Андрей Геннадиевич Демидов
Золотая лоция викингов
Глава третья. Золото последнего императора династии Суй
– Новому императору Поднебесной империи досталось плохое наследство. Страна Китай была разорена. Много народу умерло от голода и войны. Кочевники тюркуты не давали никому покоя. Тайцзуну нужны были союзники и… Золото. Но, как и его отец, властелин Поднебесной Империи не мог разыскать сокровища прежней династии Суй. Сокровища исчезли после убийства императора Ян-ди. Когда стало известно, что мятежный воевода Лян Ши Ду, засевший в крепости Шофан, расплачивается с воинами бронзовыми монетами Ян-ди, новый император собрал войско и пошёл на Шофан и осадил его. Шофан сдался, а соратники воеводы принесли императору его отрезанную голову и были прощены, но золота предков в крепости не оказалось. В погоне за ускользнувшим опять богатством, император двинулся в земли тюркутов, разоряя кочевья и уничтожая города, но золота по-прежнему не было. Тогда Тайцзун объявил большую награду за каждого выданного сторонника Суй, скрывающегося в кочевьях или оазисах. После этого ему привели столько беглецов, сколько есть иголок на ели. Их всех жестоко пытали, а потом закопали живых в землю. Наконец, на восточных предгорьях Тянь Шаня, золото Суй было найдено и перевезено в самый большой город построенный сегодня людьми – Чанань, откуда начинается великий Шёлковый путь в Европу через всю Азию и куда отовсюду для отправки свозятся товары. В Поднебесной империи настал долгожданный мир и процветание, – закончив напевать Рагдай вздохнул, словно гора свалилась с его плеч.
Скальд ещё некоторое время перебирал струны, постепенно затихая, словно убаюкивая мелодию и диковинный рассказ чужеземца.
– Хорошая сага про счастье и богатство, – сказал ярл Эймунд, – только имена режут слух как лай собаки, но там столько богатства в этой Серинде, или, как там, в Китае…
– Счастье – это отсутствие боли телесной и душевной, – сказал Рагдай, – есть на востоке такая религия, которая так считает – Буддизм.
– Счастье – это золото, женщины и громкая слава! – с чувством абсолютной правоты сказал ярл.
– С востока везут шёлк, его продают в Константинополе по весу золота, вот бы заняться торговлей шёлком без сирийских и армянских посредников, – проговорил мечтательно Йёран, вставая чтобы размять ноги, – одежда из шёлка не стирается от времени, паразиты в нём не заводятся, он удобен и прохладен в жару, не то что шерсть. Это самый желанный сейчас товар у богатых людей. Вот бы найти способ плыть туда, в Поднебесную, а не идти с караванами по пустыням и горам, кишащим разбойниками.
– Самое ближнее, куда можно доплыть по воде, если плыть по Хазарской реке из Тёмной земли кривичей, мещеры и муромы – это до южного берега Хазарского моря, – ответил Эйнар, косясь на задумчивого Вишену, – так отсюда быстрее добираться до Багдада, чем вокруг всей Европы плыть до Кавказа или Антиохии.
– Только там, в Тёмной земле, много волоков через лес, никем не обустроенных пустошей, лесные жители на купцов нападают, и туда сейчас никто не сунется, – ответил ему Йёран, – правда Рагдай рассказывает, что князь кривичей Стовов построил город Каменную Ладогу и Стовград-на-Нерли, пытается одолеть лесные народы и защитить торговлю, но этого пока мало.
– Предлагаю выпить византийское вино за то, чтобы дорога из Восточного моря в Хазарское стала явью, – с этими словами ярл Эймунд взял со стола питейный рог зубра и подставил его под кувшин с вином в руках служанки.
Все поступили так же со своими сосудами. Когда вино торжественно было налито и выпито, пиршественный и одновременно тронный зал дома правителя наполнился чавканьем, хрустом костей на зубах и довольными разговорами. Несмотря на то что пир длился уже третий день, ярл Эймунд и его херсир Овар всё ещё ели, и пили с большой жадностью.
Наблюдая за этой черноглазой служанкой-рабыней Сельмой, Эйнар в очередной раз пожал плечами и заглядывая в свой пустой рог, спросил:
– Где в этой саге кудесника связь с сокровищами Рейна?
– Пить вино и вообще пьянство – это добровольное помешательство, сказал Аристотель, – произнёс по-гречески Рагдай и добавил уже по-норманнски, – здесь такая же связь, как у беременной и северного ветра.
Все засмеялись. После странного рассказа, разговор, похоже, возвращался в привычную для всех колею. Особенно веселился шутке Овар. Утирая слёзы, ярл Эймунд сказал:
– Золото Рейна тут не причём, эта сага о золоте императора Сиринды, восточной страны на краю мира.
– Говорят, там одна женщина в день делает четверть куска шёлка, – сказал Овар, стряхивая со своей бороды крошки, – мне бы пару таких рабынь-мастериц, и через месяц можно было бы сшить шёлковый парус. Лёгкий пурпурный, с драконами из огня как на корабле Одина.
– Я про то и говорю – шёлк! – кивнул Йёран, – это сила!
– Кроме рабынь потребуется ещё шёлковые черви, что дают нить, говорят вроде, что сирийцы тоже умеют делать шёлк, – сказала Маргит, выходя с женской половины дома и садясь на лавку рядом с Вишеной.
Сидевшие по левую сторону от ярла Эймунда его сыновья Эрик и Акар хмуро уставились на них.
– Может быть, объединить наши дружины и пройти в Хазарское море за шёлком? – спросил, обводя всех взглядом, Йоран, – сто викингов – это сила, неужели там кто-то сможет нас остановить?
– Тысячи и тысячи булгар, кавказских албанцев и авар перебьют нас раньше, чем мы доплывём до Итиля, – сказал, с сомнением качая головой, Рагдай, – там ещё бродников разных много на волоках, то есть я хочу сказать, что только силой там пройти не получится.
– Правильно, книжник, – сказал ярл, – к силе всегда нужно добавлять ум. Один мудрец сказал, что если один человек в жизни достиг чего-то значимого, то ему было от чего отталкиваться, или было нечто, что его с усилием тянуло, потому что невозможно двигаться никуда, отталкиваясь только от пустоты или хватаясь руками за воздух.
– Князь Стовов хочет идти на запад в далёкий поход и считает, что доблестные ярлы Эймунд, Вишена и Йёран должны пойти с ним, – неожиданно объявил всем Рагдай, – у него сейчас большая нужда в воинах для похода в Померанию, Моравию и Паннонию, потому что король франков там сейчас сражается на своих восточных границах с королём сербов и моравов Самосвятом и против аваров хана Аспаруха.
– А город асов – небесный Асгард твой князь Стовов не хочет завоевать? – едва сдерживая смех спросил Вишена.
Шутка пришлась пирующим по душе и все начали неистово смеяться, потому что представить себе более безумный поступок было тяжело.
– Это наш конунг, он всегда такой весёлый, – сквозь шум сказал Эйнар служанке, подмигивая, – он один такой.
– Я знаю, – крикнула в ответ Сельма, чтобы что-нибудь ответить красивому викингу.
– Простой воин получает сейчас шестьдесят пять серебряных византийских монет-гексаграмм в год, а вожди в два раза больше, и все получают часть военной добычи, – сказал тем временем ярл Эймунд, отвечая на какой-то вопрос Йёрана – этого мало, столько воин может взять всего за пару набегов на побережье Британии или Биармии. Невольник с Кавказа или из Таврии стоит один гексаграмм золота.
– Эти наёмники-викинги в Константинополе сбили цену и по всей Европе тоже, – согласился с ним Йёран, – позорят славное имя викингов.
– Идти туда, на запад? – Вишена задумчиво посмотрел на Маргит, – мне кажется, лучше попытаться напасть на Рим, если там что-нибудь ещё осталось после последнего разграбления его готами.
– С Римом ничего не выйдет, ни у кого сейчас не хватит сил, тем более что папа римский Гонорий, как говорят, может убить любого, мешающего упрочению Христовой веры, а уж напавшего на него самого в его городе и подавно… – с сомнением в голосе сказал Рагдай, – лучше наняться к королю Дагоберту для войны с басками. Там тепло, там яблоки, солнце, черноокие кельтиберки и готки…
– Отец, пусть Рагдай ещё споёт чего-нибудь, – сказала вдруг Маргит звенящим голосом, – а то вы тут делите шкуру не убитого медведя, а Вишене на охоту пора, убить оленя или кабанчика как он мне всё обещает, и светает уже, сколько можно сидеть тут и пить пиво и вино…
– Не смей вмешиваться в мужской разговор, – резко прервал её младший брат Эрик, – пошла бы лучше проверила, доят ли молоко рабы, а то разленились все слуги и рабы перед весной.
– Может быть, уже не друг конунга Вишены, властителя без владений споёт, а настоящий уважаемый скальд, что получил за это оплату и приехал к нам издалека? – проговорил вызывающе старший сын ярла рыжеволосый и сильно веснушчатый Акар, – может быть пир не будет совсем уж испорчен странными россказнями славянина?
– Я не славянин и не из словян, – ответил спокойно Рагдай, – я сам из голяди, голинд, хоть и живу на реке Москве среди славян кривичей, вятичей, мокши и мещеры, голядь по-славянски называется мой народ там.
– Мне всё равно, – сказал Акар.
– Разве можно быть таким неучтивым? – с притворным порицание в голосе спросил сына ярл, – но если наш скальд споёт что-нибудь из Эдды, это ведь не обидит нашего учёного гостя из Гардарики?
– Я не из Гардарики и не из Альдейгьюборга, я из Тёмной земли, так её называют за плодородный чернозём, – ответил Рагдай, – конечно приятно слушать священные песни в доме уважаемого правителя нескольких фьордов и равнин.
– Вот, дубина не отёсанная, учись, как надо разговаривать! – воскликнул Эймунд, тыкая пальцем в Акара, и добавил уже повернувшись к седобородому скальду, – почтенный, исполни-ка нам что-нибудь привычное нашему уху!
Скальд медленно кивнул и провёл сухими пальцами с длинными жёлтыми ногтями по струнам. Затем он запел тихим и заунывным голосом, иногда только делая ударения на именах и названиях. Чувствовалось, что так он мог бы петь всю ночь и такая манера исполнения длинного произведения была для него единственно возможной:
С востока в ладье Муспелля люди плывут по волнам, а Локи правит.
Плывут и сыны великанов в ладье с ними брат Бюлейста.
А что же с асами и альвами? Гудит Ётунхейм, все асы на тинге,
Карлики стонут пред каменным входом в скалах родных –
Сурт быстро едет с юга, солнце блестит на мечах богов;
Рушатся горы, мрут великанши, в Хель идут люди, расколото небо.
Настало для Хлин новое горе, бог Один вступил с Волком в сраженье.
Бели – убийца с Суртом схватился – радости Фригг близится гибель.
Гарм лает громко у Гнипахеллира, скоро вырвется жадный.
Мне многое ведомо, все я провижу судьбы могучих славных богов.
Сын тут приходит Отца Побед, Видар, для боя со зверем трупным;
Меч он вонзает, мстя за отца, – в сердце разит он Хведрунга сына.
Тут приходит Хлодюн, со змеем идет биться сын бога Одина.
В гневе разит страж Мидгарда, люди должны с жизнью расстаться.
Отступает сын Фьёргюн, змеем сраженный – достоин он славы.
Солнце померкло, земля тонет в море, звёзды срываются с неба.
Пламя бушует, жар солнечный нестерпимый с неба доходит.
Вздымается снова из моря земля, зеленея, как прежде;
Падают воды, орел пролетает, рыбу из волн хочет он выловить.
Встречаются асы на Идавёлль-поле, о поясе мира могучем беседуют.
Вспоминают о славных событиях и рунах древних великого бога.
Снова найтись должны на лугу в высокой траве тавлеи золотые.
Заколосятся хлеба без посева, зло станет благом, Бальдр вернулся.
Жить великан теперь будет с Хёдом у Хрофта в жилище богов…
– Я тоже могу говорить как этот учёный певец, – сказал Рагдай, воспользовавшись перерывом из-за того, что скальду потребовалось выйти на двор, – просто я думал, что что-то новое вам будет тоже интересно, про Китай…
– Знаешь… – начал было подбирать слова ярл, – как это…
– Хорошо, слушай! – сказал книжник, затем стал легонько отбивать такт ладонью по доске стола и запел:
В начале была чёрная бездна Гиннунгагап на краю царства льда.
Царство льда – Нифльхейм примыкало к другому царству –
Муспельхейм, и около него лёд Гиннунгагапа таял и летели искры.
В Нифльхейме был родник Хвергельмир и двенадцать его потоков.
Мороз превращал их воду в лёд, но источник бил не переставая.
Этот родник произвели великана Имира и телицу Аудумлу.
Из пота Имира родилась пара человеческих разнополых существ,
А одна нога с другой зачала сына – и это был первый великан!
Корова Аудумла лизала покрытые инеем холодные солёные камни.
Потом она питала Имира молоком, и от тепла её языка родился Бури.
Его сын Бёр взял себе в жёны внучку Имира великаншу Бестлу.
Великанша родила Бёру трёх сыновей-асов: Одина, Вили и Ве.
Асы убили прадеда Имира, а из его тела сотворили Мидгард.
Из мяса сделали землю, из костей – горы, из волос – растения.
Из его мозга они сделали облака, из черепа – небосвод.
В каждый из четырёх углов мира они посадили по ветру.
Из ран Имира вытекло столько крови, что в ней утонули великаны.
Утонула и корова Аудумла, Бергельмир тоже спасся с женой.
Они набрались сил и положили начало новому роду гримтурсенов.
На берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху.
Из ясеня делали красивого мужчину, из ольхи – красивую женщину.
Бог Один вдохнул в них жизнь, Вили дал им разум, а Ве – кровь.
Так появились первые люди, их назвали: Аск и Эмбла.
За морем, к северу от Мидгарда, асы создали страну Ётунхейм.
Они отдали её во владение Бергельмиру и его потомкам.
А себе построили страну над землёй – город Асгард…
Все снова наполнили свои питейные рога, выпили за богов и хранителей жилищ, скота и рыбных косяков. Братья Маргит, злобно поглядывая на Вишену, несколько раз выходили на воздух, было видно, что солнечный свет, робко пробивающийся сквозь дым очага в отверстие кровли, на самом деле разливается по фьорду ярким жёлтым огнём.
– Так, или иначе, в Сиггблот, первый день лета, в начало нового года, князь Стовов будет ждать желающих принять участие в походе в устье Западной Двины, – сказал Рагдай, – встреча состоится южнее Моонзунда посреди залива у острова.
Вишена промолчал, но было заметно, что ему не хочется никуда уходить с Рагдаем. Вернувшийся скальд уже не удостоился больше внимания и стал сам напевать себе под нос продолжение из Эдды.
– Мне не очень понятен этот поход, – сказал ягд Эймунд, – когда мы все протрезвеем, расскажи мне ещё раз, книжник, что могут взять бедные люди в местах, где воюют короли и их армии.
А теперь, может быть ты мне продашь, наконец, книгу это мудреца последнего римлянина про богов. Сколько ты за неё хочешь?
– Двадцать золотых безанов, – быстро ответил Рагдай, – там много украшений на переплёте.
– Я за это двадцать коров куплю, – быстро, несмотря на изрядный хмель, сказал ярл, – дорого это очень.
– Я куплю за пятнадцать, – сказал Йёран, – я думал, что ты меньше чем за двадцать пять не отдашь, а если есть торг…
– Хорошо, иудейская душа, пусть будет восемнадцать, и по рукам ударим, – воскликнул ягл Эймунд.
– У меня столько нет, – подмигивая книжнику, сказал Йёран, – ты всё ругаешь богатых за жадность и подлость, а кому бы ты свои книги продавал, если бы богатых не было, рабам?
Рагдай хотел что-то возразить, но сыновья неодобрительно загудели:
– Отец, зачем столько денег тратить на эту книгу, в походе можно десять таких в монастыре захватить!
– В монастыре будут богословские христианские книги, вы их не сможете не прочесть, ни понять, а это учебник жизни, – перекрикивая их, сообщил присутствующим Рагдай.
– Лучше бы выпили за удачу великого похода на запад славного конунга и берсерка Вишены! – закричал, присоединяясь к общему шуму Эйнар, – за Вишену!
– За ярла Эймунда, хозяина гостеприимного крова!
– За дочь ярла, красавицу Маргит!
Пока все кричали наперебой и опрокидывали питейные рога с вином, братья Маргит вышли из дома. Это не могло никого насторожить, потому что по многу раз все выходили и возвращались во время пира. Только очень внимательный и проницательный наблюдатель, мог бы заметить странные взгляды Маргит и её братьев, то друг на друга, то на Вишену.
– Я буду думать над предложением Рагдая, – сказал сквозь крик Вишена и поднялся со скамьи, собираясь выйти, – выйду подышать от этого дыма.
– Это уже лучше, чем просто отказ, – сказал Эйнар и тоже поднялся, намереваясь выйти вместе с ним, – если мы пойдём в поход только силами одной дружины, много ли мы сможем добыть?
Вишена остановил его рукой, усадив обратно на скамью, и вышел во двор.
Всё что потом произошло, показалось Вишене сном, чередой не связанных грохочущих мгновений, медленных, гулких и неотвратимых сцен и какой-то чужой жизни. Он знал, что Маргит сейчас выйдет за ним и будет упрекать, или просить, как она всегда делала раньше. Действительно, она тоже вышла на свет, и он услышал за спиной её лёгкие шаги, и шёпот, призывающий свернуть к дровяному сараю. Повинуясь, он свернул направо и у стены из вертикальных брёвен остановился, обернулся и обнял её со словами:
– Мне не хочется уходить из Викхейля, но прошу тебя, не веди себя так, словно мы уже помолвлены. Дай мне свободно сделать выбор. Клянусь нитью судьбы богини Инн, наши судьбы уже соединены! – после этих слов он поцеловал девушку в горячую щёку, ладонями отвёл назад её волосы, упавшие из-под перевязи.
Маргит смотрела на него испытующе и подозрительно. Отражённые блики восходящего солнца неверно мерцали в её глазах.
– Отпусти меня, – сказала она так громко, словно это должен был услышать ещё кто-то, – отпусти или я позову на помощь!
Последние слова она уже крикнула, в голосе девушки был испуг, надежда, радость и отчаяние. Одновременно её начала била дрожь, словно от лихорадки.
– Да что с тобой? – Вишена удивлённо отстранился от неё, – ты заболела?
Неподалёку возникли и быстро затихли, удаляясь, голоса Эйнара и служанки Сельмы. Они обсуждали, где бы им уединиться. Закукарекал петух, очень далеко, в лесу завыл волк, и вслед за этим солнце ушло за облака. Из тени двора возникли две фигуры. Одна из них, голосом Акара властно приказала:
– Отпусти её и следуй за нами!
– Ты опозорил нашу сестру и должен либо жениться на ней, либо быть осуждён общим тингом на изгнание и выкуп, – добавила другая тень голосом Эрика, – предатель клятвы гостеприимства!
– Эрик и Акар? – Вишена, пытаясь понять, что происходит, отступил под навес конюшни, – Маргит, это похоже на западню! – наконец сказал он, прижимаясь спиной к стене, чувствуя как хмель быстро улетучивается, а тело наливается прежней силой.
– Братья хотят, чтобы ты просил отца объявит о нашей помолвке, особенно после такого случая, – воскликнула Маргит и коротким движением выдернула шнуровку ворота своего платья, – у тебя нет другого пути, любимый!
Её полная грудь наполовину обнажилась. Девушка раскраснелась от волнения. Взлохмаченная, растерзанная, с блуждающим взором, теперь и впрямь стала похожа на жертву насилия со стороны великана-сластолюбца.
– Пойдём с нами, херсир, это нужно сделать прямо сейчас! – сказал Эрик, стараясь придать своему голосу твёрдость, – не сопротивляйся своему счастью, не нужно с нами ссориться.
– Не слишком ли ты молод, чтобы затевать ссору с конунгом? – зло сказал Вишена.
– Конунгом? У тебя нет ни земли, ни коров, все викинги с востока и юга такие бедные, при чём тут титул конунга? – сказал Акара, надменно задрав подбородок, – тебе безродному честь породниться с нами, а ты сопротивляешься.
– Не зли его слишком сильно, – перебил брата Эрик, – пусть он опомнится, надо благодарить богов, что его меч остался под трапезным столом.
– Он нам ничего не сделает, его дружина меньше нашей, его и так выгнали отовсюду как пса, – Акар пьяно рассмеялся, – давай, брат, хватаем его и отведём к отцу, обычай и традиция на нашей стороне! Если моя любимая сестра хочет видеть его своим мужем, то пусть ей будет хорошо, а земли и скота у отца много, а вот получив сильную дружину можно ещё захватить, и даже с Инглингами и Скъёлдунгами говорить почти как с равным! Можно делать набеги на земли пруссов, откуда начинается Янтарный путь в Средиземное море, и где есть городки Кауп и Трусо, которые можно с успехом пограбить!
Не то чтобы Вишена не хотел жениться на Маргит, наоборот, она была для него самым лучшим человеком на свете, не то чтобы он боялся унизительных разговоров о его состоятельности, как жениха, просто участник множества битв, походов и смертельно опасных приключений, не любил, когда его к чему-то принуждал против его воли. Он лихорадочно начал искать глазами хоть какое-то оружие, но ничего не годилось для боя, ни дубовое ведро, ни берестяное сито, ни обломанная рукоять лопаты или горсть гвоздей…
За спинами братьев появились двое дружинников их отца, видимо посвящённые в тайну происходящего. Теперь не было и речи о том, чтобы убежать или отбиться кулаками от позорного приведения к сватовству под принуждением. Их связь с Маргит показалась теперь ему совсем в другом свете. Для неё, девушки из богатой семьи известного рода на краю благодатного Восточного моря, было не трудно найти подходящую пару, сулящую в последующем славу и богатство. Но ей хотелось стать грозной правительницей от Готланда до Норрланда. Отец Маргит был уже стар, чтобы ходить в успешные походы, старая его дружина превратилась скорее в волопасов и сборщиков дани с озёрных хуторов, где кроме мёда, шкурок белок и свиней, взять было нечего. Братья её, наоборот, были ещё малы и неопытны, чтобы самостоятельно идти в дальние походы и захватывать хорошую добычу. В соседних фьордах люди тоже не дремали. Уже не осталось ни одного фьорда, где не было бы поселений или рыбацких угодий. Пригодной земли для посевов было всё меньше, как и места для выпаса скота. Теперь всё больше бонов бралось за оружие, и мешало настоящим викингам делать своё нелёгкое дело.
Все постоянно плавали на юг, в прусский ремесленный и торговый Кауп, проходили через Сасбию вдоль Янтарного пути, грабя местных или не местных торговцев. Другие Каупты, на других берегах, тоже были под их ударом. Трусо был отлично защищён, но в его окрестностях можно было перехватить зазевавшегося торговца. На востоке в Альдегьюборге на Ладоге, на западе в Павикене и других торговые эмпориях, можно поживиться солью и пушниной, но это требовало всё больших усилий. Ещё была возможность плыть вокруг Биармии по северному морю или сквозь кельтскую Биармию, её реки, озёра, волоки к Туле около Северной Двины и дёшево брать там куниц, бобров, отличную русую соль и рабов. Торговцы нанимали таких же викингов для охраны товаров с юга, и поход иногда заканчивался гибелью, пленом и рабством. Наниматься в качестве дружины к вендам, кривичам, пруссам или финнам было унизительно, и северяне, даже в Биармиии, тем более в Скандии, потом таких ярлов и конунгов не пускала на альтинги-советы. Даже Уппсала, принимающая всех, старалась их использовать в своих интересах тайно. Сильные конунги Ингьяльд Коварный, Хельвдан Храбрый и Гранмар не любили делиться с такими мелкими ярлами как Эймунд, и соглашались отдавать им для грабежа только захудалые берега, или отдавали после совместных походов так мало добычи, что проще было получить такой доход оставаясь на берегу и изготавливая паруса и вёсла на продажу. Маргит хотела стать женой храброго, везучего викинга из богатой людьми и пушниной Тёмной земли, где много племён, городов и рек. Там было мало озёр и безопасных островов, как в Скании, зато оттуда во все стороны расходились речные дороги, как ни и из центра паутины, и можно было пройти в южные моря к Византии быстрее, чем вокруг Европы. Если удалось бы договориться завоевать эти пути, то можно было построить королевство побольше чем у Ингьяльда. А это значило стать самой великой женщиной Скании, может быть потом королевой, достойной упоминания в великих сагах. Подговорить братьев было несложно, тем более, что драккар Вишены им нравился безумно, как и нравилась возможность начать что-то делать самим, без отцовской и материнской опеки. Этой осенью, колдун дал им съесть зажаренное сердце волка, и теперь они чувствовали в себе неиссякаемые силы свирепости и желания борьбы.
Однако Вишена по-другому представлял себе свободу выбора конунгом своей судьбы. Он видел, как Акар сделал шаг к нему, а Эрик начал вытаскивать меч из ножен. Маргит закрыла глаза рукой и отвернулась со словами:
– Вишена, не сопротивляйся своему счастью!
– Это подлость не достойная воинов – нападать на безоружного гостя. Даже женщине это непростительно. Слышишь, Маргит? Я ненавижу тебя, ты подлая волчица, дочь волчицы! – Вишена увидел в сухой траве у конюшни то, что могло стать хоть каким-то оружием – несколько сбитых о камни подков в корзине.
Он схватил три из них в руки и грозно промолвил:
– Я не дам себя взять и пусть будет так, как хотят боги!
– Как хотят боги, – сказал Акар, оскаливая почти волчье лицо, и вместе с братом кинулся на Вишену.
В этот же миг Вишена изо всех сил бросил в них одну из подков. Со свистом пролетев рядом с головой Акара, она на ударилась о стену дровяного сарая. В разные стороны полетели щепки, словно это был молот и, отскочив, со звоном, подкова упала на камни.
– Это первое предупреждение, – крикнул он.
Прежде, чем все успели сообразить, в чём дело, Вишена бросил следующую подкову в Акара, а с оставшейся подковой, как с кастетом напал на Эрика.
– Ха… – только и успел сказать Акар, или это просто было его дыхание, потому что подкова с глухим звуком попала ему в переносицу.
Голова юноши дёрнулась назад, словно он на бегу ударился лбом о притолоку двери. Он сделал несколько шатких и незрячих шагов в сторону, пытаясь сохранить равновесие, и рухнул, раскинув руки, прямо под ноги Маргит. Он ещё не упала на землю, как Вишена двинулся навстречу Эрику, и двумя руками, сжимая подкову, мощно ударил его в грудь. Что-то хрустнуло. Эрик со стоном отлетел в сторону и упал. Вишена двинулся на дружинников Эймунда. Однако те, понимая, что дело приняло нешуточный оборот, решили не отягощать общее положение, и отступили, показывая Вишене ладони, в знак того, что схватка закончена,
– Сюда! – с ужасом в голосе закричала Маргит, наклоняясь над Акаром, – скорее!
Она попыталась приподнять его и руки её тут же оказались перепачканы кровью. Она рванулась прочь, к отцу, чувствуя затылком тяжёлый взгляд взбешённого Вишены. Любовные переживания людей иногда подобны страданиям охотника, боящегося упустить дичь, и чем менее удачлив был в прошлом охотник, тем тяжелее его переживания по этому поводу. И страх возможной потери так туманит ему рассудок, что он уже почти ничего не понимает. Так или иначе, а всегда наблюдать, как гаснут надежды на счастливую жизнь у молодых людей так же печально, как наблюдать жёлтые листья осенью. Что же касается любви, то она кончается в тот момент, когда любимый человек перестаёт быть тем, чем нам хотелось бы обладать…
В доме ярла Эймунда было всё ещё шумно, хотя кувшины вина, медовухи и пива давно опустели, жаркое превратилось в груду костей, а языки рассказчиков почти не ворочались от хмеля и усталости. Одни гости спали, уткнувшись лбом в доски столов, другие говорили громко и бессвязно, каждый о своём. Рагдай, слегка захмелев, учил Йёрана кидать монету. Это был золотой безан, только что полученный за книгу. Нужно было её кидать так, чтоб монета всегда падала на одну и ту же сторону. Он пред этим и несколько воинов поспорили, что Овар не сможет завязать вертел в петлю, как это делал Вишена. Рядом, красный от натуги Овар в третий раз сгибал и разгибал железный вертел. Ярл Эймунд зевал сыто и сонно, а его младший сын Ладри восхищённо смотрели на Овара, говоря:
– Вишена может десять раз согнуть и разогнуть вертел!
– А где все? Акара, Эрик, Вишена, Маргит? – спросил ярл, оглядываясь на спящих и сидящих вдоль стен, – что-то их давно нет.
– Хорошо, только погляжу чем закончится спор, – ответив так, Ладри привстал, и очень быстро спросил у отца, – а можно я пойду с Вишеной в его поход весной?
– Ты уже снова злишь меня! Мал ты ещё! – ярл ухватил мальчика за ухо, но тут же выпустил и досадно поморщился, потому что в третий раз Овар не смог свернуть железный прут в петлю.
Мало того, что он сегодня купил за целое состояние не нужную книгу лишь для того чтобы не слыть невежественным и тёмным, так он ещё и кольцо проиграл из-за хвастливого Овара. Ярл Эймунд выложил на стол перед собой огромные кулаки, похожие на молоты. На каждом его пальце было надето массивное кольцо или перстень.
– Выбирай, Рагдай, ты выиграл спор, – сказал он, – любое отдаю.
– Бери вон то, с головой змеи, на правом мизинце, сирийской работы… – шепнул Ладри, – оно отцу всё равно жмёт.
Рагдай улыбнулся радостно и указал на кольцо со змеёй мудрости.
Когда ярл, с краснея от натуги и боли, с превеликим трудом снял кольцо с пальца и бросил его через стол в раскрытую ладонь победителя, в двери появилась Маргит.
– Убийство! – крикнула она истошно.
Она стояла на пороге растерзанная, в крови, с безумным, злобным видом, словно разъярённая валькирия. В наступившей тишине было слышно, как ударилось о доски стола и покатилось кольцо, которое не поймал Рагдай. Потом кольцо со стуком упало на земляной пол.
– Убийство! Что вы сидите? – удивлённо спросил у всех Рагдай, – это никого не волнует?
– Погоди… Маргит, любит последнее время устраивать злые шутки, – ответил ярл, – в прошлом году она придумала, что Эрик подглядывал за ней, когда она купалась в озере, и украл будто её одежду, поэтому она пришла в деревню голой. Сейчас мы всё выясним!
