Ольга Бунякина
Литературный оверлок. Выпуск №4 / 2017
Авторы: Евсеенко (мл) Иван, Вахитова Лилия, Гвоздев Илья, Краснова Татьяна, Боочи Ольга, Сычиков Яков, Романов Дмитрий, Столбовский Евгений, Шенкарь Светлана, Дурманкопытов Господин, Нюнькин Александр, Раевский Дмитрий, Луданов Илья, Ермохин Николай, Бунякина Ольга, Гончарук Андрей
Редактор Иван Евсеенко (мл)
Переводчик Ольга Боочи
© Иван Евсеенко (мл), 2018
© Лилия Вахитова, 2018
© Илья Гвоздев, 2018
© Татьяна Краснова, 2018
© Ольга Боочи, 2018
© Яков Сычиков, 2018
© Дмитрий Романов, 2018
© Евгений Столбовский, 2018
© Светлана Шенкарь, 2018
© Господин Дурманкопытов, 2018
© Александр Нюнькин, 2018
© Дмитрий Раевский, 2018
© Илья Луданов, 2018
© Николай Ермохин, 2018
© Ольга Бунякина, 2018
© Андрей Гончарук, 2018
© Ольга Боочи, перевод, 2018
ISBN 978-5-4485-8878-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От составителя
Четвертый выпуск «Литературного оверлока» предлагает к прочтению произведения поэтов и прозаиков, как ранее публиковавшихся в альманахе, так и публикующихся в нём в первый раз. Большая их часть находится на этапе писательского становления, но есть авторы давно нашедшие себя в мире современной российской литературы.
Некоторые жанры литературного творчества представлены в издании впервые, в частности крупная проза, публицистика и драматургия. В этой связи хотелось бы обратить внимание читателя на повесть Ильи Луданова «Вьюга» и на комедию Николая Ермохина «Спиннинг».
Для меня, как составителя, самым дорогим в данном выпуске стало размещение в разделе Отечественная классика рассказа моего отца «Петька», написанного в начале семидесятых годов прошлого века. Уверен, соседство начинающих авторов с признанными мастерами художественного слова подвигнет первых к созданию новых высокохудожественных произведений.
Читайте и перечитывайте альманах русской поэзии и прозы «Литературный оверлок».
Редактор-составительИван Евсеенко (мл)
ПРОЗА
Татьяна Краснова
Татьяна КРАСНОВА
Родилась в г. Тольятти, живет в Подмосковье. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Работала в газетах, журналах и книжных издательствах, побывав на всех ступеньках, от корректора до главного редактора. Автор двенадцати книг. Член Союза журналистов России.
Что такое осень
рассказ
С такой скоростью она давно не бегала. Может быть, даже никогда.
Вскакивать субботним утром ни свет ни заря, вместо того чтобы нежиться в постели до обеда, с каждым разом становилось всё тяжелее. В позапрошлый раз Марина не успела позавтракать, в прошлый – позавтракать и накраситься. А сейчас она вообще проснулась за двадцать минут до электрички. Пришлось просто хватать сумку и нестись со всех ног огородами.
Электричка уже подошла. К ней бежали еще двое опозданцев. Марина нырнула в лазейку, сделанную в заборе безбилетниками, взлетела на платформу по приставной доске – и успела вскочить в последний вагон вместе с этими двумя.
Оба были старые знакомые. Рафаэль, с которым они учились в одном классе, пока тот не перешел в московскую музыкальную школу, и Ник, которого все вокруг, включая его самого, считали ее бойфрендом. Пока они на новогодней дискотеке не поругались так, что, когда начинали мириться, то только еще больше ссорились. А на лето он умотал, как всегда, в какое-то путешествие.
Надо же – вырос еще на голову. Только уже не походно-лохматый, а, наоборот, коротко и элегантно подстрижен. И непривычно стильно одет – явно не с маминой подачи, неужели сам научился? Рафаэль, наоборот, отрастил кудри до плеч – должно быть, сценический образ.
– Привет, Микеланджело, – сказал Ник Рафаэлю, а Марине: – Бегаешь во сне?
– Нет, сплю на бегу.
– На учебу, что ли?
– Куда же еще.
Они уселись втроем на свободное сиденье. Марина полезла в сумку за зеркальцем – если вид всего лишь сонный, это еще полбеды! – и не увидела на месте кошелька. Порылась. Порылась как следует. Потом перевернула сумку и вытрясла всё содержимое. Кошелька не было. Где-нибудь дома валяется.
– Прощай, обед и ужин, – признала она малоприятный факт.
Про шопинг в торговом центре можно и не упоминать. А ведь Дора, домработница, твердила, начиная с первого класса: собирай сумку вечером.
– Фигня, – посочувствовал Ник. – У вас сколько пар?
– До конца дня. А ты тоже на подготовительные курсы?
– Ну да, до вечера.
– А я на частный урок еду, – поведал Рафаэль. – Я тоже без бабла. Один мамин земляк держит забегаловку – меня там кормят обедами, мама договорилась.
– Сейчас пойду по вагонам, – засмеялась Марина. – Дайте на еду десять копеек!
– А что, – загорелся Ник, – вон их сколько пляшут и поют! Да все, кому не лень. Сейчас Рембрандт тебе насобирает, он же профессионал!
Рафаэль снисходительно хмыкнул и начал расспрашивать Марину, слушала ли она по выходным выступления их оркестра в парке, и какие впечатления. А Ник не отставал:
– Чего сидишь? Время пропадает! Озолотился бы уже. Пой давай!
– Рафаэль не поет, он играет джаз, – пояснила Марина.
Рафаэль огрызнулся:
– Вот сам и пой.
Ник ненадолго задумался, потом достал мобильник и начал перебирать мелодии.
– О, нашел! То, что надо.
Рафаэль молча покосился, а Ник бесцеремонно вытряхнул ноты из его пакета:
– Пакет забираю. Увидимся. Начну разбег с первого вагона. Контры там уже прошли.
– Ты чего, прикалываешься? – не поняли Марина и Рафаэль, но его уже след простыл.
Рафаэль покрутил пальцем у виска и снова завелся о выступлениях, а Марина пожалела, что место рядом с ней опустело так быстро. Ведь еще ехать и ехать, могли бы вместе… В то, что Ник начинает какой-то разбег, верилось слабо, пока, уже ближе к Москве, двери не распахнулись и не вошел… Ник. Не глядя на них, остановился в проходе и громко заявил:
– Господа пассажиры, студенты, дачники! Желаю всем хорошего пути.
А потом включил мелодию на мобильнике в качестве аккомпанемента и запел:
Что такое осень? Это небо,
Плачущее небо под ногами!
Марина замерла. Рафаэль пренебрежительно приподнял бровь:
– Чего творит? Да у него ни голоса, ни слуха.
– У него есть харизма, – возразила Марина с удивлением.
Она могла думать только: «Это для меня?» и «Это он?». Тот самый Ник? Который был обычно таким ловким на воле, в походах, а на людях всю свою естественность терял, на дискотеке становился неуклюжим, в компании – по-дурацки себя вел и по-дурацки ревновал. Неужели человек может так перемениться? Теперь ее бывший стоял посреди вагона, набитого народом, совершенно не стеснялся этого, так же как и отсутствия музыкальных дарований, – и пел как умел.
А люди слушали старую песню, и никто не предлагал ему заткнуться. Исполнителя заметно радовала осень, проносившаяся за окнами, и с таким же заметным юмором он относился к собственному исполнению. А в пакет летели денежки, слева и справа. Ник с веселыми «спасибо!» двинулся по проходу, потом с триумфом вернулся:
– Блин, уже последний вагон! А я дальше ломиться хотел. Только во вкус вошел, даже вас не заметил. – И подал Марине пакет, конфискованный у Рафаэля: – Это на еду.
– Классно получилось, – поблагодарила Марина. – Публике понравилось.
Рафаэль, который сам рассчитывал услышать подобное, остался недоволен. Ник жизнерадостно откликнулся:
– Правильный выбор песни – сто процентов успеха! Осень вечно права. А дальше – полчаса позора, и можно идти в «макдак».
– Тебе на какое метро? – спросил Рафаэль у Марины. На Ника он не глядел, но тот повернулся к нему и сказал доброжелательно:
– Да ни на какое. Ты же видишь, она не завтракала, ей надо кофе попить. И мне надо кофе попить. Тут в торговом центре хорошие бургеры. А ты езжай, частные уроки нельзя пропускать. Родители деньги платят. – И не удержался: – Что же ты – столько учишься, а так ничего и не выучил? Даже для вагона?
Рафаэль обиженно начал, что джаз не зубрят, это искусство импровизации. Ник перебил:
– Дружба – тоже искусство импровизации. А еще друг называешься. Пока, Леонардо.
***
Не успевала Марина отклонить звонок, как мобильник снова надрывался. Она незаметно отключила его и увидела, что Ник сделал то же самое. Значит, и его в институте кто-то ждет? И он тоже не собирается ни спешить туда, ни объясняться.
В кафешке они первым делом высыпали на стол содержимое пакета, чтобы отсортировать мелочь. Столкнулись лбами над кучей. Марина еще раз легонько стукнула Ника лбом, он иронично прокомментировал девчачий предрассудок:
– А, это чтоб не поссориться? – и головы не убирал.
– Ну, чтобы хоть не сразу, – отвечала Марина, также не отодвигаясь.
Оба смеялись, но так и продолжали сидеть голова к голове, а парень за стойкой громко растолковал:
– Не, ребят, это к свадьбе. Правду говорю! Что заказывать будете? – А когда ему высыпали гору железных десяток, выпучил глаза: – Вы что, игровой автомат грабанули?!
– Кофе тут и правда вкусный, – заметила Марина, когда они устроились с подносами у панорамного окна.
Внизу плыли потоки машин, по стеклу расплывались дождевые потоки – по ту сторону была призрачная реальность, по эту – счастливый сон. Как же хорошо, что она спит на бегу и бегает во сне. Теперь главное – не проснуться.
– У вас дома кофе сто пудов лучше, – уточнил Ник. – Я помню.
– Так заходи. Все наши будут рады.
– А ты?
– И я.
К их столику приблизилась бабка в пуховике, похожем на телогрейку, и клетчатой шали, похожей на плед:
– Молодежь, помогите на бедность.
Пока Марина прикидывала, сколько у них осталось, Ник гостеприимно заявил:
– С удовольствием, бабушка. Вот только денег у меня нет, зато есть карта. Давайте я куплю вам еды, сколько нужно. Говорите, чего вам хочется.
Что он несет, удивилась Марина, а бабка насупилась:
– Не надо мне еды. Мне деньги нужны. – И поковыляла к другим посетителям.
– Слышала? – смеющийся Ник повернулся к Марине. – Бедные – они не голодные, им еда не нужна! Эта мафиозная бабка тут постоянно ошивается, деньгу зашибает.
Марина веселья не поддержала.
– Откуда тебе знать, что она мафиозная?
Ник с удовольствием вскочил.
– Пошли, проверим!
Старуха уже вышла из кафе, Ник настиг ее сзади и страшным голосом пророкотал:
– Стой, бабка! На кого работаешь?!
– Ой. На Махмуда, – пискнула бабка и, не оглядываясь, припустила со всех ног.
Ник опять не мог удержаться от хохота. Марина не сдавалась:
– Ну и что? Какая разница. Могли бы ей остаток мелочи отдать. Жалко, что ли?
Теперь казалось, что внутренней свободы и раскованности в Нике уже чересчур.
– Не жалко, – согласился он. – Но для меня это было бы лицемерие. Если бабка сначала работала на Сталина, а теперь – на Махмуда, то это ее личное дело. Тебя, что ли, печалит, что я старших не уважаю? То, что кто-то коптил небо дольше меня, еще не повод для моего уважения.
Они медленно шли по сияющему торговому центру. Марина остановилась у эскалатора, идущего вниз:
– Мне пора. Хочу успеть на вторую пару.
На улице обнаружилось, что реальность не призрачна, дождь – настоящий, а от счастливого сна она проснулась.
***
Весь день тот самый одногруппник, который не дозвонился, пытался ее развеселить. А Марина весь день думала, что вела себя глупо, причем из-за какой-то ерунды, и наконец сбежала с последней пары. Из метро позвонила Нику:
– Ты когда обратно?
– Да хоть сейчас, – откликнулся он как ни в чем не бывало. – Давай в торговом центре встретимся.
Марина пришла пораньше и от самого входа увидела спектакль.
Ник тоже пришел пораньше и развлекался. Они с приятелем стояли у эскалатора и громко обсуждали спускавшихся дам. На протяжении всего пути сверху вниз те могли прослушать подробности об особенностях своей фигуры, об излишнем весе, необходимости фитнеса и косметических процедур, о нелепостях в одежде, о смехотворных прическах, пошлых украшениях и диком макияже.
Придраться было не к чему: юноши вели приватный разговор, исключительно друг с другом, и мало ли о ком – они даже по сторонам почти не смотрели. Однако женщины съезжали вниз с пылающими лицами. Большинство спешило прочь, некоторые бросали на насмешников гневные взгляды, одна решилась выразить протест – но ее вежливо не поняли.
«Это – он?!»
Сколько раз сегодня она задавала себе этот вопрос? Марина постояла, послушала – и развернулась в сторону электричек. Пусть она будет ханжа и зануда. Пусть у нее никакого чувства юмора.
Минут через десять зазвонил мобильник. Она хотела отклонить звонок, потом ответила:
– Можешь не ждать. Я уже еду домой. Так получилось. Ну, или – не получилось.
Тут же пришла эсэмэска, вероятно, тоже издевательская: «А на кофе приходить?». Со смайликом.
***
– Нет, папа, это невозможно! Стоит нам встретиться, как мы тут же ссоримся! Он нарочно всё делает, чтобы меня разозлить!
– Ты на него злишься, а он всё равно приходит? Вы полгода не встречаетесь, а он появляется? Не забывает про твой день рождения, приходит с подарком? И вообще периодически возникает в поле зрения? Ты звонишь – а он отвечает? Твой номер не стерт из его мобильника? И что бы всё это значило?
Пал Палыч, не глядя на дочь, придирчиво осматривал в зеркале свой стильный замшевый пиджак.
– Только, пожалуйста, не начинай снова его защищать, – потребовала Марина. – Ты бы видел, каким циником он стал!
– В семнадцать лет все циники и бабники, – махнул рукой Пал Палыч и вытащил из шкафа другой пиджак, кожаный.
– И ты тоже был?
На это Пал Палыч гордо ответил:
– Нет, это все остальные – один только папа был не такой! Как думаешь, этот лучше?
– Не лучше, ты на байкера похож.
И кожа была отвергнута. Из шкафа явилась джинсовая куртка.
– Ты не представляешь, детка, всю сложность этого периода в жизни мужчины…
– Дора говорит, что у мужчин всегда переходный возраст.
– К Доре мы еще вернемся. Так вот, в сжатые сроки надо определить свои отношения с алкоголем, с женщинами, с деньгами, с профессией…
Марина дернула плечом:
– Подумаешь. Всем надо.
Пал Палыч, не слушая, продолжал:
– Да он же просто за косички тебя всё время дергает. Не приходило в голову, что это в том числе для тебя ему приходится становиться и крутым, и циником, и бабником? Чтобы соответствовать меняющимся запросам? Чтобы было что предъявить?
– Нет, – помрачнела Марина, – он сам для себя и актер, и публика… Тебе зачем эта джинса? Ты что, на пикник собрался? Ты вообще куда наряжаешься?
Пал Палыч вздохнул:
– Не знаю, если честно. Куда моя дама захочет. Это должно решиться спонтанно. Потому я и должен выглядеть и по-походному, и по-ресторанному – на все возможные случаи.
– Дама?
Марина вспомнила, что папа последнее время пропадает по вечерам. То, что сама она пропадает – это так и должно быть, она же молодая. Но папа! Если он работает – это нормально, но если это дама – это как? Марина растерялась.
– А я? А мы не вместе в выходные?
– Тебе ж в Москву, – напомнил Пал Палыч. – А мне что, дома куковать в одиночестве? Павлик с классом в поход отправляется. Такая теплая осень – и для походов, и для пикников. Так ты советуешь вернуться к замшевому варианту? Вообще пора новое что-то уже прикупить… Насчет выходных мы, значит, определились – а сейчас я тоже убегаю. Не скучай. Да, – притормозил он, – чуть не забыл: Дора. Надо же вам сказать. Павлик! Иди сюда, к нам, тебя это тоже касается!
Павлик явился. Рольд, пятнистый серый дог, тоже приплелся и уселся посередине комнаты, внимательно глядя на хозяина. Пал Палыч торжественно объявил всем троим:
– Дети мои! Дарья Васильевна просила, чтоб я сам вам сообщил. В ее жизни готовится счастливое событие. Она выходит замуж! Ну и в нашей жизни, соответственно, готовится печальное событие, потому что она от нас уходит, – добавил он скороговоркой.
– Выходит – уходит, – Павлик глубокомысленно сопоставлял оба сообщения.
– Вот именно. Я, разумеется, просил ее остаться. Она, разумеется, не бросит нас на первых порах…
– Погоди, папа, – перебила Марина. – А куда… за кого?
– Этот счастливец, ее избранник – Герман Степанович, который помогал нам в саду.
– Да он же старый, – разочарованно протянул Павлик, а папа наставительно произнес:
– Мужчины не бывают старыми, а только в самом расцвете сил.
– Бывают, – упорствовал Павлик. Он всё больше надувался: видимо, начинал соображать, что баловства и вкусняшек – всего того, что связано с Дорой и что казалось таким естественным, – в его жизни больше не будет.
Марина с беспокойством за ним наблюдала – кажется, сейчас заревет. Он же сколько помнит себя, столько помнит Дору. Она появилась в семье сразу после смерти мамы – когда Павлик родился. Да уж, благоразумно та поступила, перевалив на отца свое сообщение. Но все-таки, как же так внезапно?!
– А почему она должна от нас уйти? Разве они уезжают из города? Или этот, в расцвете сил, не желает, чтобы она у нас работала? Но Дора ведь не просто работала – она член семьи! А сама она что, согласна с этим? Она не может, что ли, ему возражать?
– Потом-потом! Мы обо всем еще поговорим. Сейчас я убегаю. Не волнуйтесь ни о чем, мы что-нибудь придумаем и грамотно всё разрулим! Ну, возьмем на себя какие-то необременительные домашние обязанности, подумаешь. Не стоит возводить быт в культ. Я и раньше продукты закупал, с голоду не умрем. А вам пора привыкать к самостоятельности, а то Дора совсем вас занянчила!
И Пал Палыч спасся бегством.
***
Так вот что означали все эти модные пиджаки и новые наряды Доры! Марина, сидя на уроке, машинально рисовала на обложке тетради шикарное платье. Оно было, оказывается, для мужчины в расцвете сил. Удлинила подол, превратила его в шлейф, добавила пышные рукава, потом голову, на голове изобразила фату. Вот так, теперь порядок.
А не связаны ли оба события? Может, это после того как папа перестал скрывать свой роман, Дора приняла предложение садовника? Может, она не желает оставаться в их доме, если там появится новая хозяйка? Неожиданная мысль о некоей новой хозяйке оказалась так неприятна, что Марина поспешила ее на время отогнать и сосредоточиться на счастье, которого она должна желать отцу и Доре.
Однако никакого счастья не ощущалось – только обида на то, что оба готовы дружно повернуться к ним с Павликом спиной и любить кого-то другого. Марина понимала, что это неприлично, что братику было бы еще простительно, а она уже взрослая – но ничего не могла поделать. Обнаружился факт: она относится к своим взрослым чисто потребительски – они должны ее любить и о ней заботиться. В этом их предназначение. То, что оба могут хотеть еще какой-то личной жизни и имеют на это право, не укладывалось в голове.
Ну ладно папа – ему тридцать семь, а выглядит он моложе и считается практически юношей. Но Дора, которой за сорок! Какой смысл выходить замуж в конце жизни, на пороге пенсии?! Когда-то именно Дора объясняла ей, что такое месячные, и растолковывала, как устроены мужчины и как с ними себя правильно вести. Но то, что к ней самой это может иметь отношение, казалось нереальным. Дора могла иметь отношение только к кухне и плите.
Марина представила кухню, в которой нет Доры – получался абсурд. Оставалось только острое чувство одиночества, только вчерашний детский вырвавшийся вопрос «а я?» – и было неважно, что она уже взрослая.
Взгляд скользнул по портретам русских писателей и плакатам, висящим на стенах класса. «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий… ты один мне поддержка и опора…» Конечно, он один! Только он один и остался. Они ссорятся, а он всё равно появляется! Они давно расстались, но он не исчезает из ее жизни! «Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?»
***
Марина шла на урок к репетитору, подбирая кленовые листья и думая, звонить или не звонить. Ведь один раз позвонила уже, а потом не пришла. Опять из-за какой-то ерунды! И это – после подвига с десятью копейками! Нет, плохая идея. Нет, звонить невозможно. Она просто разнюнилась. Надо взять себя в руки, надо держаться самой, а не тыкаться в поисках поддержки и опоры.
Репетитор дал задание, а сам убежал – у него, кажется, антенна с крыши свалилась. Марина решила все уравнения и начала перебирать учебники, стопкой лежащие на столе. Один был подписан: NikBer. Жирным черным маркером. Знакомым почерком. Николай Берестов.
Стало одновременно и грустно и радостно, она даже озадачилась – как это могут быть два таких разных и таких отчетливых состояния в один момент. Они сидят здесь, за одним столом, только в разное время! Это было так здорово, что Марина почему-то подумала: один – ноль. Но тут же счет обнулился: ну и что. Да здесь полгорода бывает.
И принялась разрисовывать свои кленовые листья смешными рожами и забавными котами, а потом раскладывать их между страницами чужих учебников. Шариковая ручка легко скользила по живой шелковистой поверхности. Рядом с рисунками появлялись надписи «Улыбнись!» и «Удачной контрольной!».
Постепенно охапка листьев перекочевала в стопку учебников. Оставался один, последний, чистый светло-желтый лист. Марина долго на него смотрела, потом вместо веселых рож разрисовала такими же кленовыми листьями, приписала «Осень вечно права» – и вложила в «Алгебру» Ника.
Репетитор вернулся умиротворенным.
– Что, вызвали мастера?
– Да, мастер уже за работой! Осторожней в прихожей – там лампочка перегорела.
И Марина, пробираясь к вешалке, сразу же на кого-то наткнулась.
– Здорово, двоечница, – приветствовал ее в темноте знакомый голос.
Как стремительно действует кленовая почта! Он ведь даже не успел ее получить.
