Андрей Деткин
Железный город

– Винт мне в ребро, – Шпиль опередил Славу, – прости, старик, просто у тебя был такой видон… Прости. – И, не давая токарю вставить слово, заторопился. – Это мой многофункциональный манипулятор «Карячка». Медикам притащили копари, те, не в силах его оживить, продали за сущий пустяк. Но я смог. Смотри. – Шпиль поднял руку, сжимающую проводной пульт, и что-то пошевелил. «Карячка» ожила. Ее манипуляторы деловито задвигались выверенными точными движениями. Две изогнулись, ухватили пластину, приподняли и повернули градусов на десять. Две другие из открывшихся ниш достали детали, приложили к рабочей поверхности. Остальные «лапки» их моментально припаяли.

Завороженный Слава застыл, его глаза округлились, рот приоткрылся. Ни дать ни взять подросток, впервые увидевший совокупляющихся «пропилей». В это время Шпиль внимательно рассматривал токаря и что-то для себя пытался понять в нем.

– Это что? Книги?!

Громкое восклицание вырвало Шпиля из раздумий.

– А? – механик вздрогнул. – Книги? Да, книги.

– Сколько их у тебя, чтоб я пневматикой свистел!

Слава подскочил к полке, где пылились учебники по начальной физике, электродинамике, робототехнике, химии и прочие.

– Ух ты! – он бережно взял в руки книгу с рваным корешком и затертой обложкой. – Физика, – прочитал он бегло. Шпиль за его спиной удивленно дернул бровью. Как правило, металлурги оканчивают двухмесячный курс первоначального обучения по диафильмам и наглядным пособиям. Еще месяц по специальности, недельная практика, и вперед за станок. Читать никто не учит, печатная продукция в ЖГ под запретом.

Учебник физики – вторая книга, которую Слава держал в руках. Первую ему показал Тристапусто. Старик нашел ее в пустыне в ранце мертвеца. Картонная обложка намертво крепилась клепками к дюралюминиевым пластинкам, вырезанным по размерам книги. Под таким панцирем большинство страниц сохранилось в читаемом виде. Затертое название «Чер… сны» додумывал сам. Получалось то ли «Чертовы сны», то ли «Черные сны», то ли «Черметовы сны». На последнем варианте токарь остановился. Имя автора и вовсе стерлось. Многое Славе в ней было непонятно, и мало что объяснили другие металлурги, к которым он обращался. Но общий смысл уловил: одиночество, которое олицетворяли мерзкие создания, в старости оказывается страшнее самой смерти.

– Ты хорошо читаешь, – сказал Шпиль, заглядывая токарю через плечо. – Знаешь, что такое физика?

– Нет.

Слава осторожно открыл учебник и стал листать. Временами задерживал взгляд на подписях под иллюстрациями, и тогда его губы шевелились.

– Это одна из основополагающих наук, объясняющая природные явления, материю, вещество. Так сказать, фундаментальная наука, на которой зиждятся механика, термодинамика, оптика и электрика.

– Можно взять почитать? Я верну.

Слава обернулся к механику, в его глазах застыла осторожная надежда.

– Э-э-э, – протянул Шпиль, – знаешь, никто не сомневается, что ты вернешь. Только, старик, давай в следующий раз.

– Ну да. Мы почти незнакомы…

Раздался глухой зудящий звук. Слава потянул за цепочку, извлек из кармана часы:

– Гниль рыжая, – выругался он, – у меня скоро смена, а еще к Извергу надо заскочить, – он убрал часы на место. – Фрезерман предупредил, волосатым к станку не подпустит.

– Кто? – не расслышал Шпиль.

– Фрезерман. – Слава распахнул дверь. В лицо дунул теплый пустынный ветер. Застывший спонс вновь затрепыхался на шее.

– Чудны дела твои, Двиглаш, – усмехнулся Шпиль, перешагивая через порог. – Раньше люди давали имена машинам, теперь машины людям. У нас в лаборатории работают Такомак, Сименсай, два Газа, Боинг, Камря, Шибер, Траверса даже Слябинг есть.

– Такая традиция.

– Но у тебя-то земное имя.

– У меня? – Слава остановился и обернулся к Шпилю.

– Ну, да, – механик тоже остановился.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Затем Слава развернулся и зашагал по железному мостику. До самых ворот они не обмолвились ни словом. У пропускной, где в тени «Баггера» бодрствовал Дизель, Шпиль нарушил молчание: – Слава, подожди, – и побежал к мастерским. Дверь хлопнула, механик исчез. Показался вновь через минуту с десятилитровой канистрой.

– Как и обещал, горючка, – сказал он, ставя емкость перед токарем, – канистру можешь оставить себе.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо. Если бы не ты, лежать мне под скалой с памятником из двух катков.

– Да ладно.

– Приходи еще, – Шпиль протянул руку.

Слава пожал ее.

– Приду. Компрессии тебе нехилой.

– И тебе запредельной. – Шпиль повернулся к охраннику, отирающемуся поблизости. – Диз, выпусти токаря, канистру я ему дал.

– Видел, – буркнул Дизель и заскрежетал засовом.

Глава 4. В стригальне

Слава миновал Кривку, выкатил на Котельническую. Чух – на подобие мяча из сушеного проволочника, ударился в темп, отскочил, покатился по настилу. Ватага сорванцов, галдя и толкаясь, устремилась вдогонку. Токарь пересек Продувной тупик, проехал не самый безопасный квартал Голодных крыс, где в закоулке между жилищ в куче мусора и нечистот несколько тощих, замызганных глюшников варили манну. Волосатый, с железным протезом голени, вывернул шею и долго провожал взглядом темп. Слава руками прокатил транспорт по пешеходной Барахолке. Едва разъехался в тесном Гаечном переулке с чопером. Малорослый пустынник, замотанный в спонс по очки выглядывал из-за руля – рогатки, словно подросток из-за прилавка. Он что-то недовольное гаркнул вслед, но токарь не стал останавливаться и выяснять, что именно. Пустынники единственные, кроме «клопов», кто имел лицензию на ношение «драматургов» в мирное время.

Наконец Слава свернул на Болторезную и остановил темп возле стригальни. Сквозь стальные створы жалюзи увидел Изверга – великана, с маленькой лысой, почти детской головкой, с покатыми плечами, в зеленой хлопковой рубахе с закатанными до локтя рукавами, в мешковатых коричневых брюках. Оранжевый с серым пятном на животе фартук убойщика крепко облегал кегельную фигуру.

К тому моменту, как Слава слез с темпа, стянул очки и зашел в душное помещение, Изверг закончил со своей жертвой и небрежно обдувал голову с оттопыренными ушами из пневмо – пистолета. Металлург втянул голову в плечи и все норовил подставить под сильную струю затылок. Его руки до белизны в косточках вцепились в стальные подлокотники. Красный витой шланг высокого давления тянулся от пистолета к медной трубке с краном и манометром. Стрелка дрожала между двумя и тремя барами.

Как всегда из уголка рта Изверга торчало дыхло. От едкого запаха тлеющих листьев у Славы перехватило дыхание.

– Кто последний? – просипел он, окидывая взглядом, пустую скамью.

Изверг бросил на него косой взгляд, ничего не ответил.

– Буду первым, – пробормотал Слава и сел ждать.

– Кобальт, – буркнул Изверг, повесил обдув на крюк, сорвал с бедолаги покрывало. Металлург встал, завертел головой, вглядываясь в полированную, царапанную пластину из нержавейки: «Не коротко?» – спросил робко.

– Самый раз, – буркнул Изверг. Вытянул руку, с раскрытой мозолистой лопатой. Получил плату, гаркнул: «Следующий!».

Слава переглянулся с тщедушным стариком, у которого из-под короткого ежика просвечивала белая кожа. Тот поспешил отвести взгляд и выскочил из стригальни. Оглаживая волосы, Слава подошел к креслу: «Мне бы подстричься. Только не так коротко», – он кивнул на распахнутую дверь.

– Садись.

Изверг с хлопком встряхнул простынь и в одно движение накинул на Славу. Туго завязал узлом на шее. Из широкого кармана извлек длинные ножницы, зашел со спины. У токаря по коже прошел мороз.

Огроменная ладонь, которая ложилась на голову, чтобы собрать космы в грядку, накрыла половину черепа. В опасной близости залязгали острые лезвия. Слава ощущал, как по шее осыпаются волосы. Изверг работал небрежно, тяжело сопел и пыхал дыхлом. Он не сбивал пепла и Слава опасался, как бы тот не просыпался ему за шиворот. Иногда стригач проводил алюминиевой расческой по волосам, тогда приходилось силой мускулов удерживать голову, чтобы та не клонилась за инструментом.

Опасение и предвкушение беды застыли в глазах Славы, когда Изверг повесил обдув на крючок и, не вынимая изо рта дыхло произнес: «Готово, чемпион». Ловко развязал узел и сорвал с шеи тряпку. Тряхнул. В воздухе, словно пух старчака закружились и осыпались срезанные волосы.

– Два кобальта, – пробурчал стригач, перекатил дыхло в другой угол рта.

Слава осторожно приблизил лицо к «зеркалу». Сквозь царапины на гнутой, вытягивающей физиономию поверхности, увидел себя. Повертел головой и…остался доволен.

– Изверг, ведь можешь, когда хочешь, – Слава повернулся к стригачу и расплылся в улыбке.

– Поговори мне. Гони кобальты и проваливай.

Что, собственно, Слава и не замедлил сделать. Прежде, чем залезть на темп и уехать, он достал из кармана подарок Штуцера и поднес к глазам. На синем циферблате красивыми буквами протянулось «Слава», стрелки поверх показывали без четверти три.

Глава 5. Семейный ужин

В просторной комнате на глубине пяти метров под Баггером, в свете люминесцентных ламп, за длинным чугунным, инкрустированным литой вязью столом сидели друг против друга отец и сын. Высокий, стройный и в то же время крепкий металлург, с русыми волосами, голубыми холодными глазами, шишковатым носом со строгим лицом держал спину прямо. Он поглощал пищу неторопливо и пережевывал ее тщательно.

Когда тарелка опустела, взгляд Брабуса ожил, скользнул по черному металлу и остановился на лице Шпиля.

– У тебя сегодня был гость? – Брабус взял бокал.

– Да, отец. – Шпиль оживился, глаза его заискрились. – Этот токарь научит меня гонять на темпах. Мой «фриранер» превосходная машина, лучшая в классе. Мне не хватает только мастерства. Если все пойдет, как я планирую, то уже в этом сезоне стану чемпионом.

– Надеюсь, – сухо сказал глава клана, отпил вина и добавил, – а то в последнее время в твоем активе что-то мало побед.

– Я стараюсь, отец.

– Плохо стараешься. Цели надо выбирать досягаемые, не мелочные и не глобальные. Не стоит задирать планку и пытаться перевернуть мир. Мелочные цели тебя самого делают мелким. Ты в них зарываешься, как крыса в мусоре. А если выбрал достойную вершину, во что бы то ни стало, достигни ее. Средства не имеют значения. Необходимо быть готовым жертвовать. Будь – то время, силы, кобальты, совесть, честь и даже чья-то жизнь.

Брабус склонил голову, взгляд его рассеялся. Высказывая мысль, он словно вглядывался в путь, возможно, по которому уже шел.

– Жизнь крайняя жертва, но бывают цели, которые того стоят, – помолчал и добавил, – а бывают такие, за которые и этого мало.

Глаза Брабуса пошевелились, и холодный взгляд устремился на Шпиля.

– Я понял, – голос Шпиля осип, он откашлялся и закончил, – отец.

– Времена наступают скверные, – вещал Брабус, – капуа объединяются в орду, стада ислаков растут. Кланы металлургов же обособлены, отношения с Титаниумом испорченны основательно, стычки на границе не прекращаются. Все вооружаются.

– Так это хорошо, – позволил себе реплику Шпиль.

Брабус молча взирал на отпрыска.

– Разве нет? – сник Шпиль.

– Не совсем, – вопреки ожиданию, упрека не последовало, голос главного механика звучал ровно. – Угроза, гонка вооружения это наш хлеб, ты прав, но когда война у твоего порога и не факт, что победишь ты, это удручает. А сейчас я хочу остаться один. Мне надо подумать.

Шпиль встал, так и не притронувшись к еде. У двери его нагнал и остановил голос отца: «Не заводи, Шпиль, друзей. Это может оказаться самой болезненной жертвой».

Не оборачиваясь, Шпиль кивнул и шагнул за порог.

Глава 6. Звезда разрозненной плеяды

Худощавый, невысокого роста пожилой Фрезерман с исполосованным морщинами лбом, в круглых очках, в выгоревшем синем слесарном халате с заплатами на локтях, встретил запыхавшегося Славу словами: «Когда прекратишь опаздывать? Песок тебе в шестерни, – не зло бранился мастер. – На этой недели без выходных, понял!?».

– Понял, – буркнул Слава, стягивая кожаную безрукавку и влезая в заношенный комбинезон, – только кто честь клана будет отстаивать?

– Потявкай мне. – Фрезерман склонил голову и поверх очков взглянул на нарушителя дисциплины. Вместо отцовской снисходительности на лице пропечаталась угрожающая серьезность. Слава прекрасно знал последствия подобной перемены, поэтому заткнулся и поспешил испариться из раздевалки. Открыл дверь в цех и сразу окунулся в производственную какофонию. Гул станков, грохот пневмомолотов, скрежет шестерней, свист болванок под резаками взметались к высокому потолку и эхом расходились по просторному бетонному строению.

– Звезда разрозненной плеяды, что занесло тебя в наши палестины? – Нитра не знала значений половины сказанных слов, но витьеватая фраза ей очень нравилась.

– Нитра, ты-то хоть не зуди, – пробурчал Слава, налаживая станок к работе.

– Фрезерман каждый раз, когда мимо твоей токарни проходил зубами скрежетал, словно редуктор гавкнутый, – девушка выключила станок, вытирая руки о ветошь, подошла к Славе. Тот с серьезным видом устанавливал заготовку между пинолю и шпинделем.

– Подстригся?

– Угу.

– Так тебе лучше. Моложе выглядишь.

Слава не ответил, целеустремленно крутил рукоятки подачи суппорта.

– Ты его уже видел?

– Видел.

– И как? – худенькая девушка в комбинезоне с лямками и высоким нагрудником, со спонсом, повязанным косынкой, остановилась возле токарного станка и вглядывалась в сосредоточенный профиль.

– Кардан через кутак, вот как, – огрызнулся Слава.

– Смотри, – ухмыльнулась Нитра, – послезавтра турбину сдаем. Если не успеем, Фрезерман засунет тебе этот самый кардан и провернет.

– Как послезавтра?

Слава вытаращился на девушку.

– Вот так. Микман подписал контракт с «жестянщиками», насколько мне известно, очень выгодный и спешный. Поэтому график на турбины сократили. Ладно я – любой заменит, а вот без твоих ручек, Фрезерман никак не обойдется.

– А Цанга, Супортино?

– Здрасти-приехали, – Нитра закатила глаза, – Цанга палец на винторезном сломал, а Супортино спецзаказ точит, загружен по самую бабку. Вчера в две смены маслячил. Фрезерман его пинками из цеха выгнал отсыпаться.

– О-хо-хо, – протянул Слава и взглянул на девушку. – А я ему про гонки.

– Так-то, – Нитра дернула бровками. – Пойду дошлифовывать.

– Двиглаш в помощь.

– И тебе того же.

Глава 7. Переговоры

Пожилой металлург с бледным лицом, изрытым морщинами, с седой щетиной, со взглядом матерого кайлака, никогда не снимал вязаную шапочку. На то была причина. Как-то давно, когда молодой шахтер Пшемик еще работал на отбойнике, подпорка в забое переломилась. Порода осыпалась и погребла под собой грабаря. По шлангу отбойника его нашли быстро. Руки ноги уцелели, а вот голове не повезло. Камень проломил череп и на всю жизнь оставил отметину – вмятину на затылке в полкулака. После обвала Резняк не захотел возвращаться в шахту. Взял новое имя и через багровые реки потянулся к власти. Интриги, изворотливость, жестокость позволили ему достичь вершины, стать главой клана.

Долговязый погонщик ислаков, замотанный в тряпье и шерстяные одеяла теперь разговаривал с ним, а не с покойным Гиком.

– Резняк, Секнах указал на тебя. Тебе очень повезло. – Переводчик, закрепленный на нижней челюсти, вещал монотонным механическим голосом. Металлическая накладка полукруглой формы подрагивала в такт шевелению губ капуа. – Племя разрешает тебе взять в жены нашу королеву и вкусить ее сок. Произведите потомство и мы породнимся. Мы хотим объединить наши усилия и стать властителями всего, что до разлома и за ним. Всемогущий Секнак благословляет ваш союз и пророчит родам благоденствие. Наш народ, истинный хозяин этого мира, рожденный этими песками и погребенный под ними. Кости предков усеяли Кхасулху, их души взывают к нам…

Грабарь не сводил вытаращенных глаз с трепетно вздымающейся груди, отчетливо пропечатывающиеся сквозь газовые шаури. Черноволосая красавица сидела неподвижно, целомудренно потупив взор в каменный пол пещеры, где происходили переговоры, смотрины и сватовство одновременно. Такой красоты вождю грабарей видеть не доводилось. Он был очарован юной дочерью диких племен. Его не смущала ее медлительность и отсутствие величественной осанки, чему немало способствовали дымящиеся в железной банке терпкие травы.

Сморщенная как, сушеный юмбак, старуха сидела в метре от Резняка. Перебирала в суставчатых пальцах бусины из отполированных позвонков ислака, нанизанные на сушеную жилу окла, «сосала» воспаленные глаза напротив своими бельмами и что-то творила в голове грабаря. Он не смел сомкнуть век, взирал в два омута и видел то, что ему показывали. Красота, о которой он и не мечтал, находилась на расстоянии вытянутой руки и судьба дарила ему шанс обладать ею. Формы, указывающие на плодовитость, вызывали в нем вожделение, а девственная застенчивость раздувала топку страсти. Горячий сироп полз от горла к животу. Сердце билось гулко, грабарь почти не слышал, что говорил ему переговорщик. Возбуждение нарастало, ему не терпелось овладеть дивой. Он был готов согласиться на все, лишь бы его оставили наедине с этой умопомрачительной красотой.

И его оставили после того, как он согласился отстаивать общие интересы. Капуа зашел в пещеру спустя полчаса и увел старуху. Доведенный галлюцинациями до исступления грабарь извивался на каменном полу в сорванных с себя одеждах.

Погонщик ислаков не сомневался, вкусив безумный плод, грабарь теперь их с потрохами, Племя рисковало, отправляя могущественную Хавлу в дальний путь, но этот поход был крайне необходим.

Изможденный Резняк лежал на полу, тяжело дышал и смотрел немигающим глазами в одну точку на своде пещеры, пока не захотел есть. Он словно бы очнулся, сел и осмотрелся. Рассеянный взгляд скользнул по стальным стеллажам с провиантом, по длинному железному столу, заставленному армейской посудой. Из пустой консервной банки тянулся слабый дымок. Чувствовался запах горелых трав и листьев. Взгляд задержался на белых бусинах у банки, затем переместился на железную клепаную дверь.

Яркий дневной свет пробивался в узкую щель между полотном и рамой, клином расходился по каменному полу. Грабарь посмотрел на разбросанную одежду, на себя нагого. Хмуря брови, медленно поднялся, подобрал рубаху, сел на скамью. Еще некоторое время сидел неподвижно, о чем-то думал, потом, словно вспомнил, вскинулся, устремил взгляд на приоткрытую дверь.

Глава 8. Тренировка

Слава вложил железный шарик в стычку. Вытянул левую руку в направлении скорбной обители, правой оттянул пружинистую пластину с углублением. Прицелился, выстрелил. Шарик попал в железную стену, о чем свидетельствовал тихий металлический лязг. Через несколько секунд жалюзи на окне поползли вверх. Фрамуга распахнулось, в проеме возникла знакомая фигура. Слава махнул рукой, Шпиль махнула в ответ, а затем окно закрылось.

Полчаса спустя по крутой извилистой каменистой дорожке приятели заехали на исключительно ровное плато, настолько ровное и горизонтальное, что не возникало сомнений в его рукотворном происхождении. В семи километрах западнее находилось подобное. На нем едва различимо бугрились постройки административной часть ЖГ. Вдоль отвесной скалы тянулся лифтовой подъемник – единственный путь наверх.

– Шпиль, – Слава провел рукой по непривычно коротким волосам, – я бы предложил тебе для начала спуститься по «легкотне». Трасса в основном пологая, ровная, на ней можно попробовать возможности твоей малышки. Имеется там пара – тройка мест, ты сам увидишь, где надо извернуться. Отбойниками не пользуйся. Я поеду следом и посмотрю как твой темп трассу держит.

Слава посмотрел на широкое рулежное колесо с шипами по корту. Подобное он видел впервые и не сомневался, что острая жесткость на зыбких склонах, весьма, нужная вещь. А вот два катка на ломающейся оси казались сомнительным решением. С одним катком привычнее, надо уметь работать корпусом, рассчитывать скорость и центростремительные силы. Это достигается тренировками, развитым чувством скорости, глазомером, способностью ощущать трассу. С чем у него был полный порядок.

– Сам попробовать не хочешь? – Шпиль тер бархоткой забрало шлема.

– Если только потом. Мне надо со стороны посмотреть, как ты с ним управляешься и, что он может.

– Ну, посмотри, посмотри, – Шпиль подмигнул, – можно сказать, присутствуешь при эпохальном событии, испытании новой концепции. Не догнать тебе меня, чемпион. Да, да я тут навел справки и выяснил что ты за фрукт. Нам обоим повезло: ты лучший темпер, я лучший конструктор темпов.

– Хм-м, – усмехнулся Слава, – что-то я твоего имени в зале славы не наблюдал.

– Увидишь, – твердо сказал Шпиль.

Они ехали по склону один за другим. Шпиль первым, Слава чуть позади. Временами нагонял, объезжал то справа, то слева. Трасса кончилась, и гонщики остановились у подножия.

– Что скажешь? – Шпиль снял шлем.

– Скажу, что он тяжеловат. На виражах переваливается на бронжиры, как толстый свин. Ты его утяжелил вторым катком и кабину нахлобучил слишком высоко.

– Ниже кабину нельзя, трассу не видно.

– Так сделай ее спереди, как у всех, – токарь сдвинул очки на лоб.

– Такая конфигурация продиктована центровкой и безопасностью. Второй каток компенсирует массу. Ты видел, как я им дорабатываю на вирах?

– Одно убрал, другое добавил, получилось то же самое.

– То, да не то. Я чувствую, что мне не хватает сноровки. Потенциал у «фриранера» огромный и твоя задача научить меня использовать его на всю катушку. А чтобы убедился, давай полезай на мое место и прочувствуй сам.

Слава помедлил несколько секунд, достал часы, взглянул на время: «Хорошо, только потом едем к тебе».

– Мы только начали тренировку! – воскликнул Шпиль.

– Да, но мне скоро на смену.

Шпиль поджал губы и о чем-то раздумывал, затем сказал: «Я дам тебе учебник домой. А теперь давай без лишнего трепа займемся делом».

– Отлично, – Слава с готовностью опустил очки на глаза и демонстративно размял пальцы, сцепив их в замок.

Чтобы сложить мнение ему пришлось на «фриранере» четырежды прокатить трассу. Был вынужден признать, два катка на гибкой оси очень даже неплохо держат склон. При неопытности они вполне могут компенсировать отсутствие мастерства, а в умелых руках… Он уже подумывал, как бы нечто подобное сотворить со своим болидом, только кабину оставить спереди. Если удастся сбалансировать эти два элемента, темп получится отменный. Тем более, в техническом регламенте соревнований нет ограничений по конструктивным решениям, оговорен лишь потолок по мощности двигла.

Но тут же устыдился своих мыслей. Получалось, он ворует чужую идею. Неужели сам ничего не может придумать и противопоставить двойному катку? Токарь решил идею не заимствовать, но и не упоминать больше о смещение кабины. Он не сомневался, что механик готовится составить ему конкуренцию.

– Ну как?

Шпиль с явным нетерпением ожидал компетентного заключения. Слава равнодушно пожал плечами.

– Конек не плох. Есть потенциал. Ты можешь достичь результатов, если, конечно, потренируешься. И начнем мы вот с чего…

Слава в общих чертах рассказал Шпилю основы маневрирования, о выборе позиции на старте, стратегии гонки, о силах и факторах, влияющих на скорость. В заключение вводной части предложил Шпилю закрепить знания на тренировочном треке.

Пока Шпиль раз за разом выполнял упражнения, Слава стоял на вершине плато, привалившись к темпу, беспечно кидал камешки, и думал: «Если не я, то кто-нибудь другой расскажет ему и объяснит то же самое. В кобальтах этот механик не нуждается. Пусть его тренером буду я. Особых секретов не выдам, но ездить посредственно научу. Заодно узнаю соперника и… ознакомлюсь с его библиотекой».

Тренировка закончилась в половине третьего. Минуя «Холодный паровоз» парни прямиком направились к Баггеру.

Как всегда в это время, улицы ЖГ пустовали, лишь из тени под навесами сморщенные старики изредка перебрасывались пустыми фразами: «Глянь, едут», «Ага», «Кто?», «Дряхля их знает», «Кажись, на темпах», «Ага», «Кто?», «Дрын – пыхто», «А-а-а?», «Крен на».

Железные улицы, крыши, стены, башни, транспорт, ветряки раскалились. Все источало жар. Город напоминал сковородку на углях. Большинство цехов и мастерских расположилось на окраинах, где ощущалось хоть какое-то движение ветра. Стук и скрежет, доносившиеся оттуда, слышались глухо, вязко.

Темпы катят мимо закусочной «Помойка плаза». Неожиданно откуда-то из закутков выскакивает темное, косматое и кидается под колеса «фриранера». Шпиль дергает рулем, старается избежать столкновения. Машину заносит. Шпиль выставляет ноги. Подошвы скользят по железному настилу. Благодаря шлему мир не слышит грязной ругани механика. Наконец, темп останавливается, выстреливает подножка, следом откидывается защитный купол: «Болт узлом, чтоб резьба твоя закисла, куда прешь? – ревет Шпиль».

– Миста, – обросший, грязный кахан, широко растягивает в улыбке большой рот, выставляя кривые зубы и вспухшие десна. Косматая нечесаная борода, кажется, лезет ему в рот, – не пожаейти оздик.

На четвереньках подскакивает к темпу и с усердием трет тряпкой переднюю стойку. Смотрит на механика и лыбится так искренне, как могут только глупые и дети.

– Трибелдых! – вопит Шпиль, – чтоб выхлоп тепе в обратку вдарил. Какого беса, ты под колеса кидаешься?

Ярость и гнев медленно отпускают Шпиля.

– Миста, вы седа даете, коа с гоы едете. Я эмп мою, – кахан поднимает руку с ветошью и делает круговое движение. Этой незамысловатой работой он всегда зарабатывал себе легкий гвоздь, когда темпер промачивал горло в закусочной.

– Рыхля клепаная, Трибелдых, я же тогда останавливался…

– Миста, вы седа дааи.

Кахан улыбается еще шире. Красную лапищу с растрескавшейся кожей, словно обваренную в кипятке, протягивает механику, другой, возит тряпку по крылу.

– Вонь какая, – Шпиль морщится и отворачивается, тем не менее, открывает молнию на маленьком нагрудном кармашке, -Трибелдых, от тебя разит дешевым пойлом за версту. Ты когда-нибудь просыхаешь? – механик встречается взглядом со Славой.

Трибелдых доволен собой. Он выманил у мистера гвоздик. Мысленно его ломает на кобальты, рассчитывается с дконтайгерами и берет новую артиллерийскую гильзу тридцать восьмого калибра доверху наполненную бредом, закупоренную медным, блестящим колпачком с насечками по канту.

– А вот это ты видел?

Слышится громкий, резкий голос и смачная комбинация из трех пальцев упирается кахану в шишковатый, сопливый нос. С недоумением попрошайка косит глаза на фигу. «Что бы это значило?». Все еще продолжает улыбаться. Внутренний голос, который Требелдыха подводит редко, ворчит и предлагает «включить заднюю».

В следующее мгновение сильный толчок в грудь, отбрасывает кахана на спину. Лицо благодетеля пылает гневом:

– Из-за тебя, плешь багряная, я чуть не разбился. Еще раз подойдешь к темпу, руку сломаю. Усек?

Трибелдых часто моргает, недоумевает всем своим естеством и еще надеется, что гнев скоро сменится милостью. Бледная улыбка конвульсиями пробегает по толстым растрескавшимся губам.

Шпиль разворачивается и на прямых ногах обходит темп. Садится, закрывает колпак и рвет с места. Огорошенный Трибелдых смотрит вслед.

– Эй, – слышит он и поворачивается на голос. Рядом стоит другой темп на нем гонщик, кажется, из простых металлургов. Трибелдых широко улыбается, смотрит снизу вверх. Легкий ветерок шевелит его грязные, нечесаные космы.

– Держи.

Трибелдых с первого взгляда определяет гвоздь и ловко цапает его на лету.

– Двигаш в помащ, миста.

Кричит Трибелдых вслед удаляющемуся темпу, прижимая кулак с кобальтами к груди.

– Зря ты ему дал, – Шпиль постучал ботинком в синюю створу, – это народец, видит в тебе только гвозди. Оторвет один и думает, что ты за дурак, раз так легко разводишься на страдальческую моську. У меня он хотя бы темп вылизывал.

– Бред его сгубил, – равнодушно возразил Слава, – он больной.

– К Криматору больной. На этом бугае чермет возить можно тоннами.

– Кому такой тягач нужен, который одним глазом на гильзу смотрит, другим под ноги. А как кобальт звякнет в кармане так тут же вприпрыжку к самопальщикам. Какой он после этого работник?

– Защищай его, давай. А он меня, между прочим, чуть не угробил.

– Мы в ответе за тех, кого приучили.