Андрей Геннадиевич Демидов
Золотая лоция викингов
Когда сущности людские собираются в сообщества, отряды и семьи, они начинают мыслить вместе, неуловимо соотнося свои возросшие возможности и потребности с окружающим миром. И что бы ни говорили отдельные личности, все вместе они тоже подчиняются неосознанному закону, диктуемому уже сверх представлений о правильном и ложном.
Начиная это повествование о временах, лежащих в далёком прошлом, страшном своим небытием сейчас, но притягивающим своей сбывшейся очевидностью, можно увидеть все поступки настоящих людей в реальной жизни, стоит только представить действительность. Множество возможных вариантов прошлого так же велико, как и множество возможностей будущего, Основные вещи и события, вроде угасания Солнца, или угасания народа из-за оскудения пашен, изменить нельзя, как в прошлом, так и в будущем, но между глобальными событиями, множество возможных взаимосвязей выстраиваются в бесконечные варианты, и на каждом шаге видишь, как поворачивает дорога событий на очередной многоуровневой развилке. Так же и люди о которых идёт сейчас речь. Они обычные для своего времени, и мысли их обычные, как обычны мысли наши сейчас. Но если бы они на мгновение поменялись местами, то столько чудес и неожиданностей они принесли, что стали бы причиной записать и читать как книгу. Во многом именно этому приёму и следует рассказчик обычно с древних пор: помещает себя туда, где ему становится видно то, чего не видят современники, слышит то, чего им не дано. Однако, следует вернуться обратно в Сканию первой трети седьмого века нашей эры, скалистую, холодную и скудную, как и сейчас, и продолжить повествование о героях событий…
Вдруг до слуха чутко спящего Вишены долетел гулкий звук трубящего над фьордом рога. Оно прокатилось и исчезло гулкое эхо. Наверное, по фьорду шёл чужой корабль. Чуть погодя, снаружи послышались быстрые шаги, и в проёме двери кузницы показалось широкое лицо человека со взлохмаченной чёрной бородой. Его курносый нос был красным от хмеля. Круглые глаза с трудом нашли в полумраке Вишену, и глухой голос, злорадно, как могут себе позволить говорить только близкие друзья, произнёс:
– Вот ты где, лодырь! Тебя все ищут!
Говоривший, вошёл внутрь, матово блестя стальными кольцами длинной кольчуги, золотым браслетом-змейкой и кольцами почти на всех пальцах.
– Ты чего, Эйнар, в кольчуге-то, на битву собрался со свиньями и курами, или перед женщинами похвастаться? И что это, почему люди ярла Эймунда нам вернули оружие? – Вишена удивился так, словно перед ним появился оживший камень или настоящий гном.
– Да, ярл Эймунд велел вернуть всем нашим викингам оружие, потому что опасается нападения, а кольчуга моя мне сейчас не для красоты! – ответил на это викинг.
Глава вторая. Снеккер с востока
Вошедший викинг подозрительно огляделся и сказал после этого:
– По фьорду идёт корабль, все думают, что это эсты или пруссы. Ярл Эймунд открыл свою оружейную, и раздал наше оружие, – с этими словами он протянул Вишене меч в красивых кожаных ножнах.
– Ясно, Эйнар, может быть это викинги с востока. А где все наши? – Вишена поднялся во весь рост, вытянул меч из ножен, осмотрел клинок.
– На берегу.
– Ты видел её?
– Кого? – Эйнар огляделся, сильно шатаясь от хмеля, ожидая увидеть Маргит.
– Она хорошая девушка, но очень капризная, и плачет всё время. Может, она станет другой, когда я женюсь на ней?
– Ярл Эймунд зол, что ты рано ушёл с пира, а его сыновья обещает убить тебя, если застанет вас вместе с их сестрой, – говоря это, Эйнар дошёл до бочки, стоящей рядом с горном, взялся за её край и нырнул туда головой.
Распрямившись, он выглядел уже заметно посвежевшим. С него ручьями лилась вода. Фыркая и утирая бороду ладонью, он хрипло засмеялся, глядя на сосредоточенное лицо друга:
– У тебя в голове мухи. В фьорде чужой корабль, на тебе висит обвинение в нарушении обычаев помолвки и свадьбы, а это, знаешь, после убийства второе самое страшное преступление. Ты что, действительно возьмёшь её замуж? Ты ведь сделаешь её несчастной. Тебя завтра убьют, или ты уйдёшь в дальний поход на три года, и сгинешь в шторме. Что она будет делать?
Вишена вздрогнул, и встряхнул кудрявой головой:
– Так, где все?
– У Рыбьего камня все, только нет Гельмольда и Ингвара, потому, что они не стоят на ногах после медовухи, что сварила Сельма. Их туда вывел Эймунд, – сказал Эйнар, набрасывая поверх кольчуги накидку из медвежьей шкуры.
– Пошли туда быстрее, – сказал решительно Вишена, – посмотрим, что это за эсты.
Они вышли в ночь, и быстро двинулись вдоль кромки воды, к тому месту, где в фьорд вдавался узкий мыс, сложенный природой из огромных обломков скал.
Распространяя запах браги и чеснока, Эйнар шумно сопел, недовольный тем, что ноги не слушаются его. Перебираясь через поваленный ствол, обросший мхом, он поскользнулся и с шумом упал на камни, бренча кольчугой.
– Проклятье! – выругался Эйнар, с трудом, неуклюже поднялся и принялся бормотать, – мы сидели за столами и слушали сагу о походе Одина. Скальд Эймунда, складно её пел. Служанка Сельма положила на меня глаз, и тут вбегает Сигвар и кричит, что в фьорде корабль чужаков. Что им тут надо в этом богами забытом месте? Не дали сагу дослушать…
Только на первый взгляд кажется, что все люди одинаково думают о своей жизни, как о способе удовлетворить свои животные страсти и желания. Кто-то спрашивает при этом о смысле этого насыщения, кто-то поступает так, как ему подсказывает рассудок или внешний советчик. Большая часть людей вообще просто следует принятым правилами и воззрениям, слепо поддаваясь примеру сильных и успешных, двигаются к тем целям и теми дорогами, что кажутся большинству верными. Однако, стоит лишь немного изменить логику определения целей, и все дороги, оказывается, ведут не туда, порой в тупик или пропасть, а все идущие по ним уподобляются слепцам, бессмысленно тратящим бесценный дар единственной жизни. Нужно ли говорить, что целеуказание порой более важно, чем способность достичь цели. Будь жизнь человеческая многократно повторяемая, с многократно повторяемой молодостью, что лучше жизни в бесконечно старом и дряхлом теле, можно было довериться инстинкту толпы и идти сначала туда, куда идут все, а если не получится, или не устроит результат, вернуться и идти другой дорогой. И так до бесконечности, пока её будет достигнут нужный результат. Пройти сначала те направления, куда идут все, потом не все, а затем и вовсе своей особой и уникальной дорогой. Там, куда идёт большинство, ждёт жизнь известная, желанная своими благами, признанными всеми за такие блага. И в этом нет ничего странного: солнечное тепло и свет, обильную пищу и безопасность ещё никто в здравом уме не порочил как не нужное. Ирония заключается в том, что для того, чтобы привлечь безусловно всех, обратная сторона, тёмная часть ослепительно-царственного мира скрывается всеми людьми: и теми, кто достиг, чтобы не показаться неудачниками, и теми, кто идёт, чтобы не свернуть с полдороги не не потерять уже пройденное с великим трудом и унижениями. Говорить правду – это роскошь и привилегия немногих. Если бы тёмная сторона общепринятого успеха была широко представлена, то поиск других способов использования времени жизни стал бы востребован.
Никто не говорит, что в пустынях, куда отваживаются отправиться одиночки, по разным причинам отказавшись от проторенной дороги, будет найдено именно то, что сделает жизнь для всех более осознанной, гармоничной и великой. Однако именно поиск общественной гармонии, равновесия, является способом существования природы и человека как части её. Баланс телесного и духовного, смысла и практики достижений должен лежать в основе всего, а пока это не является распространённой практикой, одиночки отправляются в трудный путь, уравновешивая собой всех остальных, жертвуя успокоенностью буден, уверенностью в своей правильности и достижимости результата. Они смущают остальных, будоражат своими вопросами и примерами, но именно такие как они открыли и существующие общепризнанные дороги, и именно на их пути возможны прорывы к смыслам и просторам, так необходимым всем.
Так же и книжник Рагдай, смущая умы правителей, имеющий вполне устоявшиеся взгляды на то, что хорошо, а что плохо, ради чего стоит рисковать жизнью и власть, и насколько риск соответствует добыче. Легковерно поверив в легенду о существовании Золотой Лоции, появившуюся с небес чудесным образом, он отринул всю свою жизнь, совсем неплохую, хотя переписывание книг и свитков не приносило богатства, но и позволяло не заниматься тяжелым крестьянским трудом, приводящей к ранней старости, и не промышлять разбоем, рискуя погибнуть или получить увечья. Жажда узнать, что же это такое, отправило его в поход на кипящий из-за войн, мора и голода запад, и дало силу убеждения увлечь с собой и других. Такие походы маленьких отрядов на край земли не то, что нашествие полчищ народов-кочевников, словно пожар пожирающий лес, это скорее уголёк, заброшенный в снежное поле, и отвага, отчаяние, жадность, вера только и могли спасти их.
Вишена молчал и быстро двигался среди камней, сучьев и деревьев, прибитых водой к берегу. Он уже разглядел вдалеке небольшой корабль, похожий на снеккер, медленно выходящий из-за поворота, и несколько десятков воинов на берегу. Чёрный силуэт корабля, идущего ночью под парусом, как раз достиг лунной дорожки, в том месте, где отражённое от воды серебро обрывалось тенью от утёсов. Снова зазвучал рог. На ладье заметили блеск стали у Рыбьего камня, подали сигнал и начали поворачивать туда.
Вскоре Вишена и Эйнар оказались среди своих соратников, и воинов ярла Эймунд. Сам вождь стоял как воплощение спокойствия и уверенности – в крылатом шлеме, с длинной седой бородой, заплетённой косой. Он приветствовал пришедших поднятием ладони, тяжёлой от золотых перстней. Со стороны корабля было слышно, как кормчий даёт счёт гребцам, и вёсла с задумчивым плеском нестройно врезаются в воду. Вишена оглядел строй своих воинов, облачённых, кто в кожаные панцири, кто в пластинчатую броню, кто в кольчуги, вооружённых луками, копьями, мечами и топорами, с круглыми, окованными железом щитами. Эймунд вопросительно посмотрел вокруг, и спросил:
– Что, так и будем стоять? Трубите в рог, пусть знают, что мы настроены биться с незваными гостями.
Один из воинов ярла поднёс к губам рог и, что было силы, стал в него дуть. Рог со второй попытки громко запел, гневно и предостерегающе. Когда звук закончил носиться между берегами над водой и под звёздным небом, звонкий голос за спиной Вишены сказал:
– Они идут как посланцы Хеля на корабле мертвецов Нагльфар. А кормчий у них бог Локи, отец волка и змея Ёрмунганда.
– Волк Фенрир проглотил солнц, и оно не взойдёт, а войска сынов Муспеллы скачут по мосту Биврест, и великан Сурт приближается с юг с мечом, который ярче Cолнца. А мы как легендарные асы Один и Тор! Как думаешь, Овар?
– Слишком сказочно говорите. Это действует хмельная медовая брага, друг Свенельд, – сказал Овар, широкоплечий старший воин с огромными кулаками, снисходительно посмотрев на стройного Свенельда, – кто бы там ни был в этом снеккере, мы их не приглашали.
– Может быть это не враги, – задумчиво сказал Вишена, – но разомкните ряды, если они неожиданно начнут пускать стрелы и держите щиты на своей груди.
Воины встали пошире и подняли щиты, а лучники вложили стрелы в луки. Тем временем на ладье втянули в отверстия бортов часть лёгких сосновых вёсел, и начали опускать рею с парусом. Послышался всплеск воды от падения камня, утягивающего ко дну проверочный линь. Кто-то крикнул, растягивая слова на прусский манер:
– Глубина тридцать локтей, но могут быть камни. Ильсер, двигайся прямо на воинов на берегу. Клянусь Перуном, они защищают место, где можно безопасно подойти к их берегу.
На сенеккере теперь убрали все вёсла, и корабль двигался только по инерции, быстро теряя скорость.
– Я ярл Эймунд, со мной мой брат Хенрик и Вишена Стреблянин со своей дружиной, – прокричал ярл Эймунд, – а вы кто такие?
– Я Йёран, брат Донкрада с Западной Двины. Со мной Рагдай из Тёмной земли конунга Стовова, он ищет конунга Вишену, – послышалось в ответ и стоящий на носу корабля человек поднял щит, и показал его внутреннюю белую часть, сигнализируя о мирных намерениях.
– Это что? – спросил ярл Эймунд, выжидающе глядя на изумлённого Вишену, – они показывают знак переговоров?
– Боя не будет, – с обидой в голосе сказал Овар, – и я не захвачу золото и оружие врага, а так было хорошо, сами в руки приплыли!
– Вызови любого прусса на поединок, это у них тоже не считается убийством, – отозвался Эйнар, напоминающий сейчас медведя на задних лапах.
Вишена глубоко вдохнул влажный, холодный воздух, потрогал лоб, что-то вспоминая, и сказал ярлу:
– Рагдай и Ацур помогали мне вернуть дочерям Гердрика его золото.
– Это был правильный поступок, – сказал ярл Эймунда, в его осанке исчезло величие, он снова стал утомлённым жизнью стариком и добавил, – друг моего гостя – мой гость. Крикните им, чтоб обходили камни справа. Клянусь Фригг, за гостей придётся сегодня ещё не раз наполнить кубки!
Воины на берегу одобрительно зашумели. Других, огорчённых отсутствием боя, кроме Овара, не было. Пока один из людей ярла Эймунда руководил действиями корабля, а дружинники Вишены, сняв шлемы, шли обратно в большой дом, заканчивать пир, снеккер ударился в берег. Пруссы бросили в воду каменный якорь.
Потом они положили с борта на камни доску, и по ней сошёл на берег коренастый, заросший до глаз бородой Йёран, и высокий человек в просторном плаще их шерстяной ткани, с длинным безбородым лицом, умными, внимательными глазами. Его коротко стриженные волосы тёмного цвета имели седые пряди. На широком и высоком лбу и между бровями виднелись морщины. Он сразу нашёл взглядом Вишену, подошёл к нему и сказал по-славянски:
– Мы снова встретились, Вишена, и я рад, что ты жив и бодр.
– Я сильно удивлён твоему появлению, книжник Рагдай, да хранят тебя боги, – ответил Вишена, всматриваясь в лицо кудесника, – ты сильно постарел за год. Что, были причины?
– Много пришлось путешествовать из-за одного важного дела.
– Расскажешь?
– Потом…
На берег тем временем перешёл молодой мужчина с выбритым на римский манер лицом, с мрачным взглядом, в меховой накидке поверх шерстяной рубахи. У него в руках были кожаные мешки с чем-то тяжёлым. Вишена узнал в нём Крепа, слугу Рагдая.
– И ты тут, Креп, всё ещё служишь своему господину? – спросил у него из-за спины Вишены подошедший Эйнар.
– Я Рагдаю скорее не слуга, а ученик, а он мне учитель, – ответил спокойно Креп, – я рад снова видеть вас, мы прошли несколько фьордов и множество поселений, пытаясь вас отыскать.
– А чего в мешках? – с любопытством спросил Эйнар, – вы из-за этого нас искали?
– Книги, переписанные нами для продажи, есть 'Антология' Иоанна Стобея, сочинения Квинта Аврелия Симмаха – последнего римлянина, поэзия Иоанна Газского, – ответил Креп, – на пергаменте писаны, хорошие переплёты.
– Это ярл Эймунд будет книги покупать? – удивился Вишена, – у него, как только увидит латинские или греческие буквы, сразу руки чешутся их в огонь бросить, во имя Локи-сказителя.
– Если я иногда сражаюсь с римлянами и не умею читать, то что, по-твоему, и мои внуки не смогут читать и быть учёными людьми? – уловив смысл сказанного по-славянски, проговорил ярл Эймун, – я бы поэтов купил, скальды всегда будут в цене.
После этого ярл Эймунд передал Йёрану пучок стрел, а Йёран передал хозяину берега медный котелок, начищенный до блеска. Подарок ярлу понравился. Он послал своего младшего сына Ладри, всё время путающегося под ногами, обратно в селение. Мальчик, наверное, десяти лет отроду, маленький и худой, но жилистый и вёрткий, со всех ног бросился бежать. Он должен был передать указание отца готовить баню, снова жарить мясо и принести в дом ярла ещё скамьи и столы. Пруссы тем временем принялись выгружать на берег свои вещи, сундуки и корзины, кое-какие товары на продажу – соль, янтарь и сало. Процессия во главе с ярлом Эймундом и Йораном, потянулась в сторону селения. Рагдай с Вишеной шли вместе. Эйнар вызвался помочь Крепу нести книги.
– Скажи, Креп, что там у вас в Тёмной земле теперь, после нашего ухода? – спросил Эйнар, – всё тихо-мирно?
– Князь Каменной Ладоги Стовов Багрянородец жив, гордится своим византийским прозвищем и обещает захватить всю землю голяди и мокоши вокруг Москвы-реки, Оки, Протвы и Ламы. И стреблянские старейшины Оря и Претич живы. А эрзи и мещера по-прежнему кормят дружину бурундеев в Эрзени, чтоб они их защищали от других степняков. Их город Дорогобуж, посреди земель мокоши, стоит на прежнем месте, а город-Стовград на Нерли хотя и сгорел, но опять построен, и берёт дань с купцов.
– Так зачем вы здесь? Это же далеко плыть, через Волхов порожистый, Ладогу буйную.
– Он всё скажет лучше, – ответил Креп, кивая на Рагдая, – история, похожая на историю дев Рейна, топивших корабли, если там было золото.
Глаза Эйнара округлились:
– С золотом Рейна всё плохо. Сигурд, сын Одина, убил дракона, спрятал его на средних порогах реки. Колдун Регин, выкормивший Сигурда и сделавший ему меч Грам, способный рассечь наковальню, помог ему превратить кровь дракона в золото. Если унести это золото от Рейна, оно становится снова кровью дракона и сжигает вора.
Пока они переговаривались, забрезжил рассвет. В серых сумерках Bикхейль был наполнен дымом костров, пением петухов, суетой подготовки к продолжению пира. Посёлок состоял из трёх десятков больших домов из вертикально вкопанных громадных брёвен, с наружной засыпкой из камней, глины и мха. Издалека они казались огромным кораблями из земли, лежащими кверху килем. Весь посёлок был окружён рвом и насыпью с частоколом. Колья частокола были срублены так, что на них оставались части заострённых ветвей. Переплетаясь между собой, эти ветви, создавали препятствие, крайне сложное для преодоления. В воде недалеко от пристани, вдоль линии берега и на некотором удалении от него тоже были вбиты брёвна в дно на таком расстоянии друг от друга, что между ними могла пройти только небольшая лодка. Брёвна немного поднимались на уровне воды в прилив, а сейчас, в отлив, торчали довольно высоко. Проход для кораблей был один и мог быть закрыт цепью, поплавками из брёвен или заперт другим кораблём. Единственный сухопутный вход в посёлок был сделан в земляном вале, укреплён бревенчатой стеной и перекрыт сверху площадкой, на которой стоял бревенчатый сруб, образовывающий надвратную башню с воротами и мостом через наружный ров. Оттуда бревенчатое мостовое покрытие над ямами, канавами и ухабами вело на площадь, где возвышался на холме из камней огромный и длинный дом ярла с красивым резным крыльцом. По бокам и вдоль улицы и боковых переулков стояли дома попроще. Деревянные, обмазанные глиной или обложены камнем и землёй с мохом. Все крыши были сделаны многослойными из нескольких слоёв досок и берёзовой коры между слоями внахлест для стекания воды. Сверху на многих крышах была уложена ещё и земля для тепла, поросшая мхом. Везде лежали горы дров и сена, стояли бочки, корзины, в загонах бродили козы, овцы и куры. Между жердин мостовых блестела грязь и лёд. Напротив дома ярла находился алтарь Одина рядом с огромным дубом. Судя по размерам священного дерева, оно росло здесь задолго до того, как появились первые дом. Тут же располагалась оружейная, чуть подальше стояла курящаяся баня и хранящие зерна, добра ярла и всего его одаля. Чуть в стороне виднелась кузница, хлев, загон для лошадей, сторожевая вышка с воином, глядящим через верхушки деревьев на фьорд. Везде на площади на разжиженной сыростью земле, были аккуратно уложены бревенчатые и дощатые настилы, перед входом в дом ярла и оружейную, они заменялись плоскими камнями или крупным каменным боем.
После сытной и хмельной трапезы пруссов, воинов ярлов Эймунда и Вишены, разморённых баней, звуками струн гуслей, вниманием женщин, отправили спать. Йёран, Рагдай, Вишена, остались у ярла Эймунд.
Шипели, падая в огонь очага капли жира с ягнёнка. Эйнар медленно поворачивал вертел с этим драгоценным из-за восточных пряностей праздничным жарким. Потрескивали дрова и факелы. На вертикальных брёвнах стен застыли тени. Два ряда столбов, поддерживающих крышу, образовывали зал, где стояли длинные столы и скамьи. Между столбами и стенами были сооружены полати, где сейчас спали несколько дружинников ярла, сидел приглашённый из соседней деревни скальд и несколько служанок. Скальд тихо играл на гуслях незамысловатую мелодию, а Рагдай протяжно произнося слова, вёл повествование по-норманнски. Йёран и ярл Эймунд сонно кивали, степенный Овар в задумчивости расчёсывал бороду, Маргит смущённо сидела рядом с Вишеной и смотрела в стол, и только Вишена внимательно слушал рассказ. На дворе слышалось металлическое побрякивание и тихие голоса:
– Подожди со своей просьбой, ярл слушает сагу гостя.
– Хорошо, вернусь днём.
Рагдай неторопливо пел:
– Победив в войне, властелин восточной Поднебесной империи, не смог управлять страной. Он болел и быстро старел. Его старшие сыновья жили рядом с отцом, сладко ели и вволю спали. Не забывали увеличивать поборы в казну. И очень не любили своего младшего брата, который жил вдали от столицы, среди простых воинов. Люди уважали того за отвагу и ум, а братья… братья много раз хотели отравить.
На одном из пиров во дворце ему подсыпали особенно много яда. Он после этого долго болел, но не умер, а лишь укрепился духом… Тогда братья упросили императора ещё раз призвать к себе младшего сына, желая окончательно расправиться с соперником. Соратники отговаривали от поездки, но он не посмел ослушаться отца. И вот со своим другом воеводой и воинами приехал в крепость. Не говоря ни слова, старший брат пустил стрелу из лука, но промахнулся. А средний не успел выстрелить. Воевода с быстротой молнии поразил его копьём. После этого крепость оказалась во власти младшего сына и старик император, выслушав рассказ о заговоре братьев, назначил его наследником. Через два месяца тот стал новым императором Поднебесной империи и принял имя Тайцзун…
