команде дежурного “Отбой”, а просто потому, что всё сделал и мог лечь спать. Вместо двухъярусной кровати оказалась обычная железная кровать с панцирной сеткой. Сверху был балдахин из марли,– хоть и предгорье, но рядом река, летом комары и москиты дают жару. Сейчас марля была скручена и завязана в узел на верёвке, свисающей с потолка.
Когда он разделся, поставил сапоги рядом с кроватью, накрыв сверху портянками. Это вбили в учебке настолько сильно, что он даже не обратил внимания, как на автомате всё сделал так, чтобы, в случае тревоги, воткнуть ноги в сапоги сразу. Учебные тревоги в учебке по ночам были раза по три в неделю. Зачастую они заканчивались отбоем тревоги сразу после того, как учебная застава построилась. Сержант с часами в руках отмечал, что в срок уложились, и давал отбой. Такие и многие другие заморочки сильно раздражали в учебке. И, если честно, только к выпуску Нахимов осознал, что всё это – часть подготовки. Из него сделали «автомат», который ночью не просыпался от любого гама. Но от возгласа дежурного “застава – в ружьё!” моментально соскакивал и начинал собираться. Даже просто идя рядом с кем-то, он автоматически начинал идти в ногу, что делало движение не только красивым, но и более ровным, позволяя держать одинаковую скорость. Много ещё чего вбили и довели до автоматизма в учебке. Только вот, как выяснилось, к каким-то азам чисто “заставской жизни” совершенно не готовили. Может быть, Сергей и успел бы обо всём этом подумать, если б было время. Но он заснул, кажется, ещё до того, как улёгся в кровать.
Проснулся от того, что его легко тряхнул дневальный за плечо: “Новенький, вставай, пора”. Соскочив, Нахимов сразу стал быстро одеваться, как приучили…
– Тише ты! Возьми сапоги подмышку, чтоб не стучать, и оденься подальше от кроватей. Люди спят, – шикнул на него дневальный.
Выполнив все поручения, нагрузив на себя БК, подсумок с четырьмя магазинами, автомат, штык – нож, повесив на бедро рацию, без пятнадцати минут шесть он уже стоял с двумя фляжками в руках.
– Сразу видно, что вчера из учебки, наши бы припёрлись ровно без десяти, а то и опоздали бы.
Фляги давай.
Сергей протянул фляги. С невозмутимым видом Усталов свинтил колпачки фляг и что-то сыпанул из бумажки в каждую.
–Теперь наполнить их из вон того крана, там вода с арыка, можно пить без кипячения. Запомни: тут у нас солдаты болеют желтухой, а офицеры гепатитом. Так что воду пить только кипячёную, на худой конец, с арыка, только сразу. Если хоть полчаса в ведре постояла, лучше вскипятить. Гепатит не гепатит, а понос схватить тут проще простого.
– А что вы туда засыпали?
– Соль.
– Зачем?
– Сейчас, конечно, не май месяц, но тридцатка днём будет запросто. Ты за день с потом потеряешь не только воду, но и соль. Будешь пить просто воду – загнёшься от теплового удара. Причём, загнёшься – это значит сдохнешь. А не “плохо будет”.
Обескураженный Сергей наполнил фляги, повесил на ремень, и наряд выдвинулся – “фланги топтать”. Буквально через пятнадцать минут дорога, по которой они шли, превратилась в едва заметную колею в земле, петляющую по камням между двух отвесных стен скал. Начался тот самый участок, где до ближайших гражданских объектов по карте – пять километров.
Едва войдя в это ущелье между скал, Нахимов сразу попытался завязать разговор:
–Товарищ сержант, разрешите обратиться?
– Валяй. Только, если хочешь, нарушая устав, болтать всю дорогу, запомни правило: говори тихо, вполголоса. Тут, особенно ночью, да на открытом месте, твой шёпот услышат за несколько километров. Сейчас в общем шуме твой разговор не слышен. А ночью чихнул – и все вокруг знают – “Нахимов на посту”. А прятаться должны не только нарушители, но и мы.
– Ясно. Товарищ сержант…
– Блин, за пределами заставы можно просто – Коля, – прервал его Усталов.
– Коля, а почему замбой вчера сказал, что правый фланг особо сложный? Вот сейчас мы идём в каменном мешке, тут и идти – то негде, кроме как по дороге. А потом поля, как он сказал, так там видимость, наверное, хорошая?
– Во, сразу видно, теории – вагон, практики – тележка. То, что ты видишь слева – справа, только тебе кажется непроходимой скалой. Я тут спущусь и поднимусь «в полной боевой» в двух десятках мест. Выйдя наверх, я могу через два-три часа быть в совхозе. А могу, обогнув заставу с тыла, выйти на её левый фланг. И там, тропами, уйти в аул выше в горах, или, пропетляв немножко по “ослиной тропе”, выйти на дорогу и притом не колхозную, вдоль полей, а настоящее шоссе между райцентрами. Ну, а поля… Хм. У нас прошлый год один местный поссорился с роднёй и попытался “в нахалку” рвануть через границу. Шёл по дороге и ка-а-а-к сиганёт в сторону реки – ели догнали. И то, скорее, случайно. Он, конечно, налегке бы всё равно реку не переплыл. Течение тут то ещё. Но вот представь обратную картину. Высадился в нужном месте, в нужное время, с той стороны на берег. И за пять минут он уже на бахче. Пойди, узнай, местный или пришлый. А КСП и системы тут просто нет. Нет места для неё. Там, ниже по течению, в других заставах, есть, и то не сплошная, у нас нет совсем.
– А что за “ослиная тропа”? – уточнил Сергей.
– Единственное направление, где можно идти спокойно с грузом или осла провести, и то в цепочку друг-за другом. Её местные знают и активно используют. Из-за стеснённости в условиях предгорья тут всё так ужато, что все красивости, которые вам рассказывали в учебке по инженерному обустройству границы, тут отсутствуют. И… – тс! Слышишь?
– Что?
– Тише говори. Слушай внимательно.
Сергей напрягся и… только тогда услышал – где-то, кажется, впереди, что-то поскрипывало и постукивало.
– Что-то стучит.
Усталов скороговоркой проворчал:
– Стучит у него… арба едет с ослом. Давай-ка вперёд и без болтовни, встретим арбу – молчишь, как рыба, а то что – нибудь натворишь.
– А что – это нарушитель? – заинтригованно прошептал Нахимов.
– Вот птица перелётная. Тут и местные могут ездить. Просто цыц – и всё.
Ещё почти через пятнадцать минут шага они, огибая выступ скалы, нос к носу столкнулись с дедом. Аксакал был одет в длинный потёртый и выцветший халат сверху и один, явно новый и яркий, под низ. Сапоги – обычные стоптанные кирзачи. И почти потерявшая цвет тюбетейка. Осёл равнодушно тащил довольно большую двухколёсную телегу с плоской площадкой, посаженную на два мотоциклетных колеса. На телеге была навалена куча сухих веток чуть меньше руки в толщину.
