Андрей Черетаев
Коварная геометрия
– То-ши-ба, Toshiba…., – заворожено прошептал он, не отрывая взгляда от футляра, – сорок два дюйма, Surround, Total Digital Noise Reduction……
Дальше шли совершенно малопонятные обывателю термины, символизирующие чудеса начала двадцать первого века. Прикрыв глаза, словно пытаясь силой воображения материализовать загадочные чудеса техники, Макс беззвучно их повторял-перечислял и снова повторял-шептал, но ничего волшебного не происходило. На ладони по-прежнему лежал футляр.
А в это самое время, милашка сидела на широком подоконнике кухни, где кроме купленного в кредит кухонного гарнитура со встроенной техникой и пару стульев с крохотным столом из шведского магазина, ничего не было. Она то смотрела за окно, где за пеленой осеннего мелкого дождя едва проглядывался, словно на картинах реалистов, метромост, широкой лентой переброшенный через свинцовые воды реки, то её взгляд падал на модненький, такой гламурненький, и поэтому столь родной, розовый плоский телефоньчик, что лежал на подоконнике. Она положила руки на колени, а чудесный подбородок положила на руки. Девушка ждала. Девушка скучала. И если бы Макс видел в этот самый момент свою милую очаровашку, то может быть ему пришли бы в голову такие замечательные слова, что «погода была ужасная, принцесса была прекрасная» или ещё что-нибудь гениальное. Но он её не видел, ибо заворожено смотрел и любовался на чудо, чудо-кольцо, стоившее ему целого домашнего кинотеатра. Чёрт! в такие минуты можно гордиться подобными героями, ибо ещё раз убеждаешься, что в нашей жизни всегда есть место для подвига!
Четыре крохотных бриллианта вокруг изумруда в один карат. Четыре бриллианта. И один не изумруд, а прямо огромный изумрудище, о-го-го! Максу почудилось, будто стоило приоткрыть футляр, как вокруг всё преобразилось и посветлело. Изумруд, переливался волшебным светом, чудесным образом запертым в камне. Когда Макс слегка наклонил футляр, то свет буквально заметался между гранями, словно норовивший вырваться из ловушки джин.
Вероника, а именно так звали пташку, вдруг нетерпеливо подняла телефон, и уже было набрала номер, но почему-то передумала и совсем не спеша, томно улыбаясь, принялась набирать сообщение. Получив подтверждение, что послание доставлено, Вероника положила телефон на подоконник, но так чтобы были видны часы, и стала ждать, не отрывая взгляда от часов.
Блеск драгоценных камней загипнотизировал Макса. Он не помнил ни времени, ни места, где он находился. Перед очарованным взором то проплывали купала восточных городов, которые растворялись подобно миражам, то проходили караваны из ритмично и монотонно покачивающихся верблюдов с поклажей и погонщиками на горбатых спинах, то дебри индийских джунглей, где слон почему-то протрубил сигналом мобильного телефона. Макс стряхнул головой, разрушив необычное видение, но ещё какое-то время в подтёках и тенях краски ему чудились минареты и купола Дамаска и входящий через городские ворота караван, гружённый китайским шёлком и индийскими специями.
Сообщение было короткое. Всёго три слова. Три простых, но дорогих слова. «Жду. Люблю. Вероника».
Не прошло и двух минут после отправки сообщения, как тишину квартиры разрезал долгий звонок.
Ах, как жаль, что не видел и не порадовался за Макса его учитель физкультуры, когда бывший ученик взял резкий старт и буквально за полторы минуты преодолел оставшиеся десять этажей, буквально-таки взлетев на двадцать третий, самый любимый свой этаж.
Никто не зафиксировал новый мировой рекорд, когда Макс обессилено повис на дверном звонке, едва держась на ногах. Но это никому не было интересно и важно.
2007 г. Москва, подвал КТ СУ-155
Вместе
Это было тем декабрьским тёплым вечером, когда с погодой творилось совершенно непостижимое, и было непонятно, толи выжившая из ума старушка Осень замешкалась перед сестрой Зимой и не успела скрыться до поры до времени, толи шустрая сестрёнка Весна, показав свой непредсказуемый, но веселый характер, ловко обскочила старшую, нечаянно смутив большую часть вечно спешащих горожан.
Да, это было тем самым декабрьским вечером, когда солнце уже давно соскользнуло за нитку горизонта, а на город опустилась рыхлая от тумана вечерняя мгла, располосованная дорожным освещением и прострелянная множеством окон многоэтажек. Но, не смотря на поздний вечер, ибо стрелки часов показывали без каких-то минут девять, забрызганные грязью машины продолжали проноситься одна за другую по на влажной от тумана дороге. Проноситься, чтобы потом сбиться в стаю перед, как всегда не вовремя загоревшимся красным светом светофора.
Выйдя на крыльцо, я только лишь проводил взглядом синий троллейбус, неторопливо прокативший мимом меня, коварно показав почти пустой салон. Значит, следующий будет набит битком, подумал я. Я включил плеер и неторопливо пошёл в сторону метро, напевая A ti, а tu belleza tan particular, а esa manera tuya de mirar, а tus mentiras y a tu gran verdad, tu verdad. A ti….
Это было тем декабрьским вечером, когда усталость, накопившаяся за четыре, казалось бесконечных рабочих дня, не давала о себе знать, забившись в какие-то глухие потаённые уголки тела, напичканного витаминами и порядком уже замученного в тренажёрном зале. И хотя настроение было просто супер-пупер, я знал, что ни витамины, ни тренировки совершенно не причём. Что-то другоё – более неуловимое, более неосязаемое и более мощное подпитывало меня, толкало и двигало меня. К чему? К кому? Но эти вопросы тогда казались мне неуместными, какими-то ненужными. Этим тёплым декабрьским вечером хотелось идти и идти, идти неспеша и напевать любимую песню, напевать и ни о чём не думать, просто идти и наслаждаться тёплым вечером.
A mí, a mi locura que eres sólo tú, a mis………